– Я и так знаю, что там было, – парирует икаритка.

– Ты была совершенно права, Ариэль, – равнодушно произношу я. – Гарднерийцы несут зло. И я чувствую, как их чудовищная магия струится по моим жилам. Я тоже несу зло. Ты не зря пыталась выгнать меня отсюда в ту первую ночь.

На мои слова никто не отвечает, и я снова молча плачу всю ночь, размышляя о том, что без гарднерийцев наш мир стал бы чище.

Рядом со мной вдруг оказывается что-то мягкое и тёплое.

Цыплёнок Ариэль.

– Пусть поспит у тебя, – резким, неприятным голосом произносит в темноте Ариэль. – Очень… успокаивает.

От маленькой птички исходит тепло, она нежно воркует, и мне действительно становится уютнее и спокойнее.

Рядом со мной на кровать садится Ариэль. Она печально хмурится, а её чёрные крылья взволнованно подрагивают.

– Ты очень добрая, Ариэль, – хрипло и гнусаво бормочу я.

Ариэль долго смотрит на меня, решая, что сказать.

– Ничего подобного, – наконец рявкает она. Потом встаёт и уходит к себе и плюхается на кровать, закутавшись в крылья. – Просто хочу, чтоб ты заткнулась, а то спать невозможно.

Ариэль растягивается на кровати и сердито поворачивается ко мне спиной.

От изумления у меня даже высыхают слёзы.

Откуда только ни приходит утешение… Подумать только, икаритка против собственной воли утешает плачущую внучку Карниссы Гарднер.

Жизнь – странная штука. И очень запутанная.

Я обнимаю пушистого цыплёнка и наконец засыпаю под его тихое, ритмичное дыхание.





Часть 4





ПОСТАНОВЛЕНИЕ

СОВЕТА МАГОВ

№ 336



Все шелки, выходящие на берег в Западных землях, должны быть немедленно уничтожены. За любую помощь шелки предусматривается тюремное заключение.





Глава 1. Железо




Прошло три дня, а в мире по-прежнему царила настороженная тишина. Мы ждали военного ответа гарднерийцев, мести за освобождение шелки.

Ждали, ждали и ждали.

И… ничего.

А потом Совет магов собрался на чрезвычайное заседание.

На другой день мы с Тьерни наблюдаем за верпасийским военным, который с трудом прибивает к фонарному столбу объявление. Широкий лист пергамента бьётся на ветру, отказываясь повиноваться. Издали доносятся раскаты грома, собираются чёрные тучи – предвестники бурь, каждый год прокатывающихся по Западным землям, прежде чем наступит тёплая и солнечная весна.

Верпасианин переходит к следующему столбу, и мы с Тьерни осторожно приближаемся к объявлению. Сердце у меня колотится, буквы прыгают, когда я читаю страшное предупреждение: «Шелки сбежали от хозяев и разбрелись по Западным землям. Эти коварные безжалостные морские создания только и ждут удобного случая, чтобы напасть на гарднерийцев и верпасиан».

Тьерни бледнеет с каждой прочитанной строчкой.


– Шелки в безопасности, – тихо напоминаю я подруге. – Всё, что здесь написано, не имеет значения.

Она отвечает мне застывшим взглядом.

– Ты не понимаешь, Эллорен, – свистящим шёпотом произносит она. – Теперь Гарднерия и Верпасия ещё настойчивее будут преследовать неугодных. У них появилось прекрасное оправдание.

Снова грохочет гром. На этот раз прямо над нами. Верпасийский солдат уже увешал объявлениями все фонарные столбы на нашей улице и не останавливается, несмотря на надвигающийся дождь. Прохожие прячутся в магазинчики и таверны, надеясь переждать непогоду.

Рейф и Тристан не меньше меня потрясены невнятным ответом гарднерийских военных на освобождение шелки.

– Фогель наверняка понял, что здесь не обошлось без амазов, – заявляет в тот же вечер Рейф.

Братья сидят у себя в комнате, каждый на своей кровати посреди учебников и страниц пергамента с записями. Мне досталось место у письменного стола. В окно бьют тяжёлые капли дождя, тёмное небо вспыхивает молниями.

– Откуда? Как он мог узнать? – в замешательстве спрашиваю я.

– Ну, во-первых, амазы, скорее всего, снесли таверны руническими взрывами. По крайней мере, такой план был у Валаски. Подобное оружие действует в определённом радиусе.

– К тому же амазы наверняка уничтожили свои следы, чтобы отрезать погоню, – добавляет Рейф. – Если шелки сбежали самостоятельно, откуда у них руны? Гарднерийцы точно знают, чья это работа.

– Нападавшие действовали чётко, по-военному, – кивает Тристан.

– А потому заключаем, – подводит итог Рейф, – что у Фогеля есть другие причины не мстить амазам.

В комнате повисает напряжённая тишина.

– Какие причины? – не удержавшись, спрашиваю я.

Рейф поднимает на меня мрачный взгляд.

– Скорее всего, Фогель собирает силы для другого удара.

Рейф совершенно сбил меня с толку своими мрачными предсказаниями, однако пора возвращаться к работе и обычной жизни. Мы все завалены заданиями, пытаемся нагнать пропущенное за последние недели. Совет магов и Совет Верпасии, вполне вероятно, расследуют освобождение шелки без особого шума, и мы стараемся слиться с толпой, не выделяться среди других студентов.

Пришла весна, и Гарет отправился с другими моряками в Валгард, к морю. Мне его очень не хватает, как и Марины.

С Айвеном мы почти не разговариваем, мне тяжело его видеть. Всякий раз, когда он проходит мимо меня на лекции по математике, или совпадают наши часы работы на кухне, сердце у меня сжимается от боли, однако Айвен держится холодно и отчуждённо, не собираясь прерывать молчание.

Но есть и хорошие сюрпризы.

Ариэль очень изменилась. Однажды я чуть не свалилась с кровати от неожиданности, когда икаритка решила поделиться со мной интересными сведениями из учебника по уходу за крупным скотом. Да и Джаред чаще выходит из леса и проводит время в Северной башне, готовясь к урокам.

Иногда мне кажется, что всё меняется к лучшему, хоть и медленно, и впереди нас ждёт что-то хорошее, а не очередной кошмар.

Однажды вечером, когда я на кухне помешиваю в огромном чугунке суп, Айвен приносит охапку дров для плиты.

Он открывает железную дверцу, подцепив её ногой, быстро забрасывает дрова и захлопывает заслонку, снова помогая себе ногой, хотя руки у него уже свободны. Айвен направляется за новой порцией дров, но его останавливает голос Ферниллы:

– Айвен, будь добр, очисти чугунки от ржавчины, если у тебя есть время. В них вполне ещё можно что-нибудь приготовить. Надо только почистить, подсушить и привести в порядок.

На деревянном столе Айвена ждёт целая гора чугунков, покрытых коричневым налётом, а рядом – жёсткие щётки. Всё готово к работе.

Не глядя на застывшего в нерешительности Айвена, Фернилла уходит месить тесто вместе с Бледдин и печальной Олиллией, которая теперь всегда заматывает голову шарфом, пряча изуродованные уши.

– Айвен, что с тобой? – тихо спрашиваю я.

Он взглядом просит меня замолчать, показывая на снующих по кухне работников, и принимается за чистку чугунков. Я со вздохом помешиваю суп, стараясь не обращать внимание на скрежет металла о чугун, от которого у меня по спине бегут мурашки.

Вдруг что-то со звоном падает на пол.

Обернувшись, я вижу, как Айвен поднимает выпавшую у него из руки щётку. Никогда прежде он ничего не ронял, всегда двигался размеренно и аккуратно.

Никто не оборачивается на шум, все заняты работой или разговорами. И никто не замечает, как Айвен вдруг вскакивает и стремительно выходит в заднюю дверь.

Сдвинув суп с самого горячего пятачка на плите ближе к краю, где прохладнее, я говорю Фернилле, что вынесу остатки еды поросятам. Повариха рассеянно кивает, и я выхожу вслед за Айвеном.

Прислонившись к огромному дереву и тяжело дыша, Айвен разглядывает свои руки. Я осторожно опускаю на землю вёдра с едой для поросят и иду к нему.

– Что происходит? – спрашиваю я.

Он быстро оглядывается и, убедившись, что мы одни, протягивает ко мне руки ладонями вверх.

Даже в предвечерних сумерках прекрасно видно, что ладони Айвена покрылись красной сыпью, а кое-где и огромными волдырями.