– Я ему позвонила, пока ты был в душе, и сказала, что ты переночуешь. Он поедет в родительский дом на Несоддене. – Она открывает пачку и мочит станок под струей воды. Затем начинает брить со здоровой части лица.
– Зачем?
Она садится на корточки, вторую руку опустив мне на бедро.
– Ты знаешь зачем, – говорит она и продолжает сбривать подернутую сединой щетину с моего изуродованного лица. Лезвие скользит вверх-вниз по подбородку и шее, медленно, почти автоматически, пока ее вторая рука покоится у меня на бедре. – Чтобы нам с тобой поговорить.
Я качаю головой и собираюсь что-то сказать, когда Анн Мари хватает меня за подбородок.
– Не вертись, – говорит она, снова ополаскивая лезвие. – Почти закончили.
Я отрешенно развожу руками.
– Ну ладно.
– Хорошо. – Она издает короткий смешок, останавливается, промывает лезвие и продолжает медленно водить им вокруг шрама, по линии раны до верхней губы, сначала с одной стороны, затем с другой.
– Тогда решено. Ты остаешься.
Глава 60
– Думаешь, я бы стала хорошей матерью? – Анн Мари сидит на краю постели, а я стою у окна и вглядываюсь в темноту. Деревья в саду раскачиваются от ветра, кусты роз зацвели, трава зазеленела. В саду Анн Мари и Гуннара уже наступило лето. – Если бы у нас с тобой были дети?
– Конечно, – отвечаю я, не желая начинать ссору, которая испортит эффект от «Валиума».
– Расскажи мне о Фрей. – В отражении окна я вижу, что Анн Мари знаком подзывает меня к себе.
– Нет, – отвечаю я, не оборачиваясь.
– Почему нет?
– Потому что.
– Ты меня ненавидишь?
– Нет.
– Но ты больше меня не любишь?
Я не отвечаю.
– А любил когда-нибудь?
– Ты же знаешь, что да.
– Но не теперь.
– Нет.
– Когда ты перестал? Когда узнал, что я не могу иметь детей?
Наконец она получает то, чего хочет, и я поворачиваюсь к ней. Она лежит в постели, накрывшись одеялом.
– Я не хочу ругаться.
– Но и спать со мной ты не хочешь? – Она приподнимает одеяло, приглашая меня к себе.
– Нет.
– Я для тебя слишком старая? Поэтому, да? У тебя встает только на молодых девочек вроде Фрей?
– Господи, – стону я и сажусь на край постели. – Фрей мертва. И дело было не в этом, там было другое. Я…
– Любовь? – сорвавшись с ее губ, слово превращается в удар хлыста. Анн Мари хватает ртом воздух, ее грудь вздымается. – Ради которой стоит умереть? Хотела бы я с ней познакомиться, понять, что в ней было такого, что сделало это с тобой. Гуннар говорил, ты превратился в настоящую развалину. Это было, когда он навещал тебя в больнице после того, как ты убил ее.
– Я ее не убивал. Это был несчастный случай.
– Значит, ты повесился в тюремном душе, потому что жить без нее не мог?
– Я не знаю.
– Но когда узнал, что я не могу иметь детей, ты просто уехал. И неважно, что твоей жене, прожившей с тобой большую часть жизни, любившей тебя больше жизни, вырезали половину женских органов и забрали… – Она не в силах завершить предложение. Вместо этого она натягивает одеяло до подбородка и прижимает его к себе.
Она делает это, потому что хочет наказания, хочет, чтобы я сказал что-то, что разрежет ее так, как сделали хирурги, удалив матку и опухоли. Но я не могу. Вместо этого я забираюсь в постель и прижимаюсь к ней.
– Знаешь, почему я все еще люблю тебя? – спрашивает Анн Мари, прижимаясь своей головой к моей.
– Нанесение себе повреждений? – Ее лицо так близко ко мне, что я ощущаю ее дыхание на своей переносице.
– Ты не мог ничего поделать с тем, что случилось со мной. С тем, что меня вычистили и я не могла иметь детей. И все же ты чувствовал вину. А я даже играла на этом, помогала тебе усилить ее, чтобы ты никогда от нее не избавился, потому что так было проще. А ты просто все принимал и носил эту чертовщину в себе за нас обоих. Такой уж ты человек.
– Я просто ушел.
– Тебе пришлось уйти. Мы больше не могли жить вместе. Я не сразу это приняла. Но когда наконец это осознала, я поняла, что должна любить тебя, потому что однажды ты вернешься.
– Анн Мари, – шепчу я. – Я не вернулся.
– Вернулся, – настаивает она. – Ты сейчас здесь. Именно сейчас. В это мгновенье. Ты же лежишь со мной в постели, разве не так? Я знаю это, потому что во снах ты всегда моложе, не такой потасканный и без седины в волосах.
Мы смеемся, и она приближается вплотную к моему лицу.
– Не стоило мне приходить, – говорю я и пытаюсь отстраниться.
Анн Мари хватает меня за руку и кладет ее себе на живот, прямо над своим шрамом.
– Но ты пришел.
Она переворачивается на бок, берет меня за талию и прижимается ближе. Ее губы, будто теплые капли дождя, что покалывают и впиваются, едва попав на лицо. Усиливающийся дождь заключает тебя в блестящую светящуюся решетку из воды. Обжигающий дождь.
Глава 61
Когда я просыпаюсь, на улице уже светло. Солнце светит в окна спальни, попадая мне на затылок и на изувеченную сторону лица. Я осторожно выскальзываю из-под одеяла и встаю на ноги, оглядываясь по сторонам. И только тогда ощущаю боль.
Я поднимаю и протягиваю вперед руку. Порез начинается от запястья и идет вверх к локтю. Вся грудь в крови. Постельное белье в запекшейся крови. Теперь я чувствую ее запах. Он напоминает мне о хлеве наших соседей в Исландии, осенью, когда они резали овец, в воздухе витал сладковатый металлический запах, надолго прилипающий к языку.
Я хватаю свою подушку. Она тоже пропиталась кровью. Вынимаю наполнитель и рву вдоль швов, затем осторожно обматываю порез на руке, который уже начал кровоточить.
Анн Мари лежит на животе, рука протянута туда, где я только что лежал. Лицом ко мне. Глаза открыты, солнце освещает ей волосы, придавая им странный оттенок.
– Анн Мари? – Ее запястье холодное, с глубоким поперечным порезом. – Что ты наделала?
Я обхожу кровать с другой стороны, но поскальзываюсь в луже крови и падаю. Поднявшись на ноги, бегу в ванную. Порез на моей руке стал кровоточить сильнее. Я срываю наволочку, ополаскиваю руку в раковине и оборачиваю полотенцем. Затем достаю мобильный и звоню в скорую и полицию. Возвращаюсь в спальню и сажусь на край кровати рядом с безжизненным телом Анн Мари.
И набираю номер Гуннара Уре.
Глава 62
Есть люди, обреченные на неудачу. Что бы они ни делали, в каком направлении ни пошли бы, они всегда смотрят адскому пламени прямо в глаза. Выигрывают в лотерею, а на следующий день судьба бросает им в лицо рак. Таким людям просто суждено жить вот так, никто не знает почему, но это факт. Нас нужно обязать ходить с предупреждающим знаком.
Я сижу в гостиной Гуннара и Анн Мари, накрывшись пледом, люди ходят туда-сюда в спальню и из нее, в дом и из дома. Один из сотрудников скорой помощи промыл мою рану на руке и наложил повязку. Говорит, надо зашивать.
Пока полиция и медики работают, Гуннар молчит. Он стоит на заднем плане, скрестив руки на груди, и кусает щеки. Когда они собираются выносить тело Анн Мари из постели, Гуннар отворачивается. Вскоре ко мне подходит полицейский и просит следовать за ним.
Они отвозят меня в травмпункт, и мне зашивают рану, пока двое полицейских ждут в дверях.
– Это не так просто, как кажется, – замечает врач, зашивая мне руку. – Попасть в вену, даже если режешь глубоко. Поначалу перерезаются мелкие артерии руки, от них много крови, но вскоре она вытекает и образует корочку на ране. Мы часто такое видим. – Он откладывает инструменты и отворачивается в поисках бинта.
– Это не я сделал, – говорю я.
– Зачем?
Она садится на корточки, вторую руку опустив мне на бедро.
– Ты знаешь зачем, – говорит она и продолжает сбривать подернутую сединой щетину с моего изуродованного лица. Лезвие скользит вверх-вниз по подбородку и шее, медленно, почти автоматически, пока ее вторая рука покоится у меня на бедре. – Чтобы нам с тобой поговорить.
Я качаю головой и собираюсь что-то сказать, когда Анн Мари хватает меня за подбородок.
– Не вертись, – говорит она, снова ополаскивая лезвие. – Почти закончили.
Я отрешенно развожу руками.
– Ну ладно.
– Хорошо. – Она издает короткий смешок, останавливается, промывает лезвие и продолжает медленно водить им вокруг шрама, по линии раны до верхней губы, сначала с одной стороны, затем с другой.
– Тогда решено. Ты остаешься.
Глава 60
– Думаешь, я бы стала хорошей матерью? – Анн Мари сидит на краю постели, а я стою у окна и вглядываюсь в темноту. Деревья в саду раскачиваются от ветра, кусты роз зацвели, трава зазеленела. В саду Анн Мари и Гуннара уже наступило лето. – Если бы у нас с тобой были дети?
– Конечно, – отвечаю я, не желая начинать ссору, которая испортит эффект от «Валиума».
– Расскажи мне о Фрей. – В отражении окна я вижу, что Анн Мари знаком подзывает меня к себе.
– Нет, – отвечаю я, не оборачиваясь.
– Почему нет?
– Потому что.
– Ты меня ненавидишь?
– Нет.
– Но ты больше меня не любишь?
Я не отвечаю.
– А любил когда-нибудь?
– Ты же знаешь, что да.
– Но не теперь.
– Нет.
– Когда ты перестал? Когда узнал, что я не могу иметь детей?
Наконец она получает то, чего хочет, и я поворачиваюсь к ней. Она лежит в постели, накрывшись одеялом.
– Я не хочу ругаться.
– Но и спать со мной ты не хочешь? – Она приподнимает одеяло, приглашая меня к себе.
– Нет.
– Я для тебя слишком старая? Поэтому, да? У тебя встает только на молодых девочек вроде Фрей?
– Господи, – стону я и сажусь на край постели. – Фрей мертва. И дело было не в этом, там было другое. Я…
– Любовь? – сорвавшись с ее губ, слово превращается в удар хлыста. Анн Мари хватает ртом воздух, ее грудь вздымается. – Ради которой стоит умереть? Хотела бы я с ней познакомиться, понять, что в ней было такого, что сделало это с тобой. Гуннар говорил, ты превратился в настоящую развалину. Это было, когда он навещал тебя в больнице после того, как ты убил ее.
– Я ее не убивал. Это был несчастный случай.
– Значит, ты повесился в тюремном душе, потому что жить без нее не мог?
– Я не знаю.
– Но когда узнал, что я не могу иметь детей, ты просто уехал. И неважно, что твоей жене, прожившей с тобой большую часть жизни, любившей тебя больше жизни, вырезали половину женских органов и забрали… – Она не в силах завершить предложение. Вместо этого она натягивает одеяло до подбородка и прижимает его к себе.
Она делает это, потому что хочет наказания, хочет, чтобы я сказал что-то, что разрежет ее так, как сделали хирурги, удалив матку и опухоли. Но я не могу. Вместо этого я забираюсь в постель и прижимаюсь к ней.
– Знаешь, почему я все еще люблю тебя? – спрашивает Анн Мари, прижимаясь своей головой к моей.
– Нанесение себе повреждений? – Ее лицо так близко ко мне, что я ощущаю ее дыхание на своей переносице.
– Ты не мог ничего поделать с тем, что случилось со мной. С тем, что меня вычистили и я не могла иметь детей. И все же ты чувствовал вину. А я даже играла на этом, помогала тебе усилить ее, чтобы ты никогда от нее не избавился, потому что так было проще. А ты просто все принимал и носил эту чертовщину в себе за нас обоих. Такой уж ты человек.
– Я просто ушел.
– Тебе пришлось уйти. Мы больше не могли жить вместе. Я не сразу это приняла. Но когда наконец это осознала, я поняла, что должна любить тебя, потому что однажды ты вернешься.
– Анн Мари, – шепчу я. – Я не вернулся.
– Вернулся, – настаивает она. – Ты сейчас здесь. Именно сейчас. В это мгновенье. Ты же лежишь со мной в постели, разве не так? Я знаю это, потому что во снах ты всегда моложе, не такой потасканный и без седины в волосах.
Мы смеемся, и она приближается вплотную к моему лицу.
– Не стоило мне приходить, – говорю я и пытаюсь отстраниться.
Анн Мари хватает меня за руку и кладет ее себе на живот, прямо над своим шрамом.
– Но ты пришел.
Она переворачивается на бок, берет меня за талию и прижимается ближе. Ее губы, будто теплые капли дождя, что покалывают и впиваются, едва попав на лицо. Усиливающийся дождь заключает тебя в блестящую светящуюся решетку из воды. Обжигающий дождь.
Глава 61
Когда я просыпаюсь, на улице уже светло. Солнце светит в окна спальни, попадая мне на затылок и на изувеченную сторону лица. Я осторожно выскальзываю из-под одеяла и встаю на ноги, оглядываясь по сторонам. И только тогда ощущаю боль.
Я поднимаю и протягиваю вперед руку. Порез начинается от запястья и идет вверх к локтю. Вся грудь в крови. Постельное белье в запекшейся крови. Теперь я чувствую ее запах. Он напоминает мне о хлеве наших соседей в Исландии, осенью, когда они резали овец, в воздухе витал сладковатый металлический запах, надолго прилипающий к языку.
Я хватаю свою подушку. Она тоже пропиталась кровью. Вынимаю наполнитель и рву вдоль швов, затем осторожно обматываю порез на руке, который уже начал кровоточить.
Анн Мари лежит на животе, рука протянута туда, где я только что лежал. Лицом ко мне. Глаза открыты, солнце освещает ей волосы, придавая им странный оттенок.
– Анн Мари? – Ее запястье холодное, с глубоким поперечным порезом. – Что ты наделала?
Я обхожу кровать с другой стороны, но поскальзываюсь в луже крови и падаю. Поднявшись на ноги, бегу в ванную. Порез на моей руке стал кровоточить сильнее. Я срываю наволочку, ополаскиваю руку в раковине и оборачиваю полотенцем. Затем достаю мобильный и звоню в скорую и полицию. Возвращаюсь в спальню и сажусь на край кровати рядом с безжизненным телом Анн Мари.
И набираю номер Гуннара Уре.
Глава 62
Есть люди, обреченные на неудачу. Что бы они ни делали, в каком направлении ни пошли бы, они всегда смотрят адскому пламени прямо в глаза. Выигрывают в лотерею, а на следующий день судьба бросает им в лицо рак. Таким людям просто суждено жить вот так, никто не знает почему, но это факт. Нас нужно обязать ходить с предупреждающим знаком.
Я сижу в гостиной Гуннара и Анн Мари, накрывшись пледом, люди ходят туда-сюда в спальню и из нее, в дом и из дома. Один из сотрудников скорой помощи промыл мою рану на руке и наложил повязку. Говорит, надо зашивать.
Пока полиция и медики работают, Гуннар молчит. Он стоит на заднем плане, скрестив руки на груди, и кусает щеки. Когда они собираются выносить тело Анн Мари из постели, Гуннар отворачивается. Вскоре ко мне подходит полицейский и просит следовать за ним.
Они отвозят меня в травмпункт, и мне зашивают рану, пока двое полицейских ждут в дверях.
– Это не так просто, как кажется, – замечает врач, зашивая мне руку. – Попасть в вену, даже если режешь глубоко. Поначалу перерезаются мелкие артерии руки, от них много крови, но вскоре она вытекает и образует корочку на ране. Мы часто такое видим. – Он откладывает инструменты и отворачивается в поисках бинта.
– Это не я сделал, – говорю я.