— Кристоф? — удивилась тетя. — Нет, у него вообще Дара нет. Разве что пригласил кого-нибудь? Жерар?
— Кхм… Если и пригласил, вряд ли признается. Блок старый, установить, чья работа, невозможно.
— Но зачем? — голос меня подвел и прозвучал чуть хрипло. — Зачем вообще кому-то понадобилось ставить блок на мой Дар?
Дядя с тетей переглянулись. Похоже, они знали причину и считали возможным, что блок был поставлен по решению моего отца, но высказать бездоказательное обвинение? Нет, на такое мои родственники не способны. В виновность отца почему-то поверилось сразу. Не был он для меня сосредоточием всяческих добродетелей. И то, что не получу ответа на свой вопрос, тоже поняла.
— Тот, кто предает свою кровь, и не на такую подлость способен, — бросил призрак, не стеснявшийся озвучивать свои мысли. Возможно, потому, что его мало кто слышал, а до последнего времени — вообще никто? — Огонек, не переживай, де Кибо все снимет.
Распереживалась я сразу, как только он распорядился не переживать. Если Франциск считает нужным успокоить, значит, все не просто плохо, а очень плохо.
— Вы же снимете?
— Сниму, — вздохнул дедушка. — Но блок старый, наложен криво, сниматься будет тяжело. Для тебя тяжело. Вчера я снял только один блок именно поэтому. Уважаемые леди и лорд д’Авьель, снятие блока — дело серьезное, требует значительной подготовки, поэтому предлагаю наш разговор завершить.
— Но не логичнее было бы…
— Не логичнее, — невежливо прервал дедушка дядю. — Снимать такой блок должен кровный родственник. Николь — де Кибо, я — сильный маг.
Дядя пытался протестовать, приводил какие-то аргументы, указывал, что его жена, несомненно, более близкий родственник, пусть и не столь сильна в магии. Но мне казалось, что он это делает исключительно, чтобы не потерять лицо, так как понял, что вернуть меня в свой дом не удастся. Тетя молчала, лишь изредка прикладывала мокрый платок к глазам. Ее было жалко, но не настолько, чтобы отказаться от мечты и вернуться в дом д’Авьелей.
— Вы меня шантажируете! — неожиданно взвился дядя.
— Я не шантажирую, а обещаю молчать о поставленном блоке. Это и в ваших интересах, и в интересах Николь! — рявкнул дедушка. — И незачем продолжать это представление, вы все равно оставите племянницу здесь, потому что блок надо снимать!
— Вот упертый, — выдохнул призрак. — Болтает, болтает, болтает, мешает людям заниматься делом. Как ты там говорила, огонек? Кыш!
Он изгоняющим жестом провел шляпой через дядино плечо. Того аж передернуло, он уставился в пространство, недоумевая, что же случилось.
— Жерар, тебе нехорошо? — забеспокоилась тетя. — Ты вдруг так побледнел.
— Какое-то странное чувство, — чуть повел он пострадавшим плечом. — Необъяснимое.
— Это знак свыше, что вам пора уходить, — раздраженно бросил Франциск. — Вам. Пора. Уходить. Вот ведь прицепились. Здесь дело государственной важности, а они девчонку делят. Ничего с ней плохого не случится, даю свое королевское слово.
Я с сомнением посмотрела на призрака. Интересно, как он собирается свое слово сдерживать? Или оно опять имеет то значение, которое Франциск вкладывает только сейчас? Дедушка поведения призрака не одобрил, отметил весьма укоризненным взглядом, что не помешало ему воспользоваться ситуацией.
— Думаю, лорд д’Авьель, вам следует срочно обратиться к целителю. Нельзя доводить до крайности.
— До крайности уже все доведено. Вы хоть представляете, какой разразится скандал?
— Скандал, скандал. Да кто о нем через пару дней вспомнит? — возмутился призрак. — Тоже мне, лицо государственной значимости. Это де Кибо нужно бояться скандалов.
— Я к скандалам привык, — ответил дедушка сразу обоим.
— Вы — да, но мы — нет, — возразила тетя. — А нам грозят сразу два: переход племянницы под постороннюю опеку и разрыв помолвки.
— Огонек, — оживился Франциск, — предложи помолвку не разрывать. Тебе все равно ничего не грозит, а Альвендуа сможет провести меня во дворец.
— Это непорядочно, — возразила я призраку.
— Непорядочно — это вот так сбегать из дома, — возмутилась тетя, решившая, что мои слова относятся к ней. — Я до сих пор не верю, что ты это сделала.
— Огонек, подсласти ей пилюлю, — захихикал Франциск, — скажи, что ты не будешь разрывать помолвку. И не вздумай отказаться — это королевский приказ. — Он стукнул кулаком по столу и грозно завращал глазами, а я чуть неприлично не захихикала, настолько смешно выглядел кулак, наполовину ушедший в столешницу. — Лорд де Кибо, вы, как шамборский подданный, обязаны способствовать интересам короны.
— Пожалуй, в вопросе помолвки мы готовы пойти вам навстречу, — предложил дедушка. — И не объявлять о разрыве прямо сейчас. Возможно, Альвендуа решат отказаться сами.
Тетя окончательно перестала сдерживаться и расплакалась. Но, кажется, совсем не потому, что сообщать о случившемся придется ей, а Мадлен Альвендуа — взрослая копия дочери.
Глава 8
Следующие несколько дней я почти все время спала. Просыпалась, чтобы поесть жидкую бесцветную киселеобразную массу, и опять проваливалась в сон без сновидений, выныривая из которого обнаруживала рядом с собой то Мари, то Франсину, то дедушку, а то вообще Франциска. Последнего я бы предпочла не видеть, поскольку лишь только он замечал, что я проснулась, сразу начинал вещать о необходимости жертвы ради Отечества, подразумевая под Отечеством себя, а под жертвой — мой брак с Антуаном. Хорошо, что бодрствовала я недолго, а то в таком состоянии не заметишь, как согласишься на жертву не только в виде помолвки, но и в виде свадьбы.
Все это было следствием снятия блока. Долгий и болезненный ритуал брал мою собственную энергию в огромных количествах, и в результате выкачалось почти все. Дедушка сказал, что так нужно, чтобы запустить адаптацию к новому уровню Дара, а чтобы процесс пошел без проблем, нельзя выполнять никакие магические действия и нужно побольше спать. Предложил на выбор либо снотворное зелье, либо противомагические браслеты. Я выбрала зелье — лишаться магии категорически не хотелось, да и все равно слабость была как после длительной болезни, глаза закрывались сами, а, как известно, сон — лучшее лекарство.
Но в этот день я проснулась совершенно бодрой и без всякого желания опять уткнуться в подушку. Рядом сидела Мари и сосредоточенно читала книгу, шевеля губами, словно повторяя написанное. Я даже подумала, что она чему-то обучается, пока не увидела обложку с зеленокожим красавчиком и названием «Сердце орка». И вряд ли это был учебник анатомии, поскольку орк был не слишком похож на виденных — слишком зеленый и широкоплечий, но чего не нарисуешь ради красоты? Даже королям пририсовывают другую внешность, чего уж там говорить про какого-то бессердечного орка!
Я потянулась, и это отвлекло Мари от увлекательного чтения.
— Леди Николь, вы проснулись, — обрадованно заговорила она, быстро-быстро, словно боялась, что я опять усну и не успею услышать все, что она собирается сказать. — Мэтр решил, что вам больше спать не нужно.
— Я бы больше и не согласилась. Сколько можно дрыхнуть, когда столько дел?
К Дару обращаться на всякий случай не стала, лишь чуть коснулась источника, убеждаясь, что он не только не исчез, но и стал куда сильнее. Пусть сначала посмотрит дедушка и решит, можно ли заниматься магией. Хотя кончики пальцев прямо-таки чесались опробовать хоть какое-нибудь, самое простенькое заклинание. Я не удержалась и создала совсем маленький незаметный фейерверк, который беззвучно взорвался под потолком кучей радужных искр.
— Ваш жених так беспокоился, — продолжила ничего не заметившая Мари. — Каждый день приходил. Цветы красивенькие прислал с утра пораньше. И сам он такой красивенький.
Я фыркнула от определения Антуана в красивенькие, но корзину розовых роз оглядела безо всякой приязни. Вряд ли жених так утруждался, если бы собирался разорвать помолвку. Для этого бегать к невесте каждый день не надо — достаточно уведомить письменно и забыть о ее существовании. Так нет же, еще и цветы прислал. Впрочем, из роз выглядывает кончик конверта. Может, все не так страшно?
Я подпрыгнула на кровати, но чуть опять в нее не свалилась. Охватившая слабость оказалась полной неожиданностью. Наверняка все дело в той гадости, которой меня пичкали. Нет, правильно я все-таки выбрала сон: такое можно есть только не просыпаясь.
— Леди Николь, вам нельзя резко вставать, — всполошилась Мари. — Потихонечку, медленно. Не волнуйтесь, я вас удержу в случае чего.
Она засунула в карман передника заложенную веревочкой книгу и наклонилась ко мне, сосредоточенно растопырив руки.
— В каком случае?
— Если вы вдруг начнете падать, — совершенно серьезно пояснила она. — Я для того здесь и сижу, чтобы с вами ничего не случилось. Сейчас ванну примете, покушаете и все пройдет.
Хорошо бы действительно все прошло. Руки-ноги ощущались как чужие, совсем отучились работать, даже пальцы скрючились, словно пытаясь кому-то вцепиться в волосы. Может, мне что-то такое снилось? Например, красивенькая Вивиана? Но тогда у меня не было бы столь хорошего настроения при пробуждении. Наверное. Хотя вдруг она облысела к концу моего сна? Я зевнула и осторожно села.
По дороге в ванную я цапнула конверт из корзины и, пока Мари готовила воду, даже прочитала.
Как я и опасалась, ничего обнадеживающего там не нашлось. Антуан писал, что его семья заключила помолвку со мной, а не с моей фамилией, поэтому для него ровным счетом ничего не изменилось. Письмо было щедро усеяно комплиментами, словно их засыпали в чернильницу и цепляли на перо вместе с чернилами, авось какой и придется по сердцу. Но поскольку сам Антуан по сердцу не пришелся, то и комплименты проходили мимо, оставляя неприятное чувство.
Письмо я отбросила и с наслаждением залезла в ванну. Горячая вода придала бодрости, и желудок громко напомнил о том, что в последние дни ему доставалась только невнятная бурда.
— Мари, принеси чего-нибудь поесть, а? Пожалуйста.
— Мэтр сказал вас одну не оставлять.
— Что со мной случится в ванне? — Я состроила самое жалобное выражение лица. — А вот от голода я умру с минуты на минуту.
— Похудели вы сильно, да, — сочувственно согласилась Мари. — Хорошо, я быстро сбегаю. Только не вставайте, ладно?
Вставать и самой не хотелось: вода нежила и успокаивала, поэтому я легко пообещала не только не вставать, но даже не двигаться. Горничная убежала, а я прикрыла глаза.
— Огонек, не время разлеживаться!
Призрак завис прямо надо мной, а я порадовалась, что пена пышная и непрозрачная, и начала размышлять, приравняется ли развеивание королевского привидения к покушению на королевскую семью. С одной стороны, он все равно уже мертвый, а с другой — еще не совсем.
— Огонек, чего молчишь?
— Думаю, Ваше Величество, о том, как бы вам поизящнее намекнуть, что вваливаться в ванную к леди не совсем прилично.
— А заодно подумай, насколько прилично лежать в присутствии короля, — ничуть не смутился он. — Разрешение сидеть я тебе дал, а вот лежать…
— А если вы немедленно не уберетесь из моей ванной и вообще не забудете сюда дорогу, то артефакт с вашей костью навечно останется у дедушки в сейфе. Прямо сейчас попрошу об этом горничную.
Франциск раздулся от злости, став походить на огромную полупрозрачную жабу, и навис надо мной, как неприятное кучевое облако.
— И это после всего, что я для тебя сделал? Огонек, не будь меня, ты бы никогда и не узнала о блоке и снимать бы его никто не стал. И де Кибо без меня ты бы никогда не стала. Подумать только, всего несколько дней как де Кибо, а уже наглость прет, как от старшего члена семьи. И не различишь, если глаза закроешь.
Изгоняющее заклятие слетело само собой и вышло на удивление сильным. Призрак взвыл и втянулся в стену. В ближайшие несколько часов о нем можно не беспокоиться. Я опять прикрыла глаза и блаженно расслабилась. В конце концов, имею право на нервное рефлекторное движение: ритуал и его последствия оказались не из легких, а я даже не застонала ни разу, заслужив одобрение дедушки. Дедушка. В который раз я удивилась, что слово само слетает с губ. Почему-то называть его так казалось совершенно естественным, дом казался родным, да и вообще все складывалось подозрительно хорошо. И это беспокоило. Не следствие ли это загадочной магии де Кибо? Но опасности для себя я никакой не видела, как ни раздумывала: хотел бы де Кибо навредить, не принимал бы в семью по всем правилам. Ему вполне по силам сделать так, чтобы я исчезла бесследно. Он же возится, снимает блок с Дара, нет, даже два блока. Постойте-ка, там же еще третий, тот самый, о котором он пока отказался говорить.
Запыхавшаяся Мари влетела с подносом и обеспокоенно посмотрела. Убедилась, что со мной ничего не произошло, и радостно заулыбалась.
— Леди Николь, мэтр просил вам передать, чтобы вы особо не усердствовали с заклинаниями. Как будете готовы, идите к нему. Мэтр в кабинете.
Я кивнула, показывая, что все услышала и поняла, и нетерпеливо потянула руки к подносу. Содержимое разочаровало: жидкая каша, вареное мясо, сухарики, чай с медом — это было совсем не то, чего требовал организм. Похудевший и ослабевший.
— Мэтр сказал, пока только это можно, — сурово ответила Мари в ответ на мой жалобный взгляд, — а с завтрева будете есть что хотите.
Нет, это, конечно, куда лучше, чем киселеобразная масса, которой потчевали до этого. И вообще, как говорил Жан-Филипп, быть магом — это постоянно заниматься самоограничениями. Вот я и самоограничиваюсь. Поддерживая себя такими мыслями, я грызла сухарик, оказавшийся, на удивление, необычайно вкусным. А холодное вареное мясо, оказывается, вообще деликатес.
Мари порывалась помочь мне помыться, но я уже достаточно хорошо себя чувствовала, чтобы отказаться. Маг должен делать все сам. По возможности, конечно. Но сейчас у меня возможность была: голова не кружилась, руки не дрожали, так что из ванны я вышла не только отдохнувшая, но и чистая.
— Кхм… Если и пригласил, вряд ли признается. Блок старый, установить, чья работа, невозможно.
— Но зачем? — голос меня подвел и прозвучал чуть хрипло. — Зачем вообще кому-то понадобилось ставить блок на мой Дар?
Дядя с тетей переглянулись. Похоже, они знали причину и считали возможным, что блок был поставлен по решению моего отца, но высказать бездоказательное обвинение? Нет, на такое мои родственники не способны. В виновность отца почему-то поверилось сразу. Не был он для меня сосредоточием всяческих добродетелей. И то, что не получу ответа на свой вопрос, тоже поняла.
— Тот, кто предает свою кровь, и не на такую подлость способен, — бросил призрак, не стеснявшийся озвучивать свои мысли. Возможно, потому, что его мало кто слышал, а до последнего времени — вообще никто? — Огонек, не переживай, де Кибо все снимет.
Распереживалась я сразу, как только он распорядился не переживать. Если Франциск считает нужным успокоить, значит, все не просто плохо, а очень плохо.
— Вы же снимете?
— Сниму, — вздохнул дедушка. — Но блок старый, наложен криво, сниматься будет тяжело. Для тебя тяжело. Вчера я снял только один блок именно поэтому. Уважаемые леди и лорд д’Авьель, снятие блока — дело серьезное, требует значительной подготовки, поэтому предлагаю наш разговор завершить.
— Но не логичнее было бы…
— Не логичнее, — невежливо прервал дедушка дядю. — Снимать такой блок должен кровный родственник. Николь — де Кибо, я — сильный маг.
Дядя пытался протестовать, приводил какие-то аргументы, указывал, что его жена, несомненно, более близкий родственник, пусть и не столь сильна в магии. Но мне казалось, что он это делает исключительно, чтобы не потерять лицо, так как понял, что вернуть меня в свой дом не удастся. Тетя молчала, лишь изредка прикладывала мокрый платок к глазам. Ее было жалко, но не настолько, чтобы отказаться от мечты и вернуться в дом д’Авьелей.
— Вы меня шантажируете! — неожиданно взвился дядя.
— Я не шантажирую, а обещаю молчать о поставленном блоке. Это и в ваших интересах, и в интересах Николь! — рявкнул дедушка. — И незачем продолжать это представление, вы все равно оставите племянницу здесь, потому что блок надо снимать!
— Вот упертый, — выдохнул призрак. — Болтает, болтает, болтает, мешает людям заниматься делом. Как ты там говорила, огонек? Кыш!
Он изгоняющим жестом провел шляпой через дядино плечо. Того аж передернуло, он уставился в пространство, недоумевая, что же случилось.
— Жерар, тебе нехорошо? — забеспокоилась тетя. — Ты вдруг так побледнел.
— Какое-то странное чувство, — чуть повел он пострадавшим плечом. — Необъяснимое.
— Это знак свыше, что вам пора уходить, — раздраженно бросил Франциск. — Вам. Пора. Уходить. Вот ведь прицепились. Здесь дело государственной важности, а они девчонку делят. Ничего с ней плохого не случится, даю свое королевское слово.
Я с сомнением посмотрела на призрака. Интересно, как он собирается свое слово сдерживать? Или оно опять имеет то значение, которое Франциск вкладывает только сейчас? Дедушка поведения призрака не одобрил, отметил весьма укоризненным взглядом, что не помешало ему воспользоваться ситуацией.
— Думаю, лорд д’Авьель, вам следует срочно обратиться к целителю. Нельзя доводить до крайности.
— До крайности уже все доведено. Вы хоть представляете, какой разразится скандал?
— Скандал, скандал. Да кто о нем через пару дней вспомнит? — возмутился призрак. — Тоже мне, лицо государственной значимости. Это де Кибо нужно бояться скандалов.
— Я к скандалам привык, — ответил дедушка сразу обоим.
— Вы — да, но мы — нет, — возразила тетя. — А нам грозят сразу два: переход племянницы под постороннюю опеку и разрыв помолвки.
— Огонек, — оживился Франциск, — предложи помолвку не разрывать. Тебе все равно ничего не грозит, а Альвендуа сможет провести меня во дворец.
— Это непорядочно, — возразила я призраку.
— Непорядочно — это вот так сбегать из дома, — возмутилась тетя, решившая, что мои слова относятся к ней. — Я до сих пор не верю, что ты это сделала.
— Огонек, подсласти ей пилюлю, — захихикал Франциск, — скажи, что ты не будешь разрывать помолвку. И не вздумай отказаться — это королевский приказ. — Он стукнул кулаком по столу и грозно завращал глазами, а я чуть неприлично не захихикала, настолько смешно выглядел кулак, наполовину ушедший в столешницу. — Лорд де Кибо, вы, как шамборский подданный, обязаны способствовать интересам короны.
— Пожалуй, в вопросе помолвки мы готовы пойти вам навстречу, — предложил дедушка. — И не объявлять о разрыве прямо сейчас. Возможно, Альвендуа решат отказаться сами.
Тетя окончательно перестала сдерживаться и расплакалась. Но, кажется, совсем не потому, что сообщать о случившемся придется ей, а Мадлен Альвендуа — взрослая копия дочери.
Глава 8
Следующие несколько дней я почти все время спала. Просыпалась, чтобы поесть жидкую бесцветную киселеобразную массу, и опять проваливалась в сон без сновидений, выныривая из которого обнаруживала рядом с собой то Мари, то Франсину, то дедушку, а то вообще Франциска. Последнего я бы предпочла не видеть, поскольку лишь только он замечал, что я проснулась, сразу начинал вещать о необходимости жертвы ради Отечества, подразумевая под Отечеством себя, а под жертвой — мой брак с Антуаном. Хорошо, что бодрствовала я недолго, а то в таком состоянии не заметишь, как согласишься на жертву не только в виде помолвки, но и в виде свадьбы.
Все это было следствием снятия блока. Долгий и болезненный ритуал брал мою собственную энергию в огромных количествах, и в результате выкачалось почти все. Дедушка сказал, что так нужно, чтобы запустить адаптацию к новому уровню Дара, а чтобы процесс пошел без проблем, нельзя выполнять никакие магические действия и нужно побольше спать. Предложил на выбор либо снотворное зелье, либо противомагические браслеты. Я выбрала зелье — лишаться магии категорически не хотелось, да и все равно слабость была как после длительной болезни, глаза закрывались сами, а, как известно, сон — лучшее лекарство.
Но в этот день я проснулась совершенно бодрой и без всякого желания опять уткнуться в подушку. Рядом сидела Мари и сосредоточенно читала книгу, шевеля губами, словно повторяя написанное. Я даже подумала, что она чему-то обучается, пока не увидела обложку с зеленокожим красавчиком и названием «Сердце орка». И вряд ли это был учебник анатомии, поскольку орк был не слишком похож на виденных — слишком зеленый и широкоплечий, но чего не нарисуешь ради красоты? Даже королям пририсовывают другую внешность, чего уж там говорить про какого-то бессердечного орка!
Я потянулась, и это отвлекло Мари от увлекательного чтения.
— Леди Николь, вы проснулись, — обрадованно заговорила она, быстро-быстро, словно боялась, что я опять усну и не успею услышать все, что она собирается сказать. — Мэтр решил, что вам больше спать не нужно.
— Я бы больше и не согласилась. Сколько можно дрыхнуть, когда столько дел?
К Дару обращаться на всякий случай не стала, лишь чуть коснулась источника, убеждаясь, что он не только не исчез, но и стал куда сильнее. Пусть сначала посмотрит дедушка и решит, можно ли заниматься магией. Хотя кончики пальцев прямо-таки чесались опробовать хоть какое-нибудь, самое простенькое заклинание. Я не удержалась и создала совсем маленький незаметный фейерверк, который беззвучно взорвался под потолком кучей радужных искр.
— Ваш жених так беспокоился, — продолжила ничего не заметившая Мари. — Каждый день приходил. Цветы красивенькие прислал с утра пораньше. И сам он такой красивенький.
Я фыркнула от определения Антуана в красивенькие, но корзину розовых роз оглядела безо всякой приязни. Вряд ли жених так утруждался, если бы собирался разорвать помолвку. Для этого бегать к невесте каждый день не надо — достаточно уведомить письменно и забыть о ее существовании. Так нет же, еще и цветы прислал. Впрочем, из роз выглядывает кончик конверта. Может, все не так страшно?
Я подпрыгнула на кровати, но чуть опять в нее не свалилась. Охватившая слабость оказалась полной неожиданностью. Наверняка все дело в той гадости, которой меня пичкали. Нет, правильно я все-таки выбрала сон: такое можно есть только не просыпаясь.
— Леди Николь, вам нельзя резко вставать, — всполошилась Мари. — Потихонечку, медленно. Не волнуйтесь, я вас удержу в случае чего.
Она засунула в карман передника заложенную веревочкой книгу и наклонилась ко мне, сосредоточенно растопырив руки.
— В каком случае?
— Если вы вдруг начнете падать, — совершенно серьезно пояснила она. — Я для того здесь и сижу, чтобы с вами ничего не случилось. Сейчас ванну примете, покушаете и все пройдет.
Хорошо бы действительно все прошло. Руки-ноги ощущались как чужие, совсем отучились работать, даже пальцы скрючились, словно пытаясь кому-то вцепиться в волосы. Может, мне что-то такое снилось? Например, красивенькая Вивиана? Но тогда у меня не было бы столь хорошего настроения при пробуждении. Наверное. Хотя вдруг она облысела к концу моего сна? Я зевнула и осторожно села.
По дороге в ванную я цапнула конверт из корзины и, пока Мари готовила воду, даже прочитала.
Как я и опасалась, ничего обнадеживающего там не нашлось. Антуан писал, что его семья заключила помолвку со мной, а не с моей фамилией, поэтому для него ровным счетом ничего не изменилось. Письмо было щедро усеяно комплиментами, словно их засыпали в чернильницу и цепляли на перо вместе с чернилами, авось какой и придется по сердцу. Но поскольку сам Антуан по сердцу не пришелся, то и комплименты проходили мимо, оставляя неприятное чувство.
Письмо я отбросила и с наслаждением залезла в ванну. Горячая вода придала бодрости, и желудок громко напомнил о том, что в последние дни ему доставалась только невнятная бурда.
— Мари, принеси чего-нибудь поесть, а? Пожалуйста.
— Мэтр сказал вас одну не оставлять.
— Что со мной случится в ванне? — Я состроила самое жалобное выражение лица. — А вот от голода я умру с минуты на минуту.
— Похудели вы сильно, да, — сочувственно согласилась Мари. — Хорошо, я быстро сбегаю. Только не вставайте, ладно?
Вставать и самой не хотелось: вода нежила и успокаивала, поэтому я легко пообещала не только не вставать, но даже не двигаться. Горничная убежала, а я прикрыла глаза.
— Огонек, не время разлеживаться!
Призрак завис прямо надо мной, а я порадовалась, что пена пышная и непрозрачная, и начала размышлять, приравняется ли развеивание королевского привидения к покушению на королевскую семью. С одной стороны, он все равно уже мертвый, а с другой — еще не совсем.
— Огонек, чего молчишь?
— Думаю, Ваше Величество, о том, как бы вам поизящнее намекнуть, что вваливаться в ванную к леди не совсем прилично.
— А заодно подумай, насколько прилично лежать в присутствии короля, — ничуть не смутился он. — Разрешение сидеть я тебе дал, а вот лежать…
— А если вы немедленно не уберетесь из моей ванной и вообще не забудете сюда дорогу, то артефакт с вашей костью навечно останется у дедушки в сейфе. Прямо сейчас попрошу об этом горничную.
Франциск раздулся от злости, став походить на огромную полупрозрачную жабу, и навис надо мной, как неприятное кучевое облако.
— И это после всего, что я для тебя сделал? Огонек, не будь меня, ты бы никогда и не узнала о блоке и снимать бы его никто не стал. И де Кибо без меня ты бы никогда не стала. Подумать только, всего несколько дней как де Кибо, а уже наглость прет, как от старшего члена семьи. И не различишь, если глаза закроешь.
Изгоняющее заклятие слетело само собой и вышло на удивление сильным. Призрак взвыл и втянулся в стену. В ближайшие несколько часов о нем можно не беспокоиться. Я опять прикрыла глаза и блаженно расслабилась. В конце концов, имею право на нервное рефлекторное движение: ритуал и его последствия оказались не из легких, а я даже не застонала ни разу, заслужив одобрение дедушки. Дедушка. В который раз я удивилась, что слово само слетает с губ. Почему-то называть его так казалось совершенно естественным, дом казался родным, да и вообще все складывалось подозрительно хорошо. И это беспокоило. Не следствие ли это загадочной магии де Кибо? Но опасности для себя я никакой не видела, как ни раздумывала: хотел бы де Кибо навредить, не принимал бы в семью по всем правилам. Ему вполне по силам сделать так, чтобы я исчезла бесследно. Он же возится, снимает блок с Дара, нет, даже два блока. Постойте-ка, там же еще третий, тот самый, о котором он пока отказался говорить.
Запыхавшаяся Мари влетела с подносом и обеспокоенно посмотрела. Убедилась, что со мной ничего не произошло, и радостно заулыбалась.
— Леди Николь, мэтр просил вам передать, чтобы вы особо не усердствовали с заклинаниями. Как будете готовы, идите к нему. Мэтр в кабинете.
Я кивнула, показывая, что все услышала и поняла, и нетерпеливо потянула руки к подносу. Содержимое разочаровало: жидкая каша, вареное мясо, сухарики, чай с медом — это было совсем не то, чего требовал организм. Похудевший и ослабевший.
— Мэтр сказал, пока только это можно, — сурово ответила Мари в ответ на мой жалобный взгляд, — а с завтрева будете есть что хотите.
Нет, это, конечно, куда лучше, чем киселеобразная масса, которой потчевали до этого. И вообще, как говорил Жан-Филипп, быть магом — это постоянно заниматься самоограничениями. Вот я и самоограничиваюсь. Поддерживая себя такими мыслями, я грызла сухарик, оказавшийся, на удивление, необычайно вкусным. А холодное вареное мясо, оказывается, вообще деликатес.
Мари порывалась помочь мне помыться, но я уже достаточно хорошо себя чувствовала, чтобы отказаться. Маг должен делать все сам. По возможности, конечно. Но сейчас у меня возможность была: голова не кружилась, руки не дрожали, так что из ванны я вышла не только отдохнувшая, но и чистая.