Теперь лес совсем не казался страшным — он казался сказочным. И если сейчас мелькнет между сосен лесное диво, то это будет олень с золотыми рогами или добрая фея в платье из зеленого мха, а если разбойник появится, то веселый, белозубый, в шляпе с пером. И лукавой ухмылкой, от которой трепещут сердца девиц.
Иногда мы проезжали рябины, они стояли так близко к пути, что Ланзо исхитрился и сорвал на ходу красную гроздь. Он протянул ее Регине, и та пришпилила ягоды к шапочке.
— Нам долго ехать? — спросила я Роберваля.
— Еще минут десять. Мы едем по старой узкоколейке. Ей теперь не пользуются, но я выбрал этот путь, потому что отсюда можно увидеть башенки особняка Грабба. Думал, вам будет интересно.
— Конечно! — воскликнула я и добавила с досадой: — Жаль, фотоаппарата нет. Те снимки с горы не удались; Анвил их проявил, и ничего не видать, кроме черных пятен. Что-то я напутала.
Вспомнив об Анвиле, который содрал с меня за проявку два кронодора и по кронодору за печать каждого снимка, я призадумалась. Стоит все же побеседовать с ним о приключении в лесу и поинтересоваться, что он о нем думает. Пока этого сделать не удалось: Анвил был занят, когда я явилась к нему с пленкой, в дом не пустил, забрал пакет и деньги, а потом оставил готовые фотографии в школе. Последние дни он не выходил из дома и в городе не появлялся. У него шел важный эксперимент: аэростат исправно качался в небе, дом изобретателя трещал и гудел, а у всех, кто оказывался поблизости, волосы поднимались дыбом от разлитого в воздухе электричества.
— Вы уже написали свою статью?
— Еще нет.
— Вот, сейчас будет прогалина, и увидите особняк. Он тут недалеко, за болотом. Там, говорят, сохранилась старая гаченая дорога — то есть, настил.
— Значит, до особняка можно добраться?
— Можно, но к такой вылазке надо подготовиться.
Дети замолчали и повернули головы налево. Повернулась и я, и увидела черные зубцы башен, вздымающиеся над вершинами сосен — удивительно близко! И хоть день по-прежнему был ярок и весел, душу царапнуло недоброе предчувствие, словно на сердце легла тень далеких башен особняка призрачного разбойника.
Особняк давно пропал из виду, но встревоженные шепотки в вагоне не утихали.
— Ну-ка, Шульц, поддай пару! — приказал Роберваль, дядька у топки кивнул, двинул рычагом, и дрезина понеслась вперед с умопомрачительной скоростью. Шульц потянул за шнурок, гудок басовито взревел, детские лица разом просветлели.
— Корнелиус, спасибо, — сказала я с чувством, памятуя, как трепетно он считает мои изъявления благодарности. — Вы устроили для детей не только познавательную экскурсию, но и чудесный аттракцион! Они долго не забудут эту поездку.
— Не за что, Эрика, — он широко улыбнулся и добавил вполголоса, чтобы Ланзо и Регина не услышали. — Но я делаю это не только ради детей. Мне приятно смотреть, как разрумянились ваши щеки и глаза сверкают.
Дети, может, и не обратили на его слова внимания, а вот Алисия обратила и все прекрасно услышала.
— Ох, господин Роберваль, совсем забыла! — воскликнула она веселым и немного злым голосом. — Утром, когда вы уже ушли, почтальон принес для вас два письма. Одно от нашей дорогой Вильгельмины. А вот и второе, деловое.
Она порылась в ридикюле и протянула Робервалю два конверта. Первый, надписанный изящным дамским почерком, он сунул в карман; а вот второй, из дешевой серой бумаги, он торопливо открыл и начал читать отпечатанный на машинке текст. И чем больше читал, тем больше хмурился. А потом поднял глаза и посмотрел на меня в упор. И взгляд его, такой озорной лишь десять минут назад, опять стал мертвенным и непроницаемым.
— Дурные вести? — озабоченно спросила я.
— Скорее, любопытные, — ответил он тяжелым тоном, продолжая пытливо изучать мое лицо. Потом мрачно усмехнулся и спрятал конверт в карман. — Подъезжаем. Вот и мой лесопромышленный завод. Дети, — повысил он голос, — Не вставайте, пока дрезина не остановится! Потом от меня не отходить, без спроса никуда не лезть. Будете шалить — уши оборву, понятно, парни? И девчонки тоже. Но уши — невелика потеря. На лесопилке можно запросто остаться без руки или ноги.
— Поня-я-ятно, — ответил нестройный хор голосов. Дрезина остановилась.
— И вы, госпожа Верден, присматривайте за своими учениками, — хмуро сказал Роберваль.
Ого, удивилась я. Госпожа Верден! А куда делась «Эрика»?
* * *
Роберваль привел нас на пригорок у края вырубки. Внизу мы увидели лесопромышленный завод. Зрелище меня поразило. Признаться, я ожидала совсем другого. Думала, будут груды бревен, кучи опилок да пара складов, а тут, оказывается, целый городок раскинулся!
С удивлением изучала я стены завода из хорошего кирпича, на прочном фундаменте — там, как поведал Роберваль, прятались машинное, котельное и лесопильное помещения. В окнах метались отблески пламени в топках, глухо рычали машины. У завода бродили рабочие, цепляли бревна крюками на длинных палках и подтаскивали их по настилу к пилораме под навесом.
Грохот стоял такой, что наверняка распугал всех лесных призраков в округе.
По причине выходного дня на лесопилке было немноголюдно. Быстрым шагом приблизился управляющий. Он поздоровался, нервно воткнул под бровь монокль, придирчиво оглядел нашу компанию.
— Георг, проведите их по заводу, — велел Роберваль. — Я буду рядом, но говорить придется вам.
— Дети, дети! — замахал руками Георг. — Сюда! Начнем, пожалуй, с пруда...
— Здесь нет реки? — спросила я Роберваля. — Насколько знаю, лесопилки ставят на реках, чтобы сплавлять лес и использовать силу воды для двигателей?
— Реки нет. Поэтому мы используем пар. Это и плюс, и минус. Сплавлять бревна сподручнее, чем перевозить по чугунке, но мы не зависим от сезона, да и отходы производства идут в дело — в топки котлов. Пруд мы устроили сами, чтобы отмывать и сортировать бревна.
Дав объяснения, он отошел к дочери и Алисии. Пришлось вместе с детьми слушать управляющего, хотя я бы предпочла беседовать с Корнелиусом.
Но и Георг знал свое дело. Он привел нас к складу, где отбраковывали лес. Поставил Дитмара и Влада у разных концов бревна. Дитмару вручил большой деревянный молоток, а Владу велел приложить ухо к торцу и слушать. Дитмар ударил молотком по срезу, Влад удивленно поднял брови.
— Если звук глухой, значит, дерево недоброкачественное, с гнилой сердцевиной, — объяснил управляющий.
Все дети захотели попробовать себя в роли приемщиков и сортировщиков. Дошла очередь и до меня. Я выбрала молоток, хорошенько размахнулась и ударила по торцу. Ланзо на другом конце бревна развел руками: ничего не слышно.
— Вы не так держите, — сказал Роберваль, отбирая у меня инструмент. — Вот так надо. Бейте сильнее.
Его ладонь в перчатке на миг легла на мою руку, но Роберваль тут же отстранился.
— Спасибо! — произнесла я выразительно, но он не улыбнулся, как делал в последнее время в ответ на благодарность.
— Вам на лесопилке пригодился бы Одаренный. Сенситив, который видит суть вещей и материалов. Он мог бы сразу сказать, какие бревна хорошие, а какие — плохие.
— На кой ляд он нам сдался, ваш Одаренный? У меня есть работники, которые дерево нутром чуют, — невежливо оборвал меня Роберваль. — Я и сам в этом разбираюсь. Жаль, с людьми не всегда сходу угадаешь, у кого сердцевина гниловата.
После этого он недобро глянул на меня, сунул руки в карманы пальто, отвернулся и затеял непонятный для меня разговор с десятником.
— Идемте на завод, посмотрите, как все работает, — велел управляющий, когда дети наигрались.
Мимо нас прямо через просеку, дыша паром и отрывисто гудя, покатил локомобиль с огромными колесами. Он тащил за собой обоз, нагруженный досками.
Дети с любопытством смотрели вслед диковинной машине, пока она не скрылась. А уж когда мы подошли к заводу, так и вовсе пораскрывали рты. Да и я глазела по сторонам, испуганная и очарованная настолько, что и думать забыла обо всем на свете.
Настоящее царство чугуна и пара, маховиков, ремней и шатунов! Мощное, хорошо отлаженное! И Роберваль его владыка.
Как и подобает хорошему владыке, он не стал терять времени и праздно гулять вместе с нашей группой; извинился, отошел и погрузился в дела.
Ходил от одного агрегата к другому, разговаривал с мастерами и работниками, советовался с ними о непонятных вещах, отчитывал, наставлял. Скинул пальто и принялся сам поправлять ремень. Потом налег на огромный рычаг; раздался скрежет, у Роберваля на лбу вздулись жилы, но рычаг уступил его силе и встал на нужное положение.
— Георг, проверьте, чтобы смазчик еще раз тут прошелся с масленкой! — приказал он раздосадовано.
Корнелиус хорошо знал свое царство, и я невольно испытала почтение перед его знаниями и умениями.
— Скоро заработает пила, — предупредил управляющий. — Смотрите на манометр; как стрелка встанет здесь, значит, давление в котлах подходящее.
Дети сгрудились у манометра, изучая дрожащую стрелку. Раздался гудок, пронзительный и длинный. Высокую трубу заволокло паром.
— Всем отойти и держаться вместе! — громко приказал Роберваль. — Это сигнал начала работы. Близко к пилам подходить нельзя!
— Слушайте моего папу! — строго вторила ему Регина. — Дитмар, дурак, куда полез! Сказано, стой на месте! Тут тебе не шутки, тут острые пилы крутятся и щепки летят! Попадет одна в глаз, вот тогда увидишь!
Рабочий с усилием повернул медное колесо-штурвал; другие огромные колеса начали вращаться, сначала медленно, потом все быстрее. Побежали ремни, пол задрожал. Все сипело, шипело, свистело и содрогалось. От осознания чудовищной мощи механизмов было весело и жутко.
Рабочие загрузили бревно на специальную тележку, закрепили зажимами, тележка поползла туда, где бешено крутились две пилы: одна сверху, другая снизу.
Зубья неумолимо впились в древесину, с визгом распуская ствол на доски. Во все стороны брызнули фонтаны опилок.
Зрелище было завораживающим и пугающим; меня даже озноб пробрал. Я обхватила себя руками и, не отрываясь, смотрела на работу механизмов. Колдовство, да и только! Как будто подчиненные Роберваля по его приказу разбудили железного дракона, пыщущего паром и жаром.
Не я одна испытывала подобные чувства.
— Ужасно, — тихо проговорила за моей спиной Алисия. — Что будет, если туда, под пилу, попадет человек?
— Легко представить, — сухо сказал Роберваль. Он подошел и встал так близко, что коснулся плечом моего плеча.
Я содрогнулась: то ли от его близости, то ли от слов Алисии. Мне совершенно не хотелось представлять, что может сделать с человеком такая пила.
— У вас часто бывают несчастные случаи?
— Нет. Если и бывают, то на делянках; когда валишь дерево, нужно смотреть в оба, не зевать и выполнять все правила безопасности.
— Опасная у вас работа.
— А я о чем твержу.
— Вы хорошо знаете свое производство.
— Конечно. В юности отец заставил меня работать везде: с топором, и на заточке пил, и на сортировке, и тут, наладчиком на пилораме. При необходимости могу заменить любого рабочего. Даже повара на полевой кухне, — усмехнулся он. — Кстати, о кухне; там мы еще не были. Дети наверняка проголодались. В лесу появляется зверский аппетит. Я распорядился, чтобы им приготовили то же, что и рабочим. Идемте! А потом пора домой.
* * *
Иногда мы проезжали рябины, они стояли так близко к пути, что Ланзо исхитрился и сорвал на ходу красную гроздь. Он протянул ее Регине, и та пришпилила ягоды к шапочке.
— Нам долго ехать? — спросила я Роберваля.
— Еще минут десять. Мы едем по старой узкоколейке. Ей теперь не пользуются, но я выбрал этот путь, потому что отсюда можно увидеть башенки особняка Грабба. Думал, вам будет интересно.
— Конечно! — воскликнула я и добавила с досадой: — Жаль, фотоаппарата нет. Те снимки с горы не удались; Анвил их проявил, и ничего не видать, кроме черных пятен. Что-то я напутала.
Вспомнив об Анвиле, который содрал с меня за проявку два кронодора и по кронодору за печать каждого снимка, я призадумалась. Стоит все же побеседовать с ним о приключении в лесу и поинтересоваться, что он о нем думает. Пока этого сделать не удалось: Анвил был занят, когда я явилась к нему с пленкой, в дом не пустил, забрал пакет и деньги, а потом оставил готовые фотографии в школе. Последние дни он не выходил из дома и в городе не появлялся. У него шел важный эксперимент: аэростат исправно качался в небе, дом изобретателя трещал и гудел, а у всех, кто оказывался поблизости, волосы поднимались дыбом от разлитого в воздухе электричества.
— Вы уже написали свою статью?
— Еще нет.
— Вот, сейчас будет прогалина, и увидите особняк. Он тут недалеко, за болотом. Там, говорят, сохранилась старая гаченая дорога — то есть, настил.
— Значит, до особняка можно добраться?
— Можно, но к такой вылазке надо подготовиться.
Дети замолчали и повернули головы налево. Повернулась и я, и увидела черные зубцы башен, вздымающиеся над вершинами сосен — удивительно близко! И хоть день по-прежнему был ярок и весел, душу царапнуло недоброе предчувствие, словно на сердце легла тень далеких башен особняка призрачного разбойника.
Особняк давно пропал из виду, но встревоженные шепотки в вагоне не утихали.
— Ну-ка, Шульц, поддай пару! — приказал Роберваль, дядька у топки кивнул, двинул рычагом, и дрезина понеслась вперед с умопомрачительной скоростью. Шульц потянул за шнурок, гудок басовито взревел, детские лица разом просветлели.
— Корнелиус, спасибо, — сказала я с чувством, памятуя, как трепетно он считает мои изъявления благодарности. — Вы устроили для детей не только познавательную экскурсию, но и чудесный аттракцион! Они долго не забудут эту поездку.
— Не за что, Эрика, — он широко улыбнулся и добавил вполголоса, чтобы Ланзо и Регина не услышали. — Но я делаю это не только ради детей. Мне приятно смотреть, как разрумянились ваши щеки и глаза сверкают.
Дети, может, и не обратили на его слова внимания, а вот Алисия обратила и все прекрасно услышала.
— Ох, господин Роберваль, совсем забыла! — воскликнула она веселым и немного злым голосом. — Утром, когда вы уже ушли, почтальон принес для вас два письма. Одно от нашей дорогой Вильгельмины. А вот и второе, деловое.
Она порылась в ридикюле и протянула Робервалю два конверта. Первый, надписанный изящным дамским почерком, он сунул в карман; а вот второй, из дешевой серой бумаги, он торопливо открыл и начал читать отпечатанный на машинке текст. И чем больше читал, тем больше хмурился. А потом поднял глаза и посмотрел на меня в упор. И взгляд его, такой озорной лишь десять минут назад, опять стал мертвенным и непроницаемым.
— Дурные вести? — озабоченно спросила я.
— Скорее, любопытные, — ответил он тяжелым тоном, продолжая пытливо изучать мое лицо. Потом мрачно усмехнулся и спрятал конверт в карман. — Подъезжаем. Вот и мой лесопромышленный завод. Дети, — повысил он голос, — Не вставайте, пока дрезина не остановится! Потом от меня не отходить, без спроса никуда не лезть. Будете шалить — уши оборву, понятно, парни? И девчонки тоже. Но уши — невелика потеря. На лесопилке можно запросто остаться без руки или ноги.
— Поня-я-ятно, — ответил нестройный хор голосов. Дрезина остановилась.
— И вы, госпожа Верден, присматривайте за своими учениками, — хмуро сказал Роберваль.
Ого, удивилась я. Госпожа Верден! А куда делась «Эрика»?
* * *
Роберваль привел нас на пригорок у края вырубки. Внизу мы увидели лесопромышленный завод. Зрелище меня поразило. Признаться, я ожидала совсем другого. Думала, будут груды бревен, кучи опилок да пара складов, а тут, оказывается, целый городок раскинулся!
С удивлением изучала я стены завода из хорошего кирпича, на прочном фундаменте — там, как поведал Роберваль, прятались машинное, котельное и лесопильное помещения. В окнах метались отблески пламени в топках, глухо рычали машины. У завода бродили рабочие, цепляли бревна крюками на длинных палках и подтаскивали их по настилу к пилораме под навесом.
Грохот стоял такой, что наверняка распугал всех лесных призраков в округе.
По причине выходного дня на лесопилке было немноголюдно. Быстрым шагом приблизился управляющий. Он поздоровался, нервно воткнул под бровь монокль, придирчиво оглядел нашу компанию.
— Георг, проведите их по заводу, — велел Роберваль. — Я буду рядом, но говорить придется вам.
— Дети, дети! — замахал руками Георг. — Сюда! Начнем, пожалуй, с пруда...
— Здесь нет реки? — спросила я Роберваля. — Насколько знаю, лесопилки ставят на реках, чтобы сплавлять лес и использовать силу воды для двигателей?
— Реки нет. Поэтому мы используем пар. Это и плюс, и минус. Сплавлять бревна сподручнее, чем перевозить по чугунке, но мы не зависим от сезона, да и отходы производства идут в дело — в топки котлов. Пруд мы устроили сами, чтобы отмывать и сортировать бревна.
Дав объяснения, он отошел к дочери и Алисии. Пришлось вместе с детьми слушать управляющего, хотя я бы предпочла беседовать с Корнелиусом.
Но и Георг знал свое дело. Он привел нас к складу, где отбраковывали лес. Поставил Дитмара и Влада у разных концов бревна. Дитмару вручил большой деревянный молоток, а Владу велел приложить ухо к торцу и слушать. Дитмар ударил молотком по срезу, Влад удивленно поднял брови.
— Если звук глухой, значит, дерево недоброкачественное, с гнилой сердцевиной, — объяснил управляющий.
Все дети захотели попробовать себя в роли приемщиков и сортировщиков. Дошла очередь и до меня. Я выбрала молоток, хорошенько размахнулась и ударила по торцу. Ланзо на другом конце бревна развел руками: ничего не слышно.
— Вы не так держите, — сказал Роберваль, отбирая у меня инструмент. — Вот так надо. Бейте сильнее.
Его ладонь в перчатке на миг легла на мою руку, но Роберваль тут же отстранился.
— Спасибо! — произнесла я выразительно, но он не улыбнулся, как делал в последнее время в ответ на благодарность.
— Вам на лесопилке пригодился бы Одаренный. Сенситив, который видит суть вещей и материалов. Он мог бы сразу сказать, какие бревна хорошие, а какие — плохие.
— На кой ляд он нам сдался, ваш Одаренный? У меня есть работники, которые дерево нутром чуют, — невежливо оборвал меня Роберваль. — Я и сам в этом разбираюсь. Жаль, с людьми не всегда сходу угадаешь, у кого сердцевина гниловата.
После этого он недобро глянул на меня, сунул руки в карманы пальто, отвернулся и затеял непонятный для меня разговор с десятником.
— Идемте на завод, посмотрите, как все работает, — велел управляющий, когда дети наигрались.
Мимо нас прямо через просеку, дыша паром и отрывисто гудя, покатил локомобиль с огромными колесами. Он тащил за собой обоз, нагруженный досками.
Дети с любопытством смотрели вслед диковинной машине, пока она не скрылась. А уж когда мы подошли к заводу, так и вовсе пораскрывали рты. Да и я глазела по сторонам, испуганная и очарованная настолько, что и думать забыла обо всем на свете.
Настоящее царство чугуна и пара, маховиков, ремней и шатунов! Мощное, хорошо отлаженное! И Роберваль его владыка.
Как и подобает хорошему владыке, он не стал терять времени и праздно гулять вместе с нашей группой; извинился, отошел и погрузился в дела.
Ходил от одного агрегата к другому, разговаривал с мастерами и работниками, советовался с ними о непонятных вещах, отчитывал, наставлял. Скинул пальто и принялся сам поправлять ремень. Потом налег на огромный рычаг; раздался скрежет, у Роберваля на лбу вздулись жилы, но рычаг уступил его силе и встал на нужное положение.
— Георг, проверьте, чтобы смазчик еще раз тут прошелся с масленкой! — приказал он раздосадовано.
Корнелиус хорошо знал свое царство, и я невольно испытала почтение перед его знаниями и умениями.
— Скоро заработает пила, — предупредил управляющий. — Смотрите на манометр; как стрелка встанет здесь, значит, давление в котлах подходящее.
Дети сгрудились у манометра, изучая дрожащую стрелку. Раздался гудок, пронзительный и длинный. Высокую трубу заволокло паром.
— Всем отойти и держаться вместе! — громко приказал Роберваль. — Это сигнал начала работы. Близко к пилам подходить нельзя!
— Слушайте моего папу! — строго вторила ему Регина. — Дитмар, дурак, куда полез! Сказано, стой на месте! Тут тебе не шутки, тут острые пилы крутятся и щепки летят! Попадет одна в глаз, вот тогда увидишь!
Рабочий с усилием повернул медное колесо-штурвал; другие огромные колеса начали вращаться, сначала медленно, потом все быстрее. Побежали ремни, пол задрожал. Все сипело, шипело, свистело и содрогалось. От осознания чудовищной мощи механизмов было весело и жутко.
Рабочие загрузили бревно на специальную тележку, закрепили зажимами, тележка поползла туда, где бешено крутились две пилы: одна сверху, другая снизу.
Зубья неумолимо впились в древесину, с визгом распуская ствол на доски. Во все стороны брызнули фонтаны опилок.
Зрелище было завораживающим и пугающим; меня даже озноб пробрал. Я обхватила себя руками и, не отрываясь, смотрела на работу механизмов. Колдовство, да и только! Как будто подчиненные Роберваля по его приказу разбудили железного дракона, пыщущего паром и жаром.
Не я одна испытывала подобные чувства.
— Ужасно, — тихо проговорила за моей спиной Алисия. — Что будет, если туда, под пилу, попадет человек?
— Легко представить, — сухо сказал Роберваль. Он подошел и встал так близко, что коснулся плечом моего плеча.
Я содрогнулась: то ли от его близости, то ли от слов Алисии. Мне совершенно не хотелось представлять, что может сделать с человеком такая пила.
— У вас часто бывают несчастные случаи?
— Нет. Если и бывают, то на делянках; когда валишь дерево, нужно смотреть в оба, не зевать и выполнять все правила безопасности.
— Опасная у вас работа.
— А я о чем твержу.
— Вы хорошо знаете свое производство.
— Конечно. В юности отец заставил меня работать везде: с топором, и на заточке пил, и на сортировке, и тут, наладчиком на пилораме. При необходимости могу заменить любого рабочего. Даже повара на полевой кухне, — усмехнулся он. — Кстати, о кухне; там мы еще не были. Дети наверняка проголодались. В лесу появляется зверский аппетит. Я распорядился, чтобы им приготовили то же, что и рабочим. Идемте! А потом пора домой.
* * *