– Максим!
Связь была устроена потрясающе. Я слышал голос Миланы очень отчетливо, но словно бы издалека.
– Милана, ты в порядке? – спросил я, чуть расслабившись.
– Да!
– Что с этой… стервой?
Короткая пауза.
– Максим, я ее убила… Максим, я сама не пойму, как смогла. Максим, ты где?
– Далеко, – ответил я. – Подожди, хорошо? Жди возле американского корабля. Ты можешь подождать или пойдешь к Инсеку?
– Я подожду, – ответила Милана. – Ты долго?
– Часа три добираться, – сказал я. – Он меня утащил.
– Алекс жив?
– Уже нет, – сказал я после секундной заминки. – Жди, я буду спешить. Инсек еще десять часов будет восстанавливаться.
Возражений не последовало, и у меня болезненно сжалось сердце.
Значит, так…
Я не знал, понимает ли скафандр мысленные приказы. Может быть, и понимает, в конце концов шпага превратилась в амортизатор без всякой команды.
А может быть, и нет.
– Всё, пока, – сказал я. – Конец связи.
Осторожно поднявшись, я посмотрел вниз «по склону».
Мне не понравился последний вопрос Миланы.
«Алекс жив?» – так можно спросить о друге. Или хотя бы о ком-то нейтральном.
Милана должна была спросить, убил ли я «этого козла». Или «прикончил ли гада».
И уж, конечно, она помнила, что Инсек говорил о нескольких часах, а не называл точные цифры.
– Скафандр, отключи передачу звука, – сказал я. – Покажи карту.
Ответа не было, но карта на стекле возникла.
Корабль Инсека. Белая точка «Орла». Край Селены и зеленая точка – это я.
Возле «Орла» были две точки. Зеленая и красная.
Милана не справилась.
– Скафандр, – сказал я. – Если есть какая-то возможность маскировки, то включи ее. Не передавай точные данные о моем местонахождении.
Вот тут я совершенно не знал, есть ли хоть какой-то эффект от моих слов. К сожалению, Инсек не обеспокоился обратной связью скафандров.
Но в любом случае я должен был спешить.
Я сделал шаг вниз по «склону».
Остановился.
Нет, не годится.
Даже на Луне астронавты передвигались медленнее, чем на Земле. И как раз по причине меньшей силы тяжести. Каким бы это ни казалось странным, но для бега нужно нормальное, привычное притяжение.
На Селене все еще хуже. Каждый шаг будет сопровождаться прилипанием ботинок к камням. Если же я сумею отключить это прилипание, то буду медленно парить в воздухе при каждом шаге.
Не устанешь, но и не разгонишься.
Хорошо, что я могу сделать?
Прыгать, конечно же.
Скакать, словно кенгуру.
Разогнаться – меня ведь не тормозит воздух. Да и притяжение Селены играет мне на руку, я словно бегу под гору.
– Я иду, – прошептал я.
Сделал несколько шагов, убедившись, что нормально бежать тут и впрямь не получится.
Оттолкнулся двумя ногами и прыгнул.
Меня подбросило метра на три вверх и метров на десять вперед. Я опускался томительно медленно, но, кажется, набирал скорость в полете, гравитация помогала. Вот сейчас будет самый сложный момент…
Я попытался вновь оттолкнуться, но эти слишком умные ботинки намертво прилипли к камням! Меня качнуло вперед, я почти коснулся шлемом камней, выпрямился.
– Не надо прилипать, – умоляюще попросил я скафандр. – Когда приземляюсь, прилипать к камням не надо. Я оттолкнусь и снова прыгну. Прыжок за прыжком. Понимаешь?
Скафандр понял, но далеко не сразу.
Я прыгнул раз пять или шесть, и каждый раз скафандр упрямо гасил движение, фиксируясь на камнях. Я ругался с ним, словно с живым и очень тупым человеком. Скафандр, вероятно, считал тупым меня.
Наконец он смирился. В очередной раз коснувшись поверхности после прыжка, я не «прилип» к камням, а оттолкнулся и прыгнул снова.
Выше, дальше, быстрее – как в олимпийском лозунге.
Это было как при работе на компьютере, где старательный текстовый редактор пытается выправить незнакомое слово, превратить «паяц» в «паять», к примеру. Если программа совсем тупая, то воевать с ней можно до бесконечности. Но хорошая программа после третьего или пятого повторения начинает подозревать, что такое слово существует, и больше не пытается его выправить.
Вот и у меня со скафандром случилось что-то подобное. Мы словно притерлись друг к другу.
К сожалению, к Селене так притереться не получалось.
Мне удалось разогнаться, не знаю уж, до какой скорости, может быть, до тридцати, а может, и до сорока километров в час. Я взмывал в черную пустоту, несся над опускающимся вниз «склоном», а опустившись – отталкивался. Наверное, скафандр как-то гасил удар, иначе я поломал бы ноги. Низкий вес мало что значит, дело в массе, а она всегда неизменна.
Главная проблема заключалась в том, что я не знал, куда занесет меня прыжок. Управлять собой в движении без атмосферы я уже никак не мог. Оставалось лишь прыгнуть и ждать – что окажется под тобой.
Вначале мне везло, склон был ровным.
Потом я опустился на россыпь мелких и острых камней, чудом не вывихнул ноги и, оттолкнувшись, ушел в сторону с маршрута.
Потом я перелетел через трещину шириной метров десять и неизвестной глубины – сплошная тьма, дна не видно. Может быть, край Селены готовился отвалиться по этой линии…
Потом был кратер со скользким дном. Не знаю, на чем повело мои ноги – на лунной пыли, припорошенном песком льду или металлической жиле. Но я упал, долго катился по поверхности, разбил лоб и выпачкал шлем кровью. В то, что «стекло» не разобьется, я уже твердо верил, но это все равно было неприятно. К тому же пришлось вновь разгоняться…
Но вот за что скафандр можно было благодарить бесконечно – он обо мне заботился.
Я уж не говорю про то, что он впитывал все физиологические жидкости – кровь со шлема тоже как-то незаметно исчезла. И даже про то, что температура оставалась комфортной, не было ни жарко, ни холодно.
Он, похоже, еще и поил меня. В какой-то миг в горле совсем пересохло, я мимолетно пожалел о том, что никаких поильников тут не предусмотрено… и вдруг жажда исчезла.
Может быть, чешуйчатая ткань прилипла к моей коже, вросла в нее, дотянулась до сосудов? Или тут действовали какие-то устройства, о которых я и не догадывался, направлявшие жидкость прямо в кровь или желудок?
Я не думал об этом.
Я прыгал, глядя на карту, где мерцали два огонька, красный и зеленый.
Видит ли мое приближение девушка Ника?
Жива ли Милана?
Глава пятая
Я словно отключился от всего, кроме движения. Запретил себе думать о чем-то другом. Моя спасительная шпага превратилась в короткую дубинку с гардой, «склон» вел все ниже и ниже, Земля висела за спиной, и где-то там, в центре Москвы, ждала меня Дарина… которой я вновь изменил.
Мерзкая, трусливая мысль вдруг мелькнула в сознании: если Милана погибла, то этот безумный любовный треугольник, в котором я мечусь, исчез.
Нет, только не подумайте, что я этого хотел!
Но – мысль проскочила.
Связь была устроена потрясающе. Я слышал голос Миланы очень отчетливо, но словно бы издалека.
– Милана, ты в порядке? – спросил я, чуть расслабившись.
– Да!
– Что с этой… стервой?
Короткая пауза.
– Максим, я ее убила… Максим, я сама не пойму, как смогла. Максим, ты где?
– Далеко, – ответил я. – Подожди, хорошо? Жди возле американского корабля. Ты можешь подождать или пойдешь к Инсеку?
– Я подожду, – ответила Милана. – Ты долго?
– Часа три добираться, – сказал я. – Он меня утащил.
– Алекс жив?
– Уже нет, – сказал я после секундной заминки. – Жди, я буду спешить. Инсек еще десять часов будет восстанавливаться.
Возражений не последовало, и у меня болезненно сжалось сердце.
Значит, так…
Я не знал, понимает ли скафандр мысленные приказы. Может быть, и понимает, в конце концов шпага превратилась в амортизатор без всякой команды.
А может быть, и нет.
– Всё, пока, – сказал я. – Конец связи.
Осторожно поднявшись, я посмотрел вниз «по склону».
Мне не понравился последний вопрос Миланы.
«Алекс жив?» – так можно спросить о друге. Или хотя бы о ком-то нейтральном.
Милана должна была спросить, убил ли я «этого козла». Или «прикончил ли гада».
И уж, конечно, она помнила, что Инсек говорил о нескольких часах, а не называл точные цифры.
– Скафандр, отключи передачу звука, – сказал я. – Покажи карту.
Ответа не было, но карта на стекле возникла.
Корабль Инсека. Белая точка «Орла». Край Селены и зеленая точка – это я.
Возле «Орла» были две точки. Зеленая и красная.
Милана не справилась.
– Скафандр, – сказал я. – Если есть какая-то возможность маскировки, то включи ее. Не передавай точные данные о моем местонахождении.
Вот тут я совершенно не знал, есть ли хоть какой-то эффект от моих слов. К сожалению, Инсек не обеспокоился обратной связью скафандров.
Но в любом случае я должен был спешить.
Я сделал шаг вниз по «склону».
Остановился.
Нет, не годится.
Даже на Луне астронавты передвигались медленнее, чем на Земле. И как раз по причине меньшей силы тяжести. Каким бы это ни казалось странным, но для бега нужно нормальное, привычное притяжение.
На Селене все еще хуже. Каждый шаг будет сопровождаться прилипанием ботинок к камням. Если же я сумею отключить это прилипание, то буду медленно парить в воздухе при каждом шаге.
Не устанешь, но и не разгонишься.
Хорошо, что я могу сделать?
Прыгать, конечно же.
Скакать, словно кенгуру.
Разогнаться – меня ведь не тормозит воздух. Да и притяжение Селены играет мне на руку, я словно бегу под гору.
– Я иду, – прошептал я.
Сделал несколько шагов, убедившись, что нормально бежать тут и впрямь не получится.
Оттолкнулся двумя ногами и прыгнул.
Меня подбросило метра на три вверх и метров на десять вперед. Я опускался томительно медленно, но, кажется, набирал скорость в полете, гравитация помогала. Вот сейчас будет самый сложный момент…
Я попытался вновь оттолкнуться, но эти слишком умные ботинки намертво прилипли к камням! Меня качнуло вперед, я почти коснулся шлемом камней, выпрямился.
– Не надо прилипать, – умоляюще попросил я скафандр. – Когда приземляюсь, прилипать к камням не надо. Я оттолкнусь и снова прыгну. Прыжок за прыжком. Понимаешь?
Скафандр понял, но далеко не сразу.
Я прыгнул раз пять или шесть, и каждый раз скафандр упрямо гасил движение, фиксируясь на камнях. Я ругался с ним, словно с живым и очень тупым человеком. Скафандр, вероятно, считал тупым меня.
Наконец он смирился. В очередной раз коснувшись поверхности после прыжка, я не «прилип» к камням, а оттолкнулся и прыгнул снова.
Выше, дальше, быстрее – как в олимпийском лозунге.
Это было как при работе на компьютере, где старательный текстовый редактор пытается выправить незнакомое слово, превратить «паяц» в «паять», к примеру. Если программа совсем тупая, то воевать с ней можно до бесконечности. Но хорошая программа после третьего или пятого повторения начинает подозревать, что такое слово существует, и больше не пытается его выправить.
Вот и у меня со скафандром случилось что-то подобное. Мы словно притерлись друг к другу.
К сожалению, к Селене так притереться не получалось.
Мне удалось разогнаться, не знаю уж, до какой скорости, может быть, до тридцати, а может, и до сорока километров в час. Я взмывал в черную пустоту, несся над опускающимся вниз «склоном», а опустившись – отталкивался. Наверное, скафандр как-то гасил удар, иначе я поломал бы ноги. Низкий вес мало что значит, дело в массе, а она всегда неизменна.
Главная проблема заключалась в том, что я не знал, куда занесет меня прыжок. Управлять собой в движении без атмосферы я уже никак не мог. Оставалось лишь прыгнуть и ждать – что окажется под тобой.
Вначале мне везло, склон был ровным.
Потом я опустился на россыпь мелких и острых камней, чудом не вывихнул ноги и, оттолкнувшись, ушел в сторону с маршрута.
Потом я перелетел через трещину шириной метров десять и неизвестной глубины – сплошная тьма, дна не видно. Может быть, край Селены готовился отвалиться по этой линии…
Потом был кратер со скользким дном. Не знаю, на чем повело мои ноги – на лунной пыли, припорошенном песком льду или металлической жиле. Но я упал, долго катился по поверхности, разбил лоб и выпачкал шлем кровью. В то, что «стекло» не разобьется, я уже твердо верил, но это все равно было неприятно. К тому же пришлось вновь разгоняться…
Но вот за что скафандр можно было благодарить бесконечно – он обо мне заботился.
Я уж не говорю про то, что он впитывал все физиологические жидкости – кровь со шлема тоже как-то незаметно исчезла. И даже про то, что температура оставалась комфортной, не было ни жарко, ни холодно.
Он, похоже, еще и поил меня. В какой-то миг в горле совсем пересохло, я мимолетно пожалел о том, что никаких поильников тут не предусмотрено… и вдруг жажда исчезла.
Может быть, чешуйчатая ткань прилипла к моей коже, вросла в нее, дотянулась до сосудов? Или тут действовали какие-то устройства, о которых я и не догадывался, направлявшие жидкость прямо в кровь или желудок?
Я не думал об этом.
Я прыгал, глядя на карту, где мерцали два огонька, красный и зеленый.
Видит ли мое приближение девушка Ника?
Жива ли Милана?
Глава пятая
Я словно отключился от всего, кроме движения. Запретил себе думать о чем-то другом. Моя спасительная шпага превратилась в короткую дубинку с гардой, «склон» вел все ниже и ниже, Земля висела за спиной, и где-то там, в центре Москвы, ждала меня Дарина… которой я вновь изменил.
Мерзкая, трусливая мысль вдруг мелькнула в сознании: если Милана погибла, то этот безумный любовный треугольник, в котором я мечусь, исчез.
Нет, только не подумайте, что я этого хотел!
Но – мысль проскочила.