– Элеонора!
К ней подошел Алекс Портал.
– Элеонора, прости! Прости меня… Ты говорила правду, но, Бог да смилуется надо мною, я тебе не совсем верил…
Мистера Саттерсуэйта невероятно интересовали отношения между людьми, но он прежде всего был джентльменом. Его воспитание подсказывало ему, что окно надо закрыть. Так он и сделал.
Только очень медленно.
Он услышал ее голос, изысканный и неописуемый по своей красоте:
– Я знаю, я все знаю. Ты прошел через настоящий ад. Как и я когда-то. Любить – беззаветно верить и все-таки сомневаться; отбрасывать сомнения и видеть, как они возникают вновь и вновь… Я прошла через это, Алекс… Я все это знаю… Но есть ад пострашнее этого, и в нем я жила все последние годы. Я видела сомнение в твоих глазах, видела страх… и это отравляло нашу любовь. Этот человек, этот случайный прохожий спас меня от смерти. Понимаешь, я больше не могла этого переносить. Сегодня ночью я бы… я бы убила себя… Алекс… Алекс…
Тайна багдадского сундука
Мое внимание привлек прежде всего заголовок, о чем я и сказал своему другу, Эркюлю Пуаро. Никого из упоминавшихся в заметке людей я не знал, так что мой интерес был беспристрастным интересом человека со стороны. И Пуаро с этим согласился.
– Да, в этом есть какой-то налет тайны, аромат Востока… Сундук, вполне вероятно, какая-нибудь жалкая подделка под эпоху короля Якова[20] с Тоттенхэм-Корт-роуд, – и, тем не менее, тот репортер, который придумал назвать его «Багдадским сундуком», явно получил знамение свыше. А слово «тайна», несомненно, очень удачно размещено по соседству, хотя я и понимаю, что тайны в этом деле очень мало.
– Согласен. Дело жутковатое и мрачное, но отнюдь не таинственное.
– Жутковатое и мрачное, – задумчиво повторил Пуаро.
– Хотя само дело достаточно необычно… – Я встал и начал ходить по комнате. – Убийца расправляется с этим мужчиной – своим другом, – прячет его труп в сундук, а уже через полчаса отплясывает в этой же комнате с супругой своей жертвы. Подумать только! Если б она хоть на секунду представила себе…
– Все правильно, – подтвердил Пуаро все тем же задумчивым тоном. – В данном случае эта пресловутая черта – женская интуиция – дала, судя по всему, сбой.
– И вечеринка, как видно, проходила очень весело, – продолжил я, слегка вздрогнув. – А все то время, пока они танцевали и играли в покер, в одной комнате с ними лежал мертвец… Сюжет, достойный театральной пьесы.
– Такая пьеса уже написана, – сказал Пуаро. – Но не стоит расстраиваться, Гастингс, – постарался успокоить меня он. – Если тема была уже использована один раз, то это вовсе не значит, что ее нельзя использовать вторично. Так что сочиняйте свою драму.
Взяв газету, я вгляделся в довольно размытую фотографию и медленно произнес:
– Она, должно быть, очень красивая женщина. Видно даже по этому снимку.
Под фотографией была помещена подпись: «Недавний снимок миссис Клэйтон, вдовы убитого».
Пуаро взял газету у меня из рук.
– Да, – согласился он. – Она красива. Несомненно, рождена на погибель мужскому полу. – И со вздохом вернул мне газету. – Dieu merci[21], что я не обладатель пылкого темперамента. Это спасло меня от многих неудобств. И за это я должным образом благодарен Всевышнему.
Не помню, чтобы мы продолжили обсуждение этого дела. В тот момент оно совершенно не заинтересовало Пуаро. Факты были настолько очевидными, и в них было так мало неопределенности, что обсуждение их показалось нам пустой тратой времени.
Мистер и миссис Клэйтон, а также майор Рич уже довольно давно знали друг друга. В тот самый день, десятого марта, Клэйтоны приняли приглашение майора Рича на вечеринку. Однако где-то в половине восьмого вечера Клэйтон объяснил одному из своих друзей, майору Кёртису, с которым они вместе выпивали, что его неожиданно вызвали в Шотландию и что он едет туда восьмичасовым поездом.
– У меня как раз остается время, чтобы заскочить к старине Джеку и все ему объяснить, – продолжил Клэйтон. – Маргарита, конечно, будет на вечеринке, а мне очень жаль, но Джек меня поймет.
И мистер Клэйтон выполнил свое обещание. Без двадцати восемь он появился в доме майора Рича. Самого майора в этот момент не было дома, но его слуга, хорошо знавший мистера Клэйтона, пригласил последнего зайти и немного подождать. Мистер Клэйтон объяснил, что у него нет времени ждать, но он, тем не менее, зайдет и напишет хозяину короткую записку. Еще он добавил, что ему надо успеть на поезд.
Слуга, соответственно, провел его в гостиную.
Минут пять спустя майор Рич, который, по-видимому, вошел так тихо, что слуга его не услышал, открыл дверь в гостиную, позвал слугу и велел тому сходить за сигаретами. Слуга, естественно, решил, что мистер Клэйтон уже ушел.
Вскоре после этого стали собираться гости. Это были миссис Клэйтон, майор Кёртис и мистер и миссис Спенс. Вечер они провели, танцуя под фонограф и играя в покер. Ушли гости все вместе сразу же после двенадцати.
На следующее утро, войдя в гостиную, слуга с удивлением обнаружил большое пятно, испачкавшее ковер под и перед предметом обстановки, привезенным майором с Востока и известным под названием «Багдадский сундук».
Слуга инстинктивно поднял крышку сундука – и с ужасом обнаружил под ней сложенное пополам тело мужчины с кинжалом в сердце.
В ужасе слуга выбежал на улицу и позвал ближайшего полицейского. Выяснилось, что тело принадлежит мистеру Клэйтону. Почти сразу же майор Рич был арестован. Линия защиты, которую, судя по всему, избрал майор, состояла в полном отрицании своей вины. Накануне мистера Клэйтона он не видел и впервые услышал о его поездке в Шотландию от миссис Клэйтон.
Таковы были непреложные факты. Естественно, что количество различных гипотез и предположений зашкаливало. Близкая дружба и отношения между миссис Клэйтон и майором Ричем упоминались так часто, что только идиот не смог бы прочитать между строк. Мотив преступления был для всех абсолютно ясен.
Большой опыт приучил меня никогда не исключать возможность безосновательной клеветы. Предлагаемый мотив мог, несмотря на его очевидность, оказаться просто несуществующим. И причиной убийства могли быть совершенно другие обстоятельства. Но одно было несомненно – убийцей являлся именно майор Рич.
Как я уже сказал, дело могло на этом и закончиться, если б мы с Пуаро не были тем вечером приглашены на прием у леди Чаттертон.
Пуаро, везде вслух осуждая подобные мероприятия и заявляя о своей приверженности к затворничеству, втайне обожал их. Он наслаждался тем, что на подобных сборищах о нем говорили и относились к нему, как к настоящему светскому льву.
На таких приемах Пуаро только что не мурлыкал от удовольствия. Мне случалось видеть, как он как должное воспринимал самые невероятные комплименты и отвечал на них такими дремучими банальностями, что я могу воспроизвести их лишь с большим трудом.
Иногда он спорил со мной по этому вопросу.
– Друг мой, я же не англосакс. Почему я должен лицемерить? Да, да, именно это делаете все вы. Летчик, совершивший трудный перелет, чемпион по теннису – все они смотрят на тебя с презрением превосходства, и в то же время неразборчиво бормочут, что все это «сущая ерунда». Но так ли они думают на самом деле? Ни в коем случае. Они были бы рады, если б кто-нибудь третий воспел их подвиги. Они ведь люди мыслящие, поэтому прекрасно всё понимают. Но воспитание не позволяет им хвалить самих себя. А я – я вовсе не такой. И те таланты, которыми я обладаю, – я с удовольствием поделюсь ими с окружающими. Случилось так, что в моей узкой области со мной никто не может сравниться. C’est dommage![22] Мне остается только открыто и без всякого лицемерия признаться, что я великий человек. Мои мыслительные способности, аккуратность и методичность развиты невероятно. Я, ни много ни мало, Эркюль Пуаро! Тогда почему я должен краснеть, заикаться и бормотать себе под нос, что я человек глупый? Ведь это будет неправдой.
– Да, на свете существует только один Пуаро, – соглашался я с ним не без некоторой неприязни, которую мой друг, к сожалению, вообще не замечал.
Леди Чаттертон была одной из самых ярых почитательниц Пуаро. Начав с необъяснимого поведения ее пекинеса, ему удалось размотать целую цепочку событий, позволивших поймать грабителя и взломщика. С тех пор леди Чаттертон на всех углах возносила ему хвалу.
Должен заметить, что Пуаро, собравшийся на прием, это нечто! Его безукоризненный вечерний фрак, изысканный узел белого галстука, идеальный пробор, блестящий лак его волос и, наконец, достигнутая путем длительных мучений роскошь его знаменитых усов – все вместе это создавало идеальный портрет прожженного денди. В такие моменты было практически невозможно воспринимать этого небольшого мужчину всерьез.
Было уже около половины одиннадцатого, когда леди Чаттертон, спланировав на нас, изящно выдернула Пуаро из группы почитателей и утащила его как свою добычу, – думаю, не стоит говорить о том, что я следовал за ними по пятам.
– Я хотела бы, чтобы вы поднялись в мой кабинет наверху, – сказала, немного задыхаясь, хозяйка, когда мы отошли достаточно далеко, чтобы остальные гости ее не услышали. – Вы же знаете, где он, месье Пуаро. Там вы найдете человека, которому очень нужна ваша помощь, – и я знаю, что вы ей поможете. Она – одна из моих ближайших подруг, так что не говорите ей «нет».
Не прекращая разговаривать, леди Чаттертон энергично продвигалась вперед. Распахнув дверь, она воскликнула:
– Маргарита, дорогая, я привела его! И он сделает все, о чем ты его попросишь. Ведь вы же поможете миссис Клэйтон, месье Пуаро, правда?
И, будучи уверенной в ответе, она исчезла с той энергичностью, которая уже давно стала ее визитной карточкой.
Миссис Клэйтон, сидевшая в кресле возле окна, встала и пошла нам навстречу. Одета она была в глубокий траур – черный цвет подчеркивал бледность ее лица. Это была удивительно красивая женщина, причем в ней чувствовалась какая-то детская искренность, делавшая ее очарование совершенно неотразимым.
– Алиса Чаттертон такая милая, – сказала она. – Организовала эту встречу… Сказала, что вы, месье Пуаро, можете мне помочь. Конечно, я не знаю, согласитесь ли вы, но надеюсь, что согласитесь.
Она протянула руку, и Пуаро взял ее в свои. Он задержал руку на те несколько мгновений, пока внимательно изучал ее хозяйку. При этом в его манерах не было ничего грубого, а взгляд моего друга скорее напоминал изучающий взгляд знаменитого врача, смотрящего на приведенного к нему нового пациента.
– А вы уверены, мадам, – спросил он наконец, – что я смогу вам помочь?
– Так сказала мне Алиса.
– Понятно, но я спрашиваю вас, мадам.
Женщина слегка порозовела.
– Я не понимаю, о чем вы.
– Что вы, мадам, хотите, чтобы я сделал для вас?
– А вы… вы знаете, кто я?
– Естественно.
– Тогда вы, месье Пуаро и капитан Гастингс, можете догадаться, о чем я вас попрошу. – Мне было приятно, что она знает меня по имени. – Майор Рич не убивал моего мужа.
– Почему?
– Простите?
Пуаро улыбнулся, заметив ее смущение.
– Я спросил «почему?», – повторил он.
– Я не уверена, что понимаю вас.
– И в то же время все очень просто. Полиция и адвокаты – они зададут вам один и тот же вопрос: «Почему майор Рич убил мистера Клэйтона?» Я же спрашиваю вас о прямо противоположном. Я спрашиваю, мадам, почему майор Рич не убивал мистера Клэйтона?
– Вы хотите понять, почему я так в этом уверена?.. Ну, я просто знаю. Я слишком хорошо знаю майора Рича.
– Вы слишком хорошо знаете майора Рича, – повторил за ней Пуаро бесцветным голосом.
Миссис Клэйтон покраснела.
– Правильно – они все так говорят, они все так думают… О-о-о, я все знаю!
– C’est vrai[23]. И об этом они тоже будут вас спрашивать – насколько хорошо вы знаете майора. Может быть, вы будете отвечать правду, может быть, будете врать. Женщине иногда полезно соврать: ложь – это хорошее оружие. Но есть три человека, мадам, которым женщина всегда должна говорить правду: исповеднику, парикмахеру и своему детективу, если, конечно, она ему доверяет. А вы мне доверяете, мадам?
Маргарита глубоко вздохнула.
– Да, – ответила она. – Доверяю. Я должна… – добавила она совсем по-детски.
– Итак, как хорошо вы знаете майора Рича?
К ней подошел Алекс Портал.
– Элеонора, прости! Прости меня… Ты говорила правду, но, Бог да смилуется надо мною, я тебе не совсем верил…
Мистера Саттерсуэйта невероятно интересовали отношения между людьми, но он прежде всего был джентльменом. Его воспитание подсказывало ему, что окно надо закрыть. Так он и сделал.
Только очень медленно.
Он услышал ее голос, изысканный и неописуемый по своей красоте:
– Я знаю, я все знаю. Ты прошел через настоящий ад. Как и я когда-то. Любить – беззаветно верить и все-таки сомневаться; отбрасывать сомнения и видеть, как они возникают вновь и вновь… Я прошла через это, Алекс… Я все это знаю… Но есть ад пострашнее этого, и в нем я жила все последние годы. Я видела сомнение в твоих глазах, видела страх… и это отравляло нашу любовь. Этот человек, этот случайный прохожий спас меня от смерти. Понимаешь, я больше не могла этого переносить. Сегодня ночью я бы… я бы убила себя… Алекс… Алекс…
Тайна багдадского сундука
Мое внимание привлек прежде всего заголовок, о чем я и сказал своему другу, Эркюлю Пуаро. Никого из упоминавшихся в заметке людей я не знал, так что мой интерес был беспристрастным интересом человека со стороны. И Пуаро с этим согласился.
– Да, в этом есть какой-то налет тайны, аромат Востока… Сундук, вполне вероятно, какая-нибудь жалкая подделка под эпоху короля Якова[20] с Тоттенхэм-Корт-роуд, – и, тем не менее, тот репортер, который придумал назвать его «Багдадским сундуком», явно получил знамение свыше. А слово «тайна», несомненно, очень удачно размещено по соседству, хотя я и понимаю, что тайны в этом деле очень мало.
– Согласен. Дело жутковатое и мрачное, но отнюдь не таинственное.
– Жутковатое и мрачное, – задумчиво повторил Пуаро.
– Хотя само дело достаточно необычно… – Я встал и начал ходить по комнате. – Убийца расправляется с этим мужчиной – своим другом, – прячет его труп в сундук, а уже через полчаса отплясывает в этой же комнате с супругой своей жертвы. Подумать только! Если б она хоть на секунду представила себе…
– Все правильно, – подтвердил Пуаро все тем же задумчивым тоном. – В данном случае эта пресловутая черта – женская интуиция – дала, судя по всему, сбой.
– И вечеринка, как видно, проходила очень весело, – продолжил я, слегка вздрогнув. – А все то время, пока они танцевали и играли в покер, в одной комнате с ними лежал мертвец… Сюжет, достойный театральной пьесы.
– Такая пьеса уже написана, – сказал Пуаро. – Но не стоит расстраиваться, Гастингс, – постарался успокоить меня он. – Если тема была уже использована один раз, то это вовсе не значит, что ее нельзя использовать вторично. Так что сочиняйте свою драму.
Взяв газету, я вгляделся в довольно размытую фотографию и медленно произнес:
– Она, должно быть, очень красивая женщина. Видно даже по этому снимку.
Под фотографией была помещена подпись: «Недавний снимок миссис Клэйтон, вдовы убитого».
Пуаро взял газету у меня из рук.
– Да, – согласился он. – Она красива. Несомненно, рождена на погибель мужскому полу. – И со вздохом вернул мне газету. – Dieu merci[21], что я не обладатель пылкого темперамента. Это спасло меня от многих неудобств. И за это я должным образом благодарен Всевышнему.
Не помню, чтобы мы продолжили обсуждение этого дела. В тот момент оно совершенно не заинтересовало Пуаро. Факты были настолько очевидными, и в них было так мало неопределенности, что обсуждение их показалось нам пустой тратой времени.
Мистер и миссис Клэйтон, а также майор Рич уже довольно давно знали друг друга. В тот самый день, десятого марта, Клэйтоны приняли приглашение майора Рича на вечеринку. Однако где-то в половине восьмого вечера Клэйтон объяснил одному из своих друзей, майору Кёртису, с которым они вместе выпивали, что его неожиданно вызвали в Шотландию и что он едет туда восьмичасовым поездом.
– У меня как раз остается время, чтобы заскочить к старине Джеку и все ему объяснить, – продолжил Клэйтон. – Маргарита, конечно, будет на вечеринке, а мне очень жаль, но Джек меня поймет.
И мистер Клэйтон выполнил свое обещание. Без двадцати восемь он появился в доме майора Рича. Самого майора в этот момент не было дома, но его слуга, хорошо знавший мистера Клэйтона, пригласил последнего зайти и немного подождать. Мистер Клэйтон объяснил, что у него нет времени ждать, но он, тем не менее, зайдет и напишет хозяину короткую записку. Еще он добавил, что ему надо успеть на поезд.
Слуга, соответственно, провел его в гостиную.
Минут пять спустя майор Рич, который, по-видимому, вошел так тихо, что слуга его не услышал, открыл дверь в гостиную, позвал слугу и велел тому сходить за сигаретами. Слуга, естественно, решил, что мистер Клэйтон уже ушел.
Вскоре после этого стали собираться гости. Это были миссис Клэйтон, майор Кёртис и мистер и миссис Спенс. Вечер они провели, танцуя под фонограф и играя в покер. Ушли гости все вместе сразу же после двенадцати.
На следующее утро, войдя в гостиную, слуга с удивлением обнаружил большое пятно, испачкавшее ковер под и перед предметом обстановки, привезенным майором с Востока и известным под названием «Багдадский сундук».
Слуга инстинктивно поднял крышку сундука – и с ужасом обнаружил под ней сложенное пополам тело мужчины с кинжалом в сердце.
В ужасе слуга выбежал на улицу и позвал ближайшего полицейского. Выяснилось, что тело принадлежит мистеру Клэйтону. Почти сразу же майор Рич был арестован. Линия защиты, которую, судя по всему, избрал майор, состояла в полном отрицании своей вины. Накануне мистера Клэйтона он не видел и впервые услышал о его поездке в Шотландию от миссис Клэйтон.
Таковы были непреложные факты. Естественно, что количество различных гипотез и предположений зашкаливало. Близкая дружба и отношения между миссис Клэйтон и майором Ричем упоминались так часто, что только идиот не смог бы прочитать между строк. Мотив преступления был для всех абсолютно ясен.
Большой опыт приучил меня никогда не исключать возможность безосновательной клеветы. Предлагаемый мотив мог, несмотря на его очевидность, оказаться просто несуществующим. И причиной убийства могли быть совершенно другие обстоятельства. Но одно было несомненно – убийцей являлся именно майор Рич.
Как я уже сказал, дело могло на этом и закончиться, если б мы с Пуаро не были тем вечером приглашены на прием у леди Чаттертон.
Пуаро, везде вслух осуждая подобные мероприятия и заявляя о своей приверженности к затворничеству, втайне обожал их. Он наслаждался тем, что на подобных сборищах о нем говорили и относились к нему, как к настоящему светскому льву.
На таких приемах Пуаро только что не мурлыкал от удовольствия. Мне случалось видеть, как он как должное воспринимал самые невероятные комплименты и отвечал на них такими дремучими банальностями, что я могу воспроизвести их лишь с большим трудом.
Иногда он спорил со мной по этому вопросу.
– Друг мой, я же не англосакс. Почему я должен лицемерить? Да, да, именно это делаете все вы. Летчик, совершивший трудный перелет, чемпион по теннису – все они смотрят на тебя с презрением превосходства, и в то же время неразборчиво бормочут, что все это «сущая ерунда». Но так ли они думают на самом деле? Ни в коем случае. Они были бы рады, если б кто-нибудь третий воспел их подвиги. Они ведь люди мыслящие, поэтому прекрасно всё понимают. Но воспитание не позволяет им хвалить самих себя. А я – я вовсе не такой. И те таланты, которыми я обладаю, – я с удовольствием поделюсь ими с окружающими. Случилось так, что в моей узкой области со мной никто не может сравниться. C’est dommage![22] Мне остается только открыто и без всякого лицемерия признаться, что я великий человек. Мои мыслительные способности, аккуратность и методичность развиты невероятно. Я, ни много ни мало, Эркюль Пуаро! Тогда почему я должен краснеть, заикаться и бормотать себе под нос, что я человек глупый? Ведь это будет неправдой.
– Да, на свете существует только один Пуаро, – соглашался я с ним не без некоторой неприязни, которую мой друг, к сожалению, вообще не замечал.
Леди Чаттертон была одной из самых ярых почитательниц Пуаро. Начав с необъяснимого поведения ее пекинеса, ему удалось размотать целую цепочку событий, позволивших поймать грабителя и взломщика. С тех пор леди Чаттертон на всех углах возносила ему хвалу.
Должен заметить, что Пуаро, собравшийся на прием, это нечто! Его безукоризненный вечерний фрак, изысканный узел белого галстука, идеальный пробор, блестящий лак его волос и, наконец, достигнутая путем длительных мучений роскошь его знаменитых усов – все вместе это создавало идеальный портрет прожженного денди. В такие моменты было практически невозможно воспринимать этого небольшого мужчину всерьез.
Было уже около половины одиннадцатого, когда леди Чаттертон, спланировав на нас, изящно выдернула Пуаро из группы почитателей и утащила его как свою добычу, – думаю, не стоит говорить о том, что я следовал за ними по пятам.
– Я хотела бы, чтобы вы поднялись в мой кабинет наверху, – сказала, немного задыхаясь, хозяйка, когда мы отошли достаточно далеко, чтобы остальные гости ее не услышали. – Вы же знаете, где он, месье Пуаро. Там вы найдете человека, которому очень нужна ваша помощь, – и я знаю, что вы ей поможете. Она – одна из моих ближайших подруг, так что не говорите ей «нет».
Не прекращая разговаривать, леди Чаттертон энергично продвигалась вперед. Распахнув дверь, она воскликнула:
– Маргарита, дорогая, я привела его! И он сделает все, о чем ты его попросишь. Ведь вы же поможете миссис Клэйтон, месье Пуаро, правда?
И, будучи уверенной в ответе, она исчезла с той энергичностью, которая уже давно стала ее визитной карточкой.
Миссис Клэйтон, сидевшая в кресле возле окна, встала и пошла нам навстречу. Одета она была в глубокий траур – черный цвет подчеркивал бледность ее лица. Это была удивительно красивая женщина, причем в ней чувствовалась какая-то детская искренность, делавшая ее очарование совершенно неотразимым.
– Алиса Чаттертон такая милая, – сказала она. – Организовала эту встречу… Сказала, что вы, месье Пуаро, можете мне помочь. Конечно, я не знаю, согласитесь ли вы, но надеюсь, что согласитесь.
Она протянула руку, и Пуаро взял ее в свои. Он задержал руку на те несколько мгновений, пока внимательно изучал ее хозяйку. При этом в его манерах не было ничего грубого, а взгляд моего друга скорее напоминал изучающий взгляд знаменитого врача, смотрящего на приведенного к нему нового пациента.
– А вы уверены, мадам, – спросил он наконец, – что я смогу вам помочь?
– Так сказала мне Алиса.
– Понятно, но я спрашиваю вас, мадам.
Женщина слегка порозовела.
– Я не понимаю, о чем вы.
– Что вы, мадам, хотите, чтобы я сделал для вас?
– А вы… вы знаете, кто я?
– Естественно.
– Тогда вы, месье Пуаро и капитан Гастингс, можете догадаться, о чем я вас попрошу. – Мне было приятно, что она знает меня по имени. – Майор Рич не убивал моего мужа.
– Почему?
– Простите?
Пуаро улыбнулся, заметив ее смущение.
– Я спросил «почему?», – повторил он.
– Я не уверена, что понимаю вас.
– И в то же время все очень просто. Полиция и адвокаты – они зададут вам один и тот же вопрос: «Почему майор Рич убил мистера Клэйтона?» Я же спрашиваю вас о прямо противоположном. Я спрашиваю, мадам, почему майор Рич не убивал мистера Клэйтона?
– Вы хотите понять, почему я так в этом уверена?.. Ну, я просто знаю. Я слишком хорошо знаю майора Рича.
– Вы слишком хорошо знаете майора Рича, – повторил за ней Пуаро бесцветным голосом.
Миссис Клэйтон покраснела.
– Правильно – они все так говорят, они все так думают… О-о-о, я все знаю!
– C’est vrai[23]. И об этом они тоже будут вас спрашивать – насколько хорошо вы знаете майора. Может быть, вы будете отвечать правду, может быть, будете врать. Женщине иногда полезно соврать: ложь – это хорошее оружие. Но есть три человека, мадам, которым женщина всегда должна говорить правду: исповеднику, парикмахеру и своему детективу, если, конечно, она ему доверяет. А вы мне доверяете, мадам?
Маргарита глубоко вздохнула.
– Да, – ответила она. – Доверяю. Я должна… – добавила она совсем по-детски.
– Итак, как хорошо вы знаете майора Рича?