Я качаю головой.

– Нет.

– Нет. Поэтому я предупредил участкового в Оркдале и наших коллег в Швеции о встрече. Новые сведения по делу Риверхольта я отослал обратно тем, кто получил их первыми. Они решат, что делать с делом, открывать заново или нет. Возможно, они свяжутся с тобой, если выяснят что-нибудь новое, возможно, захотят узнать твои соображения о том, есть ли у кого-нибудь причины желать тебе зла, и так далее. Ты дашь им список, каким бы длинным он ни был, расскажешь о сообщениях, а там этим уже займутся профессионалы. Ладно?

– Какая у тебя сейчас машина? – спрашиваю я, больше чтобы взбесить его, чем прервать словесный поток.

– Ауди. – Гуннар смотрит на меня с любопытством. – А что? Думаешь, я тебя сбил? О, как мило.

– Кстати, я видел Анн Мари. На улице, внизу, – я привстаю со стула и показываю в окно, чтобы подчеркнуть свои слова, а потом снова опускаюсь на стул. – В тот же день, когда меня сбили. Еще она мне звонила, и мне кажется, я видел, как она стояла у ресторана под дождем, в плаще, и пристально на меня смотрела. – Я вижу, как под кожей Гуннара ходят желваки. На лбу стучит вена. – Она случайно не получила права? Я помню, когда мы были женаты, прав у нее не было, но теперь, если мы с достаточной уверенностью можем сказать, что сбил меня не Борг…

– Нет, – раздраженно отвечает Гуннар. Он не любит вопросы и ненавидит, когда чувствует, что должен на них отвечать. – У нее нет прав.

– И ты уверен, что она не водит машину?

– А ты спроси ее.

– Нет-нет-нет. Я больше не полицейский, я только упомянул ее в связи с тем списком, который хотят твои дружки. Тогда они узнают и о письмах, которые она посылала мне в тюрьму.

– Она перестала это делать.

– Я только упомяну это. Раз уж ты начал.

– Слушай. – Гуннар Уре наклоняется вперед и кладет руки на стопки бумаг на столе. Он закончил отвечать на вопросы, пора и мне заканчивать. – Ищи потерянную дочь своей королевы детективов, ради бога, пиши книгу и играй в полицейского, если она за это тебе платит. Я только хочу сказать, что тебе не стоит забывать, на чьей ты стороне. – Он сильнее вжимает руки в бумаги и наклоняется ко мне еще ближе. – Я имею в виду, тебе не следует думать, что ты снова стал полицейским, как было в Трумсё в прошлом году.

– Окей, начальник, – отвечаю я с вызовом. – Я буду осторожен.

– Я тебе больше не начальник. – Он отпускает стопку бумаг и папок, отклоняется на спинку, кладет руки на колени и слабо покачивается в кресле. – Это бы значило, что ты все еще полицейский, а я говорю тебе, это не так. Тебе повезло, что остался в живых после того дела на севере, и вот опять увяз, тебя чуть не убили, накачался всякой наркотой, – он кивает на пиджак из кожи ягненка, – одеваешься как хиппи, воняешь и, черт возьми, на вид ты скорее мертв, чем жив. Ты больше не создан для такой жизни, мать твою. Мужик, посмотри на себя в зеркало и садись на первый самолет до Ставангера. Ты снова тонешь, это видят все, кроме тебя. Я лично присмотрю за расследованием по делу Риверхольта. Полиция возьмет на себя эти дела об исчезновении и пойдет по следу. Если, вопреки всем ожиданиям, где-то по пути возникнет дочь Миллы, я тебе сообщу, и ты сможешь приехать и узнать, где можно забрать ее труп. Хорошо?

– Ты прав, – говорю я, отряхивая рукава пиджака. Провожу рукой по волосам, пытаюсь пригладить их, чтобы не торчали в стороны. – Конечно ты прав. – Я встаю, опираюсь о стол и протягиваю ему руку. – Спасибо за беседу, друг. Мне это было нужно. Правда. От всего сердца. Спасибо.

Гуннар Уре неподвижно сидит в кресле, не подавая знака, что примет мое рукопожатие.

– Ну, пока-пока, – продолжаю я, отступая к двери. – Прекрасный новый день ожидает меня снаружи, шеф. Радуги, детские песни и херувимы за рулем такси. Спасибо, мастер. Спасибо за все, что ты мне дал.

Я тороплюсь на выход из кабинета, прежде чем он поймет, что именно это и нужно бедному Аске – урок хороших манер.





Глава 59




Ведущий допрос должен быть наблюдателем в беседе, которую диктует сам, как говорил доктор Оленборг. Он называл это «быть водой в аквариуме». Ты невидим, но заполняешь пространство, а рыбки плавают вокруг и занимаются привычными делами. У Гуннара Уре не получается быть водой, ему этого недостаточно. Альфа-самец внутри не позволяет. Он стремится показать, что ему уже все известно и рано или поздно он намеревается выколотить это из тебя. Опасность заключается в том, что ты рискуешь рассказать сидящему напротив что-нибудь ему неизвестное. В жажде доминировать и блистать иногда ты можешь просто разболтать информацию вместо того, чтобы собрать. Со всеми такое случается, но Гуннару Уре как никому другому стоило бы знать.

В то же время я не исключаю такой возможности, что Гуннар раскрывает мне карты и давит так сильно, чтобы я сдался и уехал домой – он ведь понимает, что я никогда этого не сделаю, – именно потому, что знает – я буду продолжать, и это его способ сказать мне, что я должен найти верную перспективу, посмотреть на дела по отдельности, пока не найду связующее звено. Поэтому я решаю начать с одного из концов, чтобы исключить возможные ложные следы. Начну с того, что ударю и скроюсь.

Дом, который Гуннар делит с моей бывшей женой Анн Мари, – белый особняк на Гильденлёвенсгате во Фрогнере. Я догадывался, что родители Гуннара купались в деньгах, не знал только, что в таких. Особняк передо мной – не из тех, что можно купить на зарплату полицейского.

Я следую по гравиевой дорожке к воротам и звоню в дверь.

– Торкильд? – Анн Мари одета в белую блузку с V-образным вырезом. Накрашена почти незаметно, этому искусству она училась целую вечность.

– Проходи. – Она поворачивается и босиком идет по светлому коридору.

Я вхожу и закрываю дверь. Коридор и гостиная обставлены светлой мебелью, каждый предмет которой очевидно выбран визуально, а не по степени удобства. Анн Мари садится на серый дугообразный диван с глубоко утопленными декоративными пуговицами. Поджимает ноги под себя, в руках – дымящаяся чашка. У меня такое ощущение, будто она ждала меня.

– У тебя нездоровый вид, – говорит она, осторожно дуя на чашку.

– Плохо себя чувствую. Твой будущий муж позаботился, чтобы таможенники в Гардермуэне забрали мои таблетки и хорошенько проверили мое здоровье.

– Тебе что-нибудь нужно? – Она ставит чашку обратно на стол.

– А что у тебя есть?

– «Валиум». И «Имован», если нужно поспать. Могу застелить постель в гостевой.

– Нет необходимости… – Я не успеваю закончить, как она уже возвращается с наполовину полным блистером и высоким стаканом воды с кубиками льда. Ставит стакан и кладет таблетки на стол рядом со мной.

– Я включила воду. Тебе бы принять душ. – Она кивает на дверь, из которой только что вышла. – Дам тебе какую-нибудь одежду Гуннара, пока твоя будет в стирке. Его бритвенные принадлежности в шкафчике под раковиной слева.


– Он знает, что я здесь? – спрашиваю я, выдавливая таблетки из блистера и запивая ледяной водой.

– Конечно. – Анн Мари опять берет чашку в руки. – Звонил недавно.

– Что сказал?

– Что ты зайдешь. – Она слегка пожимает плечами. – Чтобы о чем-то меня спросить.

– Кто-то пытался убить меня, – начинаю я, но сразу же понимаю, что допустил ошибку.

– И ты пришел сюда спросить, я ли это?

– Я видел тебя, Анн Мари. У ресторана.

– Кто она?

– Милла Линд. Я работаю на нее.

– Спишь с ней?

– Нет, – лгу я.

Анн Мари складывает руки на груди.

– Значит, ты пришел сюда спросить меня о чем-то? Так не сдавайся. Ты почти у цели. – Ее взгляд нейтрален, голос мягок, сдержан, она почти шепчет, будто только так может сказать то, что должна, чтобы не сорвать маску. – Спрашивай. Я хочу, чтобы ты спросил о том, ради чего пришел.

– Это ты сделала? – шепчу я.

– Сволочь! – Она кидает диванную подушку через стол. Подушка попадает по стакану, и тот опрокидывается. Вода брызгает мне на брюки и образует лужу между моих ног на полу.

– Извини меня, – начинаю я и встаю, чтобы уйти.

– Нет! – Анн Мари вскакивает с дивана и подходит ко мне. – Не уходи. Останься. – Она кладет руку мне на грудь. – Можешь принять еще, – она бросает взгляд на блистер на столе. – У меня еще полно. Можешь выпить их все.

– А «Окси» есть? – я утратил остатки совести, вот в чем проблема. Жизнь проста у тех, кто пользуется другими.

Она качает головой и подходит на полшага ближе.

– Но я могу достать. Останься, поспишь в гостевой, а утром я все достану.

«Валиум» начал действовать, я уже чувствую себя спокойнее, меня клонит в сон, но этого недостаточно. Без «Окси» я лишь получеловек. А я снова хочу стать целым.

– Ладно. Я останусь до прихода Гуннара.

– Прими душ, – просит Анн Мари, косо улыбаясь и отступая на шаг назад. – Она указывает на дверь на другом конце гостиной. – Я принесу полотенце и одежду.

Ванная белоснежная. Двойная раковина, белая плитка на стенах и тяжелый мрамор на полу. Я жду Анн Мари с одеждой и полотенцем, принимаю еще две таблетки «Валиума», раздеваюсь и встаю под душ. Я понимаю, что надо было развернуться в дверях и не оглядываться. Анн Мари сделает все, чтобы я остался, и я останусь, ради ее таблеток. Не знаю, откуда у нее столько, но и спрашивать не собираюсь. Вдруг мне приходит в голову, что Ульф прав, я не умею дозировать злоупотребление и сохранять баланс. Злоупотребление. Боже, я даже перенял у него это слово. Злоупотребление таблетками. Как бесконечно трагично. Нет, трагикомично. Я трагикомический герой, злоупотребляющий таблетками. Я даю этим словам слиться с равномерным потоком из душевой лейки и унестись через вытяжку в стене, прежде чем снова нахожу равновесие. Видимо, все дело в «Валиуме», сам по себе он недостаточен, дело не в таблетках, а в балансе, как я уже много раз говорил. Бензодиазепин без опиатов – яд, бессмысленное притупление остроты чувств и боли в теле. Вот почему я должен остаться здесь, пока бывшая жена не принесет «Оксикодон». Она поможет, а мне нужна максимальная помощь, которую я могу получить. Да, это так. Это правда.

Я выключаю воду, вытираюсь, обматываю полотенце вокруг талии и сажусь на корточки в поисках бритвы Гуннара.

– Все нормально? – вдруг Анн Мари появляется в дверях. Ее взгляд скользит по моему лицу и спускается вниз по плечам и груди. – Что это? – она указывает на шрам от гарпуна Харви.

– Еще парочка царапин. Где бритва?

– Он не пользуется электрической. – Анн Мари закрывает за собой дверь и подходит ко мне. Качает головой и выдавливает улыбку. – У него станки.

– Конечно. – Я отхожу в сторону, и Анн Мари садится на корточки передо мной. Естественно, Гуннар Уре – из тех стальных мужчин, считающих бритье станком утраченной формой искусства, в противоположность электрической кастрации, которой общество подвергает альфа-самцов.

– Вот. – Она встает с новым станком и флаконом синего геля. – Садись.

– Я сам справлюсь, – возражаю я и протягиваю руку, чтобы забрать у нее станок.

– Нет, – она прижимает его к себе. – Я хочу.

– Ладно. – Я сажусь на стул и выдвигаю подбородок вперед. – Будь осторожна вокруг шрама.

– Да, Торкильд. – Глаза Анн Мари следуют за движениями руки, пока она размазывает ею голубую пену по моему лицу. Только теперь я вижу, что Анн Мари сняла бюстгальтер перед тем, как войти, чтобы грудь обнажилась, когда она ко мне наклонится.

– Когда придет Гуннар? – спрашиваю я, протягивая руку проверить время на часах, которые лежат на раковине. Не хочу, чтобы он заглянул в ванную, пока я тут сижу в его голубой пене для бритья с полотенцем на талии, его свежевыстиранная одежда красиво сложена на полу, а его будущая жена склонилась надо мной без бюстгальтера.

– Он вернется только завтра.

– Что?