– Пока ничего не чувствую, не думаю…
– Давай, Торкильд. Я хочу, чтобы ты меня трогал. Не отступай. Если тебе нужно разорвать одежду, то сделай это. Будь мужчиной.
Я осторожно встаю с кресла, делаю шаг вперед и прижимаюсь к ней. Движения кажутся механическими, словно у робота в момент осознания себя. Волнение в паху говорит о том, что там все же есть признаки жизни, а слюнная секреция во рту напоминает мне, что я не был так близок к «Оксикодону» вот уже полгода. Не знаю, эффект ли от «Виагры» или жажда болеутоляющего движет мной. Наверное, сочетание того и другого заставляет меня протянуть руки и сжать ее тело, неловко и осторожно, через карманы кардигана. Милла открывает глаза.
– Нет, – говорит она. – У нее влажное дыхание, пахнущее алкоголем. – Не там. – Она поднимает руки вверх и выпячивает грудь.
Я провожу пальцами по ее руке, слегка сжимая мягкую ткань кардигана от запястья до подмышечной впадины.
– Теплее, – бормочет Милла, снова закрывая глаза.
Я повторяю процедуру на другой руке и сажусь на корточки перед ней, осторожно поглаживая бока, от подмышек к талии и ниже к бедрам. Теперь уже нет сомнений, что мистер Синий что-то сделал внизу. Вдруг у меня кружится голова, словно вся кровь в теле перенаправилась в одно место.
– Не останавливайся, – шепчет она, когда я на мгновение замираю в страхе, стоит ли продолжать или в противном случае я рискую потерять то, что мне необходимо.
Я снова сажусь на корточки и прижимаюсь к ней. Милла опускает руки, и я осторожно развожу полы кардигана в стороны, так что показывается платье. Ее грудь вздымается, когда я расстегиваю верхнюю пуговицу.
– Теплее, – смеется она.
Я расстегиваю еще одну, и еще одну.
– У него застежка сзади, – говорит Милла и поворачивается так, чтобы я мог расстегнуть лифчик.
Маленький прозрачный пакетик на зиплоке выпадает из одной чашки бюстгальтера и исчезает в платье. Я расстегиваю на нем еще две пуговицы и нахожу пакетик у пупка. Внутри лежат четыре таблетки лимонного цвета.
– А где «Окси»? – спрашиваю я, беру пакетик, достаю две таблетки и проглатываю. Мое дыхание становится неровным, учащенным, я охотник, идущий по следу добычи, добычи с бьющимся сердцем в виде капсулы.
– А ты как думаешь? – Милла медленно раздвигает ноги, кладет на грудь руку, затем спускает ее, проводя по пупку к паху.
Следующий пакетик падает на пол, когда я снимаю с Миллы трусы. Я спешно открываю его, заглатываю «Окси» и убираю оба пакетика к оставшимся таблеткам в карман рубашки.
Милла поднимает подол платья и протягивает ко мне руки.
– А теперь ты закончишь начатое, Торкильд.
У меня такое чувство, как будто все тело кипит. Я вытираю пот со лба, расстегиваю ремень, вынимаю его из брюк, поднимаю ее ноги и кладу себе на плечи. Снимаю оставшуюся одежду, беру ее за бедра и вхожу в нее.
Глава 39
«Оксикодон» – как река. А если наполнить эту реку «Карисопродолом», она превратится в поток чистого, лишенного боли счастья. Под водой все иначе. Первое, что приходит мне в голову, – в этом слое геосферы нет любви к ближнему. Рыба не любит себе подобных. Родительская любовь у рыб постепенно угасает, когда дети растут и учатся справляться сами. И однажды все заканчивается, нить обрывается, несмотря на все, что было. Они становятся чужими, всего лишь одними из множества рыб. Может, так должно было быть и со мной и Фрей. Чувствам давно следовало угаснуть, а нам – ускользнуть друг от друга.
Я вижу свое отражение в блестящей, как зеркало, поверхности: я бесцветный и эфемерный. Собираюсь протянуть руку и потрогать отражение, как вдруг замечаю перед собой какую-то фигуру, одетую в темный дождевик, плывущую посередине моей реки.
– Фрей? – Я вижу, как потоки воды несут наши тела друг к другу. – Это тебя я видел под дождем?
Под нами нет дна, далеко в вышине я вижу небо, ярко-голубое, как вода, все сливается, все стало небом. Меня быстро затягивает в водоворот, он окутывает мое тело, и я оказываюсь ближе к ней. Протягиваю руку, чтобы коснуться ее лица в капюшоне, пока мы вращаемся вокруг друг друга.
– Фрей, – я хватаю ртом воздух. Изо рта выстреливают пузырьки воздуха, и я замечаю, что течение вот-вот отнесет нас друг от друга. – Подожди, я только хочу увидеть тебя, твое лицо в последний раз. – И тут же ее волосы откидываются с лица, и капюшон исчезает. Передо мной не Фрей. Фигура безжизненно парит с широко раскрытыми глазами, со стекающими по щекам, как черный деготь, слезами, растворяющимися в речной воде.
– Оливия? – я машу руками и ногами, пытаясь увернуться. В следующее мгновение я открываю глаза. – Черт побери, – вздыхаю я и натягиваю одеяло на лицо. Принял слишком много таблеток, перевозбудился и уснул. Это был сон, чертов сон.
Я лежу под одеялом, прокручиваю в голове вчерашний вечер, пока мой телефон не издает два коротких писка. Стягиваю одеяло с лица и вижу, что рядом спит Милла. Не то чтобы я сожалею о совершенном или мне стыдно за то, что я переспал со своим работодателем в обмен на таблетки. Поезд стыда давно покинул эту станцию. Но мне все-таки стоило думать головой. Я поворачиваюсь и беру телефон с ночного столика.
Сообщение пришло с неизвестного номера: Надо было еще раз переехать тебя.
Используй пистолет, пишу я в ответ и сажусь в постели.
Он знал это, написано в следующем сообщении, пришедшем до того, как я успел положить телефон на столик. Целую секунду до того, как я нажму на курок, он знал, что сейчас произойдет.
Я звоню на этот номер, но абонент недоступен.
Глава 40
После этих сообщений заснуть не получается. Милла лежит на животе рядом со мной, лицо повернуто ко мне. Ее одеяло сползло к пояснице, я поворачиваюсь на бок, к ней, и провожу рукой над ее спиной, паря прямо над кожей, пока рука не начинает трястись от напряжения.
Я смотрю на свою руку, спокойно лежащую на ее спине, ощущаю покалывание в кончиках пальцев и тепло, проникающее через поры и поднимающееся вверх по руке. Скоро пальцы начинают дрожать, и я вижу, как они двигаются, ласкают гладкую спину, сначала робкими неуклюжими движениями, затем волнами, вверх и вниз по позвоночнику, до лопаток, к волосам и снова вниз, по бокам, к пояснице и опять наверх.
Глаза следят за ходом пальцев, кажется, что тело парализовало, словно пальцы трогают незнакомое, экзотическое существо, которое я никогда раньше не видел. Дорис говорила, что фантазировать не опасно, если фантазия что-то дает и не вредит ни мне, ни другим. Так почему же мне так страшно? Потому что я не выношу даже мысли о том, чтобы близко подпустить к себе кого-то после Фрей, в страхе раскрыть свою ущербность, налитыми кровью чумными блохами жгущую мое изуродованное лицо.
– Ты никогда не поймешь, Милла, – шепчу я и останавливаю танец пальцев на ее спине, – кто я такой.
– М-м-м, – бормочет Милла и открывает глаза, смотрит на меня и улыбается. Она поворачивается на бок, зевает и натягивает одеяло до подбородка. – Все нормально?
– Странный сон, – отвечаю я и ложусь на спину, здоровой стороной лица к Милле.
– Да? Расскажи!
Я качаю головой и тянусь к ночному столику, где лежит телефон.
– Ночью кто-то отправил мне сообщения.
– Кто? – Она садится в постели.
Я открываю переписку и протягиваю ей мобильный.
– Н-но, – Милла тяжело дышит и закрывает рот рукой. – Это же… Номер Оливии! – Она как завороженная смотрит на мой телефон. – Сообщения отправлены с номера Оливии. – Она на секунду замирает и глядит на меня. – Я не понимаю, Торкильд… что это значит? Зачем Оливии отправлять тебе СМС и говорить, что она убила Роберта, что она…
– Это скверно, Милла, – произношу и качаю головой. – Очень скверно.
– Но, значит, она жива! Это же ее номер, слышишь? – Милла округляет глаза, словно я с другой планеты. – Она жива, Торкильд, она…
– Не думаю, что это Оливия отправила сообщения, – говорю я, садясь в постели.
– Что? Это она, это же ее телефон. – Она бешено тычет в экран моего мобильного. – Это номер Оливии, Торкильд. Она… она, – Милла с силой давит кончиками пальцев на экран, пытаясь побороть слезы.
– Милла, прочти сами сообщения, – шепчу я. – Тот, кто прислал это, хочет, чтобы я знал – это он убил Роберта, и пытался убить меня. Есть всего две причины отправлять мне это. Либо это действительно он, и он говорит правду, либо это отправил кто-то, кто хочет, чтобы я думал, что это правда. Как бы то ни было, мы не можем отрицать того факта, что у него телефон Оливии. Он или она знает о моем существовании и о том, что я продолжаю работу Роберта Риверхольта. В то же время он говорит нам кое-что еще, а именно, что мы напали на какой-то след. Наверное, он не подумал об этом, отправляя СМС, но этим только что сообщил нам: то, чем мы занимаемся, работает, и след Оливии не такой холодный, как мы думали вначале.
Милла сидит и еще долго смотрит на телефон после того, как экран погас.
– Что нам делать? – наконец шепчет она.
– Пока что ждем, – отвечаю я, выбираясь из постели. – Надеюсь, узнаем больше, когда он свяжется с нами в следующий раз.
Милла хватается за одеяло и провожает меня взглядом.
– Думаешь, он опять это сделает?
– Непременно. Пока мы будем продолжать то, чем занимаемся, будут поступать и новые сообщения. Но нужно быть осторожными, Милла. Очень осторожными, черт побери.
– Я не хочу, чтобы что-нибудь случилось с тобой. – В ее глазах снова появляется тот теплый коричневый блеск, который мне начинает нравиться. Милла тянется ко мне, хватает за руку и пытается притянуть к себе. – Торкильд, я…
– Я уже говорил тебе. – Я освобождаюсь от ее захвата. – Я не Роберт.
Глава 41
Ивер с Кенни приходят в квартиру Миллы в половине пятого. Оба выглядят утомленными, словно устали разговаривать в поездке из Драммена. Йоаким тоже здесь. Он появился за час до них с кипой журналов, которые хотел доставить Милле.
– Лив Дагни Волд. – Ивер мешкает, прежде чем продолжить. – Несколько входящих пропущенных звонков от друзей и родственников, пытавшихся связаться с ней на протяжении пары недель после ее исчезновения. Но постепенно звонки прекратились, их было все меньше, и они стали более спорадическими с течением времени и угасанием надежды. Так всегда бывает, – спокойно продолжает он.
– Значит, исходящих не было? – спрашиваю я разочарованно.
– Нет. После исчезновения Лив ее мобильный не использовался. Но я решил тщательно проверить все входящие. – Он улыбается и делает глоток кофе, поданного Кенни. – Четыре входящих с одного номера выделяются на фоне других. Они были перенаправлены на автоответчик, потому что телефон уже давно разрядился. Но ни одного сообщения не было оставлено.
– Кто владелец номера? – спрашиваю я.
– Номер уже не используется. Договор закрыли в середине прошлого октября. Владельцем был Юнас Эклунд, двадцатичетырехлетний парень из Стокгольма. – Ивер шумно дышит через нос. Его взгляд становится жестче. Мрачнее. Глаза полицейского делаются такими, когда он знает, что ничего хорошего ждать не приходится. – Я говорил с матерью Эклунда и с сестрой Лив в Оркдале.
– И?
– Давай, Торкильд. Я хочу, чтобы ты меня трогал. Не отступай. Если тебе нужно разорвать одежду, то сделай это. Будь мужчиной.
Я осторожно встаю с кресла, делаю шаг вперед и прижимаюсь к ней. Движения кажутся механическими, словно у робота в момент осознания себя. Волнение в паху говорит о том, что там все же есть признаки жизни, а слюнная секреция во рту напоминает мне, что я не был так близок к «Оксикодону» вот уже полгода. Не знаю, эффект ли от «Виагры» или жажда болеутоляющего движет мной. Наверное, сочетание того и другого заставляет меня протянуть руки и сжать ее тело, неловко и осторожно, через карманы кардигана. Милла открывает глаза.
– Нет, – говорит она. – У нее влажное дыхание, пахнущее алкоголем. – Не там. – Она поднимает руки вверх и выпячивает грудь.
Я провожу пальцами по ее руке, слегка сжимая мягкую ткань кардигана от запястья до подмышечной впадины.
– Теплее, – бормочет Милла, снова закрывая глаза.
Я повторяю процедуру на другой руке и сажусь на корточки перед ней, осторожно поглаживая бока, от подмышек к талии и ниже к бедрам. Теперь уже нет сомнений, что мистер Синий что-то сделал внизу. Вдруг у меня кружится голова, словно вся кровь в теле перенаправилась в одно место.
– Не останавливайся, – шепчет она, когда я на мгновение замираю в страхе, стоит ли продолжать или в противном случае я рискую потерять то, что мне необходимо.
Я снова сажусь на корточки и прижимаюсь к ней. Милла опускает руки, и я осторожно развожу полы кардигана в стороны, так что показывается платье. Ее грудь вздымается, когда я расстегиваю верхнюю пуговицу.
– Теплее, – смеется она.
Я расстегиваю еще одну, и еще одну.
– У него застежка сзади, – говорит Милла и поворачивается так, чтобы я мог расстегнуть лифчик.
Маленький прозрачный пакетик на зиплоке выпадает из одной чашки бюстгальтера и исчезает в платье. Я расстегиваю на нем еще две пуговицы и нахожу пакетик у пупка. Внутри лежат четыре таблетки лимонного цвета.
– А где «Окси»? – спрашиваю я, беру пакетик, достаю две таблетки и проглатываю. Мое дыхание становится неровным, учащенным, я охотник, идущий по следу добычи, добычи с бьющимся сердцем в виде капсулы.
– А ты как думаешь? – Милла медленно раздвигает ноги, кладет на грудь руку, затем спускает ее, проводя по пупку к паху.
Следующий пакетик падает на пол, когда я снимаю с Миллы трусы. Я спешно открываю его, заглатываю «Окси» и убираю оба пакетика к оставшимся таблеткам в карман рубашки.
Милла поднимает подол платья и протягивает ко мне руки.
– А теперь ты закончишь начатое, Торкильд.
У меня такое чувство, как будто все тело кипит. Я вытираю пот со лба, расстегиваю ремень, вынимаю его из брюк, поднимаю ее ноги и кладу себе на плечи. Снимаю оставшуюся одежду, беру ее за бедра и вхожу в нее.
Глава 39
«Оксикодон» – как река. А если наполнить эту реку «Карисопродолом», она превратится в поток чистого, лишенного боли счастья. Под водой все иначе. Первое, что приходит мне в голову, – в этом слое геосферы нет любви к ближнему. Рыба не любит себе подобных. Родительская любовь у рыб постепенно угасает, когда дети растут и учатся справляться сами. И однажды все заканчивается, нить обрывается, несмотря на все, что было. Они становятся чужими, всего лишь одними из множества рыб. Может, так должно было быть и со мной и Фрей. Чувствам давно следовало угаснуть, а нам – ускользнуть друг от друга.
Я вижу свое отражение в блестящей, как зеркало, поверхности: я бесцветный и эфемерный. Собираюсь протянуть руку и потрогать отражение, как вдруг замечаю перед собой какую-то фигуру, одетую в темный дождевик, плывущую посередине моей реки.
– Фрей? – Я вижу, как потоки воды несут наши тела друг к другу. – Это тебя я видел под дождем?
Под нами нет дна, далеко в вышине я вижу небо, ярко-голубое, как вода, все сливается, все стало небом. Меня быстро затягивает в водоворот, он окутывает мое тело, и я оказываюсь ближе к ней. Протягиваю руку, чтобы коснуться ее лица в капюшоне, пока мы вращаемся вокруг друг друга.
– Фрей, – я хватаю ртом воздух. Изо рта выстреливают пузырьки воздуха, и я замечаю, что течение вот-вот отнесет нас друг от друга. – Подожди, я только хочу увидеть тебя, твое лицо в последний раз. – И тут же ее волосы откидываются с лица, и капюшон исчезает. Передо мной не Фрей. Фигура безжизненно парит с широко раскрытыми глазами, со стекающими по щекам, как черный деготь, слезами, растворяющимися в речной воде.
– Оливия? – я машу руками и ногами, пытаясь увернуться. В следующее мгновение я открываю глаза. – Черт побери, – вздыхаю я и натягиваю одеяло на лицо. Принял слишком много таблеток, перевозбудился и уснул. Это был сон, чертов сон.
Я лежу под одеялом, прокручиваю в голове вчерашний вечер, пока мой телефон не издает два коротких писка. Стягиваю одеяло с лица и вижу, что рядом спит Милла. Не то чтобы я сожалею о совершенном или мне стыдно за то, что я переспал со своим работодателем в обмен на таблетки. Поезд стыда давно покинул эту станцию. Но мне все-таки стоило думать головой. Я поворачиваюсь и беру телефон с ночного столика.
Сообщение пришло с неизвестного номера: Надо было еще раз переехать тебя.
Используй пистолет, пишу я в ответ и сажусь в постели.
Он знал это, написано в следующем сообщении, пришедшем до того, как я успел положить телефон на столик. Целую секунду до того, как я нажму на курок, он знал, что сейчас произойдет.
Я звоню на этот номер, но абонент недоступен.
Глава 40
После этих сообщений заснуть не получается. Милла лежит на животе рядом со мной, лицо повернуто ко мне. Ее одеяло сползло к пояснице, я поворачиваюсь на бок, к ней, и провожу рукой над ее спиной, паря прямо над кожей, пока рука не начинает трястись от напряжения.
Я смотрю на свою руку, спокойно лежащую на ее спине, ощущаю покалывание в кончиках пальцев и тепло, проникающее через поры и поднимающееся вверх по руке. Скоро пальцы начинают дрожать, и я вижу, как они двигаются, ласкают гладкую спину, сначала робкими неуклюжими движениями, затем волнами, вверх и вниз по позвоночнику, до лопаток, к волосам и снова вниз, по бокам, к пояснице и опять наверх.
Глаза следят за ходом пальцев, кажется, что тело парализовало, словно пальцы трогают незнакомое, экзотическое существо, которое я никогда раньше не видел. Дорис говорила, что фантазировать не опасно, если фантазия что-то дает и не вредит ни мне, ни другим. Так почему же мне так страшно? Потому что я не выношу даже мысли о том, чтобы близко подпустить к себе кого-то после Фрей, в страхе раскрыть свою ущербность, налитыми кровью чумными блохами жгущую мое изуродованное лицо.
– Ты никогда не поймешь, Милла, – шепчу я и останавливаю танец пальцев на ее спине, – кто я такой.
– М-м-м, – бормочет Милла и открывает глаза, смотрит на меня и улыбается. Она поворачивается на бок, зевает и натягивает одеяло до подбородка. – Все нормально?
– Странный сон, – отвечаю я и ложусь на спину, здоровой стороной лица к Милле.
– Да? Расскажи!
Я качаю головой и тянусь к ночному столику, где лежит телефон.
– Ночью кто-то отправил мне сообщения.
– Кто? – Она садится в постели.
Я открываю переписку и протягиваю ей мобильный.
– Н-но, – Милла тяжело дышит и закрывает рот рукой. – Это же… Номер Оливии! – Она как завороженная смотрит на мой телефон. – Сообщения отправлены с номера Оливии. – Она на секунду замирает и глядит на меня. – Я не понимаю, Торкильд… что это значит? Зачем Оливии отправлять тебе СМС и говорить, что она убила Роберта, что она…
– Это скверно, Милла, – произношу и качаю головой. – Очень скверно.
– Но, значит, она жива! Это же ее номер, слышишь? – Милла округляет глаза, словно я с другой планеты. – Она жива, Торкильд, она…
– Не думаю, что это Оливия отправила сообщения, – говорю я, садясь в постели.
– Что? Это она, это же ее телефон. – Она бешено тычет в экран моего мобильного. – Это номер Оливии, Торкильд. Она… она, – Милла с силой давит кончиками пальцев на экран, пытаясь побороть слезы.
– Милла, прочти сами сообщения, – шепчу я. – Тот, кто прислал это, хочет, чтобы я знал – это он убил Роберта, и пытался убить меня. Есть всего две причины отправлять мне это. Либо это действительно он, и он говорит правду, либо это отправил кто-то, кто хочет, чтобы я думал, что это правда. Как бы то ни было, мы не можем отрицать того факта, что у него телефон Оливии. Он или она знает о моем существовании и о том, что я продолжаю работу Роберта Риверхольта. В то же время он говорит нам кое-что еще, а именно, что мы напали на какой-то след. Наверное, он не подумал об этом, отправляя СМС, но этим только что сообщил нам: то, чем мы занимаемся, работает, и след Оливии не такой холодный, как мы думали вначале.
Милла сидит и еще долго смотрит на телефон после того, как экран погас.
– Что нам делать? – наконец шепчет она.
– Пока что ждем, – отвечаю я, выбираясь из постели. – Надеюсь, узнаем больше, когда он свяжется с нами в следующий раз.
Милла хватается за одеяло и провожает меня взглядом.
– Думаешь, он опять это сделает?
– Непременно. Пока мы будем продолжать то, чем занимаемся, будут поступать и новые сообщения. Но нужно быть осторожными, Милла. Очень осторожными, черт побери.
– Я не хочу, чтобы что-нибудь случилось с тобой. – В ее глазах снова появляется тот теплый коричневый блеск, который мне начинает нравиться. Милла тянется ко мне, хватает за руку и пытается притянуть к себе. – Торкильд, я…
– Я уже говорил тебе. – Я освобождаюсь от ее захвата. – Я не Роберт.
Глава 41
Ивер с Кенни приходят в квартиру Миллы в половине пятого. Оба выглядят утомленными, словно устали разговаривать в поездке из Драммена. Йоаким тоже здесь. Он появился за час до них с кипой журналов, которые хотел доставить Милле.
– Лив Дагни Волд. – Ивер мешкает, прежде чем продолжить. – Несколько входящих пропущенных звонков от друзей и родственников, пытавшихся связаться с ней на протяжении пары недель после ее исчезновения. Но постепенно звонки прекратились, их было все меньше, и они стали более спорадическими с течением времени и угасанием надежды. Так всегда бывает, – спокойно продолжает он.
– Значит, исходящих не было? – спрашиваю я разочарованно.
– Нет. После исчезновения Лив ее мобильный не использовался. Но я решил тщательно проверить все входящие. – Он улыбается и делает глоток кофе, поданного Кенни. – Четыре входящих с одного номера выделяются на фоне других. Они были перенаправлены на автоответчик, потому что телефон уже давно разрядился. Но ни одного сообщения не было оставлено.
– Кто владелец номера? – спрашиваю я.
– Номер уже не используется. Договор закрыли в середине прошлого октября. Владельцем был Юнас Эклунд, двадцатичетырехлетний парень из Стокгольма. – Ивер шумно дышит через нос. Его взгляд становится жестче. Мрачнее. Глаза полицейского делаются такими, когда он знает, что ничего хорошего ждать не приходится. – Я говорил с матерью Эклунда и с сестрой Лив в Оркдале.
– И?