Ну чем мне не глянулся… да хотя бы тот же Астор? Его вон ни сводить с ума, ни даже убивать не нужно. Я посмотрела на рыжего. Видимо, слишком выразительно. Потому как Крон непроизвольно опять потянулся к поясу, за которым были метательные звезды.

— Ведьма… — настороженно произнес он, словно я была сейчас готовым вот-вот взорваться пульсаром.

— Магда? — Эрриан обернулся и даже шагнул ко мне.

— Уже вечереет, — ляпнула первое, что пришло в голову. — И если мы разобрались с тем, что Астор не вселял демона в служку, то давайте расходиться. Мне еще, как хеллвильской ведьме, кладбище надо зачистить.

Я обреченно оглянулась вокруг. Кажется, сказала что-то не то. Во всяком случае, Джером так закашлялся, что даже согнулся пополам. Мажета растерянно выпустила его руку. И тут смуглый, распрямившись и делая шаг назад, заявил, что у него появились срочные дела. Заплатку вон на штаны поставить, носки шерстяные надеть… А затем воткнул одолженный у Эрриана меч в снег и, перемахнув через могильную ограду, припустил к выходу с кладбища. Опомнившаяся Мажета рванула следом.

Проводив парочку ироничной улыбкой, Астор повернулся к нам с Эррианом.

— Ну что же, госпожа ведьма, господин темный, — нарочито официально произнес он. — Не могу сказать, что рад был нашей встрече. Посему, если у вас ко мне больше нет вопросов, то я пойду.

Не дожидаясь ответа, рыжий развернулся и зашагал в ту же сторону, куда ранее умчались Джером и Мажета.

— Он еще не раз попытается тебя убить. — Не знаю, зачем я произнесла это вслух.

Странно, но Эрриан даже не удивился.

— Думаешь, придет уже сегодня ночью или подождет до завтра?

— Если отданный ему приказ чем-то напоминал тот, что прислали мне, особо медлить он не будет.

— А ты будешь? — На меня смотрели темные, как штормовое море, глаза Эрриана.

Он не спрашивал о вестнике и о послании. Казалось, ему нужен был ответ лишь на один вопрос, который он сейчас задал. И он искал его. Искал в моих глазах.

— Я не хочу. — Признание далось легко. Даже дышать после него стало свободнее.





ГЛАВА 9




Казалось, Эрриан сейчас наклонит голову и его теплые жесткие губы прикоснутся к моим. Да что казалось, мне этого хотелось, и я качнулась ему навстречу. Темный это заметил. Коварная улыбка на миг скользнула по его губам, и прозвучало совершенно неожиданное:

— Магда, тебе никто не говорил, что, как бы ты ни маскировалась под демона, у тебя все равно нимб торчит?

— Что? — опешила я.

— Ни одна темная ведьма не будет зачищать за собой кладбище не только от гримов. Даже от вурдалаков. Максимум, что она сделает, — закроет ворота, чтобы нечисть не разбежалась. А также в качестве большого одолжения может поднять парочку трупов, дабы тот же грим, погнавшись за двумя умертвиями, стал третьим.

М-да… Мне до истинной ведьмы как тем пресловутым зомби под слоем могильной земли: еще расти и расти. Пока я размышляла, лунный выдернул из снега оставленный Джеромом парный клинок, обтер оба меча и вложил в ножны. Мне ничего не оставалось, как взять свое «оружие» — котелок. Инкуб не показывался. То ли решил, что с него на сегодня хватит, то ли попросту задрыг: морозец ближе к ночи начал крепчать.

Я еще раз посмотрела на кладбище. Если здесь и были следы призыва, то сегодня их качественно замели. Причем хвостами, лапами и подошвами. Магический фон от количества сдохших враз тварей и вовсе зашкаливал. Кажется, нам здесь и вправду делать нечего. Во всяком случае, сегодня. Хотя…

Спустя четверть удара колокола Эрриан громко постучал в двери храма. Не сказать чтобы он жаждал туда попасть. Просто одна целительница решила, что идти по пути порока, то бишь становиться ведьмой бесплатно, не стоит. Едва Панфий появился на пороге, я уведомила его, что на вверенной святому отцу прихрамовой территории происходит форменное безобразие. Оное регламентируется в классификаторе общих магических нарушений как «пренебрежение должностными обязанностями, повлекшее за собой возникновение, размножение и распространение нечисти третьего класса опасности». За сей проступок — штраф от ста пятидесяти до пятисот золотых. В особо тяжких случаях, вызвавших гибель мирного населения, — до шести лет рудников.

Пока ошалевший от такой новости Панфий беззвучно разевал рот, словно рыба, вытащенная из воды, я радостно сообщила, что ему несказанно повезло. Ведь нас с ним связывают узы, которые, как считают ведьмы, куда сильнее дружеских.

При этих словах святой отец подпрыгнул так, что его ночной колпак упал с головы. В ужасе выпучив глаза (чем довершил свое сходство с рыбой), замахал руками, будто пытался увернуться от драконьего плевка.

— Не верьте ей… — взвизгнул он, глядя мне за спину, туда, где стоял Эрриан, — она все брешет! Не было у нас никогда никаких таких связей!

— Кхе-кхе… — пришлось выразительно кашлянуть, чтобы вновь привлечь к себе внимание. — Вообще-то, я имела в виду деловые отношения. Ведь именно они, закрепленные не только улыбками, словами и рукопожатиями, но и регулярными денежными взносами, бывают самыми долговечными.

Тут святой отец облегченно выдохнул, а за моим плечом выразительно хмыкнули. Зато потом, когда я объявила, что исключительно из расположения к Панфию ликвидировала стаю гримов на погосте за символическую плату в пять… шесть… нет, семь золотых, деньги мне вручили, даже не пробуя торговаться. Да что там! Святой отец даже не возразил, что ему самому придется убирать тела тварей с погоста.

А помнится, в прошлый раз мне за убитую нежить ни медьки не заплатили. Дескать, ты же маг, прибывший по распределению, и нечисть — твоя работа.

Как только дверь закрылась и мы, спустившись со ступеней, немного отошли от храма, я сразу же отдала Эриану два золотых со словами: «Это твоя доля и Джерома».

Еще две монеты отложила для Мажеты и Астора.

— А остальные? — пряча улыбку, уточнил темный, следивший за моими манипуляциями.

— Один — мне. Один — котлу за проявленные отвагу и героизм в бодании ограды головой нежити.

— А последний? — изогнул бровь Эрриан.


— На налоги и взятки властям, — ответила я.

И попалась в ловушку.

— А вы знаете, госпожа Фокс, что сейчас перед вами представитель той самой власти — глава Хеллвиля.

— Самопровозглашенный. — Я подняла указательный палец вверх.

— Не суть. Главное, что я только сейчас понял, как хочу получить взятку. Очень! — Глаза Эрриана смеялись, но выражение лица было серьезным.

Нет уж! Этот золотой, полученный честным вымогательством у храмовника, я так просто не отдам. Из принципа. Я сильнее сжала монеты в кулаке, спрятала поглубже в карман и хмуро покосилась на лунного. Тот не выдержал и расхохотался.

Что?! Да этот темный форменно издевается! Ну, погоди у меня! И пусть заклинания мне сейчас не под силу — резерв на нуле. Но я не только ими хорошо умею кидаться.

Вокруг нас неспешно падал снег. Пышный, ажурный, он медленно кружился, словно мечты, что родом из детства. Легкие, будто молочная пена, сугробы лежали по краям улицы. Отступив пару шагов и неотрывно глядя в смеющиеся глаза, я резко зачерпнула целый котелок снега и тут же высыпала его на лунного. Тот или не ожидал от ведьмы такого коварства или просто поддался на провокацию, но уклонился лишь в последний момент. В меня мгновенно полетел ответный снежок и врезался в плечо.

Ах так?!

Спустя несколько ударов сердца котелок уже лежал где-то в снегу, а главная и единственная грозная хеллвильская ведьма со смехом и криком убегала от обстрела, впрочем не забывая и сама отвечать тем же.

А потом меня поймали сильные руки и закружили. И я поняла — Эрриан все же поддался: его мальчишество было частью коварного плана по усыплению бдительности одной светлой. Темный держал меня за талию, приподняв над землей. Я впервые смотрела на него сверху вниз. На шальную улыбку… В бездонные глаза цвета зимнего моря… И мне не хотелось, чтобы этот миг заканчивался.

Он опустил меня. Бережно, словно я была величайшей драгоценностью. Наши лица оказались близко. Непозволительно близко. Его дыхание на моих губах… Руки на моем теле… И наше одно на двоих желание. Нежное и отчаянное одновременно.

Я откинула голову. Рыжие волосы разметались по плечам, и на них медленно опускались снежинки — невесомые послания небес. Они опаляли кожу холодом и сами превращались не в воду — в капли счастливых воспоминаний.

Снег кружил в медленном чарующем танце, ложился на землю, деревья, неторопливо гнул своей тяжестью ветви, клонил дугой кусты малины, что росли под окном одного из домов. Переворачивал с ног на голову мой привычный мир… Или это не снег, а Эрриан?

Его взгляд. Мои полуоткрытые губы. Сильные руки, что прижимали меня к крепкому мужскому телу.

— Магда, — обреченно выдохнул он мое имя, словно не мог больше следовать правилам игры, которую сам же и затеял.

Слились наши губы. Наши тела. Наши души. В одном упоительно долгом, нежном, грешном поцелуе. Его ладони скользили по моей спине в тягучей ласковой пытке. Жаркое дыхание у виска и мужской аромат — волнующий, острый, желанный. Его хотелось пить глотками, к нему хотелось прикасаться. Он сводил с ума и был таким родным. Как и губы, как и руки, как и весь темный…

Он не просто целовал, он ласкал нежно, осторожно, обещая и дурманя. И я ощущала, как мое тело отзывается на эти прикосновения, как истома накрывает меня волной, сладостной, тягучей, блаженной.

— Эрриан, — выдохнула я, открывая глаза, когда темный на миг оторвался от меня.

Его глаза были черны, как сама Бездна. Жилка у виска бешено пульсировала, мышцы на шее вздулись, выдавая напряжение темного.

— Магда… Если бы ты знала, чего мне стоило остановиться… — Признание, короткое, как миг, неотвратимое, как проклятие, и обезоруживающее. — Я сделаю все, чтобы быть с тобой. Даже невозможное.

— Но сколько это продлится? — вырвалось у меня. — День, седмицу?

— Всю мою жизнь.

— Темные не боятся умирать. Темные не признаются в любви. Темные… Демон тебя дери, Эрриан. Я так не могу! — Я закусила губу. В моей душе поднималась волна отчаяния. — Тебе хорошо. Ты будешь со мной всю свою жизнь, сколько бы ее ни осталось. Но потом… Потом уйдешь. А я останусь наедине с болью потери. Второй раз. Я этого не переживу.

Эрриан окаменел. Миг назад меня держали надежные, заботливые руки, а сейчас я оказалась словно в гранит вмурованной.

— Кто он… — хрипло выдохнул темный. — Тот, кого ты…

— Не тот, — перебила я. — Та. Моя сила, которую я потеряла. И знаешь, это очень больно. Терять то, что является частью тебя.

— Ты меня не потеряешь. Обещаю. — Его ладонь легла на мою щеку, убирая… Нет, не слезы. Это просто снежинки растаяли. Точно! Именно снежинки.

— Ты моя ведьма…

Эрриан наклонился, чтобы еще раз меня поцеловать, и тут из соседнего сугроба раздалось:

— Она, может, и твоя ведьма, но я ее котел! И я задрыг в этом холоде!

Я когда-нибудь хотела убить котел? Еще нет, но сейчас настал именно такой момент. Мне захотелось прикопать эту утварь с особой жестокостью, причем не в сугроб, а просто прикопать! Словно чувствуя мое «чудесное» настроение, демон заискивающе попросил:

— Магда, ну будь хорошей ведьмой, достань меня, пожа-а-алуйс… та.

— Сдается мне, что «хорошая» в смысле правильная ведьма достала бы тебя сейчас из снега только затем, чтобы утопить в проруби, — тихо проворчала я.

И уже собралась лезть за этим отмороженным на весь котелок инкубом. Вот только Эрриан меня опередил. Сначала фразой «позволь мне», а потом, собственно, и достав инкуба из сугроба. Причем вроде бы темный ничего не сказал и даже не сделал. Вот только, судя по поведению, котелку вдруг стало в снегу тепло, светло, уютно. И Арр был готов просидеть в нем целую ночь.

Но если чернокнижник решил сделать доброе дело, спорить с ним и тяжело, и опасно. А коли поспоришь, то он сделает свое доброе дело с еще большим рвением, так что тебе будет не просто плохо, а демонски плохо.

В итоге весь оставшийся путь до моего дома котелок показательно молчал в духе «да прибудет вам обоим счастье, но подальше от меня», а мы с лунным разговаривали о всякой ерунде. Словно сегодня, сейчас заново познакомились. Словно он — не темный, я — не светлая, и не лежит между нами тысячелетняя вражда двух империй, клятвы и приказы.