– У меня не быть выбор, и я идти в арнаут, только чтобы бить осман. Осман убил всех мой близкий. Мать, отец, дед, сестра, – всех, – загибал он пальцы на руке. – Он всех убил, кого я любить. – Немец сжал кулаки. – И теперь я убивать осман. Но арнауты плохой солдат, они всё только спать, есть и пить много вино. Сегодня я вдруг увидеть один русский егерь с волчий хвост на шапка. Ооо, я хорошо знать, кто носит такой шапка, и пошёл тебя искать. Я хочу быть твой егерь, Алексей, ты не пожалеть это. Я очень хорошо стрелять штуцер. Мне девятнадцать лет, и я десять много стрелять штуцер и фузей. Я много охотиться утка у озер, вальдшнеп в поле дробью, косуля и кабан пулей в лес. Я очень хорошо знать оружий, порох и сталь. Я буду короший егерь.
– Хорошо, хорошо, Курт, – положил ему руку на плечо Алексей. – Ты, главное, не волнуйся и кушай, кушай, не отвлекайся, – кивнул он на ополовиненную глиняную миску с едой. – Буду решать это дело в штабе. Ты, конечно, не подданный Российской империи, но право подать на это своё прошение имеешь. У нас вон и так двое сербов в команде служат, отменные стрелки, надо тебе сказать, почему бы и немцу теперь не служить у нас, да ещё и моему родственнику, – и он с тоской прижался головой к его голове.
Двое суток, данные команде на подготовку, неслись с ужасающей быстротой. Сделать нужно было всем массу дел.
Вопрос по Курту в штабе был решён быстро. Фон Оффенберг сам принял в этом участие, и составленное по всей форме прошение о принятии в подданство Российской империи оружейного мастерового Шмидта Курта Оттовича ушло, заверенное печатью главного квартирмейстерства, в столицу фельдъегерской почтой.
По поводу его перевода в особую команду вообще не заморачивались, в арнаутский полк было просто отправлено уведомление о переводе его в русские егеря. Там, похоже, вообще на это всё и всем было безразлично, иррегулярные войска жили какой-то своей особой и непонятной жизнью. И уже после обеда подтянутый и переодетый в русскую зелёную форму егерь ушёл домой собирать вещи. От многих его сейчас отличало только отсутствие волчьего хвоста на головном уборе.
Провизии закупили с избытком и теперь прокладывали вяленое и сырокопчёное мясо, колбасы и сало хорошо провощённой бумагой и холстиной. Отдельно прибирали топлёное масло, сыр, орехи и крупу.
Потап притащил плохо прокрашенную парусину, всю в серо, жёлто и зелёных разводах. На удивление у всех командир такой плохой работе очень обрадовался. Он весело хлопнул капрала и показал большой палец:
– А теперь делите всё на пологи, обшивайте у них кромку и затем тщательно сушите. Это как раз то, что нам нужно!
Для чего была нужна груда рыболовных сетей, стало ясно, когда командир прямо перед построенной на загородном полигоне командой отхватил ножом от одной кусок в два аршина и прямо там же за три минуты нарезал от кучи тряпья пару десятков тесёмок. Народ смотрел с открытыми ртами, совершенно не понимая, для чего их Петрович навязывает всю оную тесьму на этот кусок сетки. А потом он ещё и обсыпал своё изделие всякой соломой, пучками травы и прочего мусора. Никак чудить его благородие изволило!
Всё стало понятно, когда он скомандовал всем:
– Кругом! Считать до двадцати и уже только потом оборачиваться.
Гусев добросовестно досчитал, народ обернулся, и командира на поляне не нашёл. Один только Федька Цыган знал, где он залёг, потому как был этот егерь плутом, и от соблазна подглядеть, он, конечно же, не удержался. Одно только удерживало сейчас Фёдора от того, чтобы не проболтаться, это тот кулак, который он увидел из-за сетки перед тем, как та размазанная фигура залегла. И теперь он молчал, хитро поглядывая на удивлённых товарищей. Тайны Фёдор хранить умел, особенно если они так грамотно аргументировались.
В общем, к вечеру у всех уже были пошиты свои индивидуальные маскировочные сетки, украшали и обвязывали их так, как хотел сам хозяин. Он же сам и проверял их качество, прячась по очерёдности от своих товарищей.
Вернувшийся из дома Курт зашёл вечером к Алексею.
– Дед готовить подарок на свадьба, – и он положил перед Егоровым отличный штуцер и два пистолета с удлинёнными стволами. – Я сам собирать его и делать с дедом. Пистолет очень корош. Калибр как у ваш драгун, ствол длинный и там есть небольшой нарез. Но это не мешать скорость зарядка, а только помогать прицельный расстояний стрельбы. Драгунский пистолет стрелять два десяток шагов, а этот пять десяток.
– Спасибо, Курт, – обнял его Лёшка, – спасибо тебе за такой царский подарок, брат.
– Это подарил дед, – покачал тот головой. – Он хорошо думать о тебе, Алексей. У тебя уже есть свой штуцер, я это видеть. Давай этот только хороший стрелок, – и он погладил красивое ореховое ложе. – И себе я тоже свой личный штуцер взять, ты же не будешь против, командир?
– Да я-то только рад буду, – улыбнулся Егоров. – Теперь у нас четырнадцать штуцеров в команде собралось, это я не считаю ещё ту дуру, – и он показал на стоящую у стены большую винтовку, доработанную в своё время дедом.
– Курт, тебе у нас теперь за своего оружейника быть. Будешь доводить его до ума у всех. Хорошее оружие ведь больше турок на тот свет отправит. И ещё нужна твоя помощь в подготовке гренад. Никитич уже притащил два ящика из интендантства, теперь нужно снарядить их по новой. Старый запальный колпачок с фитилем вынимаем, пороховую смесь изнутри убираем, а на её место новый порох с пороховой мякотью и с крупной дробью засыпаем, потом новый фитиль с замедлением 6–7 секунд, колпачок ставим на место, зажимаем им фитиль, а на саму гренаду снаружи наносим толстый слой смолы и клея, и сажаем ещё десятков пять дробин. Всё! Сам справишься? – и Лёшка положил на стол свою гренаду.
Курт внимательно её оглядел и потом задал только один вопрос: – Сколько?
– Восемь десятков нужно, – кивнул головой Лёшка. – Это только если на один выход.
– Корошо, – согласился оружейник. Мне нужен три помощник и все этот деталь: фитиль, гренада, порох, дробь.
Четвёртого октября в ночь сотня Ахтырских гусар с егерской командой на заводных лошадях убыла сопровождать карету с важными бумагами в Браилов. Весь штаб уже знал, насколько важно, чтобы бумаги попали в целости туда, куда нужно, и такой серьёзный конвой вызвал у всех понимание.
Через пять вёрст пути отряд разделился. Карета с одной гусарской полусотней убыла на северо-запад, а вторая полусотня с егерями ушла резко на запад, и уже потом, обогнув Бухарест большим полукругом, она свернула в южном направлении. До рассвета было ещё часов десять, и нужно было успеть преодолеть расстояние перед большим лесным массивом.
– Удачи вам там, Лёха! – пожелал Гущинский. – Через пять дней будем вас обратно ждать.
Командир егерей махнул в ответ рукой, и цепочка фигур скрылась в лесу. До рассвета оставался еще где-то час.
– Тройка Фёдора идёт первая головным дозором в двух десятках шагов от всех. Боковыми тройками идут тройки Потапа и Тимофея. Позади, в арьергарде, прикрывает тройка Трифона. Все идём в полсотни шагов от лесного тракта. Соблюдаем полное молчание и осторожность. Вперёд! – И команда начала движение к крепости.
В конце сентября – начале октября в Валахии среди лесной растительности всё ещё преобладали зелёные цвета. Зелень, конечно, уже не была такой яркой и сочной, как ранее, и, наверное, она уже предчувствовала своё скорое увядание и холода. Но жёлтых и красных тонов пока что ещё здесь было мало, и листва крепко держалась на кустах и деревьях. Для маскировки знающего и понимающего лес человека это было очень удобное время. Первый заслон на пути егеря почувствовали шагов за триста. Сначала пахнуло дымом костра, потом каким-то кислым чужим духом, ну а уже после, подкравшись поближе, Федька разглядел и несколько человек, что лежали под деревьями рядом с дорогой.
– Хитро они прячутся, командир, – шептал цыган. – Не похожи они на привычных турок, как лесовики прямо себя ведут. Сноровки-то, конечно, у них поменьше, чем у наших, но всё равно не степные это уже люди.
– Понятно, – кивнул Лёшка. – Похоже, турки с Балкан албанцев своих подогнали. Слышал я, что есть у них несколько таких отрядов. Ну, значит, будем уходить от дороги и самой чащей теперь дальше пойдём. Лучше полдня потерять на буреломе, чем нам вот эти на хвост насядут.
После этого направление движения с южного сменили на юго-западное, оставив лесной тракт далеко слева. Ночью по такой чащобе идти было невозможно, и, забравшись поглубже, егеря устроились на отдых. Опять были разложены костры разведчиков, на земле растянули пологи, а сверху натянули тенты. Временный лагерь был хорошо замаскирован, только натолкнувшись в упор, можно было понять, что тут вообще кто-то есть. Десять раз прошлись вокруг чуткие Фёдор с Тимохой, ни запаха, ни мелькания искр не было видно, и всё равно всю ночь сторожились двумя дежурными тройками. С рассветом отдохнувшая команда продолжила свой путь вперёд, и уже к следующей ночи она вышла на опушку леса. Здесь чуть было не натолкнулись на второй заслон, выручило то, что в небо в шагах тридцати от передового дозора, как ракета, ушла искра, видать, от треснувшего в костре полена. Обошли это место большим полукругом.
«Хорошо себя сторожат турки, видать, боятся наших дозоров», – подумал Лёшка.
– Всем попрыгать и надеть на себя сетки! – скомандовал он. – Всё, лес кончается, кусты цеплять так уже не будут, так что теперь передвигаемся везде только в ней.
Дальше всю ночь команда бежала в сторону Дуная. Несколько раз в отдалении проскакивали конные отряды, и приходилось порой залегать, дожидаясь, когда они удалятся. К рассвету пахнуло близкой сырой свежестью, и показались обширные поля из тростника. Всё, команда вышла к Дунаю. По Лёшкиному предположению, крепость должна была находиться верстах в трёх-четырёх ниже по течению, а они были примерно в том районе, где, когда-то приняли бой с отходящей поймой реки турецкой кавалерией. Нужно было успеть пройти ещё пару вёрст, иначе с рассветом это будет сделать очень сложно. Невдалеке уже слышался перестук копыт, пасущихся коней, а с берега были видны многочисленные костры. Совсем рядом был огромный турецкий стан.
Команда перешла через небольшой речной рукав, где глубина воды была им по грудь, и затаилась на одном из островков. Теперь только оставалось ждать и наблюдать за всем тем, что происходило вокруг.
Рассвело, и осеннее солнце начало припекать не по-осеннему. Затаившиеся егеря наблюдали, как подводили к водопою коней всадники. Как зачерпывают в большие котлы воду солдаты и потом уже ее куда-то утаскивают в стан. Как стирают одежду и какое-то тряпьё. Вот подошёл небольшой отряд, офицер отдал команду, и десятка три человек скинули ботинки, задрали шаровары и зашли в воду по колено. Кто-то из них пил, кто-то умывался или мочил голову. Наконец офицеру, видно, надоело всех ждать, он резко выкрикнул команду, и солдаты выскочили на берег, ещё три минуты и их топот затих вдали.
Как видно, сход в воду с берега был не такой крутой, как в других местах, здесь, в этом месте он был более пологим и удобным, вот и пользовалось у турок повышенным вниманием.
Османская армия XVIII века была устроена интересно. Помимо регулярной и иррегулярной конницы и пехоты, были в её составе и достаточно необычные подразделения.
«Джебеджеки» – это что-то типа оружейников, отвечающих за производство и хранение оружия и боеприпасов. Правда, кроме вооружения артиллерийского, ибо там была уже своя отдельная служба.
«Топ арабаджилары» – это перевозчики орудий, отвечающие как за изготовление повозок и лафетов, так и за транспортировку самих орудий и их боеприпасов. И это опять же не «топчу» – такие привычные для русских артиллеристов.
Имелись и вовсе интересные службы палаточников, устраивающих полевые лагеря и перевозящих палатки и шатры, музыкантов, предназначенных для поднятия духа воинства и увеселения командующего, и даже службы водоносов-сакка.
Видно, представители последних и приходили сюда на бережок чаще всех прочих. По трое, пятеро спускались к воде крепкие солдаты в белых тюрбанах и в серых халатах и наполняли в реке свои кожаные мешки-бурдюки.
Вот и очередная пятёрка спустилась к берегу и что-то там болтала, как видно, отдыхая от трудной работы. Был уже вечер, ещё час и темнота всё вокруг укроет своим покровом. А Лёшка так пока и не придумал, как же можно было выполнить их задание. Попробуй выползи к лагерю, какой бы ты ни был ловкий пластун, а всё равно тебя там заметят, и никакая тут сетка уже не могла помочь. Слишком большое движение шло вокруг, везде сновала масса народа, и были разложены сотни больших костров.
Водоносы, сидящие через протоку, что-то залопотали и один из них с силой толкнул другого. Тот упал в воду, вылез на берег, отряхнулся, и между ними возникла потасовка. Наконец, победитель среди них был выявлен, честь пострадавшего восстановлена, и вся пятёрка взвалила завязанные бурдюки на спину да пошлепала, переругиваясь наверх.
Лёшка следил за ними глазами, и к нему в голову пришла занятная мысль. А что и, правда, можно было попробовать. Кто-кто, но менее всего подозрение могут вызвать эти сакка-водоносы. Те, кому сама служба предписывает шататься по всему лагерю и обносить водой страждущих. План был прост, захватить нескольких сакка, воспользоваться их одеждой и орудиями труда и разведать в лагере всё то, что было нужно. А нужны были ещё люди, свободно владеющие турецким, и в егерской команде такие были. Себя за полиглота Лёшка не считал, понимать и говорить-то он, конечно, на турецком мог, но вот в прошлый раз его акцент чуть было не стоил всей команде провалом. Поэтому его роль в общении с османами была вторая. На первой же роли могли выступать только лишь сербы и немец Курт, прожившие всю жизнь бок о бок с турками и прекрасно разговаривающие на их языке. Вот им-то и растолковывал сейчас свой план Лёшка.
– Главным тебе здесь быть Живан, – распорядился Алексей. – Ты когда-нибудь на представлении бывал, может быть, на ярмарке видел, как артисты сценки играют?
– Обижаешь, командир, – усмехнулся его волонтёр. – Я в театре был и даже в самой Вене оперу слушал.
– Вот это да! – покачал головой Егоров, не простые под его началом солдаты служат, ох и не простые. – Ну да тем лучше для нас.
– Будешь играть как в театре тогда, Живан, ты теперь у нас за первую скрипку как в венской опере, – и он подмигнул весело сербу. – Помните, главное не переигрываем, мы забитые, усталые и простые водоносы, самая низшая ступень во всей этой огромной османской армии. Нам нужно только найти топчу с новыми пушками и вдосталь напоить водой всю их команду, всё всем понятно?
– Так точно, – тихо пробормотала тройка полиглотов.
Дело было к ужину, и на берег всё ещё выходили сакка, наполняя свои бурдюки. Наконец-то начали спускаться сумерки, и Лёшка махнул рукой. Десяток егерей с накинутыми поверх маскировочными сетками перешли протоку и затаились в тростнике у тропы. Минут через десять с возвышенного берега к воде спустились три водоноса. Наверное, это была их последняя ходка, уж больно они спешили, даже не переругиваясь, как это обычно делали. Да и мешки свои они наполнили только лишь наполовину. «Последняя ходка». Десяток егерей вынырнул из темнеющей стены тростника, секунды, и три тела водоносов исчезли среди зарослей.
«Так, придётся теперь идти втроём», – думал Лёшка, вытирая кровь с кинжала о траву. Может быть, так даже и лучше будет, уж больно рожа у Курта не походила на обычного турецкого водоноса. Типичный «дойче зольдатен», хоть ты ему каску, а хоть тюрбан на голову натяни. Поэтому план, немного переиграли, халаты быстро замыли, и на береговой косогор забрались лишь три фигуры с мешками.
Открывшийся глазам полевой лагерь впечатлял. Огромное пространство было заставлено телегами, шатрами и палатками, какими-то мешками, связками хвороста и ещё Бог знает чем. И всюду, куда не кинь взгляд, горели костры, костры, костры. Лёшка даже вначале растерялся от всей той сутолоки, что сейчас тут стояла. Выручил его Петар, он затянул какую-то заунывную песню и пошёл вслед за Живаном. Лёшка встряхнулся и, пригнув голову пониже, тоже потянулся следом.
– Сюда, сюда ходи, – крикнули им от одного костра. На нём сейчас булькала вкусно пахнущая наваристая мясная похлёбка. И здоровый янычар в войлочной шапке помешивал там большой длинной ложкой. Рядом на войлочных кошмах лежал с десяток солдат и что-то там лениво обсуждал.
– Вон в то ведро воды плесни, мало ваши бездельники принесли её в прошлый раз, – приказал здоровяк, и Лёшка, развязав горловину бурдюка, молча поклонившись, наполнил кожаное ведёрко водой.
– Скажи мне, уважаемый, – нагнулся в глубоком поклоне Живан. – Где я могу тут найти топчу? Нас ведь только недавно из-за реки пригнали и сказали всю эту сторону водой обносить. А тут какие-то важные топчу с новыми пушками, требуют, чтобы им много воды носили, вот нас тоже теперь туда гонят.
– Ааа, – протянул янычар. – Так вас, наверное, к этим неверным, что пришли к нам с далёкого запада, в услужение отправили. Они ещё в таких чёрных широких шапках ходят и в длинных чёрных плащах. Ну да, им воды много подавай, как же трясутся над ними, словно они золотые яйца несут. Посмотрим, как себя ещё в бою с этими русскими покажут, а то тоже, как и наши будут палить в одно место, а потом сбегут.
– Да, да, уважаемый, – кланялся угодливо Живан. – А нам теперь таскай им туда воду.
– Вон туда идите, – показал рукой суповар. – Там будет небольшой ручей, через него пройдёте, а дальше будет заставленное повозками и всяким там хламом место. А да, и ещё там у них всё рядом плетнём обнесено, вот там-то, за этим самым плетнём они-то свои пушки и держат.
Подошли к нужному месту уже затемно и значительно ополовинив свои бурдюки. Многим по пути, увидев сакка, потребовалась эта вода, и под конец даже пришлось буквально убегать от настойчивых и злых просителей. Наконец-то прошли ручей, а там добрались и до нужной стены из плетней.
Новые пушки прятались за изгородью из плетня, правда был он привязан к столбам довольно небрежно, а кое-где и вовсе зиял окнами брешей. Но всё равно на центральном его входе стоял пост из пяти солдат при длинных ружьях, да и вокруг забора ходило пара человек.
– Давайте, давайте, где вас только носит столько времени? Ночь уже на дворе, а вы всё воду принести не можете, господа с запада давно просили побольше им её наносить, а вы, дармоеды, всё шляетесь.
– Да нас там янычары ограбили, – оправдывался, нисколько не обманывая Живан. – Мы ели донесли вон её на дне.
– Ну, так ещё пойдёте, – взъярился начальник поста, мне вообще всё равно, хоть вы её всю ночь теперь носите.
– Хорошо, хорошо уважаемый, – поклонился серб. Сколько надо вам воды, столько мы вам её и принесём. Так тут пушек-то всего ничего, да и так себе мелкие они какие-то, – и он позволил себе сморщить с пренебрежением морду.
– Ты дурной, что ли! – изумился командир. – Для тебя пятьдесят с лишним орудий, что султан специально сюда с иностранными офицерами прислал, это что же, мало?! Может, тебе палок дать, чтобы ты свой рот зря не разевал, просто так вот самое лучшее османское оружие сейчас обхаивая? – И он действительно поднял большую палку с земли.
– Нет, нет, нет, уважаемый. Прости мне мои глупые слова. Я же простой водонос и ничего в этом деле не смыслю, – захныкал Живан, снова подобострастно кланяясь.
– Ну вот и носи дальше свою воду в бурдюках, и нечего тут лишнего болтать впустую, – буркнул сержант, освобождая проход.
Воду вылили в два огромных чана, стоявших у составленных рядами зарядных ящиков на колёсах, корзин и мешков, накрытых сверху большими пологами. Похоже, и вправду здесь стояли пятьдесят орудий новых систем, произведённых в Стамбуле по той самой французской технологии. С другой стороны ряда стояли такие же пустые бадьи для воды, служащие, по всей видимости, ёмкостями для тушения возможного пожара. Всё было по европейским меркам чётко и логично. Пройдясь мимо ряда пушек, темнеющих под пологом, Лёшка насчитал их ровно пятьдесят две. Всё сходилось с рассказом словоохотливого караульного сержанта.
Теперь бы можно было спокойно себе и уходить, задание-то было уже фактически выполнено, но что-то всё же Лёшку удерживало, и он сел рядом с пустыми бурдюками в тени.
Возле одного большого шатра, рядом с которым горел костёр, стояли люди в чёрных, уже виденных, когда-то Лёшкой плащах. До него донёсся их громкий смех и выкрики явно не турецкого языка. А вот это уже интересно, мышцы Егорова напряглись, словно перед броском. Он кивнул в сторону разговаривающих, и Живан посмотрел ему в глаза. Его глаза тоже понимающе прищурились, и он тихо кивнул.
– Ну что, была не была! – кровь аж кипела в жилах у егеря. Теперь так просто они отсюда уже не уйдут.
Наобум действовать было глупо, нужно было ещё придумать, как вообще провернуть всё это дело. Но и назад уже сдавать не хотелось.
– Хорошо, хорошо, Курт, – положил ему руку на плечо Алексей. – Ты, главное, не волнуйся и кушай, кушай, не отвлекайся, – кивнул он на ополовиненную глиняную миску с едой. – Буду решать это дело в штабе. Ты, конечно, не подданный Российской империи, но право подать на это своё прошение имеешь. У нас вон и так двое сербов в команде служат, отменные стрелки, надо тебе сказать, почему бы и немцу теперь не служить у нас, да ещё и моему родственнику, – и он с тоской прижался головой к его голове.
Двое суток, данные команде на подготовку, неслись с ужасающей быстротой. Сделать нужно было всем массу дел.
Вопрос по Курту в штабе был решён быстро. Фон Оффенберг сам принял в этом участие, и составленное по всей форме прошение о принятии в подданство Российской империи оружейного мастерового Шмидта Курта Оттовича ушло, заверенное печатью главного квартирмейстерства, в столицу фельдъегерской почтой.
По поводу его перевода в особую команду вообще не заморачивались, в арнаутский полк было просто отправлено уведомление о переводе его в русские егеря. Там, похоже, вообще на это всё и всем было безразлично, иррегулярные войска жили какой-то своей особой и непонятной жизнью. И уже после обеда подтянутый и переодетый в русскую зелёную форму егерь ушёл домой собирать вещи. От многих его сейчас отличало только отсутствие волчьего хвоста на головном уборе.
Провизии закупили с избытком и теперь прокладывали вяленое и сырокопчёное мясо, колбасы и сало хорошо провощённой бумагой и холстиной. Отдельно прибирали топлёное масло, сыр, орехи и крупу.
Потап притащил плохо прокрашенную парусину, всю в серо, жёлто и зелёных разводах. На удивление у всех командир такой плохой работе очень обрадовался. Он весело хлопнул капрала и показал большой палец:
– А теперь делите всё на пологи, обшивайте у них кромку и затем тщательно сушите. Это как раз то, что нам нужно!
Для чего была нужна груда рыболовных сетей, стало ясно, когда командир прямо перед построенной на загородном полигоне командой отхватил ножом от одной кусок в два аршина и прямо там же за три минуты нарезал от кучи тряпья пару десятков тесёмок. Народ смотрел с открытыми ртами, совершенно не понимая, для чего их Петрович навязывает всю оную тесьму на этот кусок сетки. А потом он ещё и обсыпал своё изделие всякой соломой, пучками травы и прочего мусора. Никак чудить его благородие изволило!
Всё стало понятно, когда он скомандовал всем:
– Кругом! Считать до двадцати и уже только потом оборачиваться.
Гусев добросовестно досчитал, народ обернулся, и командира на поляне не нашёл. Один только Федька Цыган знал, где он залёг, потому как был этот егерь плутом, и от соблазна подглядеть, он, конечно же, не удержался. Одно только удерживало сейчас Фёдора от того, чтобы не проболтаться, это тот кулак, который он увидел из-за сетки перед тем, как та размазанная фигура залегла. И теперь он молчал, хитро поглядывая на удивлённых товарищей. Тайны Фёдор хранить умел, особенно если они так грамотно аргументировались.
В общем, к вечеру у всех уже были пошиты свои индивидуальные маскировочные сетки, украшали и обвязывали их так, как хотел сам хозяин. Он же сам и проверял их качество, прячась по очерёдности от своих товарищей.
Вернувшийся из дома Курт зашёл вечером к Алексею.
– Дед готовить подарок на свадьба, – и он положил перед Егоровым отличный штуцер и два пистолета с удлинёнными стволами. – Я сам собирать его и делать с дедом. Пистолет очень корош. Калибр как у ваш драгун, ствол длинный и там есть небольшой нарез. Но это не мешать скорость зарядка, а только помогать прицельный расстояний стрельбы. Драгунский пистолет стрелять два десяток шагов, а этот пять десяток.
– Спасибо, Курт, – обнял его Лёшка, – спасибо тебе за такой царский подарок, брат.
– Это подарил дед, – покачал тот головой. – Он хорошо думать о тебе, Алексей. У тебя уже есть свой штуцер, я это видеть. Давай этот только хороший стрелок, – и он погладил красивое ореховое ложе. – И себе я тоже свой личный штуцер взять, ты же не будешь против, командир?
– Да я-то только рад буду, – улыбнулся Егоров. – Теперь у нас четырнадцать штуцеров в команде собралось, это я не считаю ещё ту дуру, – и он показал на стоящую у стены большую винтовку, доработанную в своё время дедом.
– Курт, тебе у нас теперь за своего оружейника быть. Будешь доводить его до ума у всех. Хорошее оружие ведь больше турок на тот свет отправит. И ещё нужна твоя помощь в подготовке гренад. Никитич уже притащил два ящика из интендантства, теперь нужно снарядить их по новой. Старый запальный колпачок с фитилем вынимаем, пороховую смесь изнутри убираем, а на её место новый порох с пороховой мякотью и с крупной дробью засыпаем, потом новый фитиль с замедлением 6–7 секунд, колпачок ставим на место, зажимаем им фитиль, а на саму гренаду снаружи наносим толстый слой смолы и клея, и сажаем ещё десятков пять дробин. Всё! Сам справишься? – и Лёшка положил на стол свою гренаду.
Курт внимательно её оглядел и потом задал только один вопрос: – Сколько?
– Восемь десятков нужно, – кивнул головой Лёшка. – Это только если на один выход.
– Корошо, – согласился оружейник. Мне нужен три помощник и все этот деталь: фитиль, гренада, порох, дробь.
Четвёртого октября в ночь сотня Ахтырских гусар с егерской командой на заводных лошадях убыла сопровождать карету с важными бумагами в Браилов. Весь штаб уже знал, насколько важно, чтобы бумаги попали в целости туда, куда нужно, и такой серьёзный конвой вызвал у всех понимание.
Через пять вёрст пути отряд разделился. Карета с одной гусарской полусотней убыла на северо-запад, а вторая полусотня с егерями ушла резко на запад, и уже потом, обогнув Бухарест большим полукругом, она свернула в южном направлении. До рассвета было ещё часов десять, и нужно было успеть преодолеть расстояние перед большим лесным массивом.
– Удачи вам там, Лёха! – пожелал Гущинский. – Через пять дней будем вас обратно ждать.
Командир егерей махнул в ответ рукой, и цепочка фигур скрылась в лесу. До рассвета оставался еще где-то час.
– Тройка Фёдора идёт первая головным дозором в двух десятках шагов от всех. Боковыми тройками идут тройки Потапа и Тимофея. Позади, в арьергарде, прикрывает тройка Трифона. Все идём в полсотни шагов от лесного тракта. Соблюдаем полное молчание и осторожность. Вперёд! – И команда начала движение к крепости.
В конце сентября – начале октября в Валахии среди лесной растительности всё ещё преобладали зелёные цвета. Зелень, конечно, уже не была такой яркой и сочной, как ранее, и, наверное, она уже предчувствовала своё скорое увядание и холода. Но жёлтых и красных тонов пока что ещё здесь было мало, и листва крепко держалась на кустах и деревьях. Для маскировки знающего и понимающего лес человека это было очень удобное время. Первый заслон на пути егеря почувствовали шагов за триста. Сначала пахнуло дымом костра, потом каким-то кислым чужим духом, ну а уже после, подкравшись поближе, Федька разглядел и несколько человек, что лежали под деревьями рядом с дорогой.
– Хитро они прячутся, командир, – шептал цыган. – Не похожи они на привычных турок, как лесовики прямо себя ведут. Сноровки-то, конечно, у них поменьше, чем у наших, но всё равно не степные это уже люди.
– Понятно, – кивнул Лёшка. – Похоже, турки с Балкан албанцев своих подогнали. Слышал я, что есть у них несколько таких отрядов. Ну, значит, будем уходить от дороги и самой чащей теперь дальше пойдём. Лучше полдня потерять на буреломе, чем нам вот эти на хвост насядут.
После этого направление движения с южного сменили на юго-западное, оставив лесной тракт далеко слева. Ночью по такой чащобе идти было невозможно, и, забравшись поглубже, егеря устроились на отдых. Опять были разложены костры разведчиков, на земле растянули пологи, а сверху натянули тенты. Временный лагерь был хорошо замаскирован, только натолкнувшись в упор, можно было понять, что тут вообще кто-то есть. Десять раз прошлись вокруг чуткие Фёдор с Тимохой, ни запаха, ни мелькания искр не было видно, и всё равно всю ночь сторожились двумя дежурными тройками. С рассветом отдохнувшая команда продолжила свой путь вперёд, и уже к следующей ночи она вышла на опушку леса. Здесь чуть было не натолкнулись на второй заслон, выручило то, что в небо в шагах тридцати от передового дозора, как ракета, ушла искра, видать, от треснувшего в костре полена. Обошли это место большим полукругом.
«Хорошо себя сторожат турки, видать, боятся наших дозоров», – подумал Лёшка.
– Всем попрыгать и надеть на себя сетки! – скомандовал он. – Всё, лес кончается, кусты цеплять так уже не будут, так что теперь передвигаемся везде только в ней.
Дальше всю ночь команда бежала в сторону Дуная. Несколько раз в отдалении проскакивали конные отряды, и приходилось порой залегать, дожидаясь, когда они удалятся. К рассвету пахнуло близкой сырой свежестью, и показались обширные поля из тростника. Всё, команда вышла к Дунаю. По Лёшкиному предположению, крепость должна была находиться верстах в трёх-четырёх ниже по течению, а они были примерно в том районе, где, когда-то приняли бой с отходящей поймой реки турецкой кавалерией. Нужно было успеть пройти ещё пару вёрст, иначе с рассветом это будет сделать очень сложно. Невдалеке уже слышался перестук копыт, пасущихся коней, а с берега были видны многочисленные костры. Совсем рядом был огромный турецкий стан.
Команда перешла через небольшой речной рукав, где глубина воды была им по грудь, и затаилась на одном из островков. Теперь только оставалось ждать и наблюдать за всем тем, что происходило вокруг.
Рассвело, и осеннее солнце начало припекать не по-осеннему. Затаившиеся егеря наблюдали, как подводили к водопою коней всадники. Как зачерпывают в большие котлы воду солдаты и потом уже ее куда-то утаскивают в стан. Как стирают одежду и какое-то тряпьё. Вот подошёл небольшой отряд, офицер отдал команду, и десятка три человек скинули ботинки, задрали шаровары и зашли в воду по колено. Кто-то из них пил, кто-то умывался или мочил голову. Наконец офицеру, видно, надоело всех ждать, он резко выкрикнул команду, и солдаты выскочили на берег, ещё три минуты и их топот затих вдали.
Как видно, сход в воду с берега был не такой крутой, как в других местах, здесь, в этом месте он был более пологим и удобным, вот и пользовалось у турок повышенным вниманием.
Османская армия XVIII века была устроена интересно. Помимо регулярной и иррегулярной конницы и пехоты, были в её составе и достаточно необычные подразделения.
«Джебеджеки» – это что-то типа оружейников, отвечающих за производство и хранение оружия и боеприпасов. Правда, кроме вооружения артиллерийского, ибо там была уже своя отдельная служба.
«Топ арабаджилары» – это перевозчики орудий, отвечающие как за изготовление повозок и лафетов, так и за транспортировку самих орудий и их боеприпасов. И это опять же не «топчу» – такие привычные для русских артиллеристов.
Имелись и вовсе интересные службы палаточников, устраивающих полевые лагеря и перевозящих палатки и шатры, музыкантов, предназначенных для поднятия духа воинства и увеселения командующего, и даже службы водоносов-сакка.
Видно, представители последних и приходили сюда на бережок чаще всех прочих. По трое, пятеро спускались к воде крепкие солдаты в белых тюрбанах и в серых халатах и наполняли в реке свои кожаные мешки-бурдюки.
Вот и очередная пятёрка спустилась к берегу и что-то там болтала, как видно, отдыхая от трудной работы. Был уже вечер, ещё час и темнота всё вокруг укроет своим покровом. А Лёшка так пока и не придумал, как же можно было выполнить их задание. Попробуй выползи к лагерю, какой бы ты ни был ловкий пластун, а всё равно тебя там заметят, и никакая тут сетка уже не могла помочь. Слишком большое движение шло вокруг, везде сновала масса народа, и были разложены сотни больших костров.
Водоносы, сидящие через протоку, что-то залопотали и один из них с силой толкнул другого. Тот упал в воду, вылез на берег, отряхнулся, и между ними возникла потасовка. Наконец, победитель среди них был выявлен, честь пострадавшего восстановлена, и вся пятёрка взвалила завязанные бурдюки на спину да пошлепала, переругиваясь наверх.
Лёшка следил за ними глазами, и к нему в голову пришла занятная мысль. А что и, правда, можно было попробовать. Кто-кто, но менее всего подозрение могут вызвать эти сакка-водоносы. Те, кому сама служба предписывает шататься по всему лагерю и обносить водой страждущих. План был прост, захватить нескольких сакка, воспользоваться их одеждой и орудиями труда и разведать в лагере всё то, что было нужно. А нужны были ещё люди, свободно владеющие турецким, и в егерской команде такие были. Себя за полиглота Лёшка не считал, понимать и говорить-то он, конечно, на турецком мог, но вот в прошлый раз его акцент чуть было не стоил всей команде провалом. Поэтому его роль в общении с османами была вторая. На первой же роли могли выступать только лишь сербы и немец Курт, прожившие всю жизнь бок о бок с турками и прекрасно разговаривающие на их языке. Вот им-то и растолковывал сейчас свой план Лёшка.
– Главным тебе здесь быть Живан, – распорядился Алексей. – Ты когда-нибудь на представлении бывал, может быть, на ярмарке видел, как артисты сценки играют?
– Обижаешь, командир, – усмехнулся его волонтёр. – Я в театре был и даже в самой Вене оперу слушал.
– Вот это да! – покачал головой Егоров, не простые под его началом солдаты служат, ох и не простые. – Ну да тем лучше для нас.
– Будешь играть как в театре тогда, Живан, ты теперь у нас за первую скрипку как в венской опере, – и он подмигнул весело сербу. – Помните, главное не переигрываем, мы забитые, усталые и простые водоносы, самая низшая ступень во всей этой огромной османской армии. Нам нужно только найти топчу с новыми пушками и вдосталь напоить водой всю их команду, всё всем понятно?
– Так точно, – тихо пробормотала тройка полиглотов.
Дело было к ужину, и на берег всё ещё выходили сакка, наполняя свои бурдюки. Наконец-то начали спускаться сумерки, и Лёшка махнул рукой. Десяток егерей с накинутыми поверх маскировочными сетками перешли протоку и затаились в тростнике у тропы. Минут через десять с возвышенного берега к воде спустились три водоноса. Наверное, это была их последняя ходка, уж больно они спешили, даже не переругиваясь, как это обычно делали. Да и мешки свои они наполнили только лишь наполовину. «Последняя ходка». Десяток егерей вынырнул из темнеющей стены тростника, секунды, и три тела водоносов исчезли среди зарослей.
«Так, придётся теперь идти втроём», – думал Лёшка, вытирая кровь с кинжала о траву. Может быть, так даже и лучше будет, уж больно рожа у Курта не походила на обычного турецкого водоноса. Типичный «дойче зольдатен», хоть ты ему каску, а хоть тюрбан на голову натяни. Поэтому план, немного переиграли, халаты быстро замыли, и на береговой косогор забрались лишь три фигуры с мешками.
Открывшийся глазам полевой лагерь впечатлял. Огромное пространство было заставлено телегами, шатрами и палатками, какими-то мешками, связками хвороста и ещё Бог знает чем. И всюду, куда не кинь взгляд, горели костры, костры, костры. Лёшка даже вначале растерялся от всей той сутолоки, что сейчас тут стояла. Выручил его Петар, он затянул какую-то заунывную песню и пошёл вслед за Живаном. Лёшка встряхнулся и, пригнув голову пониже, тоже потянулся следом.
– Сюда, сюда ходи, – крикнули им от одного костра. На нём сейчас булькала вкусно пахнущая наваристая мясная похлёбка. И здоровый янычар в войлочной шапке помешивал там большой длинной ложкой. Рядом на войлочных кошмах лежал с десяток солдат и что-то там лениво обсуждал.
– Вон в то ведро воды плесни, мало ваши бездельники принесли её в прошлый раз, – приказал здоровяк, и Лёшка, развязав горловину бурдюка, молча поклонившись, наполнил кожаное ведёрко водой.
– Скажи мне, уважаемый, – нагнулся в глубоком поклоне Живан. – Где я могу тут найти топчу? Нас ведь только недавно из-за реки пригнали и сказали всю эту сторону водой обносить. А тут какие-то важные топчу с новыми пушками, требуют, чтобы им много воды носили, вот нас тоже теперь туда гонят.
– Ааа, – протянул янычар. – Так вас, наверное, к этим неверным, что пришли к нам с далёкого запада, в услужение отправили. Они ещё в таких чёрных широких шапках ходят и в длинных чёрных плащах. Ну да, им воды много подавай, как же трясутся над ними, словно они золотые яйца несут. Посмотрим, как себя ещё в бою с этими русскими покажут, а то тоже, как и наши будут палить в одно место, а потом сбегут.
– Да, да, уважаемый, – кланялся угодливо Живан. – А нам теперь таскай им туда воду.
– Вон туда идите, – показал рукой суповар. – Там будет небольшой ручей, через него пройдёте, а дальше будет заставленное повозками и всяким там хламом место. А да, и ещё там у них всё рядом плетнём обнесено, вот там-то, за этим самым плетнём они-то свои пушки и держат.
Подошли к нужному месту уже затемно и значительно ополовинив свои бурдюки. Многим по пути, увидев сакка, потребовалась эта вода, и под конец даже пришлось буквально убегать от настойчивых и злых просителей. Наконец-то прошли ручей, а там добрались и до нужной стены из плетней.
Новые пушки прятались за изгородью из плетня, правда был он привязан к столбам довольно небрежно, а кое-где и вовсе зиял окнами брешей. Но всё равно на центральном его входе стоял пост из пяти солдат при длинных ружьях, да и вокруг забора ходило пара человек.
– Давайте, давайте, где вас только носит столько времени? Ночь уже на дворе, а вы всё воду принести не можете, господа с запада давно просили побольше им её наносить, а вы, дармоеды, всё шляетесь.
– Да нас там янычары ограбили, – оправдывался, нисколько не обманывая Живан. – Мы ели донесли вон её на дне.
– Ну, так ещё пойдёте, – взъярился начальник поста, мне вообще всё равно, хоть вы её всю ночь теперь носите.
– Хорошо, хорошо уважаемый, – поклонился серб. Сколько надо вам воды, столько мы вам её и принесём. Так тут пушек-то всего ничего, да и так себе мелкие они какие-то, – и он позволил себе сморщить с пренебрежением морду.
– Ты дурной, что ли! – изумился командир. – Для тебя пятьдесят с лишним орудий, что султан специально сюда с иностранными офицерами прислал, это что же, мало?! Может, тебе палок дать, чтобы ты свой рот зря не разевал, просто так вот самое лучшее османское оружие сейчас обхаивая? – И он действительно поднял большую палку с земли.
– Нет, нет, нет, уважаемый. Прости мне мои глупые слова. Я же простой водонос и ничего в этом деле не смыслю, – захныкал Живан, снова подобострастно кланяясь.
– Ну вот и носи дальше свою воду в бурдюках, и нечего тут лишнего болтать впустую, – буркнул сержант, освобождая проход.
Воду вылили в два огромных чана, стоявших у составленных рядами зарядных ящиков на колёсах, корзин и мешков, накрытых сверху большими пологами. Похоже, и вправду здесь стояли пятьдесят орудий новых систем, произведённых в Стамбуле по той самой французской технологии. С другой стороны ряда стояли такие же пустые бадьи для воды, служащие, по всей видимости, ёмкостями для тушения возможного пожара. Всё было по европейским меркам чётко и логично. Пройдясь мимо ряда пушек, темнеющих под пологом, Лёшка насчитал их ровно пятьдесят две. Всё сходилось с рассказом словоохотливого караульного сержанта.
Теперь бы можно было спокойно себе и уходить, задание-то было уже фактически выполнено, но что-то всё же Лёшку удерживало, и он сел рядом с пустыми бурдюками в тени.
Возле одного большого шатра, рядом с которым горел костёр, стояли люди в чёрных, уже виденных, когда-то Лёшкой плащах. До него донёсся их громкий смех и выкрики явно не турецкого языка. А вот это уже интересно, мышцы Егорова напряглись, словно перед броском. Он кивнул в сторону разговаривающих, и Живан посмотрел ему в глаза. Его глаза тоже понимающе прищурились, и он тихо кивнул.
– Ну что, была не была! – кровь аж кипела в жилах у егеря. Теперь так просто они отсюда уже не уйдут.
Наобум действовать было глупо, нужно было ещё придумать, как вообще провернуть всё это дело. Но и назад уже сдавать не хотелось.