– Но все-таки не пошел?

– У меня возникло ощущение, что если я войду внутрь, то уже не выйду.

– У меня тоже.

– Знаю. Мне кажется, именно твой страх я и почувствовал.

Фредерик перевел взгляд на массив клиники. С виду она выглядела тихой и очень мирной. Как надгробный камень.

– Поехали домой? – предложил Фредерик.

– Я поведу.

– Да ни в жизни.

Фредерик всегда относился к водительским талантам Винсента с изрядным скепсисом, а некоторое время назад так вообще заявил, что у них очень разное представление о том, как следует водить машину. Поэтому Фредерик занял место водителя.

Близнецы ехали молча. И только в той аллее деревьев, где желто-мокрые листья снова приставали к шинам, Фредерик сказал:

– Ты перегнул.

– Да. Ты прав. Вы, моя семья, это единственное постоянное и ценное, что у меня есть. Но пытаясь сделать как лучше, я сделал, в итоге, то самое, чего больше всего боялся. Причинил боль тебе.

Фредерик молчал, но Винсент и без того знал, насколько прав. Когда-то давно он хотел узнать, куда могут завести его желания и стремления. Теперь знал.

– Прости, Рик.

– Ты тоже был прав. Когда говорил, что именно ты всегда подставляешься. Я готов за многое брать ответственность, но порой, только не за себя.

Фредерик повернул, когда дорога сделала изгиб, и мимо проскрежетал автобус, блестя не высохшими боками с рекламой какой-то фотовыставки, открывшейся в Лондоне.

Близнецы молчали, но знали, что каждый из них думал об одном и том же. Наконец, Фредерик спросил:

– Ты вспоминаешь об этом? Как нажал на курок?

– Как я убил Анну? Конечно. Но не испытываю угрызений совести. Она хотела убить тебя – и сделала бы это. Если б я не выпустил в нее пулю. Я сделал то, что считал правильным.

– Может, наша мать тоже считала правильным снести машину с ней и отцом на темную обочину.

– Пожалуйста, не надо сравнивать, – помрачнел Винсент. – Это ее безумие…

– Да, не буду.

За окном машины пронесся указатель, возвещающий об очередном населенном пункте, но никто из братьев не обратил внимания, что за название написано.

– Ты думаешь, сны правдивы? – спросил Винсент. – О матери и отце.

– Конечно. Уверен, именно так они погибли.

– Тогда другие наши сны тоже имеют значение?

– Ты про нынешний странный дом, где мы что-то ищем? Да, – кивнул Фредерик, не отвлекаясь от дороги, – думаю, они не просто так.

Фредерик ощутил мрачность Винсента, сейчас он чувствовал брата так ярко, будто это был он сам.

– Ты говорил, что находил что-то в этих снах, – мягко сказал Фредерик. – Что именно?

– Тебя. Я нахожу твое мертвое тело.

– О… гм.

– И я знаю, что это моя вина.

Фредерик молчал, впервые за утро не зная, что сказать. Но Винсенту, похоже, ответ не требовался – по крайней мере, не от брата. А вот сам Фредерик подумал, что в собственных снах ему определенно стоит отыскать то… что он ищет. Он тоже найдет себя? Почему-то был уверен, что нет.

– А до этого я находил Лиллиан, – продолжал Винсент.

– Лиллиан?

– Такой, как я ее помню, конечно же, маленькой девочкой. Собственно, поэтому о ней и вспомнил, поэтому начал искать. А там быстро стало очевидным, что доктор Стивенсон темнит. Когда сны изменились, и я начал находить в них тебя, решил выяснить все про Лиллиан до конца.

– Стивенсон говорит, она мертва.


– Это же записано в ее деле. После подробнейшего описания всех снов, голосов и лекарств, которыми ее пичкали.

– Их было много?

– Я не специалист, но у меня есть друг, которому я уже успел позвонить.

– О господи, – проворчал Фредерик, – половина твоих историй начинается с «у меня есть один друг».

– Послушай, он сказал, что даже того набора, который я запомнил, хватит, чтобы из здорового человека сделать того, кто начнет видеть инопланетян.

– Какая у тебя хорошая память.

– Часть из этого Стивенсон начал давать и мне.

Фредерик нахмурился, но снова ничего не сказал. Они уже подъезжали к пригородам Лондона, поэтому он сосредоточился на дороге.

– А в деле написана причина смерти? – спросил Фредерик.

– Сердечная недостаточность.

– В свидетельстве о смерти тоже.

– У тебя есть свидетельство о смерти? – удивился Винсент.

– Доктор Стивенсон дал. И даже любезно рассказал, где она похоронена.

– Гм…

– Знаю, о чем ты думаешь.

– Нам позволят?

– Конечно. Мы же ближайшие родственники. Значит, кому как не нам эксгумировать тело.

– Вряд ли будет возможно узнать причину смерти.

– Посмотрим.

Фредерик не стал говорить, что, если сломана шея, это будет понятно и много лет спустя. Но на самом деле, он сам толком не понимал, что они хотят обнаружить – просто если есть возможность проверить слова доктора Стивенсона, то почему бы этого не сделать.

– И правда, – Винсент выглянул в окно, – давненько мы не гуляли по кладбищам.

– Гуляли мы только маленькими. И это было твоей идеей.

– Что поделать, если нас отправили в такую школу, что рядом расположилось старое кладбище.

– В детстве ты часто брал ответственность за наши проступки на себя.

– Это не было сложным. Я часто косячил.

– Но не всегда.

Винсент пожал плечами, а Фредерик улыбнулся уголками рта:

– При этом ты безответственный.

– Должны же у меня быть недостатки.

Фредерик продолжал едва заметно улыбаться, и тут Винсент, наконец, понял. Он давно забыл об их с братом детской игре, так давно они не занимались ничем подобным. Но будучи маленькими, когда близнецы злились друг на друга или обижались, то начинали перечислять недостатки друг друга. Обычно хватало их ненадолго, а высказав все до конца, они даже забывали, что был за повод.

Устроившись поудобнее, Винсент тоже улыбнулся:

– Ну хорошо. Ты не любишь принимать важные решения.

– Ты драматизируешь.

– Ты не хочешь открыть глаза на реальную мистику.

– Это не недостаток.

– В нашей семье – очень даже.

Фредерик хмыкнул:

– Тебе не кажется, что «реальная мистика» – оксюморон?