Сиденье истины. Сыворотка правды.
Рука Оскара трясется, когда он подносит рог к губам и залпом выпивает его содержимое. Затем отдает керас Ракель. Его лицо и шея покрываются красными пятнами, и он дергает себя за ворот.
– Давай начнем с простых вопросов, – произносит Андерс, когда Ракель снова садится в свое кресло. – Как тебя зовут?
– Оскар.
– У тебя есть прозвища? Уменьшительные имена?
Он плотно сжимает губы, словно не желая, чтобы с них слетел ответ. Несколько секунд он хранит молчание, и его лоб покрывается потом. Наконец ему становится невмоготу. – Оски, – выпаливает он. – Так меня называла моя мать.
По залу пробегает волна смешков. Компаньон Оскара, Маркус, сердито смотрит на всех, кто посмел смеяться. Особенно грозный взгляд он бросает на нас. Сидящий рядом со мной Деклан прикрывает рот рукой, чтобы спрятать ухмылку.
Но мне не смешно, а страшно.
– Каков род твоих занятий?
– Я Обработчик Костей и смотритель костницы.
– Можно ли сказать, что ты исполняешь свои обязанности со всем подобающим им тщанием?
На его челюсти вздуваются желваки.
– Само собой.
– Это ты украл кости Филипа Холта?
– Нет, – решительно отрезает Оскар. – Я их не крал.
– Не подговорил ли ты кого-то другого их украсть?
– Нет.
– Не продал ли ты их? Не подговорил ли ты кого-то другого продать их вместо тебя?
– Конечно, нет.
– Знаешь ли ты, кто мог быть замешан в этом преступлении?
Следует пауза. Молчание тянется, как патока, стекающая с ложки.
– Отвечай на вопрос, – приказывает Андерс.
– Не знаю, – отвечает Оскар и, вынув из кармана платок, вытирает лоб. – Может быть. Это всего лишь подозрение.
– Кого ты подозреваешь в краже костей Филипа Холта? – спрашивает Андерс.
Взгляд Оскара останавливается на моей матери.
– Деллу, – говорит он.
Саския Заклинательница Костей
Когда в трапезную вхожу я, она уже полна народу. За длинными столами, тянущимися от стены к стене, сидят ученики. Из-за их ярких разноцветных плащей сцена походит на калейдоскоп – кажется, что стоит повернуть его, и узор станет не менее красивым, но иным. Все увлечены беседами, и помещение наполняет негромкий гул голосов.
Куда же мне сесть?
Я неловко переминаюсь, и мне ужасно хочется сбежать и снова оказаться в уединении своей комнаты, однако от голода у меня сводит живот. Я уже собираюсь развернуться и уйти, но тут ко мне подбегает Тесса.
– Мы сидим сзади, – говорит она. – Пошли. – Не понимаю, кто такие эти «мы», ведь я почти никого тут не знаю, но я ей благодарна. Тесса ведет меня по проходу между двумя столами к дальней части зала. – Я приберегла местечко и для тебя, – улыбается она, садясь на одну из скамей и показывая на незанятое место рядом с собой.
– Спасибо, Тесса.
Усевшись, я обнаруживаю, что прямо напротив меня сидит Брэм.
У меня екает сердце.
– Еще раз привет. – Я говорю это как можно более небрежно и беззаботно.
Сидящая рядом с ним девушка толкает его в бок.
– Вы знакомы? – Ее черные волосы блестящими волнами падают ей на плечи. На ней такой же черный плащ, как и на Брэме, – стало быть, она тоже Костолом.
Брэм прочищает горло и кивает.
– Линнеа, это Саския. Саския, это Линнеа.
– Рада с тобой познакомиться, – киваю я.
– Я тоже. – Она улыбается и вопросительно смотрит на Брэма.
– Саския и я… Мы…
Ага, ему не хочется признаваться, что мы сопряжены друг с другом.
– Мы из одного города, – перебиваю его я.
Брэм быстро поднимает взгляд на меня. Мне не удается понять, что может означать то или иное выражение на его лице – наверняка на нем отображаются самые различные чувства, но для меня все они то же самое, что чужеземная речь – не разобрать ничего. Не знаю, что его лицо выражает сейчас – облегчение, досаду или же что-то, далекое от обоих этих чувств.
Линнеа вздыхает, и его внимание вновь обращается к ней.
– Умираю от голода, – жалуется она.
– Ну, похоже, теперь нам уже недолго ждать.
В трапезную входят служители, несущие блюда с жареным мясом, от которых поднимается аппетитно пахнущий пар, вазы ягод и румяные плетеные булки.
Тесса испускает обрадованный вздох.
– Я уже собиралась закусить своей собственной ногой, но это куда лучше.
Мой живот согласно урчит, и девушка смеется.
– Занятия магией костей явно повышают аппетит, – говорит Тесса. – Не помню, когда я в последний раз испытывала такой зверский голод.
И, похоже, она права – все разговоры затихают, и какое-то время слышатся только звуки двигаемых по столам тарелок и стук вилок и ножей. Затем беседы возобновляются, и в трапезной вновь повисает гул голосов.
Пока мы едим, Тесса знакомит меня с остальными учениками, сидящими за нашим столом, включая Тэйлона, Хранителя с копной темно-рыжих волос и россыпью веснушек на носу и щеках. Удивительно, как Тессе удалось так быстро завести сразу нескольких друзей – похоже, ей это дается так легко, словно речь идет о собирании ракушек на песчаном берегу и складывании их в карман.
– Ну как? Как прошло твое первое занятие? – спрашивает меня Тэйлон.
Я отрываю кусок от лежащей передо мной плетенки.
– Вначале не очень-то хорошо, но ближе к полудню дело пошло на лад. – Я не упоминаю ни Лэтама, ни учебные кости. – А как дела у тебя?
– Меня укусила собака, – отвечает он. – Так что… совсем паршиво.
– У меня тоже выдалось ужасное утро, – замечает Тесса. – Мне надлежало облегчить головную боль у одной пациентки, но я уверена, что сделала ей только хуже. К моменту своего ухода она чуть не плакала. Что, если я так и не научусь врачевать и смогу использовать магию костей только для того, чтобы причинять людям боль, а вовсе не для того, чтобы им помогать?
Брэм напрягается и замирает, не донеся ягоду до рта.
Видимо, Тесса понимает, что попала впросак, поскольку становится красной как рак.
– Я вовсе не имела в виду…
Брэм кладет ягоду в рот. На кончиках его пальцев краснеет сок.
– Я не то хотела сказать, – оправдывается Тесса. – Просто считается, что, врачуя, ты помогаешь людям, а ломая…
Мы все понимаем, о чем она – Костоломы причиняют людям боль. Переламывают кости их рук, ног или пальцев. Меня пробирает дрожь, когда я начинаю думать о том, как нынче утром проходили уроки у Линнеи и Брэма и как могли выглядеть их неудачи.
Линнеа устремляет на Тессу убийственный взгляд.
– Костоломы защищают людей. А значит, помогают им.
– Я знаю, – соглашается Тесса. – Я и не собиралась этого отрицать.
– Да ну? А мне показалось, что ты считаешь, будто одни магические специальности лучше других.
– Прекрати, – вмешиваюсь я. Глаза Линнеи округляются, как будто она не привыкла к резким словам. Она плотно сжимает губы, и мне кажется, я слышу скрежет ее зубов. Но я продолжаю: – Тесса говорила не о тебе и не о Брэме, она говорила о себе самой и о том, как всем нам приходится нелегко. И что нам лучше не судить друг друга так строго.
Девушка поворачивается к Брэму, как бы говоря: Ты это слышал? Да как она смеет! Но он не глядит на нее, а всматривается в меня с выражением, которого я не понимаю, хоть убей.
Рука Оскара трясется, когда он подносит рог к губам и залпом выпивает его содержимое. Затем отдает керас Ракель. Его лицо и шея покрываются красными пятнами, и он дергает себя за ворот.
– Давай начнем с простых вопросов, – произносит Андерс, когда Ракель снова садится в свое кресло. – Как тебя зовут?
– Оскар.
– У тебя есть прозвища? Уменьшительные имена?
Он плотно сжимает губы, словно не желая, чтобы с них слетел ответ. Несколько секунд он хранит молчание, и его лоб покрывается потом. Наконец ему становится невмоготу. – Оски, – выпаливает он. – Так меня называла моя мать.
По залу пробегает волна смешков. Компаньон Оскара, Маркус, сердито смотрит на всех, кто посмел смеяться. Особенно грозный взгляд он бросает на нас. Сидящий рядом со мной Деклан прикрывает рот рукой, чтобы спрятать ухмылку.
Но мне не смешно, а страшно.
– Каков род твоих занятий?
– Я Обработчик Костей и смотритель костницы.
– Можно ли сказать, что ты исполняешь свои обязанности со всем подобающим им тщанием?
На его челюсти вздуваются желваки.
– Само собой.
– Это ты украл кости Филипа Холта?
– Нет, – решительно отрезает Оскар. – Я их не крал.
– Не подговорил ли ты кого-то другого их украсть?
– Нет.
– Не продал ли ты их? Не подговорил ли ты кого-то другого продать их вместо тебя?
– Конечно, нет.
– Знаешь ли ты, кто мог быть замешан в этом преступлении?
Следует пауза. Молчание тянется, как патока, стекающая с ложки.
– Отвечай на вопрос, – приказывает Андерс.
– Не знаю, – отвечает Оскар и, вынув из кармана платок, вытирает лоб. – Может быть. Это всего лишь подозрение.
– Кого ты подозреваешь в краже костей Филипа Холта? – спрашивает Андерс.
Взгляд Оскара останавливается на моей матери.
– Деллу, – говорит он.
Саския Заклинательница Костей
Когда в трапезную вхожу я, она уже полна народу. За длинными столами, тянущимися от стены к стене, сидят ученики. Из-за их ярких разноцветных плащей сцена походит на калейдоскоп – кажется, что стоит повернуть его, и узор станет не менее красивым, но иным. Все увлечены беседами, и помещение наполняет негромкий гул голосов.
Куда же мне сесть?
Я неловко переминаюсь, и мне ужасно хочется сбежать и снова оказаться в уединении своей комнаты, однако от голода у меня сводит живот. Я уже собираюсь развернуться и уйти, но тут ко мне подбегает Тесса.
– Мы сидим сзади, – говорит она. – Пошли. – Не понимаю, кто такие эти «мы», ведь я почти никого тут не знаю, но я ей благодарна. Тесса ведет меня по проходу между двумя столами к дальней части зала. – Я приберегла местечко и для тебя, – улыбается она, садясь на одну из скамей и показывая на незанятое место рядом с собой.
– Спасибо, Тесса.
Усевшись, я обнаруживаю, что прямо напротив меня сидит Брэм.
У меня екает сердце.
– Еще раз привет. – Я говорю это как можно более небрежно и беззаботно.
Сидящая рядом с ним девушка толкает его в бок.
– Вы знакомы? – Ее черные волосы блестящими волнами падают ей на плечи. На ней такой же черный плащ, как и на Брэме, – стало быть, она тоже Костолом.
Брэм прочищает горло и кивает.
– Линнеа, это Саския. Саския, это Линнеа.
– Рада с тобой познакомиться, – киваю я.
– Я тоже. – Она улыбается и вопросительно смотрит на Брэма.
– Саския и я… Мы…
Ага, ему не хочется признаваться, что мы сопряжены друг с другом.
– Мы из одного города, – перебиваю его я.
Брэм быстро поднимает взгляд на меня. Мне не удается понять, что может означать то или иное выражение на его лице – наверняка на нем отображаются самые различные чувства, но для меня все они то же самое, что чужеземная речь – не разобрать ничего. Не знаю, что его лицо выражает сейчас – облегчение, досаду или же что-то, далекое от обоих этих чувств.
Линнеа вздыхает, и его внимание вновь обращается к ней.
– Умираю от голода, – жалуется она.
– Ну, похоже, теперь нам уже недолго ждать.
В трапезную входят служители, несущие блюда с жареным мясом, от которых поднимается аппетитно пахнущий пар, вазы ягод и румяные плетеные булки.
Тесса испускает обрадованный вздох.
– Я уже собиралась закусить своей собственной ногой, но это куда лучше.
Мой живот согласно урчит, и девушка смеется.
– Занятия магией костей явно повышают аппетит, – говорит Тесса. – Не помню, когда я в последний раз испытывала такой зверский голод.
И, похоже, она права – все разговоры затихают, и какое-то время слышатся только звуки двигаемых по столам тарелок и стук вилок и ножей. Затем беседы возобновляются, и в трапезной вновь повисает гул голосов.
Пока мы едим, Тесса знакомит меня с остальными учениками, сидящими за нашим столом, включая Тэйлона, Хранителя с копной темно-рыжих волос и россыпью веснушек на носу и щеках. Удивительно, как Тессе удалось так быстро завести сразу нескольких друзей – похоже, ей это дается так легко, словно речь идет о собирании ракушек на песчаном берегу и складывании их в карман.
– Ну как? Как прошло твое первое занятие? – спрашивает меня Тэйлон.
Я отрываю кусок от лежащей передо мной плетенки.
– Вначале не очень-то хорошо, но ближе к полудню дело пошло на лад. – Я не упоминаю ни Лэтама, ни учебные кости. – А как дела у тебя?
– Меня укусила собака, – отвечает он. – Так что… совсем паршиво.
– У меня тоже выдалось ужасное утро, – замечает Тесса. – Мне надлежало облегчить головную боль у одной пациентки, но я уверена, что сделала ей только хуже. К моменту своего ухода она чуть не плакала. Что, если я так и не научусь врачевать и смогу использовать магию костей только для того, чтобы причинять людям боль, а вовсе не для того, чтобы им помогать?
Брэм напрягается и замирает, не донеся ягоду до рта.
Видимо, Тесса понимает, что попала впросак, поскольку становится красной как рак.
– Я вовсе не имела в виду…
Брэм кладет ягоду в рот. На кончиках его пальцев краснеет сок.
– Я не то хотела сказать, – оправдывается Тесса. – Просто считается, что, врачуя, ты помогаешь людям, а ломая…
Мы все понимаем, о чем она – Костоломы причиняют людям боль. Переламывают кости их рук, ног или пальцев. Меня пробирает дрожь, когда я начинаю думать о том, как нынче утром проходили уроки у Линнеи и Брэма и как могли выглядеть их неудачи.
Линнеа устремляет на Тессу убийственный взгляд.
– Костоломы защищают людей. А значит, помогают им.
– Я знаю, – соглашается Тесса. – Я и не собиралась этого отрицать.
– Да ну? А мне показалось, что ты считаешь, будто одни магические специальности лучше других.
– Прекрати, – вмешиваюсь я. Глаза Линнеи округляются, как будто она не привыкла к резким словам. Она плотно сжимает губы, и мне кажется, я слышу скрежет ее зубов. Но я продолжаю: – Тесса говорила не о тебе и не о Брэме, она говорила о себе самой и о том, как всем нам приходится нелегко. И что нам лучше не судить друг друга так строго.
Девушка поворачивается к Брэму, как бы говоря: Ты это слышал? Да как она смеет! Но он не глядит на нее, а всматривается в меня с выражением, которого я не понимаю, хоть убей.