— Это правда.
Он посмотрел на алтарь, где на картине в стилистике Ренессанса была изображена Мадонна с младенцем.
— А ведь жить бы еще да жить.
— Да уж. Но… — Она осеклась. Обычно она не давала воли чувствам, всегда старалась держать себя в руках. Но сейчас не стала притворяться, будто ей все нипочем: сердце не камень, и Филип это отлично знает.
— Том сказал, дело распутал Хамфрис, — продолжал он. — Никогда бы не подумал.
— Да, я тоже не ожидала.
— С ума сойти. Мне все-таки кажется, кто-то его надоумил.
— Правда? — она бросила на мужа хмурый взгляд.
— Еще бы, — он кивнул. — Наверняка кто-то из подчиненных. Башковитый, но незаметный. Сделал дело, а вся слава досталась Хамфрису. Как думаешь?
Она немного успокоилась.
— Возможно.
— Он ведь наверняка получит награду? — Филип скривился.
— Непременно.
— И станет еще невыносимее.
Она в ответ лишь улыбнулась. Скорее всего, так и будет, но она, как никто, умела выносить невыносимое.
Филип накрыл ее руку своей мягкой прохладной ладонью, сжал ее пальцы.
— Зато они выяснили правду. Они поймали преступников?
— И преступниц. Да, поймали.
— Рад это слышать. — Он снова сжал ее ладонь.
Она не сказала ему о принце Фазале. Умолчала. Даже имя его выговорить не могла от злости на то, что он натворил — и наверняка избежит наказания; хотя, конечно, то, что его вычислили, немало уязвит его гордыню. По крайней мере, она надеялась на это.
— Ладно, пойду. Я сегодня ужинаю в городе. Перед отъездом надо кое-что сделать. — Филип встал.
— Погоди. Я с тобой.
Она взяла его под руку, и они вместе пошли по проходу к окну. Его окну. Оно олицетворяло вечность, возрождение и надежду. Она по-прежнему жалела и бедного молодого человека, задушенного в мансарде, и безвинную девицу, убитую в собственном доме, и даже третью, которая перед смертью натерпелась страху, но это окно придало ей сил спокойно вернуться в оживленный замок, где весь мир вращался вокруг нее.
Через два дня она с половиной слуг вернется в Лондон, чтобы подготовиться к церемонии открытия парламента. Жизнь все-таки продолжается. И нужно делать, что можешь. Сейчас, например, неплохо бы выпить джина.
— Вы уже знаете, что на вас напал тот же головорез, который убил обеих девушек?
Эйлин Джеггерд приехала в замок по приглашению Рози. Они поднялись на вершину Круглой башни, подальше от любопытных глаз.
Рози скривила губы в улыбке.
— Билли Маклахлен выяснил. У преступника, который сидит за решеткой, перебит нос и повреждена рука. Сломаны три пальца. Говорят, он жалуется на боль.
— Бедняга. — Эйлин поймала ее взгляд.
— Я не понимаю одного, — сменила тему Рози, — почему Гэвин Хамфрис? Почему именно он? Мне казалось, босс его на дух не переносит.
— Она ко всем относится спокойно. Разве что могла немного разозлиться.
— Но он ведь столько неприятностей ей причинил, — не сдавалась Рози. — Всем слугам жизнь подпортил. Тем более что она с самого начала знала: его версия с Путиным неверна.
— Значит, она решила, что никто лучше него не справится с задачей. Она не допускает, чтобы личные отношения мешали делу.
— Как ей это удается?
— Опыт. Многолетний опыт. Она блестящий политик — еще бы, столько лет на троне. Она мыслит стратегически. Ведь Хамфрис действительно справился с задачей.
Рози устремила взгляд вдаль. На восток вид с Круглой башни открывался до самого Шарда, который невольно отмерял расстояние от Виндзора до Тауэра — двадцать миль от крепости до крепости, Лондон посередине, как задумал Вильгельм Завоеватель.
— Пожалуй, вы правы, — согласилась Рози. — Босс действительно вычислила убийцу, но вряд ли ей удалось бы доказать, кто стоит за ним. Она выяснила, что речь действительно шла о шпионаже, и предоставила МИ-5 разбираться с остальным.
— Вот видите.
— Но почему она не сказала ему, что сама обо всем догадалась? Я видела ее в деле. Она же… наводила его на мысли. Причем так ловко, что он даже не замечал. Это она сказала ему про Эллингем. Она попросила Маклахлена анонимно сообщить МИ-5 об Аните Муди. И она позволила Хамфрису присвоить все заслуги.
Эйлин ухмыльнулась, убрала прядь волос с лица.
— Да, это на нее похоже. Я тоже на первых порах изумлялась, но со временем поняла, почему она так поступает. Она не хочет, чтобы подданные думали, будто она лезет не в свое дело.
— Но это же ее замок!
— Но не она возглавляет расследование. Допустим, она рассказала бы ему, что вам обеим удалось выяснить. И он догадался бы, что она сомневается в нем (хотя так оно и есть). Это наверняка задело бы его самолюбие.
— То есть она просто-напросто пощадила его эго?
— Сами подумайте: если она докажет, что он заблуждается, и тем самым унизит его, что случится в следующий раз, когда возникнет проблема? Он будет подозревать, что она снова вмешается в расследование. И перестанет ей доверять. А доверие для Ее величества значит очень многое. Оно важнее мелочных счетов. Он перестал бы ей рассказывать, как продвигается расследование. И что тогда?
— То есть он получит рыцарский титул и по-прежнему будет считать ее недалекой старушкой, которая живет в красивом замке?
— Но ради этой недалекой старушки он будет работать, не жалея сил.
Рози покачала головой.
— Все равно не понимаю. У кого же хватит…
— …выдержки?
— Да.
— Я бы сказала, у одного-единственного человека в мире. Наслаждайтесь общением с ним, пока есть такая возможность.
Они окинули прощальным взором простиравшийся перед ними пейзаж — от Длинной аллеи на юго-востоке до города на западе, а за ним и реки, что медленно и величественно течет из Оксфордшира в море. Сапфировое небо испещряли перистые облака. Близился июнь, и скоро в замке начнут готовиться к Аскоту.
— Я так понимаю, она вас отблагодарила, — заметила Эйлин, когда они спускались с башни. — Вы получили коробочку?
— Да. — Рози улыбнулась.
Неделю назад королева вызвала ее в Дубовую гостиную. Судя по всему, повод был формальнее, чем у обычных встреч. Босс была со свежей укладкой, в любимой юбке и кардигане; от ее любезной улыбки у Рози растаяло сердце.
— Я хочу вернуть вам долг, — сказала королева.
Рози смутилась: она не ожидала, что Ее величество знает об этом.
— Ну что вы, не стоит…
— Вы думали, я забыла, но я все помню. Леди Кэролайн назвала мне сумму.
Должно быть, она хочет вернуть деньги за корзины для пикника. В апреле они стоили целое состояние, и Рози купила их на собственные деньги, потому что не знала, как еще поступить. Она словом не обмолвилась о них королеве.
Но Ее величество протянула Рози не конверт с деньгами, а синюю картонную коробочку, которая стояла на столике перед ней. Коробочка оказалась на удивление тяжелая.
— Откройте.
Внутри оказалась серебряная шкатулка с синей эмалью размером с узкий клатч, с выгравированной под застежкой монограммою королевы. Рози открыла шкатулку: там лежал чек “Куттса” на точную сумму. Однако ее внимание привлек не чек, а сама шкатулка. Такую же Рози видела на столике у Эйлин в Кингсклере. Ее собственная теперь стояла на тумбочке возле кровати — во всех королевских резиденциях, где Рози бывала по работе. Наверное, думала Рози, до меня никто не додумался держать в ней масло ши.
— Она дарила вам по шкатулке после каждого дела? — спросила Рози у Эйлин.
Та рассмеялась.
— Нет, конечно. Но всегда что-то изобретала. Кажется, вы обещали, что мы прокатимся по парку. Я захватила костюм для верховой езды. Погода прекрасная: не будем терять времени.
Глава 32
Прошел год. Минула Пасха, за ней день рождения. Из новогоднего списка награжденных сэр Гэвин Хамфрис узнал добрые вести, о которых не смел и мечтать (но на которые все же надеялся). Как и сэр Рави Сингх — к собственному удивлению. Детектив Стронг был счастлив получить орден Британской империи. Приближалось очередное конное шоу.
До начала торжеств королева дала две личные аудиенции. Первую — молодому человеку, которого Рози пришлось поискать. В конце концов она обнаружила его в хостеле в Саутенде, где он время от времени подрабатывал чернорабочим. Молодой человек регулярно попадал в реабилитационные центры и не задерживался ни на одной работе. Рози поняла, что смерть матери стала для него тяжелым ударом (он тогда был подростком). А отца лишился в семь лет. Только старшая сестра не давала ему окончательно съехать с катушек, но теперь не стало и ее.
Рози сообщила о приглашении, и молодой человек испугался: ему нечего надеть.
Он посмотрел на алтарь, где на картине в стилистике Ренессанса была изображена Мадонна с младенцем.
— А ведь жить бы еще да жить.
— Да уж. Но… — Она осеклась. Обычно она не давала воли чувствам, всегда старалась держать себя в руках. Но сейчас не стала притворяться, будто ей все нипочем: сердце не камень, и Филип это отлично знает.
— Том сказал, дело распутал Хамфрис, — продолжал он. — Никогда бы не подумал.
— Да, я тоже не ожидала.
— С ума сойти. Мне все-таки кажется, кто-то его надоумил.
— Правда? — она бросила на мужа хмурый взгляд.
— Еще бы, — он кивнул. — Наверняка кто-то из подчиненных. Башковитый, но незаметный. Сделал дело, а вся слава досталась Хамфрису. Как думаешь?
Она немного успокоилась.
— Возможно.
— Он ведь наверняка получит награду? — Филип скривился.
— Непременно.
— И станет еще невыносимее.
Она в ответ лишь улыбнулась. Скорее всего, так и будет, но она, как никто, умела выносить невыносимое.
Филип накрыл ее руку своей мягкой прохладной ладонью, сжал ее пальцы.
— Зато они выяснили правду. Они поймали преступников?
— И преступниц. Да, поймали.
— Рад это слышать. — Он снова сжал ее ладонь.
Она не сказала ему о принце Фазале. Умолчала. Даже имя его выговорить не могла от злости на то, что он натворил — и наверняка избежит наказания; хотя, конечно, то, что его вычислили, немало уязвит его гордыню. По крайней мере, она надеялась на это.
— Ладно, пойду. Я сегодня ужинаю в городе. Перед отъездом надо кое-что сделать. — Филип встал.
— Погоди. Я с тобой.
Она взяла его под руку, и они вместе пошли по проходу к окну. Его окну. Оно олицетворяло вечность, возрождение и надежду. Она по-прежнему жалела и бедного молодого человека, задушенного в мансарде, и безвинную девицу, убитую в собственном доме, и даже третью, которая перед смертью натерпелась страху, но это окно придало ей сил спокойно вернуться в оживленный замок, где весь мир вращался вокруг нее.
Через два дня она с половиной слуг вернется в Лондон, чтобы подготовиться к церемонии открытия парламента. Жизнь все-таки продолжается. И нужно делать, что можешь. Сейчас, например, неплохо бы выпить джина.
— Вы уже знаете, что на вас напал тот же головорез, который убил обеих девушек?
Эйлин Джеггерд приехала в замок по приглашению Рози. Они поднялись на вершину Круглой башни, подальше от любопытных глаз.
Рози скривила губы в улыбке.
— Билли Маклахлен выяснил. У преступника, который сидит за решеткой, перебит нос и повреждена рука. Сломаны три пальца. Говорят, он жалуется на боль.
— Бедняга. — Эйлин поймала ее взгляд.
— Я не понимаю одного, — сменила тему Рози, — почему Гэвин Хамфрис? Почему именно он? Мне казалось, босс его на дух не переносит.
— Она ко всем относится спокойно. Разве что могла немного разозлиться.
— Но он ведь столько неприятностей ей причинил, — не сдавалась Рози. — Всем слугам жизнь подпортил. Тем более что она с самого начала знала: его версия с Путиным неверна.
— Значит, она решила, что никто лучше него не справится с задачей. Она не допускает, чтобы личные отношения мешали делу.
— Как ей это удается?
— Опыт. Многолетний опыт. Она блестящий политик — еще бы, столько лет на троне. Она мыслит стратегически. Ведь Хамфрис действительно справился с задачей.
Рози устремила взгляд вдаль. На восток вид с Круглой башни открывался до самого Шарда, который невольно отмерял расстояние от Виндзора до Тауэра — двадцать миль от крепости до крепости, Лондон посередине, как задумал Вильгельм Завоеватель.
— Пожалуй, вы правы, — согласилась Рози. — Босс действительно вычислила убийцу, но вряд ли ей удалось бы доказать, кто стоит за ним. Она выяснила, что речь действительно шла о шпионаже, и предоставила МИ-5 разбираться с остальным.
— Вот видите.
— Но почему она не сказала ему, что сама обо всем догадалась? Я видела ее в деле. Она же… наводила его на мысли. Причем так ловко, что он даже не замечал. Это она сказала ему про Эллингем. Она попросила Маклахлена анонимно сообщить МИ-5 об Аните Муди. И она позволила Хамфрису присвоить все заслуги.
Эйлин ухмыльнулась, убрала прядь волос с лица.
— Да, это на нее похоже. Я тоже на первых порах изумлялась, но со временем поняла, почему она так поступает. Она не хочет, чтобы подданные думали, будто она лезет не в свое дело.
— Но это же ее замок!
— Но не она возглавляет расследование. Допустим, она рассказала бы ему, что вам обеим удалось выяснить. И он догадался бы, что она сомневается в нем (хотя так оно и есть). Это наверняка задело бы его самолюбие.
— То есть она просто-напросто пощадила его эго?
— Сами подумайте: если она докажет, что он заблуждается, и тем самым унизит его, что случится в следующий раз, когда возникнет проблема? Он будет подозревать, что она снова вмешается в расследование. И перестанет ей доверять. А доверие для Ее величества значит очень многое. Оно важнее мелочных счетов. Он перестал бы ей рассказывать, как продвигается расследование. И что тогда?
— То есть он получит рыцарский титул и по-прежнему будет считать ее недалекой старушкой, которая живет в красивом замке?
— Но ради этой недалекой старушки он будет работать, не жалея сил.
Рози покачала головой.
— Все равно не понимаю. У кого же хватит…
— …выдержки?
— Да.
— Я бы сказала, у одного-единственного человека в мире. Наслаждайтесь общением с ним, пока есть такая возможность.
Они окинули прощальным взором простиравшийся перед ними пейзаж — от Длинной аллеи на юго-востоке до города на западе, а за ним и реки, что медленно и величественно течет из Оксфордшира в море. Сапфировое небо испещряли перистые облака. Близился июнь, и скоро в замке начнут готовиться к Аскоту.
— Я так понимаю, она вас отблагодарила, — заметила Эйлин, когда они спускались с башни. — Вы получили коробочку?
— Да. — Рози улыбнулась.
Неделю назад королева вызвала ее в Дубовую гостиную. Судя по всему, повод был формальнее, чем у обычных встреч. Босс была со свежей укладкой, в любимой юбке и кардигане; от ее любезной улыбки у Рози растаяло сердце.
— Я хочу вернуть вам долг, — сказала королева.
Рози смутилась: она не ожидала, что Ее величество знает об этом.
— Ну что вы, не стоит…
— Вы думали, я забыла, но я все помню. Леди Кэролайн назвала мне сумму.
Должно быть, она хочет вернуть деньги за корзины для пикника. В апреле они стоили целое состояние, и Рози купила их на собственные деньги, потому что не знала, как еще поступить. Она словом не обмолвилась о них королеве.
Но Ее величество протянула Рози не конверт с деньгами, а синюю картонную коробочку, которая стояла на столике перед ней. Коробочка оказалась на удивление тяжелая.
— Откройте.
Внутри оказалась серебряная шкатулка с синей эмалью размером с узкий клатч, с выгравированной под застежкой монограммою королевы. Рози открыла шкатулку: там лежал чек “Куттса” на точную сумму. Однако ее внимание привлек не чек, а сама шкатулка. Такую же Рози видела на столике у Эйлин в Кингсклере. Ее собственная теперь стояла на тумбочке возле кровати — во всех королевских резиденциях, где Рози бывала по работе. Наверное, думала Рози, до меня никто не додумался держать в ней масло ши.
— Она дарила вам по шкатулке после каждого дела? — спросила Рози у Эйлин.
Та рассмеялась.
— Нет, конечно. Но всегда что-то изобретала. Кажется, вы обещали, что мы прокатимся по парку. Я захватила костюм для верховой езды. Погода прекрасная: не будем терять времени.
Глава 32
Прошел год. Минула Пасха, за ней день рождения. Из новогоднего списка награжденных сэр Гэвин Хамфрис узнал добрые вести, о которых не смел и мечтать (но на которые все же надеялся). Как и сэр Рави Сингх — к собственному удивлению. Детектив Стронг был счастлив получить орден Британской империи. Приближалось очередное конное шоу.
До начала торжеств королева дала две личные аудиенции. Первую — молодому человеку, которого Рози пришлось поискать. В конце концов она обнаружила его в хостеле в Саутенде, где он время от времени подрабатывал чернорабочим. Молодой человек регулярно попадал в реабилитационные центры и не задерживался ни на одной работе. Рози поняла, что смерть матери стала для него тяжелым ударом (он тогда был подростком). А отца лишился в семь лет. Только старшая сестра не давала ему окончательно съехать с катушек, но теперь не стало и ее.
Рози сообщила о приглашении, и молодой человек испугался: ему нечего надеть.