Больше всего я боялась опять встретить Кремера, но неожиданно на меня налетела Эмили, о которой я даже не думала, что она будет караулить поблизости от Сыска, если уж не пришла ко мне домой требовать немедленного освобождения Штефана.

– Ну? – требовательно спросила она и ухватила меня за руку.

– Дитрих сказал, что его отпустят сразу, как согласится на ментальное сканирование.

– Знаю я, как отпустят! – возмутилась она. – Сразу найдете кучу причин оставить его под стражей!

– Ты думаешь, он так много преступлений совершил? – спросила я и попыталась стряхнуть руку бывшей подруги. Неприятно мне было, что она ко мне прикасалась. – Ты не так давно утверждала, что он чист и безгрешен.

Эмми вцепилась еще крепче и протараторила:

– Так менталисты чего только не понапишут. У твоего любовника связи-то в Сыске остались – смотрю, он шастает туда и торчит целый день!

Она посмотрела на меня с вызовом, уверенная, что я начну оправдываться. Но мне с ней говорить совсем не хотелось, а уж рассказывать, что Дитрих теперь мой муж и работает в Сыске, – и подавно. Только заикнись – обзовет нас преступной группировкой, составившей заговор против ее ненаглядного Штефана. И окончательно уверится, что мы решили засадить его в тюрьму по ложному обвинению.

– Значит, у него там дела, – невозмутимо сказала я. – И у меня тоже. Меня пригласили на повторное сканирование из-за Штефана, а ты меня задерживаешь. Может, из-за тебя ему придется просидеть там лишнее время.

Тон был выбран правильно. Эмили отдернула руку, словно обожглась, хотя, вполне возможно, ей было так же неприятно прикасаться ко мне, как и мне к ней, и удерживала меня она исключительно по необходимости: была уверена, что я сразу от нее сбегу, уличенная в преступлениях против Штефана.

– А тебя-то зачем сканировать? – недоуменно спросила она и тут же догадалась: – А, они поняли, что вы его подставили!

– Если бы мы его подставили, – зло сказал я, – то я была бы уже под стражей, а не ходила свободно по улице.

Прощаться и желать ей хорошего дня я не стала – мой день она испортила пусть и не совсем, но честно попыталась это сделать. Хорошо хоть со мной не пошла, чтобы убедиться, что сканирование честное и я не пытаюсь подкупить менталиста. Я впервые подумала, что нужно менять квартиру, а то присутствие бывшей подруги в нашей жизни будет невыносимым. Даже если она вдруг осознает, как отвратительно сейчас себя ведет, я не хочу, чтобы такой человек был со мной рядом. А если, не дай Богиня, вдруг окажется, что Штефан все же виноват в смерти иноры Вернер, нам с Дитрихом она житья не даст.

Кабинет Дитриха я нашла без труда, хоть раньше я там и не была, но он так хорошо объяснил, что затруднений не возникло. Пройти сразу к нему я не смогла, поскольку он был занят, да и около кабинета сидела дама, тоже ожидавшая разговора с ним. На сканирование я не торопилась, напротив – стремилась отложить его как можно дальше, поэтому присела рядом с ней. Лицо ее мне показалось знакомым, но вспомнить, где я ее видела раньше, не удавалось, как я ни ломала голову. Возможно, я ее видела слишком давно или встреча была случайной и незначимой для меня. Но делать было нечего, так что я прикрыла глаза, чтобы сосредоточиться получше, и начала вспоминать. Я пыталась подставлять ее лицо к разным ситуациям и местам и все больше убеждалась, что видеть ее раньше не могла. Громкий всхлип, донесшийся от нее, был неожиданным и заставил меня вздрогнуть. Я открыла глаза и посмотрела на соседку. Она прикладывала к глазам совершенно мокрый носовой платок.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – невольно спросила я.

– Нет, спасибо. – Она помотала головой и попыталась удержать еще один всхлип. Но он прорвался, сдавленный, но хорошо узнаваемый. – Извините. Я не хотела вам помешать.

– Может, вам принести воды? – предложила я.

– Вода мне не поможет, нет! – От моего участия она окончательно перестала держать себя в руках и разрыдалась. – Богиня, за что мне это, за что? Да и не мне, моим детям – им-то за что расплачиваться за мою ошибку?

То, что она сидела перед кабинетом мужа, говорило об одном – у ее детей, судя по всему, уже достаточно взрослых, проблемы были из-за запрещенной магии. Использования, хранения запрещенных ингредиентов или книг.

– Вы им передали какие-то знания? – осторожно спросила я.

Она судорожно втянула в себя воздух и испуганно затрясла головой. Глаза у нее были совсем красные и подпухшие.

– Что вы? Как можно? – с трудом выговорила она. – Да и не было у меня ничего запрещенного. И у мужа не было. Откуда только старший взял? Он так и не признался ни на следствии, ни нам…

– Что взял?

– Не важно. – Она опять всхлипнула. – Это совсем неважно. Это моя вина. Я не должна была этого делать.

Я перестала понимать свою собеседницу окончательно. В чем ее вина, если она даже не знает, откуда что-то взял ее старший сын?

– Что вы не должны были делать?

– Выходить замуж за Отто, – неожиданно ответила она. – Мне говорили, что дети от этого брака пострадают, но я не верила.

– Кто вам говорил? – скептически спросила я.

– Один инор. Он хотел на мне жениться, вот я и подумала, что он говорит неправду, чтобы я рассталась с Отто и вышла за него. Рассмеялась тогда, была уверена, что с мужем мы будем счастливы. – Она неожиданно разоткровенничалась, как это иногда бывает в разговоре с незнакомым человеком, которого ты единожды встретишь, а дальше он навсегда исчезнет из твоей жизни. – И хотя я изредка вспоминала слова Франца, которые он мне сказал на следующий день после того, как мы с Отто сходили в храм, но они не омрачали моего счастья, разве что немного.

– И что такого он вам сказал?

– Сказал? «Ты еще вспомнишь мои слова, дорогая. Все твои дети будут иметь проблемы с Советом Магов. Зря ты это сделала. Нужно было тебе выходить за меня, тогда не пришлось бы расплачиваться за свой выбор». Но расплачиваются мои дети…

Слова она выговаривала четко, словно время от времени повторяла, чтобы не забыть. Наверное, слишком сильное впечатление на нее произвел давний разговор с неудачливым поклонником. Намного более сильное, чем она готова признаться постороннему человеку.

– Вы себя накручиваете, – попыталась я ее успокоить. – В любом случае, если дети взрослые, они расплачиваются за то, что сделали сами, а никак не за то, что их мама вышла замуж за папу. Сами подумайте – магия предсказаний у нас не на высоте. Даже во дворце предсказательницу держат, потому что принято, а на ее прогнозы не очень-то обращают внимание. Ваш поклонник все выдумал, это простое совпадение.

– Нет, наследственность. – Голос ее был хрипловатый от пролитых слез и очень несчастный. – Мужа подозревали в занятиях запрещенной магией, но ничего не доказали. Я тогда была уверена, что наговаривают. Но не теперь. Оба сына, оба сына пострадали!

Она разразилась громкими рыданиями, уже никого и ничего не стесняясь.

– Возможно, на них тоже наговаривают. – Я осторожно погладила ее по плечу. – Ваш поклонник сказал те слова со зла, я уверена. Возможно, он сожалеет о них, если совсем не забыл. К этому времени у него наверняка уже собственная семья есть.

– Есть. – Она горько усмехнулась, проглотив рыдание. – Но это ничего не изменило. Мне кажется, он и женился, лишь бы сильнее меня уязвить. Его выбор был таким странным. Не думаю, что она любила его, но все же вышла. Быть может, от отчаяния?


– А он? Он влюблен?

– Мне кажется, нет, – ответила инора. – Не поверите. Не так давно мы встречались, и он спросил: «Дорогая, ты еще не раскаялась в выборе? Все еще можно изменить…»

– Он же женат?

– Сказал, что разведется ради меня. – Она больше не плакала. Рассказ о столько лет влюбленном иноре ее успокоил. – Детей у них нет.

Я недоверчиво на нее посмотрела. Мне казалось, уж в ее-то возрасте страсти должны давно утихнуть. Я не исключала, что со стороны давнего поклонника была лишь мания добиться своего, а при получении согласия он сразу пошел бы на попятную. Инора комкала носовой платок и на меня не смотрела. Платок уже не комкать – выжимать надо было, но лучше взять другой. Правда, сейчас моя собеседница не плакала…

– Думаете, разведется? – недоверчиво спросила я.

– Да. Мне кажется, да, – уточнила она. – Но я за него ни за что не выйду. Меня он пугает с нашей первой встречи, даже не знаю почему. Да и эту девочку, его жену, мне жаль. Фридрих с ней так жестоко поступил.

– Вы говорили, его звали Франц, – напомнила я, уверенная, что собеседница заговаривается.

– Нет, Франц – это Кремер, а Фридрих – мой старший сын. Она к нам ездила, все хотела его вернуть…

«Кремер» прозвучало для меня неожиданно, как громовой удар с ясного неба. Казалось бы, ничего не предвещало, что этот инор возникнет в разговоре. Кремер… Вот, значит, как… Ухаживал за матерью, а когда ничего не достиг, постарался напакостить детям. Но как?

– А этот ваш Франц, – небрежно спросила я, – он встречался с вашими детьми?

– Нет, что вы! – удивленно ответила инора. – Я бы этого никогда не допустила.

– Но они могли познакомиться помимо вашего желания.

– Младший работает в одном с ним департаменте, но, кажется, им даже общаться не приходится. А старший… Нет, откуда бы? Они и про эту давнюю историю не знают. Ни к чему им.

Я хотела спросить, а как же тогда Кремер познакомился с Магдаленой, но не успела. Дверь отворилась, в коридор вышел незнакомый инор, к которому сразу же бросилась инора Эггер – а что это была она, у меня даже сомнения не возникло.

– Что, Отто, что тебе сказали?

Инор покосился на меня и недовольно ответил:

– Пойдем, дорогая, я тебе все расскажу. Но не здесь же, не при посторонних.

Инора недоуменно на меня посмотрела. По-видимому, она сразу вспомнила наш недавний разговор, и ей стало неловко за излишнюю откровенность.

– Извините, инор, – обратилась я к ее мужу, – у инора Хартмана сейчас никого нет?

– Нет, – ответил он.

– Спасибо.

Я, чтобы не смущать бедную женщину и дальше, сразу вошла в кабинет и плотно прикрыла за собой дверь.

– Знаешь, что связывало Эггеров и Кремера? – с порога спросила я мужа.

– Знаю, – ответил он. – Кремер много лет назад ухаживал за инорой Эггер. А сейчас женат на невесте старшего сына. А что?

– А то, что он много лет назад предсказал ей, что все дети от этого брака будут иметь проблемы с Советом Магов. А перед тем как появились проблемы у Штефана, встречался с ней и говорил, что все можно изменить, если она разведется с мужем и выйдет за него. Это мне сейчас сама инора Эггер рассказала.

Дитрих присвистнул.

– А еще много лет назад инора Эггера, отца Штефана, обвиняли в использовании запрещенной магии, но ничего не доказали, – добавила я. – Думаю, само обвинение послужило причиной того, что книги были завещаны Вернер.

Дитрих сложил перед собой ладони, потер нос и сказал:

– А возможно, и причиной того, что Фридриху Эггеру заблокировали Дар, хотя могли отделаться другим, более мягким наказанием.

– Он ненормальный, этот Кремер, – убежденно сказала я. – Наверняка ситуации с Эггерами были подстроены им.

– Фридрих Эггер полностью признал вину.

– Возможно, он кого-то выгораживал? Магдалену?

– Почему тогда он ее прогнал?

Я пожала плечами.

– Возможно, посчитал, что с иноритой, практикующей запрещенную магию, не стоит связывать жизнь?

Это предположение мне и самой показалось глупым – не похожа была Магдалена Кремер на мага, практикующего запрещенную магию. Она вообще на практикующего мага не была похожа, да и на непрактикующего тоже. Возникало впечатление, что ее душа слабо держалась в теле, что она давно жила в своем собственном мире. Да и если бы у нее были подобные увлечения – при глубоком сканировании скрыть бы не удалось…