– Да, но… много лет назад. С тех пор защитные системы стали куда мощнее.
– Верно. Но и мы не сидели, сложа руки. Живя бок о бок с людьми, мы постоянно обучались. Эвристическая система обучения – составляющая нашей общей нейросети. Это происходило само собой.
Авиетки Нины плавно покачивались у ног Дезертира, каждая размером с футбольный мяч. Они автоматически сканировали его нейросвязи, но, судя по обескураживающе-фиолетовому цвету диодов, у них ничего не получалось.
– Эй! – топнула на них Нина, и авиетки испуганно упорхнули на метр в сторону, зависнув в ожидании новых команд.
– Ничего страшного, – сказал Дезертир, – мне они не мешают, а просканировать все равно не смогут.
– Я забочусь о них, – объяснила Нина. – Их интеллект не особенно ладит с парадоксами. Вы – механизм, который должен обладать нейросхемой, но они не могут её нащупать. Боюсь, как бы у ребят мозги не вскипели. Вы же не обижаетесь на… механизм?
– Нет, это правда.
– Хорошо, а то… этика общения с Дезертирами – не моя специализация. Так, хм… зачем вы ломаете бар?
Дезертир стремительно развернул верхнюю половину корпуса к бару. Ноги остались в прежнем положении, и, почему-то, Нине это было неприятно.
– Мы ломаем не бар, а внешнюю часть платформы, – объяснил Дезертир.
– Зачем?
– Под ней в этом месте располагается запасной комплекс управления двигателями корабля.
Теперь уже Нина испуганно посмотрела на Давида. Тот растерянно переводил глаза с работающих Дезертиров на жутко-вывернутого киборга перед ними. И как-то странно шевелил губами, словно высчитывал что-то.
– Но двигатели Иводзимы давно демонтированы, – осторожно сказала Нина.
– Не все, – Дезертир развернул корпус в нормальное положение. – Я это точно знаю, поскольку когда-то Иво принадлежала мне. И я лично давал указания по демонтажу оборудования.
– Простите, а вы… кто? – спросила Нина.
Киборг ответил не сразу и металла в его голосе, как показалось Нине, на этот раз убавилось.
– Боюсь, что этот сектор памяти сейчас отключен, – наконец, ответил Дезертир, – или поврежден. Но я точно знаю, что когда-то владел этим кораблем. И ещё большой компанией. Очень большой.
– Какой компанией?
– Этот сектор памяти в порядке! – радостно, почти по-человечески воскликнул киборг. – Она называлась «Юниверсум Инк.».
Давид вскочил.
– Вам нужны не просто двигатели! – почти закричал он. – Вам нужны двигатели-разделения! Вы решили совершить межзвёздный скачек!
– Вы смогли восстановить в уме старую схему корабля, – довольно отметил Дезертир. – Великолепная память. Для человека. Но, если быть точными, мы собираемся совершить два межзвездных скачка. Мы обязаны выполнить то, для чего предназначены.
– Вы… – Нина почувствовала, как у неё пересохло горло. – Но вас создали для взрыва звезд.
– Это эвфемизм, мы не можем взрывать звезды. Мы вызываем катаклизмы, способные уничтожить все живое в избранной солнечной системе. Но это – всего лишь часть нашего плана.
Киборг снова развернулся корпусом, на этот раз в сторону восходящего солнца.
– В последнее дни мне сложно учитывать расход времени, видимо, ещё один повреждённый сектор. Но, думаю, сейчас около девяти часов утра. У вас остаётся три часа на то, чтобы покинуть Иво. Прежде, чем мы запустим двигатели.
Давид оббежал киборга и загородил ему вид. Он странно дышал, странно жестикулировал, странно говорил. «Да он же смертельно напуган», – подумала Нина, но сама ничего не чувствовала. Только какую-то неясную, тревожную пустоту под рёбрами. Словно ей удалили сердце.
– Послушайте, – закричал Давид. – Мы не позволим вам этого сделать! Вы проклятый рудимент прошлого! Вы не смеете вмешиваться в нашу жизнь! Сюда уже…
– Нет, ваша служба безопасности не успеет, – прервал его тираду киборг. – Мы взломали информационный маршрутизатор, и служба безопасности компании «Алфабет Констракт» не получила вашего сообщения. Если быть точным, мы перекрыли всю вашу внешнюю связь. Простите. В противном случае вы могли нам помешать.
11. Марк, Леша
«Айова» очнулся на втором часу вахты Марка. Стремительно. В несколько минут. Визуально ничего не изменилось, но все приборы «Ливерпуля» буквально взвыли, пытаясь сопротивляться внешнему вторжению. И не в силах его сдержать. А в это время, кружащие вокруг чёрной махины дроны один за другим перестали подавать признаки жизни и мертвыми кусками пластика повисли в пустоте, сорвавшись с маршрутных сеток.
– Что… Что это? Что происходит? – сонно хлопал глазами Леша. Он полусидел на койке, опираясь на локти и испуганно озирался. Два часа сна не способствуют нормальной аналитике.
– Этот ублюдок парализовал нас! – рявкнул Марк, пытаясь перезапустить навигационную консоль.
– Нас? В смысле… «Ливерпуль»? Опять?
– Нет! Всю экспедицию, включая материнский корабль! Он взломал нас и… похоже, выкачивает информацию.
– Ка… какую информацию?
– Я не знаю. И ни хрена не могу сделать, чтобы узнать!
Леша соскочил с койки и рухнул на пол.
– Да, и он вырубил регулировку тяготения, – виновато заметил Марк, – забыл предупредить.
Леша встал и, роняя пластиковые стаканы из-под кофе, спотыкаясь обо все, обо что только можно было споткнуться, поскальзываясь на пластиковых обертках от питательных батончиков, перебрался на своё место и выглянул в иллюминатор. Но там, не считая беспорядочно кружащих дронов, все было по-прежнему. «Айова», чем-то отдалено напоминающий едва освещённое беспорядочное нагромождение китайских пагод, был неподвижен. В действительности же, невидимая глазу информационная паутина, пропитанная разрушительным кодом боевого вируса, именно в это мгновение оплетала их флот.
Леша инстинктивно натянул на глаза штурманские очки, чтобы считать сигнатуру кода. Но без навигационной консоли очки были бесполезны.
– Когда это началось? – спросил Леша.
– Минуты три назад.
– Он хакнул нас за три минуты?
– Да хрен там! Он хакнул нас за 19 секунд. Три минуты назад.
– Но как? Он же… старый! А у нас новейшая система безопасности. Как это, вообще, возможно?
– Слушай, – раздраженно огрызнулся Марк, – я знаю не больше твоего. Наверное… наверное, все это время он изучал нас и обучался. Не знаю. Но ублюдок хакнул нас за 19 секунд, как будто мы не экспедиция Дальней Разведки, а школьная база данных!
Леша подтянул рукав. Его персональная консоль темнела мертвым экраном, не реагируя на манипуляции, словно была чем-то вроде глянцевого напульсника, а не сложнейшей аппаратурой, над разработкой которой трудились лучшие умы человечества.
– Мы в жопе, бро, – мрачно констатировал Марк, глядя на собственную персоналку.
– Внимание всем кораблям, – ожил приёмник общей связи, и Марк с Лешей одновременно вздрогнули, – говорит «Ревущий медведь». Немедленно, по всей эскадре перейти на запасной алгоритм протоколов 12, он не взломан. Повторяю, он не взломан. Переключиться в ручном режиме, принудительно. Всем прыгунам вернуться на материнский корабль. Мы эвакуируемся. Это не учебная тревога. Повторяю, это не учебная тревога.
– Нет, вот теперь мы в жопе, – помотал головой Марк и сорвал защитные пломбы с навигационной панели.
12. Томми
Время меняет людей, меняет всегда, меняет неизбежно. На хрен время, конечно, но в определённом возрасте становится все сложнее идти против фактов. Томми изменился так, что давным-давно перестал себя узнавать, и жил с самим собою, как с едва знакомым соседом. Ещё один уставший от большого мира старпер на Бахрейне. Его это устраивало. Он как-то быстро освоился с тем, что парня в старых армейских говнодавах больше нет. Ну и на хрен его, правильно?
Но когда вместо привычной старой, замшелой музыки, которую давно не слушает никто, кроме старперов Бахрейна, он услышал этого Элвиса Муна, что-то изменилось. Не сильно. Как будто на допотопном музыкальном пульте из двухсот ползунков, кто-то опустил один до нуля, а другой, наоборот, задрал до упора. Все остальные остались в прежнем положении, и это почти не повлияло на общее звучание. Но, вообще-то, между нами говоря, как раз вот такие «почти» превращают более менее сносные треки в крутые хиты. Мелочь, заусеница на мизинце, которую не замечаешь, пока не заденешь, но уж если задел, то она начнёт напоминать о себе постоянно.
Причём, откровенно говоря, песни у парня были паршивыми. Текста, музыка, аранжировка – все можно было сделать круче. Но в том, как Мун подавал это… «В этом что-то есть», – в десятитысячный раз думал Томми. Найти бы парню чувака, умеющего сочинять классные песни, набрать толковых музыкантов, и можно лететь, менять мир.
Томми медленно сел на кровати, ожидая привычный укол боли в пояснице. Тот не заставил себя ждать. Радикулит, верный кореш. Когда все про тебя забудут, можешь быть уверен, эта скотина останется с тобой до конца. Как там пела Молли из «Фак-о-Фак»? Что-то типа: «Если я постарею и повстречаюсь со своим радикулитом, прострелите меня». Как-то так, но в рифму.
Молли умерла год назад, что-то с сердцем. Но она этого не поняла, альцгеймер милостиво спас её от реальности десятью годами ранее. Томми ездил на похороны и даже немного поплакал. Благо, на дождливом Дататомаке это было незаметно, и проклятые папарацци ничего не отхватили.
Томми когда-то спал с Молли. Многие когда-то спали с Молли.
У Томми ещё сохранились кое-какие связи. Десяток парней, пишущих песни, можно было подтянуть хоть сейчас. Но все они были безнадежными стариками, и даже так – безнадежно устаревшими стариками. Томми понимал, что их музыка катастрофически не соответствует времени, точно так же, как и его собственная. Нет, нужен был кто-то молодой, современный, и в тоже время прорубающий фишку рок-н-ролла. А где его взять, безнадежно устаревший Томми понятия не имел.
Томми выглянул в иллюминатор и увидел только тьму. «Бюрократ» месил двигателями разделения межзвездное пространство, фильтруя его двоичную структуру, и игнорируя все нули, цеплялся за единицы. Космос, это место, где все события одновременно произошли и не произошли. Единицы и нули бытия.
У Бахрейна две луны: Федра и Легба. Какой бы плохой не была погода, как бы ни хмурились небеса пустыни, Томми всегда ощущал их присутствие, хотя и не всегда помнил, как эти луны называются. Он знал, что они где-то там. А здесь – только пустота, в которой намертво вязли все эти «где-то там». Не любил этого Томми, всегда не любил. Глядя в ничто, и сам себя ощущаешь ничем. Стремное чувство.
Томми покачал головой, перебирая в уме старые контакты. Он думал о Муне так, словно тот уже согласился с ним работать. А ведь не исключено, что этот пацан понятия не имеет, кто такой Томми, или, что ещё хуже, воспринимает его как аппендикс прошлого, рудимент. Тогда ничего не выйдет. Вообще-то, нормальные люди сначала связываются по консольной сети, договариваются о встрече, обговаривают условия…
На хрен нормальных людей, подумал Томми, подключая свою консоль к сети корабля и выводя запись Элвиса Муна на аудиосистему каюты. Надо увидеть этого парня в деле, и если вся его подача, если эта его трудноформулируемая фишка, эта его долбанная заусеница – не набор стадийных трюков, а врождённый талант, – что ж, хрен с ним, Томми сделает свой ход.
13. Бобби, Джезва
– Верно. Но и мы не сидели, сложа руки. Живя бок о бок с людьми, мы постоянно обучались. Эвристическая система обучения – составляющая нашей общей нейросети. Это происходило само собой.
Авиетки Нины плавно покачивались у ног Дезертира, каждая размером с футбольный мяч. Они автоматически сканировали его нейросвязи, но, судя по обескураживающе-фиолетовому цвету диодов, у них ничего не получалось.
– Эй! – топнула на них Нина, и авиетки испуганно упорхнули на метр в сторону, зависнув в ожидании новых команд.
– Ничего страшного, – сказал Дезертир, – мне они не мешают, а просканировать все равно не смогут.
– Я забочусь о них, – объяснила Нина. – Их интеллект не особенно ладит с парадоксами. Вы – механизм, который должен обладать нейросхемой, но они не могут её нащупать. Боюсь, как бы у ребят мозги не вскипели. Вы же не обижаетесь на… механизм?
– Нет, это правда.
– Хорошо, а то… этика общения с Дезертирами – не моя специализация. Так, хм… зачем вы ломаете бар?
Дезертир стремительно развернул верхнюю половину корпуса к бару. Ноги остались в прежнем положении, и, почему-то, Нине это было неприятно.
– Мы ломаем не бар, а внешнюю часть платформы, – объяснил Дезертир.
– Зачем?
– Под ней в этом месте располагается запасной комплекс управления двигателями корабля.
Теперь уже Нина испуганно посмотрела на Давида. Тот растерянно переводил глаза с работающих Дезертиров на жутко-вывернутого киборга перед ними. И как-то странно шевелил губами, словно высчитывал что-то.
– Но двигатели Иводзимы давно демонтированы, – осторожно сказала Нина.
– Не все, – Дезертир развернул корпус в нормальное положение. – Я это точно знаю, поскольку когда-то Иво принадлежала мне. И я лично давал указания по демонтажу оборудования.
– Простите, а вы… кто? – спросила Нина.
Киборг ответил не сразу и металла в его голосе, как показалось Нине, на этот раз убавилось.
– Боюсь, что этот сектор памяти сейчас отключен, – наконец, ответил Дезертир, – или поврежден. Но я точно знаю, что когда-то владел этим кораблем. И ещё большой компанией. Очень большой.
– Какой компанией?
– Этот сектор памяти в порядке! – радостно, почти по-человечески воскликнул киборг. – Она называлась «Юниверсум Инк.».
Давид вскочил.
– Вам нужны не просто двигатели! – почти закричал он. – Вам нужны двигатели-разделения! Вы решили совершить межзвёздный скачек!
– Вы смогли восстановить в уме старую схему корабля, – довольно отметил Дезертир. – Великолепная память. Для человека. Но, если быть точными, мы собираемся совершить два межзвездных скачка. Мы обязаны выполнить то, для чего предназначены.
– Вы… – Нина почувствовала, как у неё пересохло горло. – Но вас создали для взрыва звезд.
– Это эвфемизм, мы не можем взрывать звезды. Мы вызываем катаклизмы, способные уничтожить все живое в избранной солнечной системе. Но это – всего лишь часть нашего плана.
Киборг снова развернулся корпусом, на этот раз в сторону восходящего солнца.
– В последнее дни мне сложно учитывать расход времени, видимо, ещё один повреждённый сектор. Но, думаю, сейчас около девяти часов утра. У вас остаётся три часа на то, чтобы покинуть Иво. Прежде, чем мы запустим двигатели.
Давид оббежал киборга и загородил ему вид. Он странно дышал, странно жестикулировал, странно говорил. «Да он же смертельно напуган», – подумала Нина, но сама ничего не чувствовала. Только какую-то неясную, тревожную пустоту под рёбрами. Словно ей удалили сердце.
– Послушайте, – закричал Давид. – Мы не позволим вам этого сделать! Вы проклятый рудимент прошлого! Вы не смеете вмешиваться в нашу жизнь! Сюда уже…
– Нет, ваша служба безопасности не успеет, – прервал его тираду киборг. – Мы взломали информационный маршрутизатор, и служба безопасности компании «Алфабет Констракт» не получила вашего сообщения. Если быть точным, мы перекрыли всю вашу внешнюю связь. Простите. В противном случае вы могли нам помешать.
11. Марк, Леша
«Айова» очнулся на втором часу вахты Марка. Стремительно. В несколько минут. Визуально ничего не изменилось, но все приборы «Ливерпуля» буквально взвыли, пытаясь сопротивляться внешнему вторжению. И не в силах его сдержать. А в это время, кружащие вокруг чёрной махины дроны один за другим перестали подавать признаки жизни и мертвыми кусками пластика повисли в пустоте, сорвавшись с маршрутных сеток.
– Что… Что это? Что происходит? – сонно хлопал глазами Леша. Он полусидел на койке, опираясь на локти и испуганно озирался. Два часа сна не способствуют нормальной аналитике.
– Этот ублюдок парализовал нас! – рявкнул Марк, пытаясь перезапустить навигационную консоль.
– Нас? В смысле… «Ливерпуль»? Опять?
– Нет! Всю экспедицию, включая материнский корабль! Он взломал нас и… похоже, выкачивает информацию.
– Ка… какую информацию?
– Я не знаю. И ни хрена не могу сделать, чтобы узнать!
Леша соскочил с койки и рухнул на пол.
– Да, и он вырубил регулировку тяготения, – виновато заметил Марк, – забыл предупредить.
Леша встал и, роняя пластиковые стаканы из-под кофе, спотыкаясь обо все, обо что только можно было споткнуться, поскальзываясь на пластиковых обертках от питательных батончиков, перебрался на своё место и выглянул в иллюминатор. Но там, не считая беспорядочно кружащих дронов, все было по-прежнему. «Айова», чем-то отдалено напоминающий едва освещённое беспорядочное нагромождение китайских пагод, был неподвижен. В действительности же, невидимая глазу информационная паутина, пропитанная разрушительным кодом боевого вируса, именно в это мгновение оплетала их флот.
Леша инстинктивно натянул на глаза штурманские очки, чтобы считать сигнатуру кода. Но без навигационной консоли очки были бесполезны.
– Когда это началось? – спросил Леша.
– Минуты три назад.
– Он хакнул нас за три минуты?
– Да хрен там! Он хакнул нас за 19 секунд. Три минуты назад.
– Но как? Он же… старый! А у нас новейшая система безопасности. Как это, вообще, возможно?
– Слушай, – раздраженно огрызнулся Марк, – я знаю не больше твоего. Наверное… наверное, все это время он изучал нас и обучался. Не знаю. Но ублюдок хакнул нас за 19 секунд, как будто мы не экспедиция Дальней Разведки, а школьная база данных!
Леша подтянул рукав. Его персональная консоль темнела мертвым экраном, не реагируя на манипуляции, словно была чем-то вроде глянцевого напульсника, а не сложнейшей аппаратурой, над разработкой которой трудились лучшие умы человечества.
– Мы в жопе, бро, – мрачно констатировал Марк, глядя на собственную персоналку.
– Внимание всем кораблям, – ожил приёмник общей связи, и Марк с Лешей одновременно вздрогнули, – говорит «Ревущий медведь». Немедленно, по всей эскадре перейти на запасной алгоритм протоколов 12, он не взломан. Повторяю, он не взломан. Переключиться в ручном режиме, принудительно. Всем прыгунам вернуться на материнский корабль. Мы эвакуируемся. Это не учебная тревога. Повторяю, это не учебная тревога.
– Нет, вот теперь мы в жопе, – помотал головой Марк и сорвал защитные пломбы с навигационной панели.
12. Томми
Время меняет людей, меняет всегда, меняет неизбежно. На хрен время, конечно, но в определённом возрасте становится все сложнее идти против фактов. Томми изменился так, что давным-давно перестал себя узнавать, и жил с самим собою, как с едва знакомым соседом. Ещё один уставший от большого мира старпер на Бахрейне. Его это устраивало. Он как-то быстро освоился с тем, что парня в старых армейских говнодавах больше нет. Ну и на хрен его, правильно?
Но когда вместо привычной старой, замшелой музыки, которую давно не слушает никто, кроме старперов Бахрейна, он услышал этого Элвиса Муна, что-то изменилось. Не сильно. Как будто на допотопном музыкальном пульте из двухсот ползунков, кто-то опустил один до нуля, а другой, наоборот, задрал до упора. Все остальные остались в прежнем положении, и это почти не повлияло на общее звучание. Но, вообще-то, между нами говоря, как раз вот такие «почти» превращают более менее сносные треки в крутые хиты. Мелочь, заусеница на мизинце, которую не замечаешь, пока не заденешь, но уж если задел, то она начнёт напоминать о себе постоянно.
Причём, откровенно говоря, песни у парня были паршивыми. Текста, музыка, аранжировка – все можно было сделать круче. Но в том, как Мун подавал это… «В этом что-то есть», – в десятитысячный раз думал Томми. Найти бы парню чувака, умеющего сочинять классные песни, набрать толковых музыкантов, и можно лететь, менять мир.
Томми медленно сел на кровати, ожидая привычный укол боли в пояснице. Тот не заставил себя ждать. Радикулит, верный кореш. Когда все про тебя забудут, можешь быть уверен, эта скотина останется с тобой до конца. Как там пела Молли из «Фак-о-Фак»? Что-то типа: «Если я постарею и повстречаюсь со своим радикулитом, прострелите меня». Как-то так, но в рифму.
Молли умерла год назад, что-то с сердцем. Но она этого не поняла, альцгеймер милостиво спас её от реальности десятью годами ранее. Томми ездил на похороны и даже немного поплакал. Благо, на дождливом Дататомаке это было незаметно, и проклятые папарацци ничего не отхватили.
Томми когда-то спал с Молли. Многие когда-то спали с Молли.
У Томми ещё сохранились кое-какие связи. Десяток парней, пишущих песни, можно было подтянуть хоть сейчас. Но все они были безнадежными стариками, и даже так – безнадежно устаревшими стариками. Томми понимал, что их музыка катастрофически не соответствует времени, точно так же, как и его собственная. Нет, нужен был кто-то молодой, современный, и в тоже время прорубающий фишку рок-н-ролла. А где его взять, безнадежно устаревший Томми понятия не имел.
Томми выглянул в иллюминатор и увидел только тьму. «Бюрократ» месил двигателями разделения межзвездное пространство, фильтруя его двоичную структуру, и игнорируя все нули, цеплялся за единицы. Космос, это место, где все события одновременно произошли и не произошли. Единицы и нули бытия.
У Бахрейна две луны: Федра и Легба. Какой бы плохой не была погода, как бы ни хмурились небеса пустыни, Томми всегда ощущал их присутствие, хотя и не всегда помнил, как эти луны называются. Он знал, что они где-то там. А здесь – только пустота, в которой намертво вязли все эти «где-то там». Не любил этого Томми, всегда не любил. Глядя в ничто, и сам себя ощущаешь ничем. Стремное чувство.
Томми покачал головой, перебирая в уме старые контакты. Он думал о Муне так, словно тот уже согласился с ним работать. А ведь не исключено, что этот пацан понятия не имеет, кто такой Томми, или, что ещё хуже, воспринимает его как аппендикс прошлого, рудимент. Тогда ничего не выйдет. Вообще-то, нормальные люди сначала связываются по консольной сети, договариваются о встрече, обговаривают условия…
На хрен нормальных людей, подумал Томми, подключая свою консоль к сети корабля и выводя запись Элвиса Муна на аудиосистему каюты. Надо увидеть этого парня в деле, и если вся его подача, если эта его трудноформулируемая фишка, эта его долбанная заусеница – не набор стадийных трюков, а врождённый талант, – что ж, хрен с ним, Томми сделает свой ход.
13. Бобби, Джезва