— Вести следствие? Зачем? У меня и без этого дел полно. В городе есть полицейский, офицер Брасс, пусть он отрабатывает жалованье, — ответил он сухо, и я поняла, что больше говорить на эту тему он по какой-то причине не желает.
Ланзо смел со стола хлебные и сахарные крошки в горсть, высыпал их одним махом в рот, облизнулся, виновато глянул на меня и довольно вздохнул. Корнелиус глянул на часы.
— Однако мне пора, Эрика.
Он встал и с шумом отодвинул стул; меня кольнуло разочарование.
— На улице дождь, а вы без автомобиля. Надо было вам уехать раньше.
— Не страшно, не растаю. Ланзо?
Ланзо молчал, потупив глаза, и не выходил из-за стола.
— Госпожа Верден, можно, я у вас нынче останусь? — сказал он едва слышно и мучительно покраснел. — Папка сегодня выпивши. Он и завтра пить будет... пока спит, ничего, а когда встает, тогда… тогда плохо.
— Конечно, оставайся! — я бросила быстрый взгляд на Корнелиуса. Мне хотелось попросить у него совета, что делать. И он понял меня.
— Да, так будет лучше, — сказал он негромко. — Лукаш любит распускать руки, когда нетрезв. Завтра постараюсь поговорить с ним.
— Спасибо... Корнелиус.
— Вам спасибо за приятный вечер. Кстати, на днях едем на экскурсию на лесопилку. С директором уже договорился. Оденьтесь удобно и тепло.
— Большое вам спасибо!
— Четыре, — сказал он.
— Что — четыре? — не поняла я.
— Говорите «спасибо» в четвертый раз за вечер. Приятное разнообразие после гордо поджатых губ и гневного взгляда.
В его глазах мелькнули озорные искры.
Корнелиус надел картуз, вежливо коснулся козырька и ушел.
Когда он спускался с крыльца, раскуривая на ходу трубку, из-под навеса злобно хрюкнул Велли, но, к счастью, кидаться на гостя не стал.
Какое-то время я смотрела, как, удаляясь, вспыхивал в темноте огонек.
Потом закрыла дверь и ободряюще улыбнулась Ланзо.
— Что ж, давай подумаем, как разместиться на ночь.
— Вот эти два стула сдвину, сверху старое одеяло, и лягу, — моментально сообразил Ланзо. — Будет здорово.
— Учти, ночью выходят прогуляться мыши.
— Люблю мышей, они умные, — простодушно признался Ланзо.
Я подошла к окну и глянула на городские огни. Далеко Робервалю идти до дома... там его ждут дочь… и Алисия. А в столице у него подруга — госпожа Вильгельмина Денгард.
Интересно, что он будет делать, когда доберется до дома? Играть с дочерью? Помогать ей с уроками? Сидеть у камина с гувернанткой и вести с ней приятные беседы? Писать письма Вильгельмине?
Глава 17
Лесопильный завод Роберваля
Утром меня разбудили звуки веселой возни. Я открыла глаза: растрепанный и розовый ото сна Ланзо сидел на полу, а вокруг него суетились три мышки. Они подбегали к мальчику, тыкались мордочками в его руку, а когда он делал вид, что хочет их поймать, шустро прятались под стул.
— Ты с ними играешь?
— Ну да! Мыши ужасно умные. Все-все понимают!
— Это ты их понимаешь. У тебя сильный, многосторонний дар сенситива. Ты можешь стать зоомансером.
— Да-а-а? — удивился Ланзо. — Здорово! Тогда я буду выступать в цирке! Со львами! У меня получится, да, госпожа Верден? С Вельзевулом вот не вышло; он не захотел со мной играть.
— Все получится, если будешь учиться. Со свиньями зоомансерам сложнее, чем со львами. У свиней, говорят, мозг устроен почти как у человека. Ланзо, а ты не мог бы попросить мышей уйти из дома жить в другом месте? Или хотя бы не бегать по столу. Вчера они обкусали сыр и нагадили в сахарницу.
— Попробую...
Секунду-другую Ланзо и мыши заговорщицки смотрели друг на друга, а потом его серые подруги, поведя усами, цепочкой отправились к стене и юркнули за половицу, пискнув на прощание.
Мы умылись, собрались, наскоро позавтракали хлебом с маслом, вышли на крыльцо и столкнулись со стариком Герхардом.
— Ну-с, барышня, где мой свинтус? — ворчливо поинтересовался он. — На бойне его уже ждут не дождутся. Хотите, принесу вам потом вырезку на отбивную? Или ножки на холодец.
У меня упало сердце. Я огляделась: кусты за навесом шевелились, хотя ветра не было. Между ветками мелькнула щетинистая спина и кожаный пятак. Но Велли и не подумал выйти навстречу своей печальной судьбе.
— Уже в лес убежал, — быстро ответила я и красноречиво глянула на Ланзо — «Не выдавай!» — Теперь ищи-свищи его.
Герхард недовольно крякнул и сплюнул.
— Делать мне нечего шляться к вам на погост каждый день! — возмутился он. — Как свин явится — пошлите мальчишку ко мне, тогда и приеду с повозкой.
— Да-да! — беспечно отозвалась я, уже зная, что Герхард не получит своего кабана обратно, а я, пожалуй, больше не буду есть мясо.
Ох и дура ты, Эрика! Мало тебе хлопот, как еще свинью завести!
* * *
В выходной день мы с Ланзо с утра пораньше отправились на вокзал. Уже несколько дней мальчик оставался на ночь у меня, потому что его отец, как выразился директор, надолго «нырнул в стакан».
Лукаш валялся у себя в сторожке беспробудно пьяный, лохматый и грязный, на службу не являлся, и до сына ему не было никакого дела. Что Ланзо нисколечки не огорчало: вдвоем в Кривом доме нам жилось неплохо. Но дело придется как-то решать. Может, поискать для Ланзо приемную семью? Я решила написать куратору в Департаменте образования и спросить, как поступить. Но сначала стоит посоветоваться с Робервалем — он глава местного попечительского совета, пожалуй, в его силе решать такие вопросы.
На вокзале собралась шумная толпа детей. Сегодня господин Роберваль будет показывать нам свою лесопилку. Добираться туда нужно было по железной дороге, и я ожидала приятный день, полный впечатлений.
Жаль, погода испортилась. В Крипвуд пришла осень. Срывая желтые листья, дул холодный сырой ветер. Ноги у меня быстро захолодали, и я пожалела, что не надела под жакет свитер.
Дети носились по платформе, кричали, визжали, смеялись, но у меня не хватало духу призвать их к порядку, уж больно хорошо они проводили время. Я бы и сама с удовольствием побегала с ними наперегонки.
Последними на платформе появилась Регина Роберваль в сопровождении гувернантки Алисии. Вот уж кто подготовился основательно: пальто до колена с белым норковым воротником и укороченными рукавами, изящные кожаные перчатки с опушкой, модная шляпка с вуалью. Щеки румяные, глаза блестят — картинка, да и только. Словно не в лес собралась, а на прогулку по главному проспекту столицы. И Регину она принарядила: короткое красное пальтишко, шапочка с помпоном, толстый шарф, который Регина тотчас же размотала и отдала Ланзо, увидев, что нос у него посинел. Маленькая задавака все чаще приятно удивляла меня.
— Где твой папа? — спросила я ее. — Нам пора отправляться!
— Вон он, едет!
Она кивнула в сторону путей, и я увидела, что к вокзалу на всех парах по узкоколейке мчится удивительный агрегат.
* * *
Изящный открытый вагончик с поручнями, украшенными литыми завитушками, задорно стучал колесами и торопливо пыхтел; впереди был установлен спрятанный в медную коробку котел, из высокой трубы валил дым. Суровый дядька в картузе и очках-консервах сосредоточенно орудовал рычагами, на деревянном сиденье, живописно закинув руку на борт, устроился господин Роберваль в черном пальто и котелке.
— Это паровая дрезина, — со знающим видом пояснила Регина.
Паровая дрезина замедлила ход и остановилась. Роберваль распахнул дверцу и приглашающе махнул рукой:
— Забирайтесь!
Дважды детей просить не пришлось; они кинулись к дрезине с такой скоростью, что я испугалась — как бы не снесли вагон с колес!
Наконец, все расселись: вагончик оказался вместительным, сиденья из лакированного дерева удобными. Нам с Ланзо достались места напротив Роберваля, подле лесопромышленника расположились его дочь и Алисия. Гувернантка ловко уселась поближе к своему хозяину; я покосилась на их соприкасающиеся колени.
— Какое интересное средство передвижения, — заметила я. — Я думала, что дрезины — примитивные и медленные. А это прямо королевский прогулочный трамвай! Ваши работники тоже на таких ездят?
— Пусть у детей сегодня будет праздник, — ответил Роберваль с легкой улыбкой. — Работники, конечно, добираются на простых дрезинах и паровозах. Многие живут в бараках при пилораме. Некоторые предпочитают снимать комнаты в городе. Я плачу им достаточно.
Застучал двигатель, дрезина тронулась, ветер ударил в лицо. Но холодно мне больше не было; от топки шли волны тепла.
Вагончик выехал за пределы города и нырнул в коридор сосен и елей. Стук колес стал громче, и со всех сторон его множило эхо. Дети притихли и глазели по сторонам. Выглянуло солнце, стволы зазолотились, между ними клубился легкий голубой туман — значит, небо над ним чистое. Густо пахло смолой и увядшей травой.