– Н-нет. Где-то в двадцати поприщах от нас.
– Ну и когда они смогут подойти к нам?
– Завтра к полудню, если не станут гнать, – задумавшись на секунду, произнес парень.
– А зачем им гнать? – продолжал экзаменовать Михаил.
– Н-незачем, – растерянно ответил Андрей.
– Так чего же тогда ты бегаешь, как будто тебе в задницу колючку вставили?
При этих словах парнишка понурился и непроизвольно шмыгнул носом. Чу-ует кошка, чье мясо съела. Ребятня повадилась на пустыре кататься на мулах, что приводили в действие машины мастерских. Уставшие животные после отработанной смены выпасались на зеленой травке, пили из реки и набирались сил для следующего трудового дня. А тут ребятня, которой вечно неймется. Оседлали животных и давай их понукать.
Мул от своего родителя перенял упрямый характер. Никогда не перетрудится. И если устал, то с места не сдвинется. Оседланный товарищем Андрея стоял как вкопанный. Как тот его ни подстегивал, животное ни в какую не желало войти в положение подростка. И тогда Андрей сунул мулу под хвост колючку.
М-да. Затейника пороли. Что с того, что ближник Романова. Раз так, то будь добр соответствовать. Три дня сесть не мог. Дружка его трогать не стали. Мул влетел в колючий кустарник, да так, что пареньку досталось как бы и не больше, чем виновнику проказы. Хорошо хоть глаз не лишился.
Суеты и поспешности Михаил выказывать не стал. Да и знал он уже о приближении орды. Это наблюдатели только сейчас ее приметили. Люди же Бориса не зря едят свой хлеб. За прошедшую неделю они успели хорошо подготовиться. Поэтому все прекрасно знали, кому и как надлежит действовать. Правда, это вовсе не означало, что и вовсе можно поплевывать свысока.
Заседание военного совета продлилось недолго. Туда входили только дружинники, а гражданские приглашались лишь в случае вопросов, в части их касающихся. В принципе, все уже оговорено, поэтому только уточнили диспозицию. И разошлись по своим местам.
Михаил оказался не прав. Беречь коней половцам без надобности. Биться им предстояло не конными, а пешими. Кочевник же спокойно может отдыхать и в седле. Так что у города они были уже к ночи. Арсений едва успел увести два понтона направного моста через узкий рукав Псёла к стене со стороны Славутича.
Белашкан решил не тратить время попусту и, воспользовавшись темнотой, начал переправу через реку на дальнем конце острова. Нечто подобное ожидали, поэтому по ним открыли огонь из всех орудий, да еще и ополченцы присоединились. Благо от юго-восточной стены до скопления половцев было не далее двух сотен метров, а деревья все повывели.
Иное дело, что возвышенность, на которой находился кирпичный завод, прикрывала переправляющихся. Как следствие, стрелы приходилось пускать по крутой траектории не в цель, а по площади. Но, судя по доносящимся оттуда крикам и проклятиям, доставалось им изрядно.
Правда, по большей части не от обстрела, а от нарытых в изобилии волчьих ям с острыми шипами на дне и разбросанного «чеснока», измазанного в гниющих останках животных. Никакой жалости и рефлексии по этому поводу Михаил не испытывал. Война грязная штука. Не ты, так тебя. Так что смертность у кочевников будет высокой.
Обстрел не позволял противнику понять, что главная беда не от стрел. К тому же от происходящего их серьезно отвлекал запылавший, как солома, забор кирпичного завода, за которым они хотели было укрыться.
Ночной штурм в планы хана не входил, спокойно накопиться для броска не получалось. Поэтому Белашкан предпочел отойти от стен города и дождаться рассвета. Причем отступил он по берегу Славутича, что полностью устраивало Михаила. Погрузив пушки на ладьи, он отчалил от пристани и встал напротив лагеря, прикрывшись небольшим островом.
Пушки задействовать не стал. Рано. Пусть не знают, что это грозное оружие на борту. С них хватит и двух сотен лучников, пускающих зажигательные стрелы. Конечно, это сразу же обнаружит их позицию. Но, с другой стороны, эти снаряды в любом случае наделают бед. Даже незначительная часть горючей смеси, попавшей на кожу, обеспечивает довольно болезненные раны, подчас выводящие воина из строя.
Шороху навели изрядно. Но половцы все же не растерялись, начав переправу на остров с тем, чтобы достать русичей. Только кто же их будет ждать. Колеса взбили воду, и ладьи двинулись вверх по течению, продолжая посылать стрелы.
В основном от налета досталось не людям, а лошадям, которые были со стороны реки. Причем маячившие в отдалении ладьи явно указывали на то, что в покое половцев не оставят. Поэтому Белашкан принял единственно верное решение. Сменить место лагеря. Благо степное воинство легкое на подъем. Вот и перебазировались на берег Псёла.
Осознав это, Михаил только потер руки. Все шло как по писаному. Приказал править к Пограничному и готовиться к короткому сну. Часа три, вот и все, что он мог предоставить своим людям. Ну да потом отоспятся.
В предрассветных сумерках ладьи отошли от пристани и вошли в Псёл. Дымки над рекой не было, а потому ничто не мешало обзору. И их не могли не обнаружить. Пара километров вверх по течению, и они достигнут лагеря. Все выглядело так, словно должна повториться ночная вылазка.
– Ишь как хорошо прячутся поганые. А может, их и нет тут, а, Михаил Федорович? – вглядываясь через смотровую щель в прибрежные кусты, произнес Гордей.
Романов скосил взгляд на десятника. Ни капли мандража. Одно лишь нетерпение. А не подложил ли он с этими пушками свинью себе и своим людям? Уж больно самоуверенны. Оно, конечно, вундерваффе, кто бы спорил. Но ведь войны выигрывает не оружие, а люди. И беды случаются в основном от излишней самоуверенности и расслабленности.
– Тут они, Гордей. Должны быть тут.
– А как нет?
– Вернемся в Пограничное и устроим баню там. Арсений даже без нас и пушек умоет орду. Им не управиться и с деревянными стенами, что уж говорить о каменных. Ни единой машины с собой не привели. Больно уж поспешали.
– Вижу! Вон там куст шевельнулся и блеснула сталь, – всполошился десятник.
– Тихо, Гордей. Тихо. Рано пока.
Ладьи поднимались против течения под мерно струящуюся мимо бортов воду и молотящие плицы гребных колес. Вороты вращались в обильно смазанных упорах без единого скрипа. Хотя примитивная машина все же выдавала определенный шум, который разносился над утренней рекой. До берега порядка тридцати метров.
И тут прибрежные заросли буквально взорвались яростными криками. Защелкали тетивы. Послышался дробный перестук наконечников сотен стрел, ударивших по металлу, прошивая его и штакетник, проклевываясь с обратной стороны и безнадежно увязая в древесине.
Михаил какое-то время наблюдал за происходящим. Вот появились воины, несущие лодки. И откуда столько. Не иначе как специально привезли с собой. Знали ведь, что придется переправляться. На заставах взять их они не могли. Все плавсредства, как и люди, имущество, живность, припасы и корма давно уже находятся в Пограничном. Так что если половцы пожгут их, то в минусе будет только древесина. Не было возможности их отстоять, вот и эвакуировали.
Пора. Романов поднес к губам трубу и подал сигнал. Тут же послышались множественные хлопки арбалетов. Луком пользоваться у узких бойниц и в стесненных условиях неудобно. А вот арбалет совсем другое дело. Одни перезаряжают, другие стреляют, собирая обильную жатву. Но не за ними главная скрипка в этой увертюре.
С глухим стуком поднялись створки, и в порты высунулись стволы орудий. Лодки толком еще не успели отойти от берега, как раздались оглушительные хлопки и по прибрежным кустам ударила каменная картечь. Сплошная зеленая стена, сквозь которую к воде выбирались половцы, вздрогнула, в воздух взлетели ветви и листья. Яростные крики, стенания и нескончаемый крик на одной протяжной ноте.
Вдогонку орудийному залпу продолжали хлопать арбалеты. Стрелки беспрерывно били по находящимся в лодках, собирая кровавую жатву. То один половец, то другой переваливаются за борт, чтобы исчезнуть под водной гладью, начавшей покрываться кровавыми разводами.
Михаил также стрелял. А что еще делать. Сейчас его команды попросту лишние. Подстрелил одного. Передал арбалет за спину. Подхватил заряженный. Прицелился. Одни кочевники в лодке прикрываются щитами. Другие работают веслами. Но к чему стрелять в лоб. Это также оговаривалось. Поэтому он прицелился в лодку, направившуюся на ладью, идущую сзади. А вот с боков прикрыться нападающие не догадались. Да и как тогда грести. Весла ведь в руках, а не в уключинах.
Хлоп-п! Кочевник с веслом нелепо взмахнул руками и завалился в воду, едва не опрокинув утлую посудину. Смена оружия. Хлоп-п! Еще один. Смена оружия. Взгляд в смотровую щель по берегу. Там суета. Кочевники копошатся, как жуки. При этом прикрываясь щитами. Ну-ну. Много они вам помогут. Вновь в прицеле нападающие в лодке, уже практически приблизившиеся к ладье. Хлоп-п! Еще один.
Гулко, тяжко и протяжно ударила одна пушка. Следом другая, третья, сразу две. Разноголосица пронеслась над рекой каскадом, сея смерть. Копошащаяся на берегу людская масса вздрогнула. И словно просела. Крики, вопли, стенания. Вода у берега стала алой.
Щебень на скорости в две сотни метров в секунду – это нечто страшное. Он прошивает щиты и разрывает живую плоть. Оказавшись на ее пути, не помешало бы иметь хорошие доспехи, с чем у половцев имеются определенные трудности.
Михаил вновь поднес трубу к губам и подал сигнал. Гребцы прекратили вращать вороты. Рулевой перебежал на нос. Опять сигнал. Грохот пушек. Наконец вновь заработали гребные колеса, но уже в обратную строну. Ладьи начали отдаляться от берега. Кормчие разрывали дистанцию со штурмующими лодками, предоставляя возможность дружинникам расстрелять находящихся в них. Суда вышли на стремнину, и их скорость начала возрастать. На правом берегу половцев нет. Это известно точно. Борис и его люди недаром едят свой хлеб. Поэтому орудия продолжают долбить по левому, пока наконец не оставляют кочевников далеко позади.
Часть из них погналась было верхами по берегу, обстреливая из луков. Но ответный пушечный залп стрелами и не менее полутора десятка ссаженных наездников охладили их пыл. Будь порядки преследующих плотнее, и потери оказались бы куда внушительней.
– Эк-ка мы их намолотили, – восхищенно произнес Гордей.
– И еще намолотим, – убежденно произнес Михаил.
– Думаешь, сунутся к городу?
– Еще как сунутся. А вот когда и там получат по сусалам, уже успокоятся.
Глава 30
Воевода
– Что, хан, не получается, – глядя прямо в глаза Белашкану, произнес Михаил.
Голос его звучал ровно, без намека на издевку. Можно, конечно, и взбесить его, и тот снова пошлет на стену своих воинов. Умеет он воодушевлять, не отнять. Только это ничего не решит, потому что они опять умоются кровью. А Романову этого не нужно. Именно поэтому он и настоял на том, чтобы хан вышел на переговоры не один, а в сопровождении куренных. Романов также был со свитой. Разговор тет-а-тет его не устраивал категорически. Пора заканчивать этот балаган.
– Ты просил переговоров, чтобы сказать мне это? В таком случае знай, следующий штурм для вас будет последним, – фыркнул Белашкан.
Разговаривали они перед стенами на равном удалении, чтобы и половцы и русичи могли достать переговорщиков. Так сказать, ничейная земля.
– Белашкан, тебе не взять Пограничное. За два дня ты уже потерял больше тысячи только убитыми. Да погибшие воины из куреня Газакопы. А сколько умрет из тех, что ранены? Много. Очень много. Если продолжишь, то потеряешь еще больше. Даже если тебе и удастся захватить деревянные стены, потом на вашем пути встанут каменные, с которыми вы ничего не поделаете. Здесь вы только почем зря положите людей.
– Мы возьмем твой город и захватим большую добычу. Ты успел разжиреть за прошедшие годы. Мы вберем в себя ослабевшие коши и станем еще сильнее.
– Я здесь только потому, что мы уже знаем друг друга и можем жить добрыми соседями, – покачав головой, возразил Михаил. – Придут другие, и мне придется все начинать сначала. Не смотри на меня, хан, так будет. И ты это уже понимаешь. Но не можешь отступить.
– Зачем же ты тогда напал на курень Газакопы? – вперив в него злой взгляд, произнес Теракопа.
– Он напал на нашу заставу. Я должен был это проглотить? – пожав плечами, возразил Михаил и, не ограничиваясь этим, продолжил: – Сотни воинов вашей орды облачены в доспехи из наших мастерских, вооружены нашим оружием, сидят в наших седлах. И многое другое. Они все это купили? Нет. Это все передал орде я, следуя нашему договору. И чем мне ответила орда? Зачем мне друг, который не может удержать в узде своих куренных, которые отправляются на меня в набег, когда им понравится. Я твой союзник, Белашкан, но ты и пальцем не пошевелил, когда под эти стены пришел Тугоркан. Теперь сюда пришел твой куренной.
– Ты мог пожаловаться мне, – покачав головой, осуждающе произнес Белашкан.
– А зачем? Если твои воины считают возможным нападать на твоего союзника, значит, твое слово ничего не значит. А раз так, то я и сам могу позаботиться о себе. Уводи войско, Белашкан. Иначе тебе это будет дорого стоить. Пограничное тебе не взять. Я знаю, что у тебя есть осадные машины и вы умеете ими пользоваться. Что сейчас вы прибыли налегке из-за поспешности. Но помогли ли машины Тугоркану? Нет. И тебе не помогут. Мало того. Знай, хан, и вы, куренные, если вы начнете штурм, я отобью его и все последующие. Потом дождусь бабьего лета и выжгу всю степь. Трава не успеет подняться. И тогда вашим стадам придется зимовать на уже вытоптанных и подъеденных пастбищах. У нас скота не так много, и корма мы заготовили. Чего не сказать о вас.
– Ты не сделаешь этого, – глухо произнес Теракопа. – Так нельзя воевать.
– Сделаю, – с легким кивком убежденно произнес Михаил. – Я хочу мира. Я готов жить добрым соседом. Но когда дело доходит до войны, я не знаю жалости.
– Отдай наших детей, – произнес один из прибывших.
Судя по тому, что этого куренного Романов не знал, он был преемником Газакопы. Какой горячий.
– Зачем? Если мы договоримся о мире, то они продолжат учебу в интернате и вернутся домой образованными людьми.
– Я говорю о тех, кого вы забрали силой.
– В нашей школе учатся двадцать половецких мальчиков. Все остальные дети в Пограничном только русичи, – глядя собеседнику прямо в глаза, твердо произнес Михаил. – Все, что хотел, я сказал. Теперь принимайте решение.
Он без страха повернулся к ним спиной и направился к стене, где уже опустили подвесные, с помощью которых должны были поднять переговорщиков. Удара в спину Романов не боялся. Хотя бы потому, что вся верхушка орды сейчас была на прицеле арбалетчиков на стене Пограничного.
А еще прошлой ночью он сумел встретиться с Теракопой. Так что в орде назревал переворот, и не приходится гадать, кто именно должен будет стать ханом. Курень Газакопы был выбран вовсе не случайно. Он был одной из надежных опор Белашкана. Теперь его положение пошатнулось.
Все эти злые взгляды и неприязнь с тестем всего лишь игра на публику. Во главе орды должен встать умный хан. На лояльность из-за родственных уз Михаил не рассчитывал. В политике это, впрочем, имеет какое-то значение. Но только до определенной степени.
– Вы уговорились о мире? – встретила его жена на пороге.
– Пока нет. Но уверен, что не напрасно встречался ночью с твоим отцом.
– Думаешь? – с нескрываемой надеждой произнесла она.
– Уверен. Прошло уже три часа, а штурм так и не начался. Это что-то, да значит.
– Ну и когда они смогут подойти к нам?
– Завтра к полудню, если не станут гнать, – задумавшись на секунду, произнес парень.
– А зачем им гнать? – продолжал экзаменовать Михаил.
– Н-незачем, – растерянно ответил Андрей.
– Так чего же тогда ты бегаешь, как будто тебе в задницу колючку вставили?
При этих словах парнишка понурился и непроизвольно шмыгнул носом. Чу-ует кошка, чье мясо съела. Ребятня повадилась на пустыре кататься на мулах, что приводили в действие машины мастерских. Уставшие животные после отработанной смены выпасались на зеленой травке, пили из реки и набирались сил для следующего трудового дня. А тут ребятня, которой вечно неймется. Оседлали животных и давай их понукать.
Мул от своего родителя перенял упрямый характер. Никогда не перетрудится. И если устал, то с места не сдвинется. Оседланный товарищем Андрея стоял как вкопанный. Как тот его ни подстегивал, животное ни в какую не желало войти в положение подростка. И тогда Андрей сунул мулу под хвост колючку.
М-да. Затейника пороли. Что с того, что ближник Романова. Раз так, то будь добр соответствовать. Три дня сесть не мог. Дружка его трогать не стали. Мул влетел в колючий кустарник, да так, что пареньку досталось как бы и не больше, чем виновнику проказы. Хорошо хоть глаз не лишился.
Суеты и поспешности Михаил выказывать не стал. Да и знал он уже о приближении орды. Это наблюдатели только сейчас ее приметили. Люди же Бориса не зря едят свой хлеб. За прошедшую неделю они успели хорошо подготовиться. Поэтому все прекрасно знали, кому и как надлежит действовать. Правда, это вовсе не означало, что и вовсе можно поплевывать свысока.
Заседание военного совета продлилось недолго. Туда входили только дружинники, а гражданские приглашались лишь в случае вопросов, в части их касающихся. В принципе, все уже оговорено, поэтому только уточнили диспозицию. И разошлись по своим местам.
Михаил оказался не прав. Беречь коней половцам без надобности. Биться им предстояло не конными, а пешими. Кочевник же спокойно может отдыхать и в седле. Так что у города они были уже к ночи. Арсений едва успел увести два понтона направного моста через узкий рукав Псёла к стене со стороны Славутича.
Белашкан решил не тратить время попусту и, воспользовавшись темнотой, начал переправу через реку на дальнем конце острова. Нечто подобное ожидали, поэтому по ним открыли огонь из всех орудий, да еще и ополченцы присоединились. Благо от юго-восточной стены до скопления половцев было не далее двух сотен метров, а деревья все повывели.
Иное дело, что возвышенность, на которой находился кирпичный завод, прикрывала переправляющихся. Как следствие, стрелы приходилось пускать по крутой траектории не в цель, а по площади. Но, судя по доносящимся оттуда крикам и проклятиям, доставалось им изрядно.
Правда, по большей части не от обстрела, а от нарытых в изобилии волчьих ям с острыми шипами на дне и разбросанного «чеснока», измазанного в гниющих останках животных. Никакой жалости и рефлексии по этому поводу Михаил не испытывал. Война грязная штука. Не ты, так тебя. Так что смертность у кочевников будет высокой.
Обстрел не позволял противнику понять, что главная беда не от стрел. К тому же от происходящего их серьезно отвлекал запылавший, как солома, забор кирпичного завода, за которым они хотели было укрыться.
Ночной штурм в планы хана не входил, спокойно накопиться для броска не получалось. Поэтому Белашкан предпочел отойти от стен города и дождаться рассвета. Причем отступил он по берегу Славутича, что полностью устраивало Михаила. Погрузив пушки на ладьи, он отчалил от пристани и встал напротив лагеря, прикрывшись небольшим островом.
Пушки задействовать не стал. Рано. Пусть не знают, что это грозное оружие на борту. С них хватит и двух сотен лучников, пускающих зажигательные стрелы. Конечно, это сразу же обнаружит их позицию. Но, с другой стороны, эти снаряды в любом случае наделают бед. Даже незначительная часть горючей смеси, попавшей на кожу, обеспечивает довольно болезненные раны, подчас выводящие воина из строя.
Шороху навели изрядно. Но половцы все же не растерялись, начав переправу на остров с тем, чтобы достать русичей. Только кто же их будет ждать. Колеса взбили воду, и ладьи двинулись вверх по течению, продолжая посылать стрелы.
В основном от налета досталось не людям, а лошадям, которые были со стороны реки. Причем маячившие в отдалении ладьи явно указывали на то, что в покое половцев не оставят. Поэтому Белашкан принял единственно верное решение. Сменить место лагеря. Благо степное воинство легкое на подъем. Вот и перебазировались на берег Псёла.
Осознав это, Михаил только потер руки. Все шло как по писаному. Приказал править к Пограничному и готовиться к короткому сну. Часа три, вот и все, что он мог предоставить своим людям. Ну да потом отоспятся.
В предрассветных сумерках ладьи отошли от пристани и вошли в Псёл. Дымки над рекой не было, а потому ничто не мешало обзору. И их не могли не обнаружить. Пара километров вверх по течению, и они достигнут лагеря. Все выглядело так, словно должна повториться ночная вылазка.
– Ишь как хорошо прячутся поганые. А может, их и нет тут, а, Михаил Федорович? – вглядываясь через смотровую щель в прибрежные кусты, произнес Гордей.
Романов скосил взгляд на десятника. Ни капли мандража. Одно лишь нетерпение. А не подложил ли он с этими пушками свинью себе и своим людям? Уж больно самоуверенны. Оно, конечно, вундерваффе, кто бы спорил. Но ведь войны выигрывает не оружие, а люди. И беды случаются в основном от излишней самоуверенности и расслабленности.
– Тут они, Гордей. Должны быть тут.
– А как нет?
– Вернемся в Пограничное и устроим баню там. Арсений даже без нас и пушек умоет орду. Им не управиться и с деревянными стенами, что уж говорить о каменных. Ни единой машины с собой не привели. Больно уж поспешали.
– Вижу! Вон там куст шевельнулся и блеснула сталь, – всполошился десятник.
– Тихо, Гордей. Тихо. Рано пока.
Ладьи поднимались против течения под мерно струящуюся мимо бортов воду и молотящие плицы гребных колес. Вороты вращались в обильно смазанных упорах без единого скрипа. Хотя примитивная машина все же выдавала определенный шум, который разносился над утренней рекой. До берега порядка тридцати метров.
И тут прибрежные заросли буквально взорвались яростными криками. Защелкали тетивы. Послышался дробный перестук наконечников сотен стрел, ударивших по металлу, прошивая его и штакетник, проклевываясь с обратной стороны и безнадежно увязая в древесине.
Михаил какое-то время наблюдал за происходящим. Вот появились воины, несущие лодки. И откуда столько. Не иначе как специально привезли с собой. Знали ведь, что придется переправляться. На заставах взять их они не могли. Все плавсредства, как и люди, имущество, живность, припасы и корма давно уже находятся в Пограничном. Так что если половцы пожгут их, то в минусе будет только древесина. Не было возможности их отстоять, вот и эвакуировали.
Пора. Романов поднес к губам трубу и подал сигнал. Тут же послышались множественные хлопки арбалетов. Луком пользоваться у узких бойниц и в стесненных условиях неудобно. А вот арбалет совсем другое дело. Одни перезаряжают, другие стреляют, собирая обильную жатву. Но не за ними главная скрипка в этой увертюре.
С глухим стуком поднялись створки, и в порты высунулись стволы орудий. Лодки толком еще не успели отойти от берега, как раздались оглушительные хлопки и по прибрежным кустам ударила каменная картечь. Сплошная зеленая стена, сквозь которую к воде выбирались половцы, вздрогнула, в воздух взлетели ветви и листья. Яростные крики, стенания и нескончаемый крик на одной протяжной ноте.
Вдогонку орудийному залпу продолжали хлопать арбалеты. Стрелки беспрерывно били по находящимся в лодках, собирая кровавую жатву. То один половец, то другой переваливаются за борт, чтобы исчезнуть под водной гладью, начавшей покрываться кровавыми разводами.
Михаил также стрелял. А что еще делать. Сейчас его команды попросту лишние. Подстрелил одного. Передал арбалет за спину. Подхватил заряженный. Прицелился. Одни кочевники в лодке прикрываются щитами. Другие работают веслами. Но к чему стрелять в лоб. Это также оговаривалось. Поэтому он прицелился в лодку, направившуюся на ладью, идущую сзади. А вот с боков прикрыться нападающие не догадались. Да и как тогда грести. Весла ведь в руках, а не в уключинах.
Хлоп-п! Кочевник с веслом нелепо взмахнул руками и завалился в воду, едва не опрокинув утлую посудину. Смена оружия. Хлоп-п! Еще один. Смена оружия. Взгляд в смотровую щель по берегу. Там суета. Кочевники копошатся, как жуки. При этом прикрываясь щитами. Ну-ну. Много они вам помогут. Вновь в прицеле нападающие в лодке, уже практически приблизившиеся к ладье. Хлоп-п! Еще один.
Гулко, тяжко и протяжно ударила одна пушка. Следом другая, третья, сразу две. Разноголосица пронеслась над рекой каскадом, сея смерть. Копошащаяся на берегу людская масса вздрогнула. И словно просела. Крики, вопли, стенания. Вода у берега стала алой.
Щебень на скорости в две сотни метров в секунду – это нечто страшное. Он прошивает щиты и разрывает живую плоть. Оказавшись на ее пути, не помешало бы иметь хорошие доспехи, с чем у половцев имеются определенные трудности.
Михаил вновь поднес трубу к губам и подал сигнал. Гребцы прекратили вращать вороты. Рулевой перебежал на нос. Опять сигнал. Грохот пушек. Наконец вновь заработали гребные колеса, но уже в обратную строну. Ладьи начали отдаляться от берега. Кормчие разрывали дистанцию со штурмующими лодками, предоставляя возможность дружинникам расстрелять находящихся в них. Суда вышли на стремнину, и их скорость начала возрастать. На правом берегу половцев нет. Это известно точно. Борис и его люди недаром едят свой хлеб. Поэтому орудия продолжают долбить по левому, пока наконец не оставляют кочевников далеко позади.
Часть из них погналась было верхами по берегу, обстреливая из луков. Но ответный пушечный залп стрелами и не менее полутора десятка ссаженных наездников охладили их пыл. Будь порядки преследующих плотнее, и потери оказались бы куда внушительней.
– Эк-ка мы их намолотили, – восхищенно произнес Гордей.
– И еще намолотим, – убежденно произнес Михаил.
– Думаешь, сунутся к городу?
– Еще как сунутся. А вот когда и там получат по сусалам, уже успокоятся.
Глава 30
Воевода
– Что, хан, не получается, – глядя прямо в глаза Белашкану, произнес Михаил.
Голос его звучал ровно, без намека на издевку. Можно, конечно, и взбесить его, и тот снова пошлет на стену своих воинов. Умеет он воодушевлять, не отнять. Только это ничего не решит, потому что они опять умоются кровью. А Романову этого не нужно. Именно поэтому он и настоял на том, чтобы хан вышел на переговоры не один, а в сопровождении куренных. Романов также был со свитой. Разговор тет-а-тет его не устраивал категорически. Пора заканчивать этот балаган.
– Ты просил переговоров, чтобы сказать мне это? В таком случае знай, следующий штурм для вас будет последним, – фыркнул Белашкан.
Разговаривали они перед стенами на равном удалении, чтобы и половцы и русичи могли достать переговорщиков. Так сказать, ничейная земля.
– Белашкан, тебе не взять Пограничное. За два дня ты уже потерял больше тысячи только убитыми. Да погибшие воины из куреня Газакопы. А сколько умрет из тех, что ранены? Много. Очень много. Если продолжишь, то потеряешь еще больше. Даже если тебе и удастся захватить деревянные стены, потом на вашем пути встанут каменные, с которыми вы ничего не поделаете. Здесь вы только почем зря положите людей.
– Мы возьмем твой город и захватим большую добычу. Ты успел разжиреть за прошедшие годы. Мы вберем в себя ослабевшие коши и станем еще сильнее.
– Я здесь только потому, что мы уже знаем друг друга и можем жить добрыми соседями, – покачав головой, возразил Михаил. – Придут другие, и мне придется все начинать сначала. Не смотри на меня, хан, так будет. И ты это уже понимаешь. Но не можешь отступить.
– Зачем же ты тогда напал на курень Газакопы? – вперив в него злой взгляд, произнес Теракопа.
– Он напал на нашу заставу. Я должен был это проглотить? – пожав плечами, возразил Михаил и, не ограничиваясь этим, продолжил: – Сотни воинов вашей орды облачены в доспехи из наших мастерских, вооружены нашим оружием, сидят в наших седлах. И многое другое. Они все это купили? Нет. Это все передал орде я, следуя нашему договору. И чем мне ответила орда? Зачем мне друг, который не может удержать в узде своих куренных, которые отправляются на меня в набег, когда им понравится. Я твой союзник, Белашкан, но ты и пальцем не пошевелил, когда под эти стены пришел Тугоркан. Теперь сюда пришел твой куренной.
– Ты мог пожаловаться мне, – покачав головой, осуждающе произнес Белашкан.
– А зачем? Если твои воины считают возможным нападать на твоего союзника, значит, твое слово ничего не значит. А раз так, то я и сам могу позаботиться о себе. Уводи войско, Белашкан. Иначе тебе это будет дорого стоить. Пограничное тебе не взять. Я знаю, что у тебя есть осадные машины и вы умеете ими пользоваться. Что сейчас вы прибыли налегке из-за поспешности. Но помогли ли машины Тугоркану? Нет. И тебе не помогут. Мало того. Знай, хан, и вы, куренные, если вы начнете штурм, я отобью его и все последующие. Потом дождусь бабьего лета и выжгу всю степь. Трава не успеет подняться. И тогда вашим стадам придется зимовать на уже вытоптанных и подъеденных пастбищах. У нас скота не так много, и корма мы заготовили. Чего не сказать о вас.
– Ты не сделаешь этого, – глухо произнес Теракопа. – Так нельзя воевать.
– Сделаю, – с легким кивком убежденно произнес Михаил. – Я хочу мира. Я готов жить добрым соседом. Но когда дело доходит до войны, я не знаю жалости.
– Отдай наших детей, – произнес один из прибывших.
Судя по тому, что этого куренного Романов не знал, он был преемником Газакопы. Какой горячий.
– Зачем? Если мы договоримся о мире, то они продолжат учебу в интернате и вернутся домой образованными людьми.
– Я говорю о тех, кого вы забрали силой.
– В нашей школе учатся двадцать половецких мальчиков. Все остальные дети в Пограничном только русичи, – глядя собеседнику прямо в глаза, твердо произнес Михаил. – Все, что хотел, я сказал. Теперь принимайте решение.
Он без страха повернулся к ним спиной и направился к стене, где уже опустили подвесные, с помощью которых должны были поднять переговорщиков. Удара в спину Романов не боялся. Хотя бы потому, что вся верхушка орды сейчас была на прицеле арбалетчиков на стене Пограничного.
А еще прошлой ночью он сумел встретиться с Теракопой. Так что в орде назревал переворот, и не приходится гадать, кто именно должен будет стать ханом. Курень Газакопы был выбран вовсе не случайно. Он был одной из надежных опор Белашкана. Теперь его положение пошатнулось.
Все эти злые взгляды и неприязнь с тестем всего лишь игра на публику. Во главе орды должен встать умный хан. На лояльность из-за родственных уз Михаил не рассчитывал. В политике это, впрочем, имеет какое-то значение. Но только до определенной степени.
– Вы уговорились о мире? – встретила его жена на пороге.
– Пока нет. Но уверен, что не напрасно встречался ночью с твоим отцом.
– Думаешь? – с нескрываемой надеждой произнесла она.
– Уверен. Прошло уже три часа, а штурм так и не начался. Это что-то, да значит.