– Нет, – говорит она, слегка сжимая мышцу моего бедра. – Врешь.
Я собираюсь что-то сказать, когда из спальни выходит Йоаким. Он переоделся и в одной руке держит чемодан.
– Я еду в Тьёме, – говорит он, останавливаясь перед нами.
– Разве ты не сходишь поесть с нами? – спрашивает Милла, не убирая руки с моего бедра.
– Нет, – отвечает он угрюмо. – Я хочу домой.
– Йоаким, – начинаю я и встаю, так что Милле приходится отпустить меня. – Слушай, я не хотел обидеть тебя. – Я протягиваю руку. – Извини, друг. Ладно?
Йоаким смотрит на руку и наконец пожимает ее.
– Ладно, – говорит он и слегка облегченно выдыхает.
– Ты позвонишь? – Милла встает и смотрит на Йоакима, отпивая «Фаррис».
– Что?
– Когда доберешься. На виллу.
– Да, да… я…
– Супер. – Милла идет к холодильнику и убирает воду. – Не забудь полить цветы. В прошлый раз, когда меня не было, ты забыл.
Йоаким награждает меня холодным взглядом, берет чемодан и уходит.
Глава 37
Мы с Миллой приезжаем в ресторан с ярким освещением и жесткими скользкими стульями недалеко от ее квартиры. Пока мы сидим друг напротив друга и пьем пиво в ожидании еды, мне приходит в голову, что не исследовательское дело явилось настоящей причиной, по которой я согласился на встречу с Миллой, когда Ульф впервые назвал ее имя. И не угрозы, что мне придется делать стеариновые свечи на заводе по направлению НАВ. Причиной было желание поменять привычный порядок вещей, покончить с безвременьем, с вакуумом, в который я заключен. Это желание не унял бы никакой психотерапевтический разбор моего состояния и никакие горы «Ципралекса».
– Кто ты на самом деле, Торкильд? – Милла заказывает еще пива. – Кто ты, в свободное время от беготни за писателями-детективистами и исправления старых ошибок?
– Я сижу в своей квартирке и грежу обо всем, чего не случится, – отвечаю я и трогаю щеку. – Каждый день – праздник.
– Ты всегда такой циник? – смеется Милла, поднеся запотевшую бутылку к губам. Ее взгляд приобрел слегка замутненный блеск, который ее красит. Черты лица смягчились, и она стала привлекательной, но не в сексуальном смысле.
– На последней встрече отец назвал меня саркастичным циником, – говорю я, когда приходит официант с едой. Милла заказала салат. Я – рыбу, хоть не выношу и мысли о твердой пище. Разговор не течет, как хотелось бы, но мы все же стараемся. Надо найти тему для беседы, не связанную с мертвыми или пропавшими людьми. Мы останавливаемся на следующем отличном варианте: семья и прошлое.
– Когда это было?
– Двадцать семь лет назад.
– Значит, он был прав.
– Да. – Я ковыряю рыбу, отделяю мякоть от костей и макаю в соус, пытаясь спрятать ее между ломтиком лимона и листьями салата. – Один-единственный раз. Ни в чем другом он прав не был.
– Он жив?
– Думаю, да. У себя в Исландии он морской биолог и активный защитник окружающей среды.
– Иногда бывало, – она нанизывает листья салата на вилку и отправляет в рот, жует и глотает, запивая пивом, – я не осмеливалась даже войти туда. Слышала, как она хнычет или плачет в своей кроватке с решеткой, но была не в силах заставить себя встать с дивана. Одна только мысль, что нужно взять ее на руки и прижать к себе, наполняла меня страхом и отвращением. Я ненавидела себя за то, что испытываю такие чувства, и в то же время до смерти боялась, что увижу в ней его или почувствую его запах, когда прижму ее к себе. Иногда я сидела на полу и изучала каждое ее малейшее движение, выражение лица, пока она играла в своем собственном мирке, только чтобы узнать в них свои черты, а не его.
– Думаю, ты правильно поступила тогда, – говорю я и кладу приборы на стол.
– А теперь? – В ее голосе появилась нотка, приглушающая слова, делающая их хрупкими.
– Ты снова поступаешь правильно, Милла. – повторяю я.
– Спасибо. – Она вздыхает и возвращается к еде.
– Что сказал Йоаким, когда ты рассказала ему, что хочешь попытаться найти ее?
– Обрадовался. Сказал, что всегда хотел дочь. Вначале он хотел взять приемного ребенка, но я даже слышать об этом не могла. Не сейчас, когда у меня уже есть Оливия. Поэтому, когда я рассказала ему, что хочу найти Оливию, он меня поддержал. Даже начал планировать ей комнату, гостиную с телевизором и семейные поездки на запад и восток.
– А Ивер и Кенни?
– Для них все несколько сложнее, – начинает Милла, и я замечаю фигуру женщины под дождем у ресторана.
– Что ты имеешь в виду? – Женщина стоит на другой стороне улицы, машины и люди проносятся мимо. В ее фигуре, в том, как она стоит, есть что-то знакомое. Я видел ее раньше.
– Из-за их работы, – продолжает Милла. – Как ты знаешь, только сам ребенок может взять на себя инициативу в поиске родителей, после того, как ему исполнится восемнадцать. Оливии еще не было шестнадцати. Ивер считал, что я должна подождать, посмотреть, но я не хотела. Это он связал меня с Робертом, когда он ушел из полиции и начал работать на себя.
И снова мой взгляд скользит мимо лица Миллы в окно. Ее больше нет. Женщина под дождем исчезла.
– Я думала о том, о чем мы говорили в первый вечер у меня в квартире.
– Да? – бормочу я, теребя этикетку на своей бутылке пива.
– Ты сказал, что таблетки счастья не работают и твой психиатр не настроен обсуждать альтернативы. Я рассказывала тебе о времени после Оливии, о клинике доктора Анне и о «Сомадриле».
– Да. – Я отпускаю этикету и ставлю бутылку на стол. – Ты сказала, что его сняли с продажи в 2008-м.
– Есть группа поддержки. Для старых пациентов и медицинского персонала. Ей заведует доктор Анне. – Милла откладывает вилку и протягивает руку. – Ты такой добрый. И я хочу помочь тебе, как ты помогаешь мне.
– О чем это ты?
– Пойдем со мной домой, – говорит она и сильнее сжимает мою руку. – Хочешь?
Я снова выглядываю в окно. Может, ее все-таки не было. Может, это просто травма головы решила снова сыграть с Аске злую шутку. Или же это было предупреждение – скоро нечто положит конец безвременью и выведет меня из вакуума раз и навсегда.
– Да, Милла, – отвечаю я и снова беру пиво. – Я хочу.
Глава 38
В девять часов мы возвращаемся домой к Милле. Она идет на кухню и приносит бутылку вина и два бокала. Покачиваясь, ставит бокалы на стол и опускается в кресло рядом со мной, с бутылкой на коленях.
– Фух, бр-р, – выдыхает она и машет рукой перед лицом. – Я уже плохо переношу алкоголь. Пара бутылок пива, и все, полный хаос. – Она закрывает лицо рукой и рассматривает меня сквозь пальцы. – У меня есть еще кое-что для тебя.
– Что?
– Мистер Синий, – она раскрывает ладонь и протягивает ее мне.
– Что это такое? – спрашиваю я, беря синюю ромбовидную таблетку.
Милла закрывает глаза и отворачивается в сторону, склоняя голову к плечу.
Я же только что сказала. – Она хлопает глазами, словно вот-вот уснет. – Это мистер Синий.
– «Виагра»?
Она тяжело кивает.
– Что? – Я смотрю то на синюю таблетку, то на Миллу, которая почти лежит в кресле рядом с закрытыми глазами и сложенным, на животе руками.
– Сначала ее, а потом получишь другие.
– Другие? У тебя есть еще что-то, кроме «Сомадрила»?
– «Сомадрил» и «Оксиконтин». По отдельности они не работают. – Милла хлопает себя по груди и интенсивно моргает. – Ну что, выпил?
Я набираю полный рот слюны и глотаю таблетку.
– Да.
– Хорошо, – отзывается Милла. – Остается только ждать.
– Как долго?
– Минут двадцать-тридцать, примерно.
– Это таблетки Йоакима? – спрашиваю я, глубже опускаясь в кресло.
– Нет, – хихикает Милла, качая головой. – У Йоакима и так стоит колом. – Она протягивает руку, берет мою и прикладывает к своей груди. – Пойдем, – говорит она, притягивая меня к себе. – Обыщи меня, друг мой. Полный обыск. Или как там это называется.
Я собираюсь что-то сказать, когда из спальни выходит Йоаким. Он переоделся и в одной руке держит чемодан.
– Я еду в Тьёме, – говорит он, останавливаясь перед нами.
– Разве ты не сходишь поесть с нами? – спрашивает Милла, не убирая руки с моего бедра.
– Нет, – отвечает он угрюмо. – Я хочу домой.
– Йоаким, – начинаю я и встаю, так что Милле приходится отпустить меня. – Слушай, я не хотел обидеть тебя. – Я протягиваю руку. – Извини, друг. Ладно?
Йоаким смотрит на руку и наконец пожимает ее.
– Ладно, – говорит он и слегка облегченно выдыхает.
– Ты позвонишь? – Милла встает и смотрит на Йоакима, отпивая «Фаррис».
– Что?
– Когда доберешься. На виллу.
– Да, да… я…
– Супер. – Милла идет к холодильнику и убирает воду. – Не забудь полить цветы. В прошлый раз, когда меня не было, ты забыл.
Йоаким награждает меня холодным взглядом, берет чемодан и уходит.
Глава 37
Мы с Миллой приезжаем в ресторан с ярким освещением и жесткими скользкими стульями недалеко от ее квартиры. Пока мы сидим друг напротив друга и пьем пиво в ожидании еды, мне приходит в голову, что не исследовательское дело явилось настоящей причиной, по которой я согласился на встречу с Миллой, когда Ульф впервые назвал ее имя. И не угрозы, что мне придется делать стеариновые свечи на заводе по направлению НАВ. Причиной было желание поменять привычный порядок вещей, покончить с безвременьем, с вакуумом, в который я заключен. Это желание не унял бы никакой психотерапевтический разбор моего состояния и никакие горы «Ципралекса».
– Кто ты на самом деле, Торкильд? – Милла заказывает еще пива. – Кто ты, в свободное время от беготни за писателями-детективистами и исправления старых ошибок?
– Я сижу в своей квартирке и грежу обо всем, чего не случится, – отвечаю я и трогаю щеку. – Каждый день – праздник.
– Ты всегда такой циник? – смеется Милла, поднеся запотевшую бутылку к губам. Ее взгляд приобрел слегка замутненный блеск, который ее красит. Черты лица смягчились, и она стала привлекательной, но не в сексуальном смысле.
– На последней встрече отец назвал меня саркастичным циником, – говорю я, когда приходит официант с едой. Милла заказала салат. Я – рыбу, хоть не выношу и мысли о твердой пище. Разговор не течет, как хотелось бы, но мы все же стараемся. Надо найти тему для беседы, не связанную с мертвыми или пропавшими людьми. Мы останавливаемся на следующем отличном варианте: семья и прошлое.
– Когда это было?
– Двадцать семь лет назад.
– Значит, он был прав.
– Да. – Я ковыряю рыбу, отделяю мякоть от костей и макаю в соус, пытаясь спрятать ее между ломтиком лимона и листьями салата. – Один-единственный раз. Ни в чем другом он прав не был.
– Он жив?
– Думаю, да. У себя в Исландии он морской биолог и активный защитник окружающей среды.
– Иногда бывало, – она нанизывает листья салата на вилку и отправляет в рот, жует и глотает, запивая пивом, – я не осмеливалась даже войти туда. Слышала, как она хнычет или плачет в своей кроватке с решеткой, но была не в силах заставить себя встать с дивана. Одна только мысль, что нужно взять ее на руки и прижать к себе, наполняла меня страхом и отвращением. Я ненавидела себя за то, что испытываю такие чувства, и в то же время до смерти боялась, что увижу в ней его или почувствую его запах, когда прижму ее к себе. Иногда я сидела на полу и изучала каждое ее малейшее движение, выражение лица, пока она играла в своем собственном мирке, только чтобы узнать в них свои черты, а не его.
– Думаю, ты правильно поступила тогда, – говорю я и кладу приборы на стол.
– А теперь? – В ее голосе появилась нотка, приглушающая слова, делающая их хрупкими.
– Ты снова поступаешь правильно, Милла. – повторяю я.
– Спасибо. – Она вздыхает и возвращается к еде.
– Что сказал Йоаким, когда ты рассказала ему, что хочешь попытаться найти ее?
– Обрадовался. Сказал, что всегда хотел дочь. Вначале он хотел взять приемного ребенка, но я даже слышать об этом не могла. Не сейчас, когда у меня уже есть Оливия. Поэтому, когда я рассказала ему, что хочу найти Оливию, он меня поддержал. Даже начал планировать ей комнату, гостиную с телевизором и семейные поездки на запад и восток.
– А Ивер и Кенни?
– Для них все несколько сложнее, – начинает Милла, и я замечаю фигуру женщины под дождем у ресторана.
– Что ты имеешь в виду? – Женщина стоит на другой стороне улицы, машины и люди проносятся мимо. В ее фигуре, в том, как она стоит, есть что-то знакомое. Я видел ее раньше.
– Из-за их работы, – продолжает Милла. – Как ты знаешь, только сам ребенок может взять на себя инициативу в поиске родителей, после того, как ему исполнится восемнадцать. Оливии еще не было шестнадцати. Ивер считал, что я должна подождать, посмотреть, но я не хотела. Это он связал меня с Робертом, когда он ушел из полиции и начал работать на себя.
И снова мой взгляд скользит мимо лица Миллы в окно. Ее больше нет. Женщина под дождем исчезла.
– Я думала о том, о чем мы говорили в первый вечер у меня в квартире.
– Да? – бормочу я, теребя этикетку на своей бутылке пива.
– Ты сказал, что таблетки счастья не работают и твой психиатр не настроен обсуждать альтернативы. Я рассказывала тебе о времени после Оливии, о клинике доктора Анне и о «Сомадриле».
– Да. – Я отпускаю этикету и ставлю бутылку на стол. – Ты сказала, что его сняли с продажи в 2008-м.
– Есть группа поддержки. Для старых пациентов и медицинского персонала. Ей заведует доктор Анне. – Милла откладывает вилку и протягивает руку. – Ты такой добрый. И я хочу помочь тебе, как ты помогаешь мне.
– О чем это ты?
– Пойдем со мной домой, – говорит она и сильнее сжимает мою руку. – Хочешь?
Я снова выглядываю в окно. Может, ее все-таки не было. Может, это просто травма головы решила снова сыграть с Аске злую шутку. Или же это было предупреждение – скоро нечто положит конец безвременью и выведет меня из вакуума раз и навсегда.
– Да, Милла, – отвечаю я и снова беру пиво. – Я хочу.
Глава 38
В девять часов мы возвращаемся домой к Милле. Она идет на кухню и приносит бутылку вина и два бокала. Покачиваясь, ставит бокалы на стол и опускается в кресло рядом со мной, с бутылкой на коленях.
– Фух, бр-р, – выдыхает она и машет рукой перед лицом. – Я уже плохо переношу алкоголь. Пара бутылок пива, и все, полный хаос. – Она закрывает лицо рукой и рассматривает меня сквозь пальцы. – У меня есть еще кое-что для тебя.
– Что?
– Мистер Синий, – она раскрывает ладонь и протягивает ее мне.
– Что это такое? – спрашиваю я, беря синюю ромбовидную таблетку.
Милла закрывает глаза и отворачивается в сторону, склоняя голову к плечу.
Я же только что сказала. – Она хлопает глазами, словно вот-вот уснет. – Это мистер Синий.
– «Виагра»?
Она тяжело кивает.
– Что? – Я смотрю то на синюю таблетку, то на Миллу, которая почти лежит в кресле рядом с закрытыми глазами и сложенным, на животе руками.
– Сначала ее, а потом получишь другие.
– Другие? У тебя есть еще что-то, кроме «Сомадрила»?
– «Сомадрил» и «Оксиконтин». По отдельности они не работают. – Милла хлопает себя по груди и интенсивно моргает. – Ну что, выпил?
Я набираю полный рот слюны и глотаю таблетку.
– Да.
– Хорошо, – отзывается Милла. – Остается только ждать.
– Как долго?
– Минут двадцать-тридцать, примерно.
– Это таблетки Йоакима? – спрашиваю я, глубже опускаясь в кресло.
– Нет, – хихикает Милла, качая головой. – У Йоакима и так стоит колом. – Она протягивает руку, берет мою и прикладывает к своей груди. – Пойдем, – говорит она, притягивая меня к себе. – Обыщи меня, друг мой. Полный обыск. Или как там это называется.