– Хейли, – она хватает меня за руки и мягко их сжимает. – Мы приехали сюда ради тебя. Мы с твоим отцом просто хотим, чтобы тебе стало лучше. Дома мы сможем обо всем позаботиться. Но здесь? В этом городе? Чем ты собираешься платить за терапию? Ты студентка колледжа, бросившая учебу. У тебя нет настоящей работы, и ты израсходовала все деньги из своего фонда на эту поездку. Да, твой отец говорил с банком, – добавляет она, будто предвидя мой вопрос. – В данный момент он обсуждает с руководством колледжа твои проблемы, фактически использует все имеющиеся у него рычаги, чтобы тебе засчитали твои прошлые заслуги. Ты же хочешь продолжить обучение?
Не знаю. Даже не думала об этом.
– Конечно, ты можешь выбрать и другой колледж, – решительно продолжает мама. – Не волнуйся. Никто не заставит тебя вернуться в то ужасное место. Как только тебе станет лучше, ты сможешь выбрать любой другой университет в стране.
Чтобы сделать… что? Изучать какой-нибудь скучный предмет, который вряд ли станет мне интересен? Жить в общежитии одной или с чужими людьми? Получить диплом? Без Кэти? Неужели я должна притворяться, что ее никогда не было? Будто у меня никогда не было сестры-близняшки? Будто вместе с ней не умерла и самая важная часть меня самой?
– Нет.
Мама застывает от неожиданности.
– Что ты имеешь в виду, дорогая?
Я глубоко вздыхаю и делаю все возможное, чтобы оставаться спокойной. Теперь я похожа на вулкан, который так близок к извержению, что мне стоит всех моих сил, чтобы сдержаться.
– Нет, – повторяю я подчеркнуто спокойно. – Я не хочу возвращаться в колледж. И я также не хочу ехать с вами домой. Я не хочу уезжать отсюда, мам.
В тот же миг, как слова срываются с моих губ, я уже жалею о них, потому что мама всхлипывает. Она в недоумении, будто не может осознать то, что я сказала, а затем я замечаю боль в ее глазах. Я так ясно вижу боль в них, потому что каждый день вижу ее и в своем зеркале.
– Прости, мам…
Она осторожно гладит мои руки.
– Пожалуйста, подумай еще раз, Хейли. Все будет не так, как раньше, если ты вернешься домой с нами. Это я тебе обещаю. Мы позаботимся о тебе.
Какая-то часть меня хочет ей верить. Нет, это – ложь. Все во мне хочет ей верить, хочет броситься в ее объятия и предоставить решить все мои проблемы за меня. Я не хочу больше думать, принимать решения и причинять людям боль. Просто хочу, чтобы это прекратилось. Я не знаю, как пережить следующий час или этот день – так как я должна думать о будущем? Я не могу представить, что возвращаюсь в колледж, изучаю скучные предметы, ищу стажировку или решаю другие насущные проблемы – выбираю квартиру или комнату, организовываю переезд, упаковываю коробки, знакомлюсь с новыми людьми, плачу по счетам и многое другое… Все это вызывает во мне беспокойство, от чего мой желудок сжимается. Я не могу сейчас во все это вникать. Просто не могу.
Поэтому я просто киваю и на мгновение закрываю глаза, чтобы сделать глубокий вдох.
– Я подумаю об этом.
И вот она: надежда в маминых глазах. Надежда, которую я рано или поздно уничтожу, и не важно, хочу я этого или нет.
– Спасибо, Хейли.
Глава 8
Чейз
У меня было предчувствие: я не хотел оставлять Хейли одну. Черт, да мне до сих пор не по себе, хотя сейчас уже утро понедельника и я направляюсь в офис. Бросив быстрый взгляд на часы на приборной панели, я ругаюсь. Я опаздываю – как это часто бывает в последнее время. Проклятье.
Тем не менее мои мысли неизбежно возвращаются к Хейли. А с ними мое напряжение только усиливается. Я не должен был оставлять Хейли одну, но что еще мне оставалось делать? Я не могу защитить Хейли от ее собственных родителей. Кроме того, это ее семья, черт побери. Где она будет в большей безопасности: с чужими людьми или с семьей?
Скрипнув шинами, я поворачиваю на нужную мне улицу и оставляю «Додж» на стоянке для сотрудников позади огромного здания из стекла и бетона, в котором расположены офисы Уиттакеров, и со всех ног бегу ко входу.
– Доброе утро, Мадлен, – приветствую я пожилую даму в блузке в горошек на ресепшен.
Она бросает на меня суровый взгляд поверх очков в форме полумесяца.
– Тебе лучше поторопиться.
О-о-о. Обычно Мадлен хорошо ко мне относится, рассказывает о своих внуках и угощает домашним печеньем. То, что сегодня она хмурится и почти с жалостью смотрит на меня, не сулит ничего хорошего. Дерьмо.
Я быстро улыбаюсь ей и поднимаюсь наверх на лифте, который делю с архитектором со второго этажа, подрядчиком с тяжелыми пакетами и взвинченным ассистентом с планшетом в руке и телефоном у уха. Когда двери снова открываются и я могу выйти на нужном этаже, я выдыхаю. Но облегчение длится недолго.
– Чейз, – отец выходит из кабинета еще до того, как я успеваю пройти мимо его секретарши, и бросает на меня осуждающий взгляд. – Где ты пропадал?
Дома? В постели? В душе? Что-то мне подсказывает, что ни один из этих ответов ему не понравится.
– А что? – вместо ответа спрашиваю я.
Его губы складываются в тонкую линию. Он подходит ко мне, кладет тяжелую руку на мое плечо и ведет в пустой конференц-зал, что находится через несколько дверей от нас. Эта сцена только усиливает мое беспокойство. Если бы все было не так уж плохо, папа сообщил бы новости прямо перед своей секретаршей. Он никогда не отчитывает работников на публике, если те накосячили. Он всегда разбирается с глазу на глаз. И со своим сыном он поступит так же.
Он осторожно захлопывает за нами дверь. Передо мной комната вытянутой формы с длинным глянцевым столом посередине и черными стульями. Вся правая стена выполнена из стекла, она открывает вид на Фервуд, а также на леса и горы, которые окружают долину Шенандоа.
Папа откашливается:
– У нас была назначена встреча на восемь часов, Чейз.
Правда? Я копаюсь в памяти, ищу хоть какую-то зацепку, воспоминание, но там ничего нет.
Папа так подозрительно на меня смотрит, словно уверен: я понятия не имею, о чем он говорит. Что, наверно, и хорошо, в конце концов этот человек знает меня всю мою жизнь.
– Это насчет проекта в Ричмонде. Той стройки, которую мы тебе поручили и по которой ты писал отчет.
Я все вспоминаю. Моя ушибленная рука ноет.
– Сегодня утром у нас была назначена встреча со старшим прорабом, чтобы скорректировать график и обсудить меры предосторожности, чтобы никто больше не покалечился. Но вместо того, чтобы появиться здесь вовремя, как и подобает сыну босса и будущему партнеру фирмы, ты исчезаешь, не отвечаешь на звонки и опаздываешь на несколько часов. Какого черта, Чейз? Ты пил и дрался прошлой ночью? И не смей врать. Я не слепой.
Черт возьми, опять. Совсем забыл о синяке. Если честно, я даже не посмотрел в зеркало после того, как проснулся, а сразу пошел в душ. Оставалась только небольшая припухлость, которая теперь совсем спала, но глаз, наверно, все еще синий. Это также объясняет жалостливый взгляд Мадлен на ресепшен. Дерьмо. Во всей этой суматохе я не подумал о том, что сказать семье, и даже не посмотрел на телефон, чтобы проверить, были ли пропущенные звонки. Спасибо Лекси, она на время отмазала меня от вопросов, но сейчас что мне делать? В понедельник утром, после того как я пропустил важную встречу, разве не захочет отец разобраться в случившемся?
– Твою мать. Совсем забыл об этом.
– Не выражайся, – предупреждает меня папа, будто мне девять и я впервые ругнулся.
– Прости, – бубню я. За то, что матерюсь. За то, что появляюсь с подбитым глазом. За то, что забыл про встречу. За то, что я такое разочарование.
– Это все? – через мгновение переспрашивает он, недоверчиво глядя на меня. – Прости? Никаких объяснений? Ничего?
Со вздохом я тру лицо и вздрагиваю от боли. Черт, этого мне только не хватало. Что я должен сказать отцу? Что мне было не до этой встречи в принципе, потому что на выходных моя девушка чуть не покончила с собой? Что я больше всего на свете хотел бы ни на секунду не выпускать ее из виду? Не потому, что я псих, а чтобы быть уверенным, что она не наделает глупостей. Что я уехал в другой штат в пятницу ночью, а потом избил парня в подпольном боксерском клубе, потому что не знал, как разобраться с хаосом в собственной жизни? Что я никогда не хотел работать в семейной фирме, но теперь не вижу выхода? Я почти наверняка уверен, что папе это не понравится, поэтому затыкаюсь.
– Что с тобой происходит, Чейз? – Его голос звучит уже не столько раздраженно, сколько непонимающе. И разочарованно. Великолепно. Теперь я перешел из категории «гнев» в категорию «разочарование». Это еще хуже. – Ты был так рассеян в последнее время, не обращал внимания на дела. Это и твоя мечта, помнишь? Если что-то оказалось сложнее, чем ожидалось, это не значит, что можно сдаться.
Я с трудом подавляю желание громко рассмеяться. И это желание чертовски сильное. Это и моя мечта? Возможно, так и было, когда я играл в кубики и бегал по мастерским и стройкам с таким же энтузиазмом, как у моего младшего брата Фила. Но это не значит, что я все еще хочу работать в компании. Или закончить учебу на архитектурном, хотя я уже потратил на это три года своей жизни. Три года, которые не смогу вернуть. Я был бы величайшим идиотом на свете, если бы бросил все прямо перед получением степени бакалавра. Не говоря уже о том, что Джош с этой задачкой – получением диплома – справился. Ага. Хотя мой старший брат находит идею сидеть в одном из кабинетов с другой стороны этого коридора такой же ужасной, как я, он получил степень магистра.
И что же произошло? Он чуть не умер от передозировки и отправился в реабилитационную клинику.
Я качаю головой, пытаясь отогнать дурные мысли. Бог знает, у меня сейчас нет на это времени. Мой брат в хороших руках, семья по-прежнему ведется на наше вранье, и у меня достаточно других вещей, о которых я должен позаботиться в данный момент. Например, разочарование на лице моего отца, которого я никогда больше не хотел там видеть. Черт. После бунтарской фазы тогда, в средней школе, я сделал все возможное, чтобы быть идеальным сыном и не причинять родителям горя. А теперь это.
Отлично сработано, Чейз. Просто замечательно.
– Прости, – повторяю я, несмотря на то что эти слова даже в моих ушах звучат отстойно. – Я забыл о встрече. К сожалению, я не могу это изменить, но я все исправлю, пап.
Какое-то время он с сомнением смотрит на меня, потом наконец вздыхает и жестом предлагает подойти к нему. Спустя несколько секунд я крепко обнимаю его, и папа гладит меня по спине. Когда он отстраняется от меня, на его лице читается беспокойство.
– Мы с этим разберемся. Просто пообещай, что ты не соскочишь, как тогда, в старшей школе.
Я фыркаю.
– Ты имеешь в виду, когда маме пришлось забрать меня и Джаспера из полицейского участка? Не переживай. Этого не произойдет.
Он кивает, но не выглядит убежденным.
– И еще вот это, – он указывает на мой глаз. – Мы все равно не сможем позволить тебе прийти к клиентам с этим синяком. Это означает, что ты будешь заниматься бумажной работой до начала нового семестра – на следующей неделе.
Дерьмо. Уже на следующей неделе моя жизнь должна кардинально измениться. Все внутри меня сжимается при мысли о том, чтобы вернуться в Бостон и оставить Хейли в Фервуде, но я стараюсь не обращать на это внимания. Еще год, и я закончу учебу. По крайней мере, я не собираюсь получать степень магистра, как Джош, но я не хочу сейчас думать об этом. Я просто попробую пережить этот день.
– Хорошо, – отвечаю я. – Спасибо, пап.
– Не радуйся слишком рано, – похлопывает он меня по плечу и открывает дверь. – Впереди целая куча документов.
Хейли
Неужели я думала, что сам факт того, что моя жизнь продолжается, сюрреалистичен? Это далеко не так. Потому что с тех пор, как мама и папа оказались в городе, сюрреализм случившегося приобрел совершенно новые масштабы. Понятия не имею, как с этим справляться. Будто мое прошлое, моя жизнь до этого лета и мое настоящее в Фервуде столкнулись друг с другом на шоссе. Катастрофа неизбежна. И независимо от того, сколько секунд, минут и часов прошло с тех пор, как мама и папа приехали сюда, я ощущаю дискомфорт. Будто я больше не я, а просто стою рядом, наблюдая, как хаос поглощает мою жизнь.
Лучший пример для описания нереальности всей сложившейся ситуации? Мама и папа за столиком «У Барни» беседуют с супружеской парой, которую я уже видела несколько раз в закусочной за завтраком. Похоже, они подружились с моими родителями и дают им советы по экскурсионным маршрутам, будто мы отдыхаем здесь, в этих окрестностях. Несколько минут я сижу рядом с ними, а потом не выдерживаю и сбегаю к бару.
Звучит громкая музыка, и я молча благодарю Дарлин и ее команду за то, что сегодня не очередной день караоке. Хотя сегодня и понедельник, жизнь бурлит. Я нахожу в толпе не только знакомых, но и новеньких. Все так резко контрастирует с моим первым визитом сюда. Когда я прибыла в Фервуд, то никого не знала. Я просто приехала с кладбища и хотела где-нибудь перекусить и отогреться. Вот так я и оказалась «У Барни»… и впервые встретила Чейза. Хоть это и было несколько недель назад, кажется, что прошла вечность. Картинка как из другой жизни. И в каком-то смысле это верно. Это была жизнь «до», и что-то подсказывает мне, что будет и «после». До смерти Джаспера и после. До того, как Кэти навсегда исчезла из моей жизни, и после. До того, как я приехала на смотровую площадку с таблетками, и после.
Мамины слова продолжают вертеться у меня в голове. У меня нет денег. Нет планов. Конечно, у меня все еще есть комната над закусочной, но Бет не может позволить мне жить там вечно. Комнату используют сотрудники, работающие в позднюю смену, а я… Хочу ли я этого? Хочу ли я следующие несколько лет жить в этой комнате и обслуживать столики в закусочной? Письмо из агентства снова приходит мне на ум, но я тут же отбрасываю эту мысль. Мне еще предстоит разобраться с этим и принять решение, и вот меня охватывает паника.
Я крепче хватаю стакан и облокачиваюсь на стойку, потому что чувствую: вот-вот я потеряю равновесие. А может, мне давно плохо, просто я не заметила этого. Чтобы отвлечься, я позволяю взгляду скользить по людям. Лекси я уже видела сегодня вечером. Она страстно притянула к себе Эрика, заставляя другую сторону танцзала занервничать. Они невероятная пара – даже несмотря на то, что они отплясывают, как ненормальные, и хохочут во все горло. Я не могу сдержать улыбку. Когда Лекси замечает меня, то довольная машет мне.
Я отвечаю ей тем же и подавляю вздох. Не потому что не радуюсь за этот ее тайм-аут от повседневной жизни, а потому что хотела бы поменяться с ней местами. Я бы столько отдала, чтобы закрыть глаза и какое-то время ничего не замечать. Но я не могу этого сделать. Потому что мои мысли кружатся все быстрее, во мне слишком много хаоса. И страха.