— Глупая моя Птаха… — Прижал её руку к лицу, тяжело втягивая запах цветов. Заметил спокойно, без малейшей тени упрёка: — Сколько раз просил тебя верить мне.
— Я упрямая баранья голова, — виновато улыбнулась сквозь слёзы. — Кажется, здесь так говорят?
В глазах Герарда вспыхнул лукавый огонёк:
— У вас найдётся свободная камора для одинокого усталого путника?
— Надо посмотреть, — грустно улыбнулась в ответ.
Умение прощать — это великий дар. Обладать им дано не каждому. Разрушенные семьи, потерянная дружба, оборванные связи… Мы легко находим оправдание своим поступкам и очень трудно — проступкам других.
Глава 28
— Добро пожаловать. — Наташа распахнула дверь в одну из лучших комнат таверны, пропуская гостя, лаская взором его широкие плечи, спину. — Располагайся. — Голос дрогнул. Сглотнула тягучий ком в горле. — Сейчас доставят еду и принесут горячую воду, заберут одежду и обувь в чистку. — Открыла дверь в умывальню. — Здесь найдёшь халат и…
Не успела обернуться, как её развернули, и она оказалась крепко прижатой к мужской груди:
— Таша… — горячо шептали ей в макушку, сжимая в объятиях, ожидая сопротивления. Но Птаха притихла, как пойманная и накрытая ослепляющей темнотой птица. Только гулкий перестук сердца под его ладонями, медленно скользящими по спине, выдавал взволнованное состояние любимой.
Трепыхнулась в его руках и, приподнявшись на носках, обвила шею, уткнувшись в грудь, с жадностью вдыхая одуряющий запах морозной свежести, отдаваясь страсти, разгорающейся пожаром:
— Мой…
Отстранил её и, обхватив ладонями вспыхнувшее жаром лицо, вглядывался в тёмную зелень глаз, всё ещё не веря:
— Всевышний, это ты… — В висках молотом стучала кровь. Пах распирала боль вожделения.
— Любимый… — Тянулась к его губам, слыша его прерывистое дыхание, биение пульса, считывала поднявшееся возбуждение. Шептала: — Единственный…
Тёплая ладонь легла на её ягодицу и, чувствительно сжав, переместилась вверх, вырвав стон из пленённых требовательным поцелуем губ. Обмерла от их натиска, от силы нежных рук, не противясь властному мужскому желанию.
От раздавшегося в коридоре шума, руки мужчины замерли на спине Наташи. Он, прервав поцелуй, напряжённо вслушивался в нарастающий грохот. Ладонь сиятельного сжала рукоять кинжала.
— Это для тебя угощение везут. — Засмеялась девушка, обнимая его за талию и пряча лицо на груди. — Тележка гремит. Надо постелить ковровые дорожки.
— Тележка? — Граф, отстранив любимую, рывком распахнул дверь, выглянув в коридор.
Служанка вкатила сервировочное чудо техники, косясь на гостя и раскрасневшуюся госпожу. Опустив глаза, сказала:
— Хозяйка, велено вам передать, что вас ожидают господин пфальцграф и два новых постояльца.
— Постояльцы?! — Радостно встрепенулась пфальцграфиня и, сникнув, украдкой притронувшись к опухшим губам, добавила: — Иду. А вы пошевеливайтесь, несите воду его сиятельству и не забудьте забрать одежду в чистку. — Перехватила тележку, подкатывая к столу, следуя взором за служанкой, закрывающей дверь. Вздохнула.
По комнате поплыл аппетитный запах рыбной запеканки с рисом, холодного жареного мяса, эклеров с ароматным ореховым маслом.
— Пфальцграф? — Герард прижался к спине Птахи, обнимая, целуя в шею. — Витолд фон Шоленбург?
— Да, — Наташа откинула голову, закрывая глаза, наслаждаясь чувством защищённости и покоя. Уходить никуда не хотелось.
— Что ему от тебя нужно? — Услышала глухое с нотками недовольства.
— Вот и послушаю. — Закинула руки ему за голову, млея от близости любимого, его крепких объятий, приятной будоражащей близости. — Знаешь, он с бабушкой живёт в доме моей семьи. Отец продал его после… Когда мы искали помещение под таверну, проезжая по улице, я узнала наш дом и даже вспомнила кое-что из детства. Потом расскажу тебе.
— Я пойду с тобой.
— Не нужно. — Наташа отстранилась от него. Ещё немного и она не сможет уйти, а надо. Чёртовы неотложные дела! — Там должна быть Хельга. Купайся, ешь, отдыхай. Постараюсь скоро вернуться. Размещу постояльцев, переговорю с пфальцграфом, заскочу на кухню, проведу «планёрку» со старшими групп, узнаю, не передумал ли уезжать герр Корбл и вернусь. Где остановились твои люди? А ещё…
Она хотела сказать о Яроборе, но он закрыл её рот поцелуем:
— Я буду ждать, сколько потребуется.
Хельги внизу не оказалось. Слишком рано. После подобной беспокойной ночи Наташа сама спала бы до обеда, если бы не дела. Фиона стояла в холле за стойкой регистрации клиентов и с чувством собственного достоинства рассказывала гостям о таверне.
Пфальцграфиня, поздоровавшись и, окинув мужчин оценивающим взглядом, поймав на себе их не немее заинтересованный, решила, что у Рыбки неплохо получается привечать гостей. Открыла перед ней книгу регистрации:
— Ты ведь знаешь, что нужно делать, — подбодрила её улыбкой. — Действуй. — На её чуть растерянный взор, вталкивая в руку перо и подвигая чернильницу, шепнула: — У тебя всё получится. Зря, что ли, грамоте училась? — И уже громче, не таясь: — Где господин пфальцграф?
Фиона скосила глаза в сторону зоны отдыха и, коротко кивнув, повернулась к постояльцам:
— Господа, будьте добры, назовите свои имена. — Копировала манеру общения хозяйки.
Витолд сидел в кресле, задумчиво наблюдая за Вэлэри фон Россен. Её приподнятое настроение, лёгкая походка, королевская осанка, жесты, плавно льющаяся грамотная речь — всё выдавало её принадлежность к высшим кругам. Если бы не одно «но». Никто никогда не убедит его, что малолетняя девчонка, попавшая в среду среднего сословия, сможет в совершенстве постичь все эти премудрости. Откуда? Ему так и не удалось узнать, где провела пфальцграфиня двадцать лет своей жизни, совершенствуясь, изучая счёт, грамоту и языки. А то, что она владеет несколькими языками, он уже знает.
— Доброе утро, господин пфальцграф. Желаете поутренничать?
От Наташи не укрылся его сдерживаемый тяжёлый вздох, залёгшие тени под глазами и расслабленный вид уставшего человека, проведшего бессонную ночь. Странно, что он нанёс ей визит в такую рань. Хотел управиться до отбытия на службу?
— Я здесь не для этого, госпожа пфальцграфиня. Где мы можем поговорить без свидетелей?
Она другого и не ждала. Судя по его вчерашней настойчивости, разговор намечался не из приятных, но сегодня он не казался ей нежелательным. Жизнь снова наполнилась смыслом. Пусть обручение Герарда легло камнем на душу, но не верилось, что оно может стать серьёзным препятствием в их дальнейших отношениях. Король тоже человек и ему не чужда любовь. Он должен всё понять и отменить помолвку. Просто обязан!
— Пройдёмте в переговорную комнату.
Витолд иронично вскинул бровь, следуя за ней.
Наташа поняла его молчаливую скрытую насмешку:
— У нас элитное заведение, а значит, условия максимально комфортные для отдыха и ведения деловых переговоров.
Комната встретила полумраком и уютной тёплой тишиной. На столе красовался серебряный кувшин, окружённый шестью изящными кубками.
— Здесь нам никто не помешает. — Раздвинула на окне плотные тёмно-вишнёвые шторы, вернулась к столу и сев за него, в ожидании уставилась на палатина. Мысли вернулись в другую комнату, где её ждал мужчина, по которому она ужасно соскучилась. По теплу его рук, по объятиям, запаху, губам, по… От непристойных мыслей пересохло в горле. Налив воды и пряча глаза от Витолда, пристально наблюдающего за ней, жадно глотнула, облизывая алые зацелованные губы.
Пфальцграф, остановившись с другой стороны стола напротив неё, по всей видимости, садиться не собирался:
— Вэлэри… Позвольте мне вас так называть и далее? — На её кивок, приподняв подбородок и пройдясь ладонью по гладким волосам от виска к затылку, скользнув взором по обстановке покоя, всё же выдвинул стул и опустился на сиденье. — Ваш отец не рассказывал вам о дружбе наших семей?
— Нет.
И это было правдой. Наташа никогда не слышала от Манфреда ни фамилию Шоленбург, ни Ашберг. Показалось, что мужчина неслышно облегчённо выдохнул. Сочла это странным. Уж коль речь шла о многолетней дружбе — разумеется, не продиктованной взаимовыгодными условиями, — любое прекращение отношений наводило на мысль о причине разрыва, как правило, неблаговидного.
Будто прочитав мысли собеседницы, Витолд добавил:
— Дружба оборвалась после того, как погибли мои родители… Вам ничего неизвестно о долге?
На несколько мгновений в комнате повисла напряжённая тишина.
— Нет. — Сердце в груди девушки совершило кувырок. Вот оно что! Палатин пришёл за долгом. — И сколько моя семья должна вашей? — Голос сел от волнения.
Пфальцграф с подобием улыбки на красивом лице отвечать не спешил. С нескрываемым интересом наблюдал за собеседницей, которая распалялась, теряя контроль над происходящим.
— Вам понравилась таверна и вы решили… — горячилась Наташа. Стало понятно, почему Шоленбург с явным интересом со всех сторон осматривал дом. — Так вот, без документального подтверждения долга я не намерена с вами разговаривать. — Кровь отхлынула от лица. Усилием воли взяла себя в руки, спокойно продолжив: — У вас есть доказательства? Наш нотар проверит бумагу на подлинность.
Она уставилась на мужчину, отмечая его довольный вид. Ещё бы не радоваться! Сейчас он достанет свиток и должница не сможет оспорить — конечно же, истёкший — срок исковой давности. Нужно ли понимать, что в этом времени такого срока нет? Хотя, о чём она? На её плечи ляжет ещё один долг чести.
Витолд, сложив руки на груди и откинувшись на спинку стула, самодовольно сказал:
— Вэлэри, нотар нам не понадобится. Это моя семья должна вашей семье некоторую сумму. Я намерен возвратить старый долг.
Наташа посмотрела на него с недоумением. И это всё? Столько ходить вокруг да около, а вопрос лишь в возврате долга? Напрасно она переживала.
— О какой сумме идёт речь? — спросила она.
Палатин, отвязав от пояса кожаный кошель, положил его на стол, подвигая ей:
— Пересчитайте.
Пфальцграфиня не стала упираться. Деньги любят счёт.
Пока она считала, выстраивая пирамидки из золотых монет, Витолд, небрежно развалившись на стуле, рассматривал обстановку переговорной.
Закончив, девушка почесала зудящую метку на затылке, напомнившую о себе. Сумма оказалась впечатляющей. Если Наташа не станет её вкладывать в бизнес, то уже сейчас можно отдать третью часть задолженности за поместье, которую она рассчитывала вернуть за три года. Неплохо. Рой вопросов, связанных с неожиданно всплывшим долгом уже гудел в голове: почему он не был своевременно возвращён отцу, который мог решить возникшие финансовые затруднения, минуя увязнуть в больших долгах? Почему отец не потребовал возврата долга? По какой причине прервалась дружба двух семей? Почему Витолд решил вернуть долг, видя, что она о нём не знает? Этих «почему» набиралось немало, и она знала, что вопросы будут ещё.
— Пишите расписку, Вэлэри. — Шоленбург неспешно прошёл к высокой тумбе у камина, где стояла чернильница, кубок с перьями и лежала стопка бумаги. Прихватив принадлежности и опустив их перед пфальцграфиней, склонился над ней, опираясь рукой о столешницу. — Пишите… Я, пфальцграфиня Вэлэри фон…
Наташа медлила. Не мешало бы позвать Эриха. Но тот, после вчерашнего перепоя и ночных похождений, вряд ли окажется полезным. Отложить получение денег? Мысль, что завтра пфальцграф может передумать, вспомнив о сроке давности, или, не дай Бог, с ним что-нибудь случится, сыграла в пользу оформления сделки сейчас:
— Уж коль вы хотите получить расписку в получении долга, мне хотелось бы взглянуть на расписку о получении займа.
— Я упрямая баранья голова, — виновато улыбнулась сквозь слёзы. — Кажется, здесь так говорят?
В глазах Герарда вспыхнул лукавый огонёк:
— У вас найдётся свободная камора для одинокого усталого путника?
— Надо посмотреть, — грустно улыбнулась в ответ.
Умение прощать — это великий дар. Обладать им дано не каждому. Разрушенные семьи, потерянная дружба, оборванные связи… Мы легко находим оправдание своим поступкам и очень трудно — проступкам других.
Глава 28
— Добро пожаловать. — Наташа распахнула дверь в одну из лучших комнат таверны, пропуская гостя, лаская взором его широкие плечи, спину. — Располагайся. — Голос дрогнул. Сглотнула тягучий ком в горле. — Сейчас доставят еду и принесут горячую воду, заберут одежду и обувь в чистку. — Открыла дверь в умывальню. — Здесь найдёшь халат и…
Не успела обернуться, как её развернули, и она оказалась крепко прижатой к мужской груди:
— Таша… — горячо шептали ей в макушку, сжимая в объятиях, ожидая сопротивления. Но Птаха притихла, как пойманная и накрытая ослепляющей темнотой птица. Только гулкий перестук сердца под его ладонями, медленно скользящими по спине, выдавал взволнованное состояние любимой.
Трепыхнулась в его руках и, приподнявшись на носках, обвила шею, уткнувшись в грудь, с жадностью вдыхая одуряющий запах морозной свежести, отдаваясь страсти, разгорающейся пожаром:
— Мой…
Отстранил её и, обхватив ладонями вспыхнувшее жаром лицо, вглядывался в тёмную зелень глаз, всё ещё не веря:
— Всевышний, это ты… — В висках молотом стучала кровь. Пах распирала боль вожделения.
— Любимый… — Тянулась к его губам, слыша его прерывистое дыхание, биение пульса, считывала поднявшееся возбуждение. Шептала: — Единственный…
Тёплая ладонь легла на её ягодицу и, чувствительно сжав, переместилась вверх, вырвав стон из пленённых требовательным поцелуем губ. Обмерла от их натиска, от силы нежных рук, не противясь властному мужскому желанию.
От раздавшегося в коридоре шума, руки мужчины замерли на спине Наташи. Он, прервав поцелуй, напряжённо вслушивался в нарастающий грохот. Ладонь сиятельного сжала рукоять кинжала.
— Это для тебя угощение везут. — Засмеялась девушка, обнимая его за талию и пряча лицо на груди. — Тележка гремит. Надо постелить ковровые дорожки.
— Тележка? — Граф, отстранив любимую, рывком распахнул дверь, выглянув в коридор.
Служанка вкатила сервировочное чудо техники, косясь на гостя и раскрасневшуюся госпожу. Опустив глаза, сказала:
— Хозяйка, велено вам передать, что вас ожидают господин пфальцграф и два новых постояльца.
— Постояльцы?! — Радостно встрепенулась пфальцграфиня и, сникнув, украдкой притронувшись к опухшим губам, добавила: — Иду. А вы пошевеливайтесь, несите воду его сиятельству и не забудьте забрать одежду в чистку. — Перехватила тележку, подкатывая к столу, следуя взором за служанкой, закрывающей дверь. Вздохнула.
По комнате поплыл аппетитный запах рыбной запеканки с рисом, холодного жареного мяса, эклеров с ароматным ореховым маслом.
— Пфальцграф? — Герард прижался к спине Птахи, обнимая, целуя в шею. — Витолд фон Шоленбург?
— Да, — Наташа откинула голову, закрывая глаза, наслаждаясь чувством защищённости и покоя. Уходить никуда не хотелось.
— Что ему от тебя нужно? — Услышала глухое с нотками недовольства.
— Вот и послушаю. — Закинула руки ему за голову, млея от близости любимого, его крепких объятий, приятной будоражащей близости. — Знаешь, он с бабушкой живёт в доме моей семьи. Отец продал его после… Когда мы искали помещение под таверну, проезжая по улице, я узнала наш дом и даже вспомнила кое-что из детства. Потом расскажу тебе.
— Я пойду с тобой.
— Не нужно. — Наташа отстранилась от него. Ещё немного и она не сможет уйти, а надо. Чёртовы неотложные дела! — Там должна быть Хельга. Купайся, ешь, отдыхай. Постараюсь скоро вернуться. Размещу постояльцев, переговорю с пфальцграфом, заскочу на кухню, проведу «планёрку» со старшими групп, узнаю, не передумал ли уезжать герр Корбл и вернусь. Где остановились твои люди? А ещё…
Она хотела сказать о Яроборе, но он закрыл её рот поцелуем:
— Я буду ждать, сколько потребуется.
Хельги внизу не оказалось. Слишком рано. После подобной беспокойной ночи Наташа сама спала бы до обеда, если бы не дела. Фиона стояла в холле за стойкой регистрации клиентов и с чувством собственного достоинства рассказывала гостям о таверне.
Пфальцграфиня, поздоровавшись и, окинув мужчин оценивающим взглядом, поймав на себе их не немее заинтересованный, решила, что у Рыбки неплохо получается привечать гостей. Открыла перед ней книгу регистрации:
— Ты ведь знаешь, что нужно делать, — подбодрила её улыбкой. — Действуй. — На её чуть растерянный взор, вталкивая в руку перо и подвигая чернильницу, шепнула: — У тебя всё получится. Зря, что ли, грамоте училась? — И уже громче, не таясь: — Где господин пфальцграф?
Фиона скосила глаза в сторону зоны отдыха и, коротко кивнув, повернулась к постояльцам:
— Господа, будьте добры, назовите свои имена. — Копировала манеру общения хозяйки.
Витолд сидел в кресле, задумчиво наблюдая за Вэлэри фон Россен. Её приподнятое настроение, лёгкая походка, королевская осанка, жесты, плавно льющаяся грамотная речь — всё выдавало её принадлежность к высшим кругам. Если бы не одно «но». Никто никогда не убедит его, что малолетняя девчонка, попавшая в среду среднего сословия, сможет в совершенстве постичь все эти премудрости. Откуда? Ему так и не удалось узнать, где провела пфальцграфиня двадцать лет своей жизни, совершенствуясь, изучая счёт, грамоту и языки. А то, что она владеет несколькими языками, он уже знает.
— Доброе утро, господин пфальцграф. Желаете поутренничать?
От Наташи не укрылся его сдерживаемый тяжёлый вздох, залёгшие тени под глазами и расслабленный вид уставшего человека, проведшего бессонную ночь. Странно, что он нанёс ей визит в такую рань. Хотел управиться до отбытия на службу?
— Я здесь не для этого, госпожа пфальцграфиня. Где мы можем поговорить без свидетелей?
Она другого и не ждала. Судя по его вчерашней настойчивости, разговор намечался не из приятных, но сегодня он не казался ей нежелательным. Жизнь снова наполнилась смыслом. Пусть обручение Герарда легло камнем на душу, но не верилось, что оно может стать серьёзным препятствием в их дальнейших отношениях. Король тоже человек и ему не чужда любовь. Он должен всё понять и отменить помолвку. Просто обязан!
— Пройдёмте в переговорную комнату.
Витолд иронично вскинул бровь, следуя за ней.
Наташа поняла его молчаливую скрытую насмешку:
— У нас элитное заведение, а значит, условия максимально комфортные для отдыха и ведения деловых переговоров.
Комната встретила полумраком и уютной тёплой тишиной. На столе красовался серебряный кувшин, окружённый шестью изящными кубками.
— Здесь нам никто не помешает. — Раздвинула на окне плотные тёмно-вишнёвые шторы, вернулась к столу и сев за него, в ожидании уставилась на палатина. Мысли вернулись в другую комнату, где её ждал мужчина, по которому она ужасно соскучилась. По теплу его рук, по объятиям, запаху, губам, по… От непристойных мыслей пересохло в горле. Налив воды и пряча глаза от Витолда, пристально наблюдающего за ней, жадно глотнула, облизывая алые зацелованные губы.
Пфальцграф, остановившись с другой стороны стола напротив неё, по всей видимости, садиться не собирался:
— Вэлэри… Позвольте мне вас так называть и далее? — На её кивок, приподняв подбородок и пройдясь ладонью по гладким волосам от виска к затылку, скользнув взором по обстановке покоя, всё же выдвинул стул и опустился на сиденье. — Ваш отец не рассказывал вам о дружбе наших семей?
— Нет.
И это было правдой. Наташа никогда не слышала от Манфреда ни фамилию Шоленбург, ни Ашберг. Показалось, что мужчина неслышно облегчённо выдохнул. Сочла это странным. Уж коль речь шла о многолетней дружбе — разумеется, не продиктованной взаимовыгодными условиями, — любое прекращение отношений наводило на мысль о причине разрыва, как правило, неблаговидного.
Будто прочитав мысли собеседницы, Витолд добавил:
— Дружба оборвалась после того, как погибли мои родители… Вам ничего неизвестно о долге?
На несколько мгновений в комнате повисла напряжённая тишина.
— Нет. — Сердце в груди девушки совершило кувырок. Вот оно что! Палатин пришёл за долгом. — И сколько моя семья должна вашей? — Голос сел от волнения.
Пфальцграф с подобием улыбки на красивом лице отвечать не спешил. С нескрываемым интересом наблюдал за собеседницей, которая распалялась, теряя контроль над происходящим.
— Вам понравилась таверна и вы решили… — горячилась Наташа. Стало понятно, почему Шоленбург с явным интересом со всех сторон осматривал дом. — Так вот, без документального подтверждения долга я не намерена с вами разговаривать. — Кровь отхлынула от лица. Усилием воли взяла себя в руки, спокойно продолжив: — У вас есть доказательства? Наш нотар проверит бумагу на подлинность.
Она уставилась на мужчину, отмечая его довольный вид. Ещё бы не радоваться! Сейчас он достанет свиток и должница не сможет оспорить — конечно же, истёкший — срок исковой давности. Нужно ли понимать, что в этом времени такого срока нет? Хотя, о чём она? На её плечи ляжет ещё один долг чести.
Витолд, сложив руки на груди и откинувшись на спинку стула, самодовольно сказал:
— Вэлэри, нотар нам не понадобится. Это моя семья должна вашей семье некоторую сумму. Я намерен возвратить старый долг.
Наташа посмотрела на него с недоумением. И это всё? Столько ходить вокруг да около, а вопрос лишь в возврате долга? Напрасно она переживала.
— О какой сумме идёт речь? — спросила она.
Палатин, отвязав от пояса кожаный кошель, положил его на стол, подвигая ей:
— Пересчитайте.
Пфальцграфиня не стала упираться. Деньги любят счёт.
Пока она считала, выстраивая пирамидки из золотых монет, Витолд, небрежно развалившись на стуле, рассматривал обстановку переговорной.
Закончив, девушка почесала зудящую метку на затылке, напомнившую о себе. Сумма оказалась впечатляющей. Если Наташа не станет её вкладывать в бизнес, то уже сейчас можно отдать третью часть задолженности за поместье, которую она рассчитывала вернуть за три года. Неплохо. Рой вопросов, связанных с неожиданно всплывшим долгом уже гудел в голове: почему он не был своевременно возвращён отцу, который мог решить возникшие финансовые затруднения, минуя увязнуть в больших долгах? Почему отец не потребовал возврата долга? По какой причине прервалась дружба двух семей? Почему Витолд решил вернуть долг, видя, что она о нём не знает? Этих «почему» набиралось немало, и она знала, что вопросы будут ещё.
— Пишите расписку, Вэлэри. — Шоленбург неспешно прошёл к высокой тумбе у камина, где стояла чернильница, кубок с перьями и лежала стопка бумаги. Прихватив принадлежности и опустив их перед пфальцграфиней, склонился над ней, опираясь рукой о столешницу. — Пишите… Я, пфальцграфиня Вэлэри фон…
Наташа медлила. Не мешало бы позвать Эриха. Но тот, после вчерашнего перепоя и ночных похождений, вряд ли окажется полезным. Отложить получение денег? Мысль, что завтра пфальцграф может передумать, вспомнив о сроке давности, или, не дай Бог, с ним что-нибудь случится, сыграла в пользу оформления сделки сейчас:
— Уж коль вы хотите получить расписку в получении долга, мне хотелось бы взглянуть на расписку о получении займа.