– Хорошо, если я не стану первым, – усмехнувшись, сказал Мэнсики. Однако его глаза нисколько не смеялись. Он был серьезен.

– Не беспокойтесь. Я напишу ваш портрет с превеликим удовольствием.

– Это хорошо, – сказал он. Сделал паузу и продолжил: – Извините за прихоть, но у меня тоже есть одно маленькое пожелание.

Я опять посмотрел прямо ему в глаза.

– Какое?

– Если, конечно, это возможно, я бы хотел попросить вас рисовать меня свободно, не сковывая себя рамками официального портрета. Конечно, если вы хотите рисовать так называемый портрет, я не против. Можете написать в обычной манере, как вы это делали до сих пор. Однако если вам захочется попробовать какой-нибудь новый, до сих пор никем не применявшийся прием, я буду только рад.

– Новый прием, говорите?

– Пусть это будет любой стиль, какой вам по душе.

– Иными словами, вы не против, если я нарисую, как некогда рисовал Пикассо – когда оба глаза получались с одной стороны?

– Если вы захотите нарисовать меня так, я совершенно не возражаю. И полностью вам доверяю.

– И вы повесите это на стену своего кабинета?

– У меня пока что нет кабинета. Поэтому скорее всего я повешу его на стену у себя в библиотеке. Если, конечно, вы не станете возражать.

Разумеется, я не стал. Для меня нет разницы, какая будет стена. Я недолго подумал, а затем сказал:

– Мэнсики-сан, я очень признателен вам за такие слова. Но хоть вы и даете мне свободу выбора – конкретный замысел так сразу на ум не придет. Я – простой портретист, долгое время следовал определенным шаблонам и стилю. Даже если мне велят позабыть об ограничениях формального портрета, порой эти самые ограничения – сама суть творческого метода. Поэтому, боюсь, мне придется писать типичный портрет привычными приемами. Вас это устроит?

Он развел руками:

– Конечно. Поступайте, как считаете нужным. Для меня главное – чтобы вас ничто не стесняло.

– Вот что еще: если вы собираетесь сами позировать для портрета, вам придется несколько раз приезжать в мастерскую и подолгу сидеть в кресле. Полагаю, вы – человек занятой. Сможете?

– Время я найду когда угодно, потому что работа с натуры – мое изначальное условие. Буду приезжать и сидеть неподвижно в кресле, сколько выдержу. Тем временем мы сможем неспешно беседовать. Вы же не против беседы?

– Конечно, не против. Более того, я только «за». Вы для меня – загадка. Чтобы вас нарисовать, мне, пожалуй, нужно узнать вас лучше.

Мэнсики улыбнулся и спокойно покачал головой. Пока он качал головой, его белоснежные волосы плавно колыхались, будто зимняя степь от дуновений ветра.

– Похоже, вы меня все-таки переоцениваете. Нет во мне ничего загадочного. О себе я помалкиваю, просто чтобы не выглядеть занудой.

Он улыбнулся, и морщинки опять устремились в уголки его глаз. То была очень чистая, прямая улыбка человека с открытой душой. Но вряд ли дело только в ней, подумал я. В Мэнсики все же есть какая-то тайна. Она – в ларце, запертом на ключ и зарытом в землю. Причем зарытом настолько давно, что сверху все поросло шелковистой травой. И место, где покоится ларец, знает лишь один человек на всем белом свете – сам Мэнсики. Я не мог не уловить за его улыбкой одиночества, покрытого тайной.



Еще минут двадцать мы проговорили, обсуждая детали: когда он начнет сюда приезжать, как долго сможет находиться. На прощанье в дверях он очень непринужденно протянул мне руку, и я непринужденно ее пожал. Возможно, обмен крепким рукопожатием при встрече и расставании – одна из его привычек. Я смотрел в окно: вот он надел солнцезащитные очки, вынул из кармана брюк ключи, уселся в серебристый «ягуар» (который казался крупным, хорошо выдрессированным, гладким зверем), и машина изящно покатилась вниз по склону. Затем я вышел на террасу и посмотрел на белый дом на вершине горы, куда он, вероятно, и возвращался.

Странный человек, подумал я. Вполне приветливый, не особо молчаливый – при этом о себе практически ничего не рассказал. Вот что я о нем узнал: живет в стильном доме по другую сторону лощины, занимается работой, как-то связанной с информационными технологиями, часто ездит за границу. И еще – что он поклонник оперы. Помимо этого мне о нем ничего не известно. Есть у него семья или нет, сколько ему лет, откуда он родом, когда поселился на вершине той горы? Если вдуматься, он даже не назвал свое имя – только фамилию.

И все же зачем так настаивать, чтобы его портрет написал именно я? Хотелось бы полагать, что причиной тому – мой неоспоримый талант, очевидный для любого, кто видел мои работы. Но из разговора я понял, что им движет и нечто иное. Вполне вероятно, что мои портреты действительно вызвали у него определенный интерес. Я не считаю, конечно, будто Мэнсики мне солгал, однако не настолько я простодушен, чтобы принимать его слова за чистую монету.

Итак, что нужно от меня человеку с фамилией Мэнсики? В чем его цель? Какое либретто подготовил он для меня?

Непосредственная встреча и откровенная беседа не дали мне ответов на эти вопросы. Наоборот, загадок только прибавилось. К примеру, откуда у него такие превосходные белые волосы? За их белизной кроется нечто необычное. Подобно рыбаку из рассказа Эдгара Аллана По, который попал в мощнейший водоворот и за одну ночь поседел, Мэнсики, возможно, пережил какой-то сильный страх.

Село солнце, и в белом особняке на другой стороне лощины зажегся свет. Свет – очень яркий, ламп – в изобилии. Похоже, этот дом проектировал самоуверенный архитектор, который даже не задумывался о счетах за электричество. А может, заказчик, маниакально боящийся темноты, потребовал от архитектора построить дом, весь до последнего уголка оборудованный светильниками. Как бы там ни было, издалека здание напоминало роскошный лайнер, тихо скользящий по волнам ночного моря.

Я улегся в шезлонг на своей темной террасе и, потягивая белое вино, разглядывал огни дома напротив. Надеялся, что господин Мэнсики выйдет к себе на террасу, но в тот вечер он не появился. Но вот, допустим, выйдет он – и что мне делать? Размахивать руками?

Со временем, думаю, все станет понятно само по себе. Помимо этого надеяться мне было не на что.





8

Нет худа без добра




В среду, проведя часовое занятие в изокружке с группой взрослых, я заехал в интернет-кафе неподалеку от станции Одавара и первым делом запустил поиск «Гугла» на слово «Мэнсики». Ни одной фамилии с такими иероглифами не нашлось. Лишь выплеснулся поток статей на тему «водительских прав» и «частичной цветовой слепоты»[17]. Информация о господине Мэнсики в сети отсутствовала. А раз так, его слова об анонимности были похожи на правду. Разумеется, если Мэнсики – его настоящая фамилия. Но интуиция подсказывала, что он вряд ли стал бы представляться вымышленным именем. Нелогично, если он, сказав, где живет, утаил бы свою настоящую фамилию. К тому же, если называться вымышленным именем, то, без какой-то особой на то причины, логичнее выбрать имя попроще, чтоб особо не выделяться.


Вернувшись домой, я позвонил Масахико Амаде. Поболтав сперва о пустяках, я спросил, не слышал ли тот о соседе по фамилии Мэнсики, жившем на той стороне лощины. И рассказал о поместье из белого бетона на вершине противоположной горы. Тот помнил дом весьма смутно.

– Говоришь, Мэнсики? – переспросил Амада. – Как пишется?

– «Избавляться от цвета».

– Прямо как в суйбокуга[18]!

– Белый и черный – тоже цвета, – напомнил я.

– Теоретически – да. Говоришь, Мэнсики? Нет, такое имя слышать не приходилось. И с чего бы мне знать, кто там живет на горе по другую сторону лощины? Я и по эту-то никого не знаю. А что – он как-то с тобою связан?

– Так, возникло одно общее дело, – сказал я. – Вот и подумал, может, ты о нем что-нибудь знаешь.

– В интернете смотрел?

– Поискал в «Гугле», но все впустую.

– А на «Фейсбуке»? В этих… социальных сетях?

– Нет, я в этом ничего не понимаю.

– Пока ты дремлешь после обеда в обнимку с паграми во Дворце морского дракона[19], прогресс не стоит на месте. Ладно, я постараюсь выяснить сам. Если что-нибудь узнаю, перезвоню. Идет?

– Буду признателен.

Тут Масахико умолк – похоже, о чем-то задумался.

– Слушай. Погоди. Как ты сказал? Мэнсики? – переспросил Масахико.

– Да, Мэнсики. «Мэн» – как в слове «магазин беспошлинной торговли», «сики» – «цвет» в слове «колорит».

– Мэн-си-ки, – повторил он. – Кажется, раньше я все-таки где-то слышал это имя, но, может, я просто заблуждаюсь.

– Имя редкое. Такое раз услышишь – вряд ли забудется.

– Именно. Вот оно где-то и засело в извилинах. Но когда это было, где его слышал, совершенно не помню. Как будто рыбная косточка застряла в горле.

Я попросил сообщить, если вспомнит. Масахико заверил, что так и поступит.



Положив трубку, я перекусил. Пока ел – позвонила та замужняя женщина, с которой я встречался. Спросила, можно ли ей приехать завтра во второй половине дня.

– Давай! – кратко ответил я, после чего спросил наудачу: – Кстати, не слышала о человеке по фамилии Мэнсики? Он живет здесь неподалеку.

– Мэнсики? Фамилия такая, что ли?

Я объяснил, как пишется.

– Нет, не слышала, – ответила она.

– Помнишь белый бетонный дом по ту сторону лощины? Он там живет.

– Да, дом тот я помню. Его хорошо видно с террасы, да?

– Это и есть его дом.

– То есть там живет этот человек?

– Да.

– И что с ним не так?

– С ним все нормально. Просто я хотел спросить, знаешь ты его или нет?

Ее голос на миг помрачнел.

– Это как-то связано со мной?

– Нет, с тобой – ничего общего.

Она вздохнула, будто у нее отлегло от сердца.