Глава 22

Одним врагом меньше




– Гаврила, закончили закупку припасов? – поинтересовался Михаил у полусотника, ступившего на палубу его ладьи.

– Порядок, Михаил Федорович. Припасов до Пограничного хватит с избытком. Только тут такое дело, что с Родькой на торжище больше никто ходить не хочет. Он же не только из купцов, но и из своих все жилы вытягивает. Это ж где он так торговаться научился.

– За то и ценю. Толк из парня будет. Он еще и всей экономикой заправлять научится.

– Чем? – удивился незнакомому слову Гаврила.

– Пустое.

– Ну-ну. Ты, Михаил Федорович, порой такое задвинешь, что и за уши не натянешь. Во! И эта присказка твоя.

– Ну, так понахватался в Царьграде. Ромеи те еще затейники.

– Что есть, то есть. А вот и Борис поспешает со своими пострелятами.

– Давно пора, – приметив возвращающихся доморощенных шпионов, произнес Михаил.

В Тмутаракани их больше ничего не держало. Оставалось только позавтракать, поставить паруса да помахать ручкой.

– Эк-кий красавец, – не без восхищения произнес Гордей.

Их ладьи как раз потянулись к выходу из гавани, когда в створе появился величественный корабль. Иначе и не скажешь. Византийский дромон весьма внушительное зрелище. Впрочем, справедливости ради, именно вот этот экземпляр. А вообще они сильно отличаются по размерам. Есть и значительно меньше, всего с одним рядом весел.

Но данный образец относился к большим. Корпус порядка пятидесяти метров в длину и семи в ширину. Высота борта метра три. Два ряда весел по двадцать пять в каждом. Всего полторы сотни гребцов плюс воины, артиллеристы и палубная команда. В общей сложности более двух сотен человек, а бывает, доходит и до трех. Тесновато, конечно. Но по большому счету они не рассчитаны на большие переходы.

Три мачты со свернутыми парусами. На передних двух прямые и на кормовой латинский. Привычных Михаилу названий – грот, фок и бизань – тут пока еще нет. Хотя он свои назвал гротом и фоком. Правда, не уверен, что правильно. Названия-то он еще помнит, а какая мачта где, без понятия. Что-то такое всплывает в памяти из прочитанных в детстве книг.

Над палубой возвышаются три боевые площадки. На корме, носу и над средней частью, вытянувшейся чуть не на треть корабля. Тоже без понятия, как что называется. Вертится в голове ют, полуют, бак, шканцы… Интересно, это все, или имеются еще какие-то части палубы? Да и не очень-то интересно. Нужно будет, придумает. Он вообще по этому поводу не заморачивается.

Взявшись за производство, он вдруг столкнулся с необходимостью стандартизации. Поначалу-то ввел ромейские меры. Но когда ушел на Русь, обнаружил, что там используют свои. Но нечто общее все же есть. Так пуд в Киеве равен царьградскому таланту и, в свою очередь, делится на шестнадцать безменов. Отсюда и начал плясать, разделив последний на тысячу долей и получив грамм. Вот как-то плевать, что он однозначно не соответствует грамму из его мира. Он взял это за стандарт и именно этого и станет придерживаться. Ну и соответственно тонна, в коей тысяча безменов.

Точно так же он поступил и с мерами длины. Тут он решил опереться на локоть. Откуда-то помнилось, что в нем пятьдесят сантиметров. Может, оно и не так. Но ему как-то без разницы. Так и вывел миллиметры, сантиметры, дециметры, метры и километры. Вот без понятия, какое там было научное обоснование у метра. Хотя и помнил, что его взяли не просто с потолка.

На носовой и кормовой площадках дромона установлено по одной баллисте. На средней две. Вообще-то, онагр был бы и компактней и скорострельней, не уступив в точности. Но очень уж серьезно брыкался. Так что на кораблях их старались не устанавливать, чтобы не расшатывать каркас.

В дополнение к серьезному калибру на каждой платформе стоит по паре стрелометов, которые Михаил предпочитал называть «скорпионами». Оружие как мощное, так и маневренное. Его без труда можно установить там, где в этом возникнет необходимость. Кстати, и использовать в абордажном бою как при атаке, так и при обороне. От него не спасет даже большой пехотный щит.

На носу башка какого-то чудища, в раскрытой пасти которого блеснула медь сифона, изрыгающего греческий огонь. Это, так сказать, походное положение. Метать пламя он может в любом направлении. Для этого достаточно снять с котла деревянный кожух, который не позволит использовать оружие и в этом положении.

Что тут сказать. Дромон впечатлял. Реальное воплощение мощи и хищной грации. Вот ни капли сомнений в его быстроходности и маневренности. А еще он является материальным воплощением реформы Комнина, направленной на возрождение флота империи, переживающего далеко не лучшие времена. Сегодня у него недостаточно вымпелов для отстаивания интересов Константинополя. Да и имеющиеся находятся в плачевном состоянии.

Вот и строит Алексей новые суда. Хотя дело двигается пока ни шатко ни валко. В империи уже давно назрела потребность в реформах. Шутка сказать, последнее серьезное реформирование случилось три сотни лет назад. На свете нет ничего вечного. Рано или поздно все без исключения расходует свой рабочий ресурс, а потом начинает разваливаться. Вот и Византия сейчас расползается по швам… Впрочем, об этом уже говорилось.

– Твоя правда, Гордей. Красавец, – поддержал десятника Михаил.

– Не хотел бы я оказаться на пути такого зверя, – хмыкнул тот.

– А что так? Нешто сомневаешься в нас?

– Я в тебя верю, Михаил Федорович. Но вот сколько может вместить воинов наша ладья. Чуть больше сотни, и яблоку негде упасть. Эвон на головах друг у друга сидим да еле плетемся. Ну, поймаем ветер, чуть веселее пойдем. Если только даже мало-мальская волна не поднимется. А тогда лучше к бережку и переждать. Потому как перебор получается. А на этом, по всему видать, народу куда больше, но он и еще столько же возьмет, не поморщившись.

– Согласен, этот вместит в себя много. Но и строили его для моря, а не для рек. Нам такой красавец без надобности. Если бы на Славутиче не было порогов, тогда другое дело. А так-то волок этот здоровяк не переживет.

– Это да. Волок свою дань взимает, – согласился десятник.

Хм. Показалось или какой-то расфуфыренный тип на носовой площадке внимательно рассматривает их ладьи? Метров сто до него, так что ни в чем уверенным быть нельзя.

Михаил вооружился подзорной трубой. Никакой ошибки. Оптика приблизила панораму с размытыми контурами по окружности, и он без труда узнал вглядывающегося в них молодого аристократа.

Ну на-адо же. Какие люди. Досифей Мелиссин собственной персоной. При новом императоре их род вновь занял высокое положение. Чему в немалой степени способствовало возвращение утраченных прежде владений в Малой Азии. И то, что у него под командой не малый дромон с одним рядом весел на два десятка банок, а вот это воплощение мощи, лишнее свидетельство упрочившегося положения рода и его лично.

Помнится, у них были разногласия. Потом вроде как они оказались по одну сторону. Но Досифей ромей до мозга костей. Его отношение к Михаилу может поменяться в одно мгновение. Тем более на фоне своеволия Романова, пошедшего против воли Алексея. Но это не имеет значения. Если уж Михаил не сумел рассмотреть личность, то и Досифею это не под силу. Не бинокль же у него вместо глаз, в самом-то деле.


К этому времени налегающие на весла пограничники вывели суда из гавани и вышли на большую воду. Одна за другой прозвучали команды «суши весла», «весла втянуть», «ставить паруса». Оно, конечно, ветер не попутный, но новая оснастка позволяет использовать и такой, что в любом случае куда лучше, чем выматывать людей греблей.

Михаил с удовольствием потянулся и вновь обернулся в сторону гавани. Дромон начал вроде как маневрировать. Такому большому кораблю в тмутараканской гавани тесновато. В смысле, сама-то она не столь уж и мала. Но хватает как торговых судов, так и всевозможных лодок, снующих по акватории. Так что особо прыть не выказать.

Вскоре корабль скрылся за сторожевой башней и Романов прекратил его высматривать. И вообще, чего он не видел на том берегу? Если очень захочет, то в любой момент может извлечь из памяти эту картину и любоваться ею сколько угодно. Вместо этого он привычно устроился на складном стуле и вооружился восковыми табличками. Может, получится выдавить из себя что интересное.

Стоп! Рука замерла над нетронутым воском. А ведь он знает, где набрать воинов так, чтобы быть по максимуму уверенным в том, что это не троянский конь. И чтобы они были готовы служить на его условиях. Он уже неплохо зарабатывает, но содержать свою дружину ему все же не по силам. А вот при таком подходе вполне возможно.

Стилус наконец прочертил первую борозду. Когда рисуешь и черкаешь, думается отчего-то легче. Вот он и обдумывает возникшую мысль, взвешивая плюсы и минусы. Вообще-то этот способ комплектования больше способствует пополнению из числа моряков и пехотинцев. Ему же не нужна кавалерия.

Все же основной противник это кочевники. Он пытается с ними подружиться и не оставит этих попыток впредь. Но одной глухой обороной и увещеваниями успеха не добиться. Вот если их разбавлять быстрыми выпадами в сторону тех, кто не понимает нормального языка, тогда совсем другое дело. А эдак ведь можно и разозлить степняков, которые решат объединиться и наказать дерзкого.

– Михаил Федорович, а ромей-то вроде как за нами увязался, – произнес подошедший Гордей.

– Ты о чем? – откладывая в сторону исчерканные таблички, поднялся Романов.

– Так эвон, тот самый дромон, что в гавань входил.

– Точно.

Михаил в очередной раз вскинул подзорную трубу. Нет, в том, что это тот самый корабль, сомнений никаких. Хотя бы потому, что он был единственным в гавани. Его интересовало другое. И с помощью оптики он сумел увидеть то, что хотел.

Крейсерскую скорость дромону задают обычно гребцы нижнего яруса. Три смены обеспечивают непрерывное движение с одной скоростью хоть сутки напролет. В случае, если нужно увеличить ход, в дело вступают весла верхней палубы, на каждое из которых становятся по два гребца. Уж больно громоздкие.

На идущем за ними корабле задействованы оба ряда весел. Плюс поднятые косые паруса, наполненные ветром. То есть дромон идет практически на максимально возможной скорости. Увеличить ее получится только при попутном ветре. И куда он так спешит, учитывая то, что других судов в пределах видимости попросту нет, сомневаться не приходится.

Неужели Досифей узнал Михаила? Но как такое возможно? Он был слишком далеко. К тому же Романов отпустил бороду и усы. То ли благодаря систематическому бритью, то ли от природы, но она у него росла густо и равномерно, а не клочками, как было еще год назад. Он бы и не стал этого делать. Но народ косится на лидера с голым лицом и потихоньку ворчит. А к чему обижать людей на ровном месте. С него не убудет. К тому же зимой она реально греет.

– Гаврила, Кирилл, спускайте паруса и подводите свои ладьи к моей борт к борту. Да поживее, – вооружившись жестяным рупором, приказал Михаил.

Уйти у них не получится. Пара часов – и ромеи их догонят. Значит, нужно сбить с них прыть. Но при имеющейся на ладьях тесноте, перегрузе и недостатке гребцов им не тягаться с более подвижным дромоном. Не смотри, что тот куда массивней.

– Невольников переводим на ваши ладьи, от вас по одному десятку на борт ко мне. Гаврила, что бы ни случилось, уводи караван на Псёл, – пока суда сводились, продолжал отдавать приказы Михаил.

Перераспределение людей заняло не так много времени. Каждый из них прихватил с собой еще и какой-нибудь груз. Так что получилось несколько облегчиться. Вскоре ладья Романова отвалила от двух других и, развернувшись, двинулась навстречу противнику. В том, что в итоге они начистят ромеям холку, Михаил ничуть не сомневался. Женилка у них не выросла, чтобы тягаться с ним. Иное дело, что он гадал, как именно поступить.

– Как думаешь, Гордей, просто спалить их греческим огнем или поиграть? – возясь у пушки, поинтересовался Михаил.

– Как по мне, так спалить мы завсегда успеем. А вот прибрать к рукам их корабль, то дело совсем иное.

– Четырьмя десятками против, почитай, трех сотен? – вздернул бровь Михаил.

– Будет нелегко, – согласился тот.

– Ну что же. Давай попробуем, – имея в виду необходимость наработки практики артиллерийской стрельбы, согласился Романов. – Заряжай стрелами, братцы.

Дистанция более пятисот метров, и постепенно сокращается. Михаил прикинул так и эдак и приказал отвернуть, начав обходить ромеев по дуге. Нужно как можно дольше держаться на удалении, чтобы они не могли использовать свои метательные машины. Кстати, их обслуга уже на боевых платформах, как и лучники. И это хорошо. До гребцов особо не доберешься, так как они прикрыты бортом и платформами. А вот этих очень даже можно достать.

Первый выстрел прошел мимо. Второй также не принес успеха. После каждого Романов вооружался трубой и смотрел на результат, вгоняя видимую картину в свою память, как на жесткий диск компьютера.

Ромеи, конечно, оценили дальнобойность неизвестного орудия, с грохотом мечущего стрелы. Но ответить пока не могли. При наличии полного штата гребцов и будучи облегченной ладья становилась куда подвижней. Ну и еще один момент – габариты. Дромон куда как массивней. На его фоне судно русичей выглядело Моськой перед слоном. Только не лающей, а зубатой.

Четвертым выстрелом он взял противника под накрытие. Даже наблюдал, как один из лучников схватился за грудь и осел на палубу.

– Вот теперь порядок. Гордей, следи за результатами, – передавая трубу десятнику, приказал он, и к расчету: – А вы заряжайте так скоро, как только сможете.

С этого момента выстрелы загрохотали словно метроном, отмеряя почти равные промежутки времени. Впрочем, уже после десятого обстрел пришлось прекратить. Пустой перерасход стрел, запас которых вовсе не бездонный. Противник укрылся за большими пехотными щитами. Разброс и без того велик, а тут еще и защита. Только это ведь не повод оставлять ромеев в покое. Веселье только началось.

– Заряжай ядрами, – едва Гордей доложил о щитах, приказал Михаил.

С каменными снарядами он связываться не стал. Уж больно долго их тесать. Керамическое ядро, оно куда проще. Естественно, получается легче. Но, с другой стороны, кирпич, летящий со скоростью более двухсот метров в секунду, это куда как серьезно. Здешние корабли толстых бортов не имеют. Так что хватит за глаза.

Он уже пристрелялся, а потому попал первым же выстрелом. Ядро угодило в ограждение площадки. Самому стало интересно, и он вооружился подзорной трубой. В разные стороны брызнула щепа, возникло рыжеватое облако от разлетевшейся на куски керамики. Хм. А ведь получился эдакий разрывной снаряд. Осколки достали сразу троих ромеев. Причем, похоже, что прилетело им куда как знатно и синяками там не отделаются.

Этот успех воодушевил Романова, и он возобновил обстрел с прежней методичностью метронома. Близко не приближался, стреляя с почтительного расстояния. Как результат, сказывался разброс орудия. С этим ничего не могли поделать его феноменальные память и глазомер, копилку которых он увеличивал с каждым выстрелом. Минимум половина ядер летела мимо цели. Но те, что попадали, неизменно наносили повреждения и потери в личном составе. Результат скученности экипажа.

Правда, несмотря на оптимизм, высказанный Гордеем, Михаил не видел возможности взять ромеев на абордаж. Потери они, что и говорить, понесли знатные. Но их все еще оставалось достаточно много. И в руках у них не зубочистки. Точным попаданием удалось разрушить одну баллисту, но три другие и все «скорпионы» были исправны. К тому же не стоило забывать о сифоне с греческим огнем. Словом, захватить дромон наличными силами это та еще фантастика.

Тем паче, запас ядер практически вышел. Да и с газом не все так уж благостно. Остался последний баллон. Генерировать его не проблема, но на это необходимо время. Пришла пора более радикального подхода. Имелся у Михаила в запасе эдакий фаустпатрон. Керамическая емкость на конце большой стрелы, ну или копя, древко которой укладывалось в соответствующий поддон. Масса снаряда выверена. Поджигай и стреляй. Скорость не столь велика, чтобы сбить пламя. Керамика толще, чем на стрелах, но и биться ей не о человеческое тело, а о дерево. Работает на раз. Проверено.

В борт попал уже вторым снарядом. Третий угодил на палубу. Порядка трех литров греческого огня тут же вгрызлись в хорошо просушенное дерево. Ну и на людей попало, как же без этого. По кораблю заметались несколько живых факелов. Их роняли на палубу, старались сбить пламя, используя песок. Ромеи давно уже пользуют эту смесь, так что способы борьбы с нею им известны.

Один бедолага не выдержал и бросился в воду. Зря. Оставайся он на судне, и у него был бы шанс уцелеть. А так не будет ему покоя, пока не захлебнется и не отдаст богу душу. Этот средневековый напалм прекрасно горит в воде.

Надо отдать должное Досифею, он пытался спасти корабль. Только бесполезно это. Если на палубе еще были шансы, даже несмотря на то, что горящая жидкость затекала в щели, то с попаданием в борт он поделать ничего не мог. Ее ни смыть, ни соскоблить. Пламя разрасталось с катастрофической скоростью.