Хоть бы злобно оскалился, усмехнулся, рожу состроил!
А он спокойно смотрел на меня, держал мертвой хваткой, не давая пошевелиться.
И явно ждал, когда мы перелетим через «линию вскрытия».
Почему Прежние лишали своих Слуг эмоций? Я не сомневался, что это осознанное действие. Нет, конечно, у них остались какие-то чувства, адресованные самим себе, – желание жить, властвовать, заниматься сексом, жрать, в конце концов. Но всё, что проецировалось на окружающих, и позитивное, и негативное, было отсечено, словно шестьдесят процентов Луны от Селены.
Наверное, это то, что Прежние считали опасным. И любовь, и ненависть одинаково могут привести к неповиновению. Слуга, который может влюбиться, способен не выполнить приказ. Слуга, который может возненавидеть, тоже способен не подчиняться.
Но все-таки они чего-то не учли. Если уж эти Слуги затеяли бунт против Прежних, значит, и оставшихся эмоций им хватило.
Жаль, что Алекс, уверенный в победе, не начинает упоенно рассказывать мне, чего они добиваются, как поступает любой злодей в кинофильме.
Впрочем, для того чтобы этой информацией воспользоваться, мне придется как-то его убить.
Я еще раз попытался вырваться. Нет, не получалось. Он был немногим меня сильнее, я чувствовал, что в ответ на мои движения Алекс тоже напрягается. Но все-таки вырваться я не мог. Даже рука, по-прежнему сжимавшая шпагу, была зажата. Нет, если я смогу заставить шпагу сократиться… превратить в кинжал, как делал Слуга, с которым я боролся…
Нет, все равно ничего не выйдет. Замаха не будет. Я смогу беспомощно потыкать Алекса в спину, работая одной лишь кистью. Что ему легкие порезы, если они выживают после огнестрельных ран?
Край Селены всё приближался.
Я сильно мотнул головой. Раз, другой, ударяя Алекса стеклом шлема по лицу. Кажется, мне удалось сломать ему нос, потекла кровь, срываясь крупными каплями на лацканы костюма. Но он даже не моргнул.
Что я делаю не так?
Пытаюсь победить силой – не получается.
Пытаюсь сделать оружие удобнее – тоже не получается.
Но ведь это не просто клинок переменного размера! Это не шпага, которая может стать длиннее или превратиться в кинжал!
Это нечто движущееся, принимающее любую форму… если только отдать правильный приказ…
А у меня это получалось. Тут что-то похожее на общение с Гнездом, только гораздо проще…
Алекс насторожился, видимо, заметил что-то в моем лице. И мы изменили направление полета, стали стремительно снижаться, приближаясь к краю Селены.
Но в этот момент зажатая в моей руке шпага вздрогнула, потекла к эфесу, сминаясь в металлический ком.
«Убей его», – попросил я.
Металлическая масса, маскировавшаяся под шпагу, словно ждала этого приказа. Я почувствовал, как она вздрогнула, изменяясь. За спиной Алекса возникли два кривых металлических лезвия, похожие на челюсти исполинского жука.
Мне даже не пришлось шевелить пальцами – лезвия сами сошлись, захватывая шею Слуги и мягко, будто секатор – сухую ветку, разрубая шею.
– Мать твою! – завопил я, когда наш полет прервался.
Мы падали вниз, мертвое тело Алекса по-прежнему сжимало меня, конвульсивно вздрагивая. Отсеченная голова отставала, летела следом, в голубом воздушном пузыре, мигая и шевеля губами.
Да что ж такое, не многовато ли отсеченных частей тела я навидался за последние сутки?
Отцепившись от обезглавленного Слуги, я повернулся лицом вниз.
Серая безжизненная равнина приближалась.
Я когда-то видел передачу, где рассказывали о силе тяжести на поверхности Селены и Дианы. На Диане вообще был какой-то мизер, а вот на Селене около одной десятой земного притяжения. Неравномерно, ибо Селена, увы, не была шаром. Но пусть даже одна десятая… Сейчас я падал с высоты около сотни метров. Падало и тело Слуги, переставшее управлять гравитацией.
Воздуха здесь нет, меня ничто не тормозит. Так что упаду я быстро, секунд за пятнадцать… и это будет все равно что спрыгнуть с третьего или четвертого этажа на Земле.
Нет, конечно, некоторые после этого встают, отряхиваются и уходят на своих ногах…
Но в основном их увозят.
Почему я не занимался парашютным спортом? Хоть сгруппировался бы как-то…
Я попытался повернуться, выкрутиться боком к приближающейся поверхности. Говорят, что падать лучше боком…
У меня ничего не получилось. Теперь я падал головой вниз. Впрочем, сошедшая с ума вестибулярка уже ни в чем не была уверена. На несколько мгновений мне почудилось, что я завис в пустоте, а на меня сверху неумолимо надвигается поверхность Селены.
Небо падало на меня, чтобы раздавить.
Я не то чтобы боюсь высоты.
Я просто ее недолюбливаю.
Она рациональная и безжалостная, будто Слуги.
Чистая физика.
Физику я тоже недолюбливаю, хоть и учился на пятерки…
Я закричал, вытягивая руки к стремительно приближающейся серой равнине. И увидел, как сжатый в ладони эфес шпаги с двумя кривыми лезвиями начинает трансформироваться. Превращается в длинный шест, устремляющийся вниз… или вверх… в общем – к поверхности Селены.
Впрочем, у меня были все шансы не упасть на поверхность, а пролететь мимо – в пустоту!
Я как-то очень четко представил, что произойдет при этом. Я, конечно, все равно упаду, Селена меня притянет. Но упаду на боковую поверхность конуса.
И сила притяжения потащит меня вниз.
Может быть, я зацеплюсь, а не буду кувыркаться тысячи километров, ломая кости, до самого огнедышащего ядра. Тогда мне предстоит безумное восхождение по скале. Под отрицательным углом, скорее всего. Даже слабое притяжение не поможет.
Сделать ничего я уже не мог. Падал на край и смотрел вниз.
Потом вытянувшийся металлический шест ударил в камень и начал не то сминаться, не то втягиваться, гася удар.
Когда я коснулся камней, движение было почти погашено. Я все-таки ударился, довольно болезненно, шлем сильно стукнуло о камни, а мою голову – о «стекло».
Но шлем не разбился. Он явно был куда прочнее, чем выглядел.
Несколько секунд я лежал, глядя на край Селены, обрывающийся в пустоту парой метров выше меня. Потом посмотрел назад.
Каменистая равнина уходила вниз кажущимся бесконечным склоном.
Камни подо мной слабо вздрогнули – это упало рядом обезглавленное тело Алекса. Ему повезло меньше, ногами оно оказалось на поверхности, туловищем перевалилось через край.
И медленно, неотвратимо начало сползать.
Я хлюпнул носом. Нос болел, но крови, к счастью, не было. Не хватало еще залить скафандр кровью.
Кстати, о «залить» – в туалет мне больше не хотелось. Видимо, я сильно испугался.
Но скафандр, похоже, собрал всю лишнюю жидкость очень быстро и эффективно.
– А про это мы никому не расскажем, – пробормотал я, глядя на сползающее тело Слуги. – Никому-никому. Я был бесстрашным героем.
Моя бывшая рапира превратилась в широкий крестообразный крюк, крепко вбитый в камень. Я потянул руку – крюк словно бы утончился и вылез.
Очень медленно и осторожно я пополз к телу Алекса. Даже не знаю, почему я хотел удержать его останки от падения в бездну.
Но не успел.
Мелькнули подошвы туфель – ровные, в аккуратный мелкий рубчик на носках. И тело исчезло.
А потом сверху пронеслась голова, будто стремясь догнать тело, – и вдруг вспыхнула, стала на миг ослепительно ярким шаром и исчезла…
Что это?
Я подполз к краю, высунул голову и посмотрел вниз.
Жуть.
Черная бездна с иглами звезд.
Неровная, изломанная боковая поверхность Селены.
Кувыркающее, катящееся по ней тело Слуги.
И бьющий снизу свет Солнца, чей выступающий край полыхал, будто исполинский прожектор. Стекло скафандра мгновенно потемнело, защищая глаза, но Солнце все равно пылало невозможно ярко – и летящая вниз отсеченная голова Алекса казалась раскаленным болидом…
Я отполз от края.
Сглотнул вставший в горле комок. Вот уж не хочется проверять, сумеет ли скафандр утилизировать рвотные массы.
Как далеко меня утащил Алекс?
Вроде как точка посадки «Аполлона-11» находилась в тридцати с небольшим километрах от края. Можно дошагать, можно добежать… знать бы, куда…
– Милана! – крикнул я без всякой надежды услышать ответ.
А он спокойно смотрел на меня, держал мертвой хваткой, не давая пошевелиться.
И явно ждал, когда мы перелетим через «линию вскрытия».
Почему Прежние лишали своих Слуг эмоций? Я не сомневался, что это осознанное действие. Нет, конечно, у них остались какие-то чувства, адресованные самим себе, – желание жить, властвовать, заниматься сексом, жрать, в конце концов. Но всё, что проецировалось на окружающих, и позитивное, и негативное, было отсечено, словно шестьдесят процентов Луны от Селены.
Наверное, это то, что Прежние считали опасным. И любовь, и ненависть одинаково могут привести к неповиновению. Слуга, который может влюбиться, способен не выполнить приказ. Слуга, который может возненавидеть, тоже способен не подчиняться.
Но все-таки они чего-то не учли. Если уж эти Слуги затеяли бунт против Прежних, значит, и оставшихся эмоций им хватило.
Жаль, что Алекс, уверенный в победе, не начинает упоенно рассказывать мне, чего они добиваются, как поступает любой злодей в кинофильме.
Впрочем, для того чтобы этой информацией воспользоваться, мне придется как-то его убить.
Я еще раз попытался вырваться. Нет, не получалось. Он был немногим меня сильнее, я чувствовал, что в ответ на мои движения Алекс тоже напрягается. Но все-таки вырваться я не мог. Даже рука, по-прежнему сжимавшая шпагу, была зажата. Нет, если я смогу заставить шпагу сократиться… превратить в кинжал, как делал Слуга, с которым я боролся…
Нет, все равно ничего не выйдет. Замаха не будет. Я смогу беспомощно потыкать Алекса в спину, работая одной лишь кистью. Что ему легкие порезы, если они выживают после огнестрельных ран?
Край Селены всё приближался.
Я сильно мотнул головой. Раз, другой, ударяя Алекса стеклом шлема по лицу. Кажется, мне удалось сломать ему нос, потекла кровь, срываясь крупными каплями на лацканы костюма. Но он даже не моргнул.
Что я делаю не так?
Пытаюсь победить силой – не получается.
Пытаюсь сделать оружие удобнее – тоже не получается.
Но ведь это не просто клинок переменного размера! Это не шпага, которая может стать длиннее или превратиться в кинжал!
Это нечто движущееся, принимающее любую форму… если только отдать правильный приказ…
А у меня это получалось. Тут что-то похожее на общение с Гнездом, только гораздо проще…
Алекс насторожился, видимо, заметил что-то в моем лице. И мы изменили направление полета, стали стремительно снижаться, приближаясь к краю Селены.
Но в этот момент зажатая в моей руке шпага вздрогнула, потекла к эфесу, сминаясь в металлический ком.
«Убей его», – попросил я.
Металлическая масса, маскировавшаяся под шпагу, словно ждала этого приказа. Я почувствовал, как она вздрогнула, изменяясь. За спиной Алекса возникли два кривых металлических лезвия, похожие на челюсти исполинского жука.
Мне даже не пришлось шевелить пальцами – лезвия сами сошлись, захватывая шею Слуги и мягко, будто секатор – сухую ветку, разрубая шею.
– Мать твою! – завопил я, когда наш полет прервался.
Мы падали вниз, мертвое тело Алекса по-прежнему сжимало меня, конвульсивно вздрагивая. Отсеченная голова отставала, летела следом, в голубом воздушном пузыре, мигая и шевеля губами.
Да что ж такое, не многовато ли отсеченных частей тела я навидался за последние сутки?
Отцепившись от обезглавленного Слуги, я повернулся лицом вниз.
Серая безжизненная равнина приближалась.
Я когда-то видел передачу, где рассказывали о силе тяжести на поверхности Селены и Дианы. На Диане вообще был какой-то мизер, а вот на Селене около одной десятой земного притяжения. Неравномерно, ибо Селена, увы, не была шаром. Но пусть даже одна десятая… Сейчас я падал с высоты около сотни метров. Падало и тело Слуги, переставшее управлять гравитацией.
Воздуха здесь нет, меня ничто не тормозит. Так что упаду я быстро, секунд за пятнадцать… и это будет все равно что спрыгнуть с третьего или четвертого этажа на Земле.
Нет, конечно, некоторые после этого встают, отряхиваются и уходят на своих ногах…
Но в основном их увозят.
Почему я не занимался парашютным спортом? Хоть сгруппировался бы как-то…
Я попытался повернуться, выкрутиться боком к приближающейся поверхности. Говорят, что падать лучше боком…
У меня ничего не получилось. Теперь я падал головой вниз. Впрочем, сошедшая с ума вестибулярка уже ни в чем не была уверена. На несколько мгновений мне почудилось, что я завис в пустоте, а на меня сверху неумолимо надвигается поверхность Селены.
Небо падало на меня, чтобы раздавить.
Я не то чтобы боюсь высоты.
Я просто ее недолюбливаю.
Она рациональная и безжалостная, будто Слуги.
Чистая физика.
Физику я тоже недолюбливаю, хоть и учился на пятерки…
Я закричал, вытягивая руки к стремительно приближающейся серой равнине. И увидел, как сжатый в ладони эфес шпаги с двумя кривыми лезвиями начинает трансформироваться. Превращается в длинный шест, устремляющийся вниз… или вверх… в общем – к поверхности Селены.
Впрочем, у меня были все шансы не упасть на поверхность, а пролететь мимо – в пустоту!
Я как-то очень четко представил, что произойдет при этом. Я, конечно, все равно упаду, Селена меня притянет. Но упаду на боковую поверхность конуса.
И сила притяжения потащит меня вниз.
Может быть, я зацеплюсь, а не буду кувыркаться тысячи километров, ломая кости, до самого огнедышащего ядра. Тогда мне предстоит безумное восхождение по скале. Под отрицательным углом, скорее всего. Даже слабое притяжение не поможет.
Сделать ничего я уже не мог. Падал на край и смотрел вниз.
Потом вытянувшийся металлический шест ударил в камень и начал не то сминаться, не то втягиваться, гася удар.
Когда я коснулся камней, движение было почти погашено. Я все-таки ударился, довольно болезненно, шлем сильно стукнуло о камни, а мою голову – о «стекло».
Но шлем не разбился. Он явно был куда прочнее, чем выглядел.
Несколько секунд я лежал, глядя на край Селены, обрывающийся в пустоту парой метров выше меня. Потом посмотрел назад.
Каменистая равнина уходила вниз кажущимся бесконечным склоном.
Камни подо мной слабо вздрогнули – это упало рядом обезглавленное тело Алекса. Ему повезло меньше, ногами оно оказалось на поверхности, туловищем перевалилось через край.
И медленно, неотвратимо начало сползать.
Я хлюпнул носом. Нос болел, но крови, к счастью, не было. Не хватало еще залить скафандр кровью.
Кстати, о «залить» – в туалет мне больше не хотелось. Видимо, я сильно испугался.
Но скафандр, похоже, собрал всю лишнюю жидкость очень быстро и эффективно.
– А про это мы никому не расскажем, – пробормотал я, глядя на сползающее тело Слуги. – Никому-никому. Я был бесстрашным героем.
Моя бывшая рапира превратилась в широкий крестообразный крюк, крепко вбитый в камень. Я потянул руку – крюк словно бы утончился и вылез.
Очень медленно и осторожно я пополз к телу Алекса. Даже не знаю, почему я хотел удержать его останки от падения в бездну.
Но не успел.
Мелькнули подошвы туфель – ровные, в аккуратный мелкий рубчик на носках. И тело исчезло.
А потом сверху пронеслась голова, будто стремясь догнать тело, – и вдруг вспыхнула, стала на миг ослепительно ярким шаром и исчезла…
Что это?
Я подполз к краю, высунул голову и посмотрел вниз.
Жуть.
Черная бездна с иглами звезд.
Неровная, изломанная боковая поверхность Селены.
Кувыркающее, катящееся по ней тело Слуги.
И бьющий снизу свет Солнца, чей выступающий край полыхал, будто исполинский прожектор. Стекло скафандра мгновенно потемнело, защищая глаза, но Солнце все равно пылало невозможно ярко – и летящая вниз отсеченная голова Алекса казалась раскаленным болидом…
Я отполз от края.
Сглотнул вставший в горле комок. Вот уж не хочется проверять, сумеет ли скафандр утилизировать рвотные массы.
Как далеко меня утащил Алекс?
Вроде как точка посадки «Аполлона-11» находилась в тридцати с небольшим километрах от края. Можно дошагать, можно добежать… знать бы, куда…
– Милана! – крикнул я без всякой надежды услышать ответ.