Более двух тысяч населения, чуть не половина из которых непоседливая ребятня. Детей в городе много. Михаил тащит их откуда только возможно. Плюс мальчишки из Переяславля и половецкая поросль, которых он привечает для обучения в городской школе. Шутка сказать, но она в два этажа. Учителей не хватает. А еще под тысячу работяг, прибывших на сезонные заработки. Словом, есть отчего разболеться голове Арсения.
Обойдя казарму, вышел на задний двор. У воздушного шара уже суетится Мефодий с помощниками. Ромей был учителем в школе. Бог весть, к какому классу ученых можно было его отнести. Сам он называл себя философом. Но разбирался во многих областях. К примеру, у него целая химическая лаборатория, в которой он проводит различные опыты. Научился получать светильный газ из бурого угля.
Правда, сейчас это открытие бесполезно. Уж в чем в чем, а в газе они недостатка не испытывают. Слишком велика потребность в древесном угле, газ же является побочным продуктом при его выжигании. Так что излишков хватает.
Кроме этого Мефодий увлекся воздухоплаванием, которое находится полностью в его ведении. Воздушный змей штука хорошая, но, чтобы его поднять в небо, нужен воздушный поток. Аэростат же в этом не нуждается. Проблема была только в непроницаемой оболочке.
Проклеенную ткань нельзя сложить, но если в оболочку вшить ребра жесткости из ивовых прутьев и подвесить между шестью высокими столбами с сохранением формы, то получается вполне прилично. Иное дело, что эта оболочка плохо удерживала газ. Его у них много, но при таком подходе все же не напасешься. Поэтому Михаил решил использовать тепловой аэростат.
Получилось не сразу. Пришлось поэкспериментировать. Но результат вот он. Мефодий, возящийся вокруг аппарата, под которым гудит пламя, вырывающееся из газовой горелки. Учитель-философ регулярно поднимался в небо. Как и его ученики. Правда, не только ради науки и развлечения, но и с сугубо практической целью.
От наблюдателя на высоте птичьего полета в открытой степи сложно укрыться даже одиночному всаднику. Что уж говорить об отряде. Вот и совмещают научно-развлекательную деятельность с практической пользой городу.
– Как тут у вас, Мефодий? – поинтересовался подошедший Михаил.
– Все уже готово, – подавая знак своим помощникам, чтобы они заменили практически опустевший баллон газа на полный, сказал тот.
– Вот и ладно.
– Ты сам поднимешься?
– Нужно же оценить обстановку, – снимая с себя оружие, ответил Романов.
Доспехи скидывать не стал. Оружие мешает влезть в подвесную. Что же до массы, то шарик получился с запасом и поднимет его за милую душу.
Земля привычно ушла из-под ног. Еще бы он сам не развлекался такой игрушкой. Еще и жену запускал, которая была просто в восторге от полета. Крыши строений быстро остались внизу. Перед взором предстала боевая пристань у юго-западной стены, где стояли четыре самоходных парома.
Ничего особенного, по сути, понтон, на котором могут разместиться шестьдесят всадников с лошадьми и снаряжением плюс одно орудие с упряжкой, передком и груженой повозкой. Воины садятся на весла и перегоняют всю эту массу на противоположный берег, где и десантируются.
Четыре понтона, две полноценные сотни дружинников регулярного войска при четырех орудиях полевой артиллерии. Серьезная сила в местных реалиях. И это не предел. В случае необходимости Михаил мог выставить еще полноценную кавалерийскую сотню и три сотни пехоты. Причем мобильность последней обеспечивалась посадкой их на лошадей. Вот драться в седле они уже не могли.
От противоположного берега движется паром, набрав максимально возможную скорость. Обычно на нем помещается шесть повозок с углем. Паромщик становится у руля, возницы к в€оротам, вращая которые приводят в движение гребные колеса. До боевой ладьи далеко, но уже с грузовой вполне способны поспорить в скорости. Торговый транспорт Пограничного также имел гребные колеса. Правда, ходили только вверх по течению Славутича. На порогах и переволоках им делать нечего.
Сейчас на пароме только лошади и людей куда больше. Повозки оставили на том берегу. Ну и правильно. Они противнику без надобности. Максимум сломают или спалят. Не такая уж и большая потеря.
Приподнялся повыше. А вот и сюрприз. Кто бы ни напал на Угольную, но о возможностях и порядке действий его дружины они знают. А чем еще можно объяснить то, что за складкой местности, метрах в двухстах от берега, где обычно происходит переправа, сосредоточились не меньше трех сотен половцев. Не иные какие кочевники, а именно половцы. Хотя пока и непонятно, кто именно. Похоже, их хотят взять на переправе, когда они будут наиболее уязвимы.
Поднявшись еще выше, он сумел рассмотреть, что происходит у Угольной. У стен кружились не меньше двух сотен воинов. Держались в отдалении. И скорее всего, ничего предпринимать не будут. Их задача обозначать угрозу заставе, чтобы выманить дружину из Пограничного.
Ну и полон лишним не будет. Вон несколько десятков человек похватали. Однозначно рабочие с угольного рудника и работавшие в поле пограничники. Двадцать второе июня. Страда в полном разгаре. Так-то за подходами наблюдают, как же без этого. Но и кочевники учитывают это. Сумели как-то подобраться, что уйти под защиту стен успели не все.
Итак, цель набега – дружина. А и то. Шутка сказать, две сотни ламеллярных доспехов, отличное вооружение, и все это из превосходной стали. В смысле о пластинах доспехов никто не распространялся. Но даже одно только оружие, чувствующее себя на морозе куда лучше иных, дорогого стоит.
Ну что же, придется вас удивить, господа половцы. Причем удивить насмерть. Так, чтобы неповадно было. Конечно, задуманное им однозначно настроит против него Белашкана, который метит в великие ханы. У половцев все еще продолжается мышиная возня вокруг этого. Оттого и поход трехлетней давности обернулся для них разгромом. Так что спустить Михаилу этого он не сможет. Но тут уж ничего не поделать. Придется малость повоевать.
Ну и князю переяславскому вспомнить о том, что ему полагается не только стричь купоны с Пограничного, но еще и проявлять заботу о безопасности своих подданных. Да и повод будет прекратить платить Белашкану. Несмотря на то что Борис качественно взял в оборот наблюдателей с обеих сторон и доходы сильно занижены. Но к чему платить, если они и сами уже достаточно крепко стоят на ногах.
Едва спустившись на грешную землю, Михаил вызвал к себе всех сотников и развернул карту. Дело это было поставлено на серьезную основу. Романов даже сманил картографа из Царьграда, приставил к нему десяток воинов, и катается он по окрестностям, составляя карты. С каждым разом отдаляясь все дальше.
– Ситуация ясна? Вот и ладно, – рассказав о своих наблюдениях и выводах, произнес Михаил и продолжил: – Арсений, все восемь пушек выводи на этот участок. Ориентир во-он тот куст.
– Вижу. – Они расположились на юго-западной стене, под которой как раз шла погрузка дружины на паромы.
– Как только половцы рванут в атаку, бейте по ним стрелами над нашими головами. Шар пусть висит в небе. В случае изменения обстановки дашь нам сигнал.
– Принял.
Михаил решил-таки озаботиться системой связи. Но пока только сумел разработать азбуку флажкового семафора, по которой сейчас активно готовились кадры. Сигнальщики одновременно должны будут появиться как на заставах, так и в каждой полусотне дружины. Но пока это только планы, пусть и не на дальнюю перспективу.
– Григорий, твоим пушкарям выставить пушки на носу паромов, зарядить картечью и быть готовыми встретить конную атаку.
– Может, выставить по две пушки? – предположил начальник артиллерии, приравненный по положению к сотнику. – Если не брать с собой повозки снабжения, то избегнем перегруза. А их можно будет переправить и на колесном пароме. Картечь, она куда губительней стрел выходит.
– Хм. Делай. Арсений? – Михаил вновь перевел взгляд на коменданта.
– Я все понял, – заверил грек.
– Гаврила, Игорь, как только пристаем к берегу, половина тут же сбивает щиты, вторая бьет из луков. После того как грохнут пушки, в седла и в атаку. Вопросы?
– Вопросов нет, – чуть не в один голос ответили сотники.
– Тогда действуем.
Переправа прошла без проблем. Да и с чего бы им быть, если проделывалось это уже и не по одному разу. Но отличия все же были. Прежде орудия располагались… Нет, не на корме. Ибо где тут нос, а где корма, не разберешь. С какой стороны воткнешь рулевое перо, с той и будет. Но сзади. Теперь же спереди.
Четыре понтона с тихим шелестом выползли на прибрежный песок практически одновременно. Начали опускаться сходни. И в этот момент над урезом в двухстах метрах от берега появились всадники. Со стороны Пограничного послышался слитный хлопок четырех орудий. Двести двадцать стрел уже в пути и заходят на цель по крутой траектории с соответствующим упреждением.
– Сбить щиты! Лучники, бей! – послышались команды полусотников.
Все оговорено заранее, так что бойцы точно знают, кто и что должен делать. Три десятка всадников и артиллерийский расчет вздели заранее припасенные большие пехотные щиты, прикрывая как лучников, так и лошадей. А из-за их спин уже послышались щелчки тетив.
Практически слитно с визгом накатывающих половцев послышался нарастающий, посвистывающий шорох приближающейся первой волны стрел противника. Пара ударов сердца, и прозвучал дробный перестук наконечников, входящих в дерево. Несколько сдавленных вскриков, усталый вздох, тихая брань.
И вновь щелчки тетив. Шорох стрел, но на этот раз летящий в обратную сторону, привет со стен Пограничного, откуда вновь донесся хлопок очередного залпа. Со стороны половцев также послышались вскрики и страдальческое ржание лошадей, полетевших через голову, выбрасывая всадников из седел. Не так много, как хотелось бы. Но попадания есть, и это радует.
Наконец широкие сходни коснулись песка. До половцев меньше сотни метров.
– Бе-эй! – раздалась команда старшего артиллериста.
Восемь орудий ударили слитно, выпустив навстречу волне всадников визжащую каменную картечь. Михаил впервые наблюдал столь убойное действие артиллерии. Вроде и не был никогда любителем поэзии, и на уроках литературы вечно были проблемы с тем, чтобы выучить наизусть стихотворение. Но тут строчки Александра Сергеевича как-то сами возникли в мозгу.
Швед, русский – колет, рубит, режет.
Бой барабанный, клики, скрежет,
Гром пушек, топот, ржанье, стон,
И смерть и ад со всех сторон[18].
Наваждение длилось всего лишь мгновение. Или целое мгновение. А может, и вечность. Вот уж когда поверишь, что время материально и способно тянуться как улитка или мчаться подобно взбесившейся лошади.
– На ко-онь! Вперед! – послышалась команда сотников.
Михаил, вне всяких сомнений, лидер. И ему как бы полагается находиться сзади, а не рисковать в первых рядах. Но это только слова. Здесь и сейчас вожак, прячущийся за спинами своих людей, уважением пользоваться никогда не будет. Они поймут, если он будет командовать, а не мечом махать. Но за тем, кто сам впереди, готовы пойти хоть черту в пасть. А ему сейчас именно такие и нужны.
Потому он и стоял в первом ряду со щитом руках, а потом оказался в седле и послал вперед своего жеребца. С гулким перестуком подков по деревянной палубе пронесся мимо артиллеристов. Они жались к своим орудиям, чтобы не оказаться стоптанными идущими в атаку всадниками.
Кинул руку за спину. Рукоять изогнутого меча привычно легла в руку. Палец сам собой откинул стопор. Короткий шелест клинка, принять плоской стороной вражеский, отвести его в сторону и подать свой вперед. Все это произошло в считаные доли секунды. Но этого хватило, чтобы избежать смерти и вспороть горло половца. Михаил достал его только самым кончиком, чего оказалось более чем достаточно.
Атаку следующего он отбил со звоном и искрами, встретив вражеский клинок боковым движением. И тут же, описав короткую дугу, обрушил утолщенную треть своего меча в рубящем ударе в основание шеи степняка. Тот захлебнулся своим криком и повалился во все еще зеленую траву, где по нему тут же протопталось сразу несколько копыт.
Следующего он достал со спины, ничуть не заботясь о честности поединка. С четвертым разобрался, беспардонно вмешавшись в схватку одного из дружинников с дюжим половцем. Рубанув с разворота, он отсек тому руку. А уже дружинник поставил в этом деле точку.
И тут вдруг обнаружилось, что драться больше не с кем. Половцы обратились в бегство, нахлестывая своих лошадей. Дурная затея. Вот что значит им не приходилось еще драться с дружиной Михаила. Их лошадки, может, и выносливы, а лошади русичей медлительны. Но арабские скакуны, что были под седлом пограничников, пусть и не самые лучшие, но отличались куда большим проворством.
Рубка бегущих. Тут не нужна храбрость. Не требуется особое умение владеть клинком. Достаточно просто нагнать врага и обрушить на него свой удар. Никаких изысков. От всей широкой души. Словно дрова рубишь.
Не ушел ни один. Достали всех. Даже тех, у кого кони оказались достаточно резвы, настигли стрелы. Едва ссадили из седла последнего, как Михаил вскинул к губам трубу и подал сигнал остановиться.
Нужно перевести дух. Разобраться с потерями. Выгрузить артиллерию и наступать на противника планомерно, с неумолимостью асфальтового катка. Никуда половцы не денутся. Отсюда не ушел ни один. А значит, и сообщить о разгроме некому. Заставе Угольной ничего не угрожает.
– Пришли за шерстью, да сами ушли стриженными, – хохотнув, произнес один из воинов, прикладывая тряпицу к царапине на щеке.
– Не ушли, – хмыкнув, возразил другой, стряхивая с клинка кровь.
– А! Ну это да, – жизнерадостно согласился первый.
Глава 28
С ответным визитом
Лошадей добивали без азарта, а с нескрываемым сожалением и осознанием того, что прекращают их муки. Чего не сказать о раненых половцах. Этих резали походя. Сотник, а Михаил по факту княжий сотник, приказал пленных не брать. Вот они и исполняют. Жестокое время, жестокие нравы. И вообще, их пример другим наука.
Место боя впечатляет. Картечь страшная штука. Даже выпущенная из вот этой недопушки. Тем более если она каменная. Ну где тут набрать гальки. Вот и заряжают гранитный щебень из отходов в карьере. Такой аккуратные дырочки делать не умеет, рвет плоть беспощадно даже на такой незначительной скорости. Свинец, он серебра стоит. Но к чему тратиться, если заряды можно подбирать под ногами.
А вообще наваляли половцев много. Стрелы тоже собрали свою жатву. Но так, скромненько. А вот залп из восьми орудий с дистанции менее сотни метров наделал таких дел, что как взглянешь, так и вздрогнешь. Если бы дружина могла разом пойти в атаку всей массой, то Михаилу, может, и рубиться бы не пришлось. Противника почти не осталось. Но и дружинники в бой вступали, разрозненно покидая палубы паромов.
– Это было невероятно, – услышал Романов голос за спиной.
Обойдя казарму, вышел на задний двор. У воздушного шара уже суетится Мефодий с помощниками. Ромей был учителем в школе. Бог весть, к какому классу ученых можно было его отнести. Сам он называл себя философом. Но разбирался во многих областях. К примеру, у него целая химическая лаборатория, в которой он проводит различные опыты. Научился получать светильный газ из бурого угля.
Правда, сейчас это открытие бесполезно. Уж в чем в чем, а в газе они недостатка не испытывают. Слишком велика потребность в древесном угле, газ же является побочным продуктом при его выжигании. Так что излишков хватает.
Кроме этого Мефодий увлекся воздухоплаванием, которое находится полностью в его ведении. Воздушный змей штука хорошая, но, чтобы его поднять в небо, нужен воздушный поток. Аэростат же в этом не нуждается. Проблема была только в непроницаемой оболочке.
Проклеенную ткань нельзя сложить, но если в оболочку вшить ребра жесткости из ивовых прутьев и подвесить между шестью высокими столбами с сохранением формы, то получается вполне прилично. Иное дело, что эта оболочка плохо удерживала газ. Его у них много, но при таком подходе все же не напасешься. Поэтому Михаил решил использовать тепловой аэростат.
Получилось не сразу. Пришлось поэкспериментировать. Но результат вот он. Мефодий, возящийся вокруг аппарата, под которым гудит пламя, вырывающееся из газовой горелки. Учитель-философ регулярно поднимался в небо. Как и его ученики. Правда, не только ради науки и развлечения, но и с сугубо практической целью.
От наблюдателя на высоте птичьего полета в открытой степи сложно укрыться даже одиночному всаднику. Что уж говорить об отряде. Вот и совмещают научно-развлекательную деятельность с практической пользой городу.
– Как тут у вас, Мефодий? – поинтересовался подошедший Михаил.
– Все уже готово, – подавая знак своим помощникам, чтобы они заменили практически опустевший баллон газа на полный, сказал тот.
– Вот и ладно.
– Ты сам поднимешься?
– Нужно же оценить обстановку, – снимая с себя оружие, ответил Романов.
Доспехи скидывать не стал. Оружие мешает влезть в подвесную. Что же до массы, то шарик получился с запасом и поднимет его за милую душу.
Земля привычно ушла из-под ног. Еще бы он сам не развлекался такой игрушкой. Еще и жену запускал, которая была просто в восторге от полета. Крыши строений быстро остались внизу. Перед взором предстала боевая пристань у юго-западной стены, где стояли четыре самоходных парома.
Ничего особенного, по сути, понтон, на котором могут разместиться шестьдесят всадников с лошадьми и снаряжением плюс одно орудие с упряжкой, передком и груженой повозкой. Воины садятся на весла и перегоняют всю эту массу на противоположный берег, где и десантируются.
Четыре понтона, две полноценные сотни дружинников регулярного войска при четырех орудиях полевой артиллерии. Серьезная сила в местных реалиях. И это не предел. В случае необходимости Михаил мог выставить еще полноценную кавалерийскую сотню и три сотни пехоты. Причем мобильность последней обеспечивалась посадкой их на лошадей. Вот драться в седле они уже не могли.
От противоположного берега движется паром, набрав максимально возможную скорость. Обычно на нем помещается шесть повозок с углем. Паромщик становится у руля, возницы к в€оротам, вращая которые приводят в движение гребные колеса. До боевой ладьи далеко, но уже с грузовой вполне способны поспорить в скорости. Торговый транспорт Пограничного также имел гребные колеса. Правда, ходили только вверх по течению Славутича. На порогах и переволоках им делать нечего.
Сейчас на пароме только лошади и людей куда больше. Повозки оставили на том берегу. Ну и правильно. Они противнику без надобности. Максимум сломают или спалят. Не такая уж и большая потеря.
Приподнялся повыше. А вот и сюрприз. Кто бы ни напал на Угольную, но о возможностях и порядке действий его дружины они знают. А чем еще можно объяснить то, что за складкой местности, метрах в двухстах от берега, где обычно происходит переправа, сосредоточились не меньше трех сотен половцев. Не иные какие кочевники, а именно половцы. Хотя пока и непонятно, кто именно. Похоже, их хотят взять на переправе, когда они будут наиболее уязвимы.
Поднявшись еще выше, он сумел рассмотреть, что происходит у Угольной. У стен кружились не меньше двух сотен воинов. Держались в отдалении. И скорее всего, ничего предпринимать не будут. Их задача обозначать угрозу заставе, чтобы выманить дружину из Пограничного.
Ну и полон лишним не будет. Вон несколько десятков человек похватали. Однозначно рабочие с угольного рудника и работавшие в поле пограничники. Двадцать второе июня. Страда в полном разгаре. Так-то за подходами наблюдают, как же без этого. Но и кочевники учитывают это. Сумели как-то подобраться, что уйти под защиту стен успели не все.
Итак, цель набега – дружина. А и то. Шутка сказать, две сотни ламеллярных доспехов, отличное вооружение, и все это из превосходной стали. В смысле о пластинах доспехов никто не распространялся. Но даже одно только оружие, чувствующее себя на морозе куда лучше иных, дорогого стоит.
Ну что же, придется вас удивить, господа половцы. Причем удивить насмерть. Так, чтобы неповадно было. Конечно, задуманное им однозначно настроит против него Белашкана, который метит в великие ханы. У половцев все еще продолжается мышиная возня вокруг этого. Оттого и поход трехлетней давности обернулся для них разгромом. Так что спустить Михаилу этого он не сможет. Но тут уж ничего не поделать. Придется малость повоевать.
Ну и князю переяславскому вспомнить о том, что ему полагается не только стричь купоны с Пограничного, но еще и проявлять заботу о безопасности своих подданных. Да и повод будет прекратить платить Белашкану. Несмотря на то что Борис качественно взял в оборот наблюдателей с обеих сторон и доходы сильно занижены. Но к чему платить, если они и сами уже достаточно крепко стоят на ногах.
Едва спустившись на грешную землю, Михаил вызвал к себе всех сотников и развернул карту. Дело это было поставлено на серьезную основу. Романов даже сманил картографа из Царьграда, приставил к нему десяток воинов, и катается он по окрестностям, составляя карты. С каждым разом отдаляясь все дальше.
– Ситуация ясна? Вот и ладно, – рассказав о своих наблюдениях и выводах, произнес Михаил и продолжил: – Арсений, все восемь пушек выводи на этот участок. Ориентир во-он тот куст.
– Вижу. – Они расположились на юго-западной стене, под которой как раз шла погрузка дружины на паромы.
– Как только половцы рванут в атаку, бейте по ним стрелами над нашими головами. Шар пусть висит в небе. В случае изменения обстановки дашь нам сигнал.
– Принял.
Михаил решил-таки озаботиться системой связи. Но пока только сумел разработать азбуку флажкового семафора, по которой сейчас активно готовились кадры. Сигнальщики одновременно должны будут появиться как на заставах, так и в каждой полусотне дружины. Но пока это только планы, пусть и не на дальнюю перспективу.
– Григорий, твоим пушкарям выставить пушки на носу паромов, зарядить картечью и быть готовыми встретить конную атаку.
– Может, выставить по две пушки? – предположил начальник артиллерии, приравненный по положению к сотнику. – Если не брать с собой повозки снабжения, то избегнем перегруза. А их можно будет переправить и на колесном пароме. Картечь, она куда губительней стрел выходит.
– Хм. Делай. Арсений? – Михаил вновь перевел взгляд на коменданта.
– Я все понял, – заверил грек.
– Гаврила, Игорь, как только пристаем к берегу, половина тут же сбивает щиты, вторая бьет из луков. После того как грохнут пушки, в седла и в атаку. Вопросы?
– Вопросов нет, – чуть не в один голос ответили сотники.
– Тогда действуем.
Переправа прошла без проблем. Да и с чего бы им быть, если проделывалось это уже и не по одному разу. Но отличия все же были. Прежде орудия располагались… Нет, не на корме. Ибо где тут нос, а где корма, не разберешь. С какой стороны воткнешь рулевое перо, с той и будет. Но сзади. Теперь же спереди.
Четыре понтона с тихим шелестом выползли на прибрежный песок практически одновременно. Начали опускаться сходни. И в этот момент над урезом в двухстах метрах от берега появились всадники. Со стороны Пограничного послышался слитный хлопок четырех орудий. Двести двадцать стрел уже в пути и заходят на цель по крутой траектории с соответствующим упреждением.
– Сбить щиты! Лучники, бей! – послышались команды полусотников.
Все оговорено заранее, так что бойцы точно знают, кто и что должен делать. Три десятка всадников и артиллерийский расчет вздели заранее припасенные большие пехотные щиты, прикрывая как лучников, так и лошадей. А из-за их спин уже послышались щелчки тетив.
Практически слитно с визгом накатывающих половцев послышался нарастающий, посвистывающий шорох приближающейся первой волны стрел противника. Пара ударов сердца, и прозвучал дробный перестук наконечников, входящих в дерево. Несколько сдавленных вскриков, усталый вздох, тихая брань.
И вновь щелчки тетив. Шорох стрел, но на этот раз летящий в обратную сторону, привет со стен Пограничного, откуда вновь донесся хлопок очередного залпа. Со стороны половцев также послышались вскрики и страдальческое ржание лошадей, полетевших через голову, выбрасывая всадников из седел. Не так много, как хотелось бы. Но попадания есть, и это радует.
Наконец широкие сходни коснулись песка. До половцев меньше сотни метров.
– Бе-эй! – раздалась команда старшего артиллериста.
Восемь орудий ударили слитно, выпустив навстречу волне всадников визжащую каменную картечь. Михаил впервые наблюдал столь убойное действие артиллерии. Вроде и не был никогда любителем поэзии, и на уроках литературы вечно были проблемы с тем, чтобы выучить наизусть стихотворение. Но тут строчки Александра Сергеевича как-то сами возникли в мозгу.
Швед, русский – колет, рубит, режет.
Бой барабанный, клики, скрежет,
Гром пушек, топот, ржанье, стон,
И смерть и ад со всех сторон[18].
Наваждение длилось всего лишь мгновение. Или целое мгновение. А может, и вечность. Вот уж когда поверишь, что время материально и способно тянуться как улитка или мчаться подобно взбесившейся лошади.
– На ко-онь! Вперед! – послышалась команда сотников.
Михаил, вне всяких сомнений, лидер. И ему как бы полагается находиться сзади, а не рисковать в первых рядах. Но это только слова. Здесь и сейчас вожак, прячущийся за спинами своих людей, уважением пользоваться никогда не будет. Они поймут, если он будет командовать, а не мечом махать. Но за тем, кто сам впереди, готовы пойти хоть черту в пасть. А ему сейчас именно такие и нужны.
Потому он и стоял в первом ряду со щитом руках, а потом оказался в седле и послал вперед своего жеребца. С гулким перестуком подков по деревянной палубе пронесся мимо артиллеристов. Они жались к своим орудиям, чтобы не оказаться стоптанными идущими в атаку всадниками.
Кинул руку за спину. Рукоять изогнутого меча привычно легла в руку. Палец сам собой откинул стопор. Короткий шелест клинка, принять плоской стороной вражеский, отвести его в сторону и подать свой вперед. Все это произошло в считаные доли секунды. Но этого хватило, чтобы избежать смерти и вспороть горло половца. Михаил достал его только самым кончиком, чего оказалось более чем достаточно.
Атаку следующего он отбил со звоном и искрами, встретив вражеский клинок боковым движением. И тут же, описав короткую дугу, обрушил утолщенную треть своего меча в рубящем ударе в основание шеи степняка. Тот захлебнулся своим криком и повалился во все еще зеленую траву, где по нему тут же протопталось сразу несколько копыт.
Следующего он достал со спины, ничуть не заботясь о честности поединка. С четвертым разобрался, беспардонно вмешавшись в схватку одного из дружинников с дюжим половцем. Рубанув с разворота, он отсек тому руку. А уже дружинник поставил в этом деле точку.
И тут вдруг обнаружилось, что драться больше не с кем. Половцы обратились в бегство, нахлестывая своих лошадей. Дурная затея. Вот что значит им не приходилось еще драться с дружиной Михаила. Их лошадки, может, и выносливы, а лошади русичей медлительны. Но арабские скакуны, что были под седлом пограничников, пусть и не самые лучшие, но отличались куда большим проворством.
Рубка бегущих. Тут не нужна храбрость. Не требуется особое умение владеть клинком. Достаточно просто нагнать врага и обрушить на него свой удар. Никаких изысков. От всей широкой души. Словно дрова рубишь.
Не ушел ни один. Достали всех. Даже тех, у кого кони оказались достаточно резвы, настигли стрелы. Едва ссадили из седла последнего, как Михаил вскинул к губам трубу и подал сигнал остановиться.
Нужно перевести дух. Разобраться с потерями. Выгрузить артиллерию и наступать на противника планомерно, с неумолимостью асфальтового катка. Никуда половцы не денутся. Отсюда не ушел ни один. А значит, и сообщить о разгроме некому. Заставе Угольной ничего не угрожает.
– Пришли за шерстью, да сами ушли стриженными, – хохотнув, произнес один из воинов, прикладывая тряпицу к царапине на щеке.
– Не ушли, – хмыкнув, возразил другой, стряхивая с клинка кровь.
– А! Ну это да, – жизнерадостно согласился первый.
Глава 28
С ответным визитом
Лошадей добивали без азарта, а с нескрываемым сожалением и осознанием того, что прекращают их муки. Чего не сказать о раненых половцах. Этих резали походя. Сотник, а Михаил по факту княжий сотник, приказал пленных не брать. Вот они и исполняют. Жестокое время, жестокие нравы. И вообще, их пример другим наука.
Место боя впечатляет. Картечь страшная штука. Даже выпущенная из вот этой недопушки. Тем более если она каменная. Ну где тут набрать гальки. Вот и заряжают гранитный щебень из отходов в карьере. Такой аккуратные дырочки делать не умеет, рвет плоть беспощадно даже на такой незначительной скорости. Свинец, он серебра стоит. Но к чему тратиться, если заряды можно подбирать под ногами.
А вообще наваляли половцев много. Стрелы тоже собрали свою жатву. Но так, скромненько. А вот залп из восьми орудий с дистанции менее сотни метров наделал таких дел, что как взглянешь, так и вздрогнешь. Если бы дружина могла разом пойти в атаку всей массой, то Михаилу, может, и рубиться бы не пришлось. Противника почти не осталось. Но и дружинники в бой вступали, разрозненно покидая палубы паромов.
– Это было невероятно, – услышал Романов голос за спиной.