– Вы думаете, я не заметил бы, если бы таким занимались в моем собственном доме? – заорал инор Кремер. – Будьте уверены, в моем доме ничего такого нет и быть не может!
Стучать по столу он больше не стал, но выразительно уставился на Дитриха с явным желанием получить извинения. Но мой компаньон не проникся.
– Иногда люди не замечают, что творится у них под носом, инор Кремер. Вы весьма неравнодушны к жене и часто отсутствуете, – невозмутимо заметил он. – Сюда вы пришли, поскольку вас беспокоило, не замешана ли инора Кремер в чем-то противозаконном. Твердо ответить на этот вопрос я смогу только после осмотра вашего дома, поскольку инора Кремер только там проводит достаточно времени для подобных занятий.
– Я подумаю, – буркнул Кремер, тяжело развернулся и, не прощаясь, ушел.
– Похоже, Линда, ты поторопилась, согласившись стать моим компаньоном, – задумчиво сказал ему вслед Дитрих. – Этакие Кремеры не для тебя. А будет их не один и не два. У меня уже были странные клиенты, но они хотя бы не пытались уничтожить мою мебель.
Я вспомнила, как выглядел инор Кремер в тот день, когда напугал меня до потери соображения, хотя и не высказывал определенных угроз, и вздрогнула. Сегодня он был не столь страшен, но и я была не одна…
– У него такие неестественные перепады настроения, – заметила я. – Словно он не всегда в состоянии держать себя в руках. На сумасшедшего он не похож, но есть в нем что-то странное…
– Да, что-то странное есть, – согласился Дитрих.
Я вопросительно на него посмотрела, но он не стал больше об этом говорить, отошел к своему столу, достал какие-то бумаги и начал их изучать с самым мрачным видом. Я не стала ему мешать, прошлась заклинанием, собирающим пыль в этой комнате и в лаборатории, а потом пошла и заварила чай себе и Дитриху. Он коротко меня поблагодарил, даже не оторвавшись от своих важных документов, которые его ничуть не занимали до прихода Кремера. Я обиженно отошла к своему столу и стала изучать припасенные справочники, запивая чаем получаемые знания. Так мы и просидели в полной тишине почти до обеда. Я уже подумывала, не уйти ли мне совсем – делать все равно было нечего. Я поглядывала на Дитриха, но он оставался совершенно нечувствительным к моим ментальным посылам.
– Вы! Это все вы! Это все из-за вас!
Ворвавшаяся Эмми была вне себя. Слова перемешивались у нее с рыданиями, поэтому выходили не только несвязными, но и невнятными. Было понятно лишь, что произошло что-то ужасное.
– Эмми, что с тобой случилось?
– Со мной? Со мной?!
Она зарыдала, и я окончательно перестала понимать, что происходит. Я ни разу не видела Эмми в таком состоянии. Она была эмоциональна, но никогда не выходила из себя настолько. Дитрих подошел со стаканом в руке. Содержимое казалось водой, но легкий запах травяной настойки указывал, что это не так. Эмми всхлипывала, причитала и ни в какую не желала пить успокаивающее и приходить в себя. Пусть не полностью, но хотя бы настолько, чтобы стало понятно, что же ее так расстроило.
– Эмили, если мы будем знать, что случилось, – сказал Дитрих, – то мы сможем помочь.
Почему-то его слова привели ее в ярость.
– Помочь? Помочь? Да вы все сделали, чтобы его арестовали!
– Арестовали кого? – терпеливо спросил Дитрих.
– А то вы не знаете? Штефана! Штефана арестовали. И все из-за вас!
Она ненавидяще смотрела то на меня, то на Дитриха, не в состоянии определиться, кто же ей меньше нравится и больше подходит для роли обвиняемого. Я невольно подумала, что посещение театральных курсов пошло ей на пользу – раньше она столь эффектно ничего не делала.
– Вы знаете причину, по которой его арестовали? – продолжал допытываться Дитрих.
– Из-за смерти Вернер, – ответила она и опять начала плакать. – У него в квартире нашли что-то ей принадлежавшее.
Я невольно посмотрела на Дитриха, он смотрел на меня.
– Этого не может быть, – неуверенно сказала я. – Штефан даже не встречался с наставницей. Как у него могли оказаться ее вещи? И главное – откуда уверенность, что именно она была прежним владельцем?
Глава 24
– Вот именно! – Злость на нас помогла Эмми прийти в себя, и теперь она говорила более внятно, чем когда только появилась в офисе. – Штефан не встречался с этой твоей Вернер, которую убила ее собственная магия.
– Инора Вернер ничем таким не занималась, – резко ответила я.
– Если бы не занималась, в Сыске не приняли бы версию смерти по неосторожности за основную, – проявила осведомленность Эмили. – А это значит, что водились за ней нарушения закона, только Совет Магов прикрывал.
– Откуда тебе это знать?
– Штефан сказал, – огорошила она меня. – Неужели ты забыла, что его департамент как раз занимается нарушениями магов?
Это я прекрасно помнила. Откровением для меня стало другое – то, что подруга втайне от меня встречалась со Штефаном, говорила с ним на темы, напрямую меня касающиеся, и ничего мне не рассказывала. Это меня неприятно поразило. Я всегда считала Эмми близким человеком, у меня не было от нее тайн, и я была уверена, что она ко мне относится так же, но, как оказалось, у нее были от меня секреты. Причем там, где их быть никак не должно.
– И часто вы вели такие беседы со Штефаном? – небрежно спросила я.
– Как получалось, – не смутилась она. – Я желаю вам обоим счастья, поэтому должна быть в курсе происходящего.
– Почему ты так уверена, что можешь решать, в чем оно, мое счастье?
– Потому что этот, – она презрительно посмотрела на Дитриха, – на тебя влияет. Ты ведешь себя совсем не так, как обычно. Твое поведение изменилось, понимаешь? И это ненормально.
Разговаривать при Дитрихе, приводя аргумент «Я влюбилась», было невозможно, но сейчас, когда разговор зашел на тему, относящуюся к нашему расследованию, сам он никуда не уйдет. Он молчал и внимательно слушал, что говорит Эмми. Поэтому я просто сказала:
– На меня невозможно влиять. Я постоянно ношу артефакт против ментального воздействия, ты забыла?
– Нет, это ты забыла, – лицо Эмми неприятно исказилось, – забыла, что этот артефакт тебе как раз Хартман и дал. Поэтому ты делаешь все, что ему нужно. Возможно даже, и книгу Штефану подбросила по его указке.
От возмущения у меня пропал дар речи, зато он проявился у Дитриха, который сказал:
– Инорита, а зачем мне подбрасывать что-либо Эггеру? И главное, где бы я взял это что-либо? У меня не было доступа к его вещам.
– Из мести, – уверенно ответила Эмми. – А доступ был у Линды. Книга наверняка из тех, что ей давала инора Вернер.
– Ты прекрасно знаешь, что она мне ничего на руки не давала, – резко ответила я. – Если она считала, что мне нужно поработать с книгой из ее библиотеки, я делала это либо у нее дома, либо на кафедре, если экземпляр был не слишком ценен.
И это было так. Инора Вернер не желала расставаться со своими книгами даже на один день. Говорила, что в ее возрасте и с ее плохой памятью можно запросто остаться с опустевшими шкафами – дал почитать одну книгу, вторую, третью… и вот уже самому читать нечего. Недоверие меня обижало, но не сильно, поскольку исключений из правил она ни для кого не делала.
– Не знаю, – отрезала Эмми. – Откуда бы мне такое знать? Напротив, мне кажется, что я точно видела у тебя учебник, принадлежащий Вернер.
– Эмили, что ты такое говоришь? – изумленно сказала я. – Ты столько лет меня знаешь. Неужели ты серьезно считаешь, что я могла подбросить что-то Штефану?
– Сама – нет, – неохотно ответила она. – Но ты в последнее время очень странно себя ведешь. А под ментальным влиянием и не такое сделаешь. И не просто сделаешь, а даже не вспомнишь про это.
– Инорита, – вмешался Дитрих, – мы с вами можем пройти к любому артефактору, который подтвердит, что у артефакта Линды нет других свойств, кроме защитных.
Эмили нехорошо рассмеялась. Вызывающе, презрительно. Слезы у нее уже высохли. О том, что они были, напоминали лишь покрасневшие глаза и разводы на щеках.
– Инор Хартман, все мы учили артефакторику и прекрасно знаем, что если у артефакта сейчас нет определенных свойств, это не значит, что их не было раньше. Саморазрушающиеся блоки – знаем, проходили.
Я растерялась. Мне самой приходило в голову, что мое поведение и мои решения сильно отличаются от того, что обычно мне свойственно. Месяц назад я бы, не задумываясь, ушла с бесперспективной работы и никогда бы не стала заводить роман с начальником. Но месяц назад у меня был Штефан. Он исчез и унес с собой очень много, в том числе и мою рассудительность. Дитрих утверждал, что как раз Штефан на меня ментально влиял. Но это лишь слова Дитриха, подтвержденные только его другом. Тут я вспомнила, что сама потратилась на проверку у целителя, и немного успокоилась. Слова Дитриха подтверждало еще и то, что к Штефану я испытывала столько же нежных чувств, как в начале нашего с ним знакомства. То есть – нисколько. Правда, к моему отношению примешивалось еще немного сожаления. Сожаления о том, что могло бы быть, но так и не случилось.
– Линда, я бы никогда такого не сделал, – правильно понял мое молчание Дитрих.
Я нащупала под платьем артефакт, с которым не расставалась ни ночью, ни днем. Один раз он меня точно спас. Тогда, в подъезде, когда Штефан и Эмми разругались. А Дитрих потом сказал, что влиять мог и кто-то третий, если он менталист высокого уровня и находился неподалеку. Жаль, мне не узнать, чего тогда хотели добиться – вернуть меня к Штефану или, напротив, полностью от него отвратить. И кто это делал, тоже теперь не узнать. Разве что он сам признается?
– Ой, не сделал бы он! – зло сказала Эмми. – Штефан сказал, что тебя из Сыска выгнали, а там для своих на мелкие штучки с нарушением закона всегда снисходительно смотрят. Так что не надо мне сейчас говорить, что ты весь такой чистенький и законопослушный. Тоже магию без стеснения используешь для своих целей.
– Тоже? А кто еще использует? – спросил Дитрих.
– Во всяком случае, не Штефан, – отрезала Эмми. – У него на работе все уверены, что это поклеп, а такое отношение говорит, что его никто и никогда не покрывал, и значит, Дар для своих целей он не использовал. В отличие от некоторых.
Она победно посмотрела на Дитриха, полностью убежденная, что подавила его аргументацией.
– Инорита, его не арестовали бы без веских на то оснований, – заметил Дитрих. – А значит, Сыск полностью уверен, что найденная книга принадлежит иноре Вернер. Если там, конечно, книга, а не что-то другое.
– Или следователя в этом убедили, – твердо сказала Эмми. – А убедить в этом могла только Линда. Обиженная женщина способна на многое!
Я охнула и посмотрела почему-то на Дитриха, но он смотрел на Эмми с брезгливым выражением лица. Вряд ли он поверил в такую ерунду, но мне все равно было неприятно, что при нем обо мне такое говорят. И кто? Моя лучшая подруга…
– Я? Да я до твоего прихода даже не знала, что его арестовали, – попыталась я оправдаться. – Я с самого утра нахожусь здесь.
– Чтобы оболгать, много времени не надо, – заявила Эмми. – Ты могла и вчера заявление отнести. Сразу после того, как подбросила книгу Штефану. Ключ ведь у тебя был, так?
– У меня никогда не было ключа от квартиры Штефана, – твердо ответила я.
– Ой ли? Он при мне предлагал и говорил, что защиту настроил так, что ты в любой момент можешь беспрепятственно пройти.
Разговор нравился мне все меньше и меньше. Но оставлять ее слова так, без ответа, я не собиралась.
– Если ты помнишь такие подробности, – резко сказала я, – то должна помнить, что я отказалась от ключа. Я ни разу не была дома у Штефана в его отсутствие.
– Разве? А мне помнится, что взяла, – нагло сказала Эмми. – Доступ к его квартире у тебя был, доступ к книгам Вернер тоже. А теперь ты его подставила, чтобы отвести подозрения от нового любовника!
Я невольно покраснела. Да, наши отношения со Штефаном перешли грань благопристойности, и Эмми об этом знала. Но, рассказав ей про это, я никогда не думала, что она так легко и просто откроет мою тайну совершенно постороннему инору. Постороннему для нее, не для меня. Да еще в таких гадких словах.
– Это все очень любопытно, – сказал Дитрих. – Но почему вы рассказываете это нам, а не в Сыске, если уж так уверены в случившемся?
– И расскажу, – агрессивно ответила Эмили. – Непременно расскажу, если вы не сделаете все, чтобы его вытащить из-под стражи. Вы же прекрасно понимаете, что он невиновен.
– И все же, инорита, повторю вопрос. Что вы хотите от нас?
– Как что? Вы его посадили, вам его и вытаскивать, – уверенно ответила Эмми. – А если вы этого не сделаете, вот тогда я и пойду в Сыск.
– Инорита, это называется шантаж, – заметил Дитрих. – Причем основанный на ложных обвинениях. Уверен, что сам Эггер непременно вспомнит, что Линда не взяла у него ключ.
Стучать по столу он больше не стал, но выразительно уставился на Дитриха с явным желанием получить извинения. Но мой компаньон не проникся.
– Иногда люди не замечают, что творится у них под носом, инор Кремер. Вы весьма неравнодушны к жене и часто отсутствуете, – невозмутимо заметил он. – Сюда вы пришли, поскольку вас беспокоило, не замешана ли инора Кремер в чем-то противозаконном. Твердо ответить на этот вопрос я смогу только после осмотра вашего дома, поскольку инора Кремер только там проводит достаточно времени для подобных занятий.
– Я подумаю, – буркнул Кремер, тяжело развернулся и, не прощаясь, ушел.
– Похоже, Линда, ты поторопилась, согласившись стать моим компаньоном, – задумчиво сказал ему вслед Дитрих. – Этакие Кремеры не для тебя. А будет их не один и не два. У меня уже были странные клиенты, но они хотя бы не пытались уничтожить мою мебель.
Я вспомнила, как выглядел инор Кремер в тот день, когда напугал меня до потери соображения, хотя и не высказывал определенных угроз, и вздрогнула. Сегодня он был не столь страшен, но и я была не одна…
– У него такие неестественные перепады настроения, – заметила я. – Словно он не всегда в состоянии держать себя в руках. На сумасшедшего он не похож, но есть в нем что-то странное…
– Да, что-то странное есть, – согласился Дитрих.
Я вопросительно на него посмотрела, но он не стал больше об этом говорить, отошел к своему столу, достал какие-то бумаги и начал их изучать с самым мрачным видом. Я не стала ему мешать, прошлась заклинанием, собирающим пыль в этой комнате и в лаборатории, а потом пошла и заварила чай себе и Дитриху. Он коротко меня поблагодарил, даже не оторвавшись от своих важных документов, которые его ничуть не занимали до прихода Кремера. Я обиженно отошла к своему столу и стала изучать припасенные справочники, запивая чаем получаемые знания. Так мы и просидели в полной тишине почти до обеда. Я уже подумывала, не уйти ли мне совсем – делать все равно было нечего. Я поглядывала на Дитриха, но он оставался совершенно нечувствительным к моим ментальным посылам.
– Вы! Это все вы! Это все из-за вас!
Ворвавшаяся Эмми была вне себя. Слова перемешивались у нее с рыданиями, поэтому выходили не только несвязными, но и невнятными. Было понятно лишь, что произошло что-то ужасное.
– Эмми, что с тобой случилось?
– Со мной? Со мной?!
Она зарыдала, и я окончательно перестала понимать, что происходит. Я ни разу не видела Эмми в таком состоянии. Она была эмоциональна, но никогда не выходила из себя настолько. Дитрих подошел со стаканом в руке. Содержимое казалось водой, но легкий запах травяной настойки указывал, что это не так. Эмми всхлипывала, причитала и ни в какую не желала пить успокаивающее и приходить в себя. Пусть не полностью, но хотя бы настолько, чтобы стало понятно, что же ее так расстроило.
– Эмили, если мы будем знать, что случилось, – сказал Дитрих, – то мы сможем помочь.
Почему-то его слова привели ее в ярость.
– Помочь? Помочь? Да вы все сделали, чтобы его арестовали!
– Арестовали кого? – терпеливо спросил Дитрих.
– А то вы не знаете? Штефана! Штефана арестовали. И все из-за вас!
Она ненавидяще смотрела то на меня, то на Дитриха, не в состоянии определиться, кто же ей меньше нравится и больше подходит для роли обвиняемого. Я невольно подумала, что посещение театральных курсов пошло ей на пользу – раньше она столь эффектно ничего не делала.
– Вы знаете причину, по которой его арестовали? – продолжал допытываться Дитрих.
– Из-за смерти Вернер, – ответила она и опять начала плакать. – У него в квартире нашли что-то ей принадлежавшее.
Я невольно посмотрела на Дитриха, он смотрел на меня.
– Этого не может быть, – неуверенно сказала я. – Штефан даже не встречался с наставницей. Как у него могли оказаться ее вещи? И главное – откуда уверенность, что именно она была прежним владельцем?
Глава 24
– Вот именно! – Злость на нас помогла Эмми прийти в себя, и теперь она говорила более внятно, чем когда только появилась в офисе. – Штефан не встречался с этой твоей Вернер, которую убила ее собственная магия.
– Инора Вернер ничем таким не занималась, – резко ответила я.
– Если бы не занималась, в Сыске не приняли бы версию смерти по неосторожности за основную, – проявила осведомленность Эмили. – А это значит, что водились за ней нарушения закона, только Совет Магов прикрывал.
– Откуда тебе это знать?
– Штефан сказал, – огорошила она меня. – Неужели ты забыла, что его департамент как раз занимается нарушениями магов?
Это я прекрасно помнила. Откровением для меня стало другое – то, что подруга втайне от меня встречалась со Штефаном, говорила с ним на темы, напрямую меня касающиеся, и ничего мне не рассказывала. Это меня неприятно поразило. Я всегда считала Эмми близким человеком, у меня не было от нее тайн, и я была уверена, что она ко мне относится так же, но, как оказалось, у нее были от меня секреты. Причем там, где их быть никак не должно.
– И часто вы вели такие беседы со Штефаном? – небрежно спросила я.
– Как получалось, – не смутилась она. – Я желаю вам обоим счастья, поэтому должна быть в курсе происходящего.
– Почему ты так уверена, что можешь решать, в чем оно, мое счастье?
– Потому что этот, – она презрительно посмотрела на Дитриха, – на тебя влияет. Ты ведешь себя совсем не так, как обычно. Твое поведение изменилось, понимаешь? И это ненормально.
Разговаривать при Дитрихе, приводя аргумент «Я влюбилась», было невозможно, но сейчас, когда разговор зашел на тему, относящуюся к нашему расследованию, сам он никуда не уйдет. Он молчал и внимательно слушал, что говорит Эмми. Поэтому я просто сказала:
– На меня невозможно влиять. Я постоянно ношу артефакт против ментального воздействия, ты забыла?
– Нет, это ты забыла, – лицо Эмми неприятно исказилось, – забыла, что этот артефакт тебе как раз Хартман и дал. Поэтому ты делаешь все, что ему нужно. Возможно даже, и книгу Штефану подбросила по его указке.
От возмущения у меня пропал дар речи, зато он проявился у Дитриха, который сказал:
– Инорита, а зачем мне подбрасывать что-либо Эггеру? И главное, где бы я взял это что-либо? У меня не было доступа к его вещам.
– Из мести, – уверенно ответила Эмми. – А доступ был у Линды. Книга наверняка из тех, что ей давала инора Вернер.
– Ты прекрасно знаешь, что она мне ничего на руки не давала, – резко ответила я. – Если она считала, что мне нужно поработать с книгой из ее библиотеки, я делала это либо у нее дома, либо на кафедре, если экземпляр был не слишком ценен.
И это было так. Инора Вернер не желала расставаться со своими книгами даже на один день. Говорила, что в ее возрасте и с ее плохой памятью можно запросто остаться с опустевшими шкафами – дал почитать одну книгу, вторую, третью… и вот уже самому читать нечего. Недоверие меня обижало, но не сильно, поскольку исключений из правил она ни для кого не делала.
– Не знаю, – отрезала Эмми. – Откуда бы мне такое знать? Напротив, мне кажется, что я точно видела у тебя учебник, принадлежащий Вернер.
– Эмили, что ты такое говоришь? – изумленно сказала я. – Ты столько лет меня знаешь. Неужели ты серьезно считаешь, что я могла подбросить что-то Штефану?
– Сама – нет, – неохотно ответила она. – Но ты в последнее время очень странно себя ведешь. А под ментальным влиянием и не такое сделаешь. И не просто сделаешь, а даже не вспомнишь про это.
– Инорита, – вмешался Дитрих, – мы с вами можем пройти к любому артефактору, который подтвердит, что у артефакта Линды нет других свойств, кроме защитных.
Эмили нехорошо рассмеялась. Вызывающе, презрительно. Слезы у нее уже высохли. О том, что они были, напоминали лишь покрасневшие глаза и разводы на щеках.
– Инор Хартман, все мы учили артефакторику и прекрасно знаем, что если у артефакта сейчас нет определенных свойств, это не значит, что их не было раньше. Саморазрушающиеся блоки – знаем, проходили.
Я растерялась. Мне самой приходило в голову, что мое поведение и мои решения сильно отличаются от того, что обычно мне свойственно. Месяц назад я бы, не задумываясь, ушла с бесперспективной работы и никогда бы не стала заводить роман с начальником. Но месяц назад у меня был Штефан. Он исчез и унес с собой очень много, в том числе и мою рассудительность. Дитрих утверждал, что как раз Штефан на меня ментально влиял. Но это лишь слова Дитриха, подтвержденные только его другом. Тут я вспомнила, что сама потратилась на проверку у целителя, и немного успокоилась. Слова Дитриха подтверждало еще и то, что к Штефану я испытывала столько же нежных чувств, как в начале нашего с ним знакомства. То есть – нисколько. Правда, к моему отношению примешивалось еще немного сожаления. Сожаления о том, что могло бы быть, но так и не случилось.
– Линда, я бы никогда такого не сделал, – правильно понял мое молчание Дитрих.
Я нащупала под платьем артефакт, с которым не расставалась ни ночью, ни днем. Один раз он меня точно спас. Тогда, в подъезде, когда Штефан и Эмми разругались. А Дитрих потом сказал, что влиять мог и кто-то третий, если он менталист высокого уровня и находился неподалеку. Жаль, мне не узнать, чего тогда хотели добиться – вернуть меня к Штефану или, напротив, полностью от него отвратить. И кто это делал, тоже теперь не узнать. Разве что он сам признается?
– Ой, не сделал бы он! – зло сказала Эмми. – Штефан сказал, что тебя из Сыска выгнали, а там для своих на мелкие штучки с нарушением закона всегда снисходительно смотрят. Так что не надо мне сейчас говорить, что ты весь такой чистенький и законопослушный. Тоже магию без стеснения используешь для своих целей.
– Тоже? А кто еще использует? – спросил Дитрих.
– Во всяком случае, не Штефан, – отрезала Эмми. – У него на работе все уверены, что это поклеп, а такое отношение говорит, что его никто и никогда не покрывал, и значит, Дар для своих целей он не использовал. В отличие от некоторых.
Она победно посмотрела на Дитриха, полностью убежденная, что подавила его аргументацией.
– Инорита, его не арестовали бы без веских на то оснований, – заметил Дитрих. – А значит, Сыск полностью уверен, что найденная книга принадлежит иноре Вернер. Если там, конечно, книга, а не что-то другое.
– Или следователя в этом убедили, – твердо сказала Эмми. – А убедить в этом могла только Линда. Обиженная женщина способна на многое!
Я охнула и посмотрела почему-то на Дитриха, но он смотрел на Эмми с брезгливым выражением лица. Вряд ли он поверил в такую ерунду, но мне все равно было неприятно, что при нем обо мне такое говорят. И кто? Моя лучшая подруга…
– Я? Да я до твоего прихода даже не знала, что его арестовали, – попыталась я оправдаться. – Я с самого утра нахожусь здесь.
– Чтобы оболгать, много времени не надо, – заявила Эмми. – Ты могла и вчера заявление отнести. Сразу после того, как подбросила книгу Штефану. Ключ ведь у тебя был, так?
– У меня никогда не было ключа от квартиры Штефана, – твердо ответила я.
– Ой ли? Он при мне предлагал и говорил, что защиту настроил так, что ты в любой момент можешь беспрепятственно пройти.
Разговор нравился мне все меньше и меньше. Но оставлять ее слова так, без ответа, я не собиралась.
– Если ты помнишь такие подробности, – резко сказала я, – то должна помнить, что я отказалась от ключа. Я ни разу не была дома у Штефана в его отсутствие.
– Разве? А мне помнится, что взяла, – нагло сказала Эмми. – Доступ к его квартире у тебя был, доступ к книгам Вернер тоже. А теперь ты его подставила, чтобы отвести подозрения от нового любовника!
Я невольно покраснела. Да, наши отношения со Штефаном перешли грань благопристойности, и Эмми об этом знала. Но, рассказав ей про это, я никогда не думала, что она так легко и просто откроет мою тайну совершенно постороннему инору. Постороннему для нее, не для меня. Да еще в таких гадких словах.
– Это все очень любопытно, – сказал Дитрих. – Но почему вы рассказываете это нам, а не в Сыске, если уж так уверены в случившемся?
– И расскажу, – агрессивно ответила Эмили. – Непременно расскажу, если вы не сделаете все, чтобы его вытащить из-под стражи. Вы же прекрасно понимаете, что он невиновен.
– И все же, инорита, повторю вопрос. Что вы хотите от нас?
– Как что? Вы его посадили, вам его и вытаскивать, – уверенно ответила Эмми. – А если вы этого не сделаете, вот тогда я и пойду в Сыск.
– Инорита, это называется шантаж, – заметил Дитрих. – Причем основанный на ложных обвинениях. Уверен, что сам Эггер непременно вспомнит, что Линда не взяла у него ключ.