Деклан не виноват в том, что матушка придала тем костям дополнительную магическую силу. И не его вина, что одна из костей сломалась. Разумом я это понимаю. Если бы только я могла убедить в этом и свое сердце.





* * *


Оказывается, частное преподавание отнюдь не дает того морального удовлетворения, как мне казалось, когда я сказала матушке, что мечтаю именно об этой работе.

Одра Ингерсон ходит взад и вперед по гостиной – одной из по меньшей мере десятка гостиных, которые имеются в ее громадном особняке. Она вечно здесь что-то перестраивает, переделывает, притом безо всякого смысла, так что спальни у нее соседствуют с кухней, коридоры зачастую превращаются в бесполезные тупики, а в межкомнатных стенах проделаны окна.

– Она немного эксцентрична, – предупредила меня нынче утром матушка, перед тем как я вышла из дома. Но такого я не ждала.

Ботинки Одры стучат по дорогому паркету, при этом она даже не замечает, что ее сын Уиллем карабкается вверх по лестничным перилам.

– Это такое трудное решение, – вскидывает руки она. – Не знаю, следует ли тебе сначала провести с ним урок грамматики, а потом чистописания, или сначала урок чистописания, а потом грамматики. – Она останавливается и проводит ладонью по каминной полке. Белая краска здесь местами облупилась, и там, где ее нет, видна красная кирпичная кладка. – А может быть, мы могли бы начать день с преподавания Уиллу истории?

Я держусь за подлокотники стула, на котором сижу. Он обит таким скользким шелком, каким нельзя обивать мебель – мне кажется, что стоит мне расслабиться, и я соскользну на пол.

– Вряд ли последовательность уроков имеет большое значение.

Одра поворачивается ко мне, разинув рот. Она шокирована.

– Разумеется, это имеет значение. Просто во время последнего гадания я забыла спросить, в каком порядке должны проводиться уроки.

Экономка, смахивающая с мебели пыль, смотрит на меня с сочувствием. Уиллем соскальзывает с перил и с глухим стуком падает на пол у подножия лестницы.

– Не могла бы ты спросить об этом у своей матушки? – Тон Одры пылок и нетерпелив.

– Вряд ли…

В это мгновение снаружи слышится колокольный звон. Одра прижимает руку ко рту.

– Неужто уже так поздно? О нет! Мне пора идти, ведь последнее гадание ясно показало, что ровно в полдень я должна явиться на рынок. – И хотя сегодня стоит теплынь, она хватает с крюка на стене шаль и накидывает ее на плечи. – Я скоро вернусь. – Она тычет в мою сторону пальцем и добавляет: – Не учи Уиллема ничему, пока мы не решим вопрос.

Одра закрывает за собой дверь, и я поворачиваюсь к экономке, не зная, что делать. Каким образом мне занимать Уиллема, если я ничему не могу его учить? Я полагала, что Одра желает нанять для своего сына домашнего учителя, дабы он мог заниматься индивидуально, но, право же, ему было бы лучше учиться в городской школе, чем весь день бездельничать дома.

– Ничего не поделаешь, – грустно усмехается экономка. – Одра не принимает ни одного решения без совета костей. Я говорю серьезно – ни единого.

– Но она же уже несколько лет не заходила к моей матери, – удивляюсь я. – Во всяком случае, насколько мне известно. – Я ерзаю на стуле и соскальзываю в угол его просторного сиденья.

Экономка приносит грубошерстное одеяло и протягивает его мне.

– Чтобы не скользить, – подмигнув, говорит она. Я стелю одеяло на сиденье, и стул наконец прекращает свои попытки сбросить меня на пол. – Теперь Одра устраивает себе гадания на костях за пределами Мидвуда. – Экономка смотрит на Уиллема, чтобы удостовериться, что он ее не слышит, и так оно и есть – он уже почти добрался по перилам до второго этажа. – Ваша матушка уже много лет назад заявила, что не станет терпеть ее сумасбродства. Так и сказала – безнравственно, мол, гадать на костях ради каждого чиха в то время, как другие даже не могут позволить себе заплатить за доведывание. Но Одре вынь да положь – вот она и ездит в другие города, где Заклинатели и Заклинательницы Костей с радостью берут у нее денежки и советуют, как потратить их еще больше. Перестрой это, переделай то, купи еще побрякушек в новолуние, чтобы отвести несуществующую беду.

Я даже представить себе не могла, что кто-то может использовать свой магический дар для таких недостойных целей. Я думаю о том, как Одра побежала на рынок, воображая, будто ее судьба зависит от того, явится ли она туда в определенное время. А ведь из рассказов моей матушки следует, что гадания на костях работают совсем не так.

И где Одра вообще берет кости для стольких гаданий?

Уиллем падает с перил и тяжело плюхается на стул.

– Может быть, тебе пора поиграть в какую-то другую игру? – предлагаю я. – Твоей матушке не понравится, если ты что-то сломаешь.

Он пожимает плечами.

– Ей есть дело только до того, о чем говорят кости.

Ну и как с ним спорить – ведь мне известно, что он прав.





* * *


– Одра Ингерсон просто ужасна, – заявляю я матушке, когда наступает вечер.

Мы сидим за немудреным ужином, состоящим из хлеба и овощного рагу, но вместо того, чтобы есть свои овощи, матушка только рассеянно тыкает их вилкой, уставясь на стену. Я смотрю туда, куда устремлен ее взгляд, и вижу стеклянный сосуд, стоящий на полке.

– Может статься, будет лучше, если эта кость не срастется и я перестану существовать вообще, – замечаю я. – Возможно, это предпочтительнее, чем пытаться работать с этой женщиной.

Матушка сердито смотрит на меня.


– Не смешно.

– А по-моему, немного смешно, – чуть слышно возражаю я.

– Одра не ужасна, – молвит матушка. – Она просто пребывает в заблуждении – она воображает, что, если она будет достаточно осторожна, ей удастся избежать несчастий. Но это не удается никому.

– Но почему она стала такой? – спрашиваю я. – И как она смогла настолько разбогатеть?

Матушка смотрит на меня с неодобрением.

– Ты же знаешь – я не люблю сплетен.

– Если это правда, то это не сплетни, – возражаю я. Матушка поджимает губы, но прежде, чем успевает сделать мне выговор, я поправляюсь: – Хорошо, хорошо, это не сплетни, поскольку я не собираюсь злословить. И спрашиваю я не из праздного любопытства, а потому что, если мне придется с ней работать, было бы неплохо понять, с чем именно я буду иметь дело.

Матушка склоняет голову набок, обдумывая мои слова. Когда ее плечи расслабляются и она откидывается на спинку стула, я понимаю, что в нашем споре победа осталась за мной.

– Дед и бабка Одры эмигрировали из Систонии, где мало кто прибегает к магии костей, – приступает к рассказу матушка. – Поэтому ее семья и не считала нужным пользоваться гаданиями. Они вообще не собирались проводить доведывания ни для нее, ни для остальных своих детей. – Она задумчиво водит пальцем по краю своей чашки.

– Тогда что же изменилось? – недоумеваю я.

– Когда Одре было четырнадцать лет, ее семья отправилась на отдых, они собирались неделю ходить по Дроймианским горам. Но уже в первый день Одра подвернула лодыжку. Местный Врачеватель порекомендовал ей несколько дней не нагружать ногу, и она всю неделю оставалась в домике, который ее родители взяли в аренду. В последний день их отдыха в горах случился оползень, и вся ее семья погибла.

Я втягиваю в себя воздух.

– Какой ужас.

– Вот именно, – соглашается матушка. – После этого Одра и помешалась на гаданиях на костях. Возможно, она считала, что если бы ее родители обратилась к Заклинателю или Заклинательнице, это спасло бы им жизнь. Она вышла замуж за одного богатого старика, потом, когда он умер, за другого – мистер Ингерсон был последним в длинной череде ее пожилых мужей – и все увеличивала и увеличивала свое состояние, вкладывая деньги, которые ей оставляли мужья. Когда у нее родился Уиллем, гадания на костях и вовсе стали для нее навязчивой идеей. – Матушка вздыхает. – Правда, от этого ее поведение не становится более приемлемым, и терпеть его отнюдь не легче – кости свидетели, я пыталась, – но надеюсь, теперь, когда ты знаешь ее историю, это поможет тебе смотреть на нее с некоторым сочувствием.

Раздается стук в дверь, и мы переглядываемся. Никому из нас не хочется вставать из-за стола.

– Дверь не заперта! – кричит матушка.

Входит Эйми, ее глаза покраснели и опухли, щеки мокры от слез. Я отодвигаюсь от стола.

– Что стряслось?

Она судорожно вздыхает.

– Нечто ужасное. – Голос ее срывается на визг. – Кто-то ограбил костницу.

Матушка закрывает рот рукой.

– Ох, – говорит она. – Мне так жаль.

Эйми качает головой, зажмуривает глаза, и по щекам снова текут слезы.

– Вы не понимаете, – говорит она, глядя попеременно то на матушку, то на меня. – Те кости, которые украли… Саския, это были кости твоего отца.





Саския Заклинательница Костей




Пока что мое обучение буксует.

Мы с Наставницей Кирой сидим друг напротив друга за круглым столом в одном из кабинетов для индивидуальных занятий. На расстеленном передо мной куске ткани рассыпана горсть костей животных. В воздухе стоит удушливый запах ладана.

– Ты не сосредоточена, – говорит Наставница Кира. Я должна определить, гадая на костях, что спрятано в левом кармане ее плаща. На первый взгляд это кажется простой задачей, особенно по сравнению с тем, что делает моя мать. Но как бы я ни старалась, закрывая глаза, я вижу только одно – красноватую пустоту.

– Это кольцо?

Она вздыхает.

– Нет. Не пытайся отгадать. Вместо этого попробуй мысленно увидеть, что лежит у меня в кармане.

Я чувствую, как с моей шеи стекает капля пота и течет по спине. Мне вспоминается лицо матушки, каким оно бывало во время гаданий – тогда ее разум словно покидал тело и уносился в какой-то далекий дивный мир.

– Ты слишком усердствуешь, – говорит Кира.

Я широко раскрываю глаза.