– Вы надолго уезжали?

– Нет.

– Что это такое? – спрашивает он, найдя два блистера «Оксиконтина» и «Сомадрила», которые Милла дала мне в Москве.

– Таблетки.

– Откуда они у вас? – Он кладет их между моей одеждой и чемоданом. Потом он берет похожий на фаллос детектор и проводит им по моей одежде и по подкладке в чемодане.

– Мне дали, – отвечаю я, а мужчина отдает детектор женщине. Та относит его к аппарату и вставляет.

– Кто дал? – спрашивает он, когда женщина возвращается. Она слабо качает головой.

– Врач, – лгу я. Не знаю, есть ли у Миллы рецепт, и не хочу ставить моего нового поставщика таблеток в неловкое положение.

– Можно взглянуть на рецепт?

– Я не наркоман. Я болен.

– Я не говорил, что вы наркоман, – дружелюбно отвечает он. – И все-таки без действующего рецепта мы не можем…

– Торкильд? – слышу я голос Миллы за спиной.

– Послушайте, вы не можете просто взять и забрать жизненно важные препараты у человека! Что у вас тут за контора!

– Нет никаких причин…

– Никаких причин что? Возбуждаться? Раздувать? Что, черт возьми, вы хотите сказать? – Я чувствую, как в моем ноющем от боли теле сердце стучит все быстрее и учащается пульс. – Вы не можете забрать мои лекарства, понимаете? Я умру без них.

– Если вы нуждаетесь в лекарствах по рецепту, вам нужно просто пойти к своему терапевту и получить новый рецепт. Но мы не можем впустить в страну зарубежные препараты без действительного рецепта. Это…

– Да черт тебя побери, я не могу пойти к терапевту, дубина ты стоеросовая! Он же не знает, что я пью их!

– Ладно-ладно. – Таможенник поднимает руку, словно чтобы вручную отрегулировать мой настрой. И тут появляется пожилой мужчина в такой же форме с еще более холодной дружелюбной улыбкой. Он что-то шепчет таможеннику, затем становится рядом, положив руку на ремень и направив взгляд на меня.

– Как насчет проследовать за нами? – говорит он. – В более спокойной обстановке мы могли бы…

– Иди к черту, – шиплю я. – Я вижу, кто ты, братишка, ты местный пидор, да? Я отсюда чую вонь дерьма из-под твоих ногтей. Ничего лучше не мог придумать, чтобы залезть мне в жопу? Да знаешь что, катись-ка ты…

Большего сказать я не успеваю. Мужчина и женщина быстро подходят ко мне с обеих сторон. Дружно хватают под руки и ведут по направлению к двери. Боковым зрением я вижу Миллу. Она что-то говорит, кажется, плачет или спрашивает, снова и снова, но я не знаю, что ответить.





Часть IV

Те, кто любят




Глава 58




По окончании многоступенчатого таможенного осмотра изнутри и снаружи, я выхожу в зал прилетов в поисках Миллы. Пока я стою там, пищит мобильный – пришло сообщение, не оставляющее никаких сомнений в том, почему мне только что так повезло быть избранным. Сообщение было от моего бывшего начальника в Особом отделе, Гуннара Уре: «Когда закончишь на таможне, сразу же езжай в участок».



– Ах ты мстительный сраный…

– Не кипятись. – Гуннар впускает меня к себе в кабинет на Грёнландслейре, 4. Кивает на стул напротив стола, за который садится и сам. – Можешь постоять, – добавляет он с ухмылкой на тонких губах. – Если попка болит.

– Они забрали мои лекарства.

– Я хорошо тебя знаю, быстро достанешь новые.

– Почему ты не позвонил?

– Я же послал сообщение, разве нет? – Гуннар хлопает ладонью по стопке бумаг на столе. – Роберт Риверхольт. Ты знал, что Камилла, бывшая жена Роберта, следила за ним в один из вечеров за пару недель до его смерти?


– Нет. Но это уже не имеет значения. Мы больше не думаем, что его смерть имеет какое-то отношение к этому делу.

– Уверен?

– Ты о чем?

– Как я и сказал, – торжествующе продолжает Гуннар – он всегда так делает, когда что-то знает, а другие нет. – Роберт был почти у себя дома в квартире, когда заметил ее машину. Машина стояла и работала вхолостую неподалеку. Было темно, водителя он не увидел, но узнал машину. Вдруг водитель дал газу, и машина с бешеной скоростью направилась к Риверхольту, но потом водитель как будто передумал, машина резко остановилась и свернула в переулок.

– Значит, это она убила его, – заключаю я и подхожу к окну. Открываю занавеску и смотрю в окно. Над парком Бутспаркен светит солнце. Зеленые деревья словно хотят обмануть нас, что лето пришло, но стоит выйти на улицу и приблизиться к ним, увидишь, что зеленый цвет – не листва, а лишайник, пожирающий стволы и ветви.

– Он упоминал об этом в разговоре с бывшим коллегой здесь, в участке, и когда его убили, это стало еще одним подтверждением такого хода событий, – говорит Гуннар, когда я поворачиваюсь. – Но, – он плотно сжимает губы, и в его глазах загорается огонек, – никто не рискнул проверить это, просто записали как факт. А я, наоборот, люблю проверять факты, – продолжает Гуннар с торжествующим видом, когда я вновь отворачиваюсь. – И я выяснил, просто-напросто пролистав бумаги по делу и сделав пару звонков, что Камилла Риверхольт не могла быть за рулем машины в тот вечер.

Я смотрю на парк лишайников и здания за ними.

– Она была в больнице, – добавляет Гуннар. – Ей было плохо весь день, мутило, тошнило и было трудно ходить без помощи. Утром она позвонила терапевту и прибыла к нему в 11:30 того же дня, тот направил ее в больницу сдать анализы, и ее оставили там на ночь.

Я крепче сжимаю веревку на занавеске, затягиваю ее словно петлю и отпускаю. Занавеска обрушивается на подоконник и закрывает свет снаружи.

– А ты планируешь рассказать мне, как она так быстро доехала до врача? – наконец поворачиваюсь к нему я.

– Ее отвезли. Врач заявляет, что помнит, как спросил ее, не нужно ли вызвать скорую, но Камилла ответила, мол, приедет с водителем. Далее я переговорил со всеми ее друзьями, никто из них ее не вез. Ее соседка рассказала, что у Камиллы появился друг, забиравший ее почту и возивший ее в последнее время.

– Мужчина или женщина.

– Я думаю, мужчина. Та соседка – пожилая, она назвала его кавалером Камиллы, но не смогла подтвердить, мужчину ли видела.

– Она же могла видеть Роберта.

– Да. Однако это не объясняет, кто сидел в машине Камиллы у дома Роберта и пытался сбить его. Кстати, а тебя прикончить кто хотел – мужчина или женщина?

– Я не видел, кто за рулем. Я получил несколько эсэмэсок от человека, утверждающего, что это он меня сбил. – Достав мобильный, я подхожу к Гуннару и показываю ему сообщения.

– О, – говорит Гуннар, читая. – Еще один член фан-клуба.

– У жены Роберта взяли анализ на токсикологию? – спрашиваю я, когда он заканчивает читать и отклоняется на спинку кресла.

– Зачем? – он сцепляет руки в замок на затылке, выпячивает вперед грудь и улыбается. – У нее же в голове была большая дырка.

– Да? – Гуннар может играть эту роль, пока солнце не сгорит и время не остановится. Все разговоры с Гуннаром Уре протекают как стандартный допрос подозреваемого. Вначале он дает вам что-то – информацию, поднимающую настроение, чтобы вы думали, будто он на вашей стороне. И только в конце разговора вы понимаете, что это его умелая рука ведет вас сквозь лабиринт чувств и впечатлений. И когда уже слишком поздно, как я почувствовал, например, несколько часов ранее на таможне в Гардермуене, все что вам остается – наклониться, спустить штаны, схватиться за ягодицы и осознать, что гонка окончена.

Он продолжает улыбаться, смакуя ожидание.

– Нет, – наконец произносит он, снова склоняясь над письменным столом. – К сожалению.

– Думаешь провести эксгумацию?

– Вряд ли.

– Почему нет?

– Да ладно тебе, Торкильд. У нас по-прежнему нет ни одного связующего звена между смертью Риверхольта и делами об исчезновении, в которых вы копаетесь. Вы же даже не нашли связи между дочерью Миллы и Свейном Боргом.

– Значит, ты и про Борга знаешь. – Я тяжело киваю и сажусь на стул напротив. Это не кончится, пока Гуннар не расскажет все, что считает нужным. – Скажи, давно ты знаешь Кенни? Ведь это он держит тебя в курсе, да?

– Кеннет Абрахамсен, хм, нет, его я вообще не знаю. Но Ивер говорит, он хороший мужик.

– Значит, ты говорил с Ивером. Отлично.

– А теперь Борг в бегах, а Торкильд Аске и команда добрых помощников решили пуститься по его следам?

Я пожимаю плечами.

– Я бы очень хотел поговорить с ним еще раз. Пока русские его не пристрелили.

– Ну, тут есть небольшая трудность. Тебе ведь нельзя разыскивать убийц, правда?

– Нельзя. – Я знаю, что сейчас последует, эту часть беседы я зову «взвешиванием». Тут Гуннар берет всего тебя, сумму твоих поступков и ставит на невидимые весы перед тобой, взвешивает и рассказывает, что видит. В былые времена, в комнате для допросов, забавно было наблюдать, как он проделывал это с другими. С годами я понял, что это не так забавно, особенно когда ты сам стоишь на весах.

– Убийц ищет полиция.

– Да, – вздыхаю я.

Он кивает.

– А ты больше не полицейский, так ведь? – Гуннар по-настоящему наслаждается, пригвождая меня.