– Тогда жди меня завтра. Примерно к половине второго.

Я ответил:

– Жду! – положил трубку и продолжил трапезу.



Несколько позже позвонил Масахико.

– Оказывается, в префектуре Кагава живут несколько человек по фамилии Мэнсики, – сообщил он. – Возможно, твой господин Мэнсики как-то связан с этим местом. Что касается Мэнсики, проживающего в окрестностях Одавары, нигде никакой информации я не обнаружил. Кстати, как его имя?

– Имя он не назвал. Чем занимается, тоже не знаю. Говорил, что как-то связан с информационными технологиями, и, судя по стилю его жизни, весьма преуспел. Больше ничего мне не известно. Сколько ему лет, тоже неясно.

На это Масахико ответил:

– Вот как? Тогда сдаюсь. Информация – это ведь товар. И если хорошенько заплатить, можно начисто замести свои следы. Это тем более несложно провернуть, если человек сведущ в информационных технологиях.

– Хочешь сказать, Мэнсики-сан каким-то образом искусно удаляет всю информацию о себе? Ты серьезно?

– Да, похоже, так оно и есть. Я потратил уйму времени, проверяя разные сайты, но не обнаружил ни единого упоминания. Очень редкая приметная фамилия, но совершенно нигде не значится. Нечего и говорить – странно все это. Тебе вряд ли известно, что некоторым публичным людям очень нелегко сдерживать утечку информации о себе. Уверен, и о тебе, и обо мне есть такие данные, о существовании которых мы даже не подозреваем. И это о нас – никому не нужной мелюзге. А важным персонам скрыться – дело архисложное. Вот в таком мире мы и живем, нравится нам это или нет. Тебе, например, доводилось видеть информацию о себе?

– Нет, ни разу.

– Вот лучше не видеть и дальше.

Я сказал, что и не подумывал.

Эффективный сбор самой разной информации – часть моей работы.

Так же говорил Мэнсики? Если он имеет свободный доступ к информации, видимо, может в своих интересах ее и удалять?

– К слову, этот Мэнсики говорил, что видел несколько моих портретов в интернете.

– И что? – вставил Масахико.

– И… заказал мне написать свой, отметив, что мои работы ему по душе.

– Но ты ведь отказался? Сказал, что больше этим не занимаешься?

Я промолчал.

– Или не так? – спросил Масахико.

– По правде говоря – не отказался.

– Почему? Ты же вроде решил твердо?

– Потому что гонорар уж очень солидный. Вот и подумал – что, если порисовать еще разок?

– Ради денег?

– Это, несомненно, веская причина. Дохода-то у меня сейчас практически никакого. Вскоре встанет вопрос, на что жить дальше. Пока я обхожусь малым, но случись что-нибудь…

– Н-да… и сколько тебе обещали?

Я назвал сумму. Масахико аж присвистнул.

– Тогда другое дело, – сказал он. – Действительно взять этот заказ есть смысл. Ты поди тоже опешил, услышав сумму?

– Еще бы! Конечно.

– Если подумать, вряд ли в мире найдется другой такой ценитель, чтоб выкладывал такую сумму за портрет.

– Я знаю.

– Только не пойми меня неправильно – я не хочу сказать, что у тебя нет таланта. Ты в этом деле профи и свою работу всегда делал четко и ладно. За что тебя и ценили. Из всех наших однокашников сейчас живописью маслом так или иначе можешь заработать на хлеб лишь ты один. Не знаю, насколько вкусен этот твой хлеб, но, во всяком случае, это достойно уважения. Однако, если начистоту, ты не Рембрандт и не Делакруа – и даже не Энди Уорхол.

– Это я тоже, разумеется, прекрасно знаю.

– А если ты это знаешь – конечно, прекрасно понимаешь, что предложенная тебе сумма с точки зрения здравого смысла нелепа.

– Конечно, понимаю.

– И он случайно живет почти рядом с тобой.


– Всё так.

– Случайно – это мягко сказано.

Я молчал.

– Здесь должен быть какой-то подвох, тебе не кажется? – спросил Масахико.

– Я и сам об этом думал. Но не могу понять, в чем он?

– Но за работу при этом ты взялся?

– Взялся. Приступаю послезавтра.

– Потому что хочешь заработать?

– И поэтому тоже, но не только. Есть и другая причина, – заметил я. – Откровенно говоря, хочется посмотреть, что из этого выйдет. Вот самая главная причина. Хочу удостовериться, за что клиент готов платить такие деньги. И если там есть изнанка, я хочу узнать, какая она.

– Вот оно что, – вздохнув, сказал Масахико. – Тогда держи меня в курсе. Заинтриговал. Сдается мне, все это может оказаться занятным!

Тут я почему-то вспомнил филина.

– Совсем забыл тебе сказать – на чердаке дома прижился одинокий филин, – сообщил я. – Такой маленький, серый. Днем спит на балке, а по ночам выбирается через вентиляционное окно наружу и летает за добычей. Когда он там поселился, не знаю, но, похоже, ту балку он облюбовал как насест.

– На чердаке?

– Иногда с потолка доносились звуки, вот я и решил днем проверить.

– А-а. Я и не знал, что на чердак можно забраться.

– В стенном шкафу гостевой комнаты есть люк на чердак. Но там очень тесно, мансардой это не назовешь. Вот филину для жизни – самое оно.

– Но это ведь хорошо, – сказал Масахико. – Пока там живет филин, не поселятся ни мыши, ни змеи. К тому же я где-то слышал: это доброе предзнаменование, если в доме живет филин.

– Кто знает, может, это предзнаменование принесло мне высокий гонорар за портрет?

– Хорошо, если так, – улыбнувшись, сказал он. – Знаешь такое английское выражение: «A blessing in disguise»?

– Я не силен в языках.

– Замаскированное благословение. Благословение в иной форме. Нет худа без добра. Иными словами, кажущееся несчастье оказывается радостью. Разумеется, в мире бывает и наоборот. Теоретически.

«Теоретически», – повторил я про себя.

– Лучше держи ушки на макушке, – сказал он.

На что я ответил:

– Постараюсь.



На следующий день, в половине второго, приехала подруга, и мы, как обычно, сразу улеглись в постель. А между двумя актами почти не разговаривали. В тот день после обеда лил дождь. Сильный ливень – редкое для осени явление. Будто за окном – лето в разгаре. Подгоняемые ветром крупные капли громко тарабанили в стекло, и, как мне показалось, донесся даже раскат грома. Стоило толстым черным тучам миновать лощину, как дождь прекратился, и горы приобрели свой прежний темный оттенок. Выпорхнули прятавшиеся где-то от дождя птички и, бойко щебеча, взялись усердно искать насекомых. Окончание дождя для них – подходящее время пообедать. Сквозь обрывки туч проглянуло солнце, и в его лучах заблестели капли на ветках деревьев. Пока шел дождь, мы занимались сексом и ничего не замечали вокруг, не думали о погоде за окном. А когда закончили, дождь чуть ли не сразу прекратился, будто только этого и ждал.

Мы нагишом закутались в одеяло и болтали. В основном говорили о школьных успехах двух ее дочерей. Старшая училась хорошо, получала высокие оценки и хлопот не доставляла. Младшая учебу ненавидела и при всяком удобном случае пыталась увиливать от уроков. Однако выросла она общительной и незастенчивой. К тому же девочкой она была красивой, нравилась окружающим и хорошо успевала по спортивным дисциплинам.

– Может, не мучить ее учебой? Пусть пробивается на телевидение? Я склоняюсь к тому, чтобы отдать ее в школу актерского мастерства.

До чего же странное это дело… Лежу рядом с женщиной, которую знаю без году неделя, и слушаю ее рассказы о дочерях, которых даже в глаза не видел. К тому же чуть ли не определяю их дальнейшую судьбу. Причем мы оба – в чем мать родила. Я бы не сказал, что мне было неприятно случайно заглядывать в жизнь по сути незнакомого мне человека. Мне вообще нравилось урывками общаться с людьми, в дальнейшем ничем со мной не связанными. Оказавшись прямо передо мной, они находились где-то очень далеко. За этими разговорами подруга продолжала сжимать мой обмякший пенис, и тот вскоре вновь обрел упругость.

– Что-нибудь сейчас рисуешь?

– Не особо, – признался я.

– Что, нет творческого порыва?

Я говорил уклончиво:

– Как бы то ни было, с завтрашнего дня необходимо приниматься за работу.

– Будешь писать картину на заказ?

– Да, иногда нужно и зарабатывать.