– А еще ты любишь сложные слова. Но не будем считать это недостатком.

– Ты нередко ищешь сложный путь. Вместо того, чтобы иногда просто сказать.

– А ты любишь все контролировать.

– Но у меня никогда не получается. Это можно считать недостатком?

– Думаю, не очень. Но я все равно иссяк.

Внутри салона разлилось густое тепло, как будто можно ложкой черпать. И дело было не только во включенной печке, резко отделявшей от промозглой осени снаружи.

Этого никогда не могла понять даже Анабель. Но осознавала, что близнецы всегда будут друг для друга больше, чем просто братья, и понимать друг друга будут лучше, чем кого бы то ни было когда-либо еще. А она останется только их сестрой.

Со стороны понять оказывалось еще сложнее. Фредерик невольно вспомнил Кристину: она очень хотела стать частью чего-то большего, но никогда бы не смогла быть третьей или даже наравне с Анабель. И не могла этого принять.

Фредерик никогда не спрашивал Винсента, видел ли тот неудовлетворенную жажду в Кристине – то, чего, на самом деле, они не могли ей дать при всем желании. Ее взгляды, которыми они смотрела на близнецов, когда понимала, что они не пустят ее в их собственный маленький мирок. Даже когда он расширен до Анабель. Кристина была другой. Чужой. Она тоже понимала, но смириться не могла, считая, что это Уэйнфилды виноваты, специально и сознательно. Что, в итоге, и привело ее туда, куда она пришла.

Но сейчас, когда они ехали в сумрачном утре, Фредерик сам не знал, почему вспомнил о Кристине. Но он точно знал, что и Винсент все видел. Возможно, то же самое он начал замечать и в Морган? У Фэй и Офелии все-таки всегда были они сами.

– Я отвезу тебя домой, – сказал Фредерик, – а потом поеду в издательство.

– И не возьмешь меня с собой?

– Выздоровей до конца.

– Как скажешь.

– С чего ты такой покладистый?

– Просто признаю, что ты чаще прав, нежели наоборот.





Когда Фредерик кричал на Анабель, окружающие благоразумно остались в своих комнатах – если уж он выходил из себя, то попадаться под руку не хотелось. Только Винсент спокойно слушал брата, а после сам говорил с Анабель. Но за закрытой дверью и тихо, так что никто не мог слышать его слов.

Как бы то ни было, Анабель теперь предпочитала как можно меньше контактировать с обитателями дома и большую часть времени проводила в своей комнате. Исключение составляла только Офелия, с которой Анабель и в издательстве работала больше всего.

Кросби тоже не был против общества Анабель, заявив, что с делами внутри семьи пусть разбираются без него. Но почти все время американца занимал новый проект, раз уж он решил продвигать один из журналов Уэйнфилдов и обойтись без поддержки отца. Фредерик, в целом, поддерживал идею Кросби, хотя и без подобного энтузиазма.

Что касается Винсента, он достаточно быстро включился в работу – и теперь почти все время проводил в издательстве. Потому что оказалось, что за время его отсутствия накопилось достаточно дел, которые стоит решить. И хотя ему по-прежнему снились кошмары, сам Винсент, кажется, не очень-то уделял им внимание.

Уэйнфилдам позволили эксгумировать тело Лиллиан, но процедура затянулась. И хотя Фэй и Офелия отдали дневник, привезенный из сгоревшего дома, ни Фредерик, ни Винсент не смогли с уверенностью сказать, действительно ли он принадлежал той самой Лиллиан. Правда, оба близнеца просмотрели его крайне бегло и умчались в издательство – но дневник представлял собой довольно странную мешанину слов и заметок. Создавалось впечатление, что его хозяйка вела не для того, чтобы потом прочитать, а для того, чтобы избавиться от того, что у нее в голове. А была там настоящая мешанина.





Как и всегда, Фредерик встал по будильнику. Не торопясь приняв душ, он налил кофе на кухне и с чашкой подошел к двери комнаты Винсента. Постучав, Фредерик не получил ответа. Подождав, он глотнул кофе и постучал еще раз, уже настойчивее.

– Отстань.

Дождавшись ответа, глухого, как будто из-под одеяла, Фредерик вернулся на кухню и уселся на высокий стул. Достав планшет, он успел почти допить кофе, когда на кухне наконец-то появился помятый и хмурый Винсент. Усевшись на другой стул, он мрачно посмотрел на брата:

– И как ты умудряешься всегда высыпаться?

– Выпей кофе.

– Вряд ли поможет.

– Все равно ты невыносим, пока не выпьешь кофе.

Винсент что-то проворчал, но настолько неразборчиво, будто и не хотел, чтобы его услышали. По кухне поплыл запах кофе, но вернувшись с ним на стул, Винсент не очень-то торопился начать пить. Он потер глаза, как будто это могло помочь ему проснуться.

– Не подвисай, пей кофе, – сказал Фредерик, не поднимая головы от планшета.

– Что ты там смотришь так внимательно? Котировки акций?

– Ну, не статус в Фейсбуке меняю.

Винсент явно задумался и даже начал пить кофе.


– Интересно, а что бы ты написал… «Кросби – знатный говнюк. Смайлик». Хотя вдруг Линдон на тебя подписан. А дальше селфи. Или фото котика. У всех должно быть фото котика.

Фредерик, похоже, пропустил мимо ушей большую часть предположений брата и показал ему планшет. Вместо фото котика, весь экран занимал сгоревший дом. Несколько секунд замолчавший Винсент смотрел на кадр, потом поднял глаза на Фредерика:

– И что? Какой-то дом.

– На самом деле, старый дом Офелии и Фэй.

– Снова: и что? Они говорили, там был пожар.

– Местные газеты пишут, кто-то погиб. Похоже, их мать. А еще, что пожар был весьма подозрительным.

– Газеты еще не то напишут, как будто ты не знаешь. Если так хочется, езжай туда и покопайся в развалинах, ты это любишь.

Раньше Фредерик действительно обожал всевозможные заброшенные дома, а во времена колледжа даже состоял в каком-то обществе, члены которого обменивались друг с другом координатами тайных заброшенных мест. Винсент никогда этого не понимал, считая, что мертвые камни – всего лишь мертвые камни. Куда больше его привлекали места, где остались не тронутыми вещи прежних владельцев – но подобные координаты считались сокровищем и роскошью даже в том обществе Фредерика.

– Может, ты и прав, – сказал Фредерик. – И дом – это просто дом.

– Нет, я такого не говорил. Когда это дома были просто домами? Но я о том, что этот дом совсем не тот, который нам нужен.

Пожав плечами, Фредерик снова придвинул к себе планшет и, закрыв одно окошко, открыл другое, так что даже Винсент мог видеть, что там календарь.

– Ты помнишь о приеме? – спросил Фредерик.

– Спасибо, Рик. Я думал, этот день не может быть хуже.

– Увы, мой дорогой брат, прежде чем добраться до вечеринки Элеоноры, придется пережить благотворительный вечер ее матери.

– Я бы предпочел добраться до выходного и вообще никуда не ездить.

– Не будь занудой. После сегодняшней поездки нам точно полезно будет проветриться.

– Я-то зануда?

– Допил кофе? Поехали.

Машину вел Фредерик, а Винсент, надев темные очки, выглядывал по пути, где еще можно купить кофе на вынос. Когда же его очередной капучино в пластиковом стакане подходил к концу, а город остался позади, Винсент определенно проснулся.

Ехать пришлось недалеко, но на самом кладбище Уэйнфилды застряли надолго. Они захотели лично присутствовать при эксгумации тела Лиллиан.

И без того мягкая земля совсем раскисла под дождями, а сами могильные камни, казалось, покрывал тонкий налет влаги. Между могил клубился туман, да и большинство из них оказались такими старыми, что вросли в землю, а надписи и имена не представлялось возможным прочитать.

Пока Фредерик контролировал процесс с какими-то официальными лицами, Винсент успел пройтись по кладбищу, читая надписи и даты. Когда ему надоело, он уселся на одну из холодных каменных лавок и достал из кармана маленькую книжечку. Перелистывая потрепанные страницы дневника некоей Лиллиан, Винсент не особенно вчитывался в трудно различаемый почерк, но скользил по страницам глазами. Пока не наткнулся на каракули, бывшие, видимо, рисунком.

Сначала Винсент нахмурился, пытаясь разобрать изображение, но потом его брови взлетели вверх: он узнал картинку, узнал, что нарисовано.

В спину ему как будто ткнулся ветер, сильный порыв, а шеи, над воротником, коснулась чья-то прохладная рука. Винсент был почти уверен, что стоит ему обернуться, и он увидит призрака – но вместо этого в кармане завибрировал телефон с сообщением, и наваждение прошло.

«Почти все».

Когда простенький деревянный гроб подняли из чавкающей грязи могилы, Фредерик и Винсент вместе стояли под опять начинающимся дождем. И в тот момент не представлялось возможным отличить одного от другого. И вовсе не из-за похожих пальто – одинаковы были выражения лиц обоих, с плотно сжатыми губами и нахмуренными бровями.

Когда же крышку гроба открыли, близнецы почти одновременно шагнули вперед, чтобы увидеть тело внутри.

– Ну, отлично, – сказал Винсент.

Гроб был пуст.





Кошмары окутывали, затягивали, засасывали. Когда они тут же исчезают из памяти, остается только ощущение безысходности, бесконечной пустоты, когда смерть – не конец, а избавление.

Открыв глаза, Винсент долго смотрел в потолок, пытаясь перевести дыхание и ожидая, когда вернется к привычному ритму сердце, которое билось так быстро, будто хотело разорвать грудную клетку и просочиться сквозь ребра.

Глаза как раз успели привыкнуть к темноте, когда Винсент вылез из-под одеяла и добрался до примыкавшей к комнате ванной. Мутный электрический свет тут же резанул по глазам, так что мужчина прищурился. Прохладная вода смыла последние ошметки кошмаров, делая контуры окружающего мира окончательно реальными.

Вернувшись в комнату, Винсент поморгал, наслаждаясь темнотой. Он несколько мгновений помедлил у кровати, но подумал, что меньше всего ему хочется снова спать. Тем более, оставалась всего пара часов до того, как поднимется Фредерик. Поэтому Винсент быстро оделся и босиком направился в гостиную.

В доме царила тишина. И если по поводу Анабель Винсент не был уверен, тут ли она, как и Кросби, то Офелия и Фэй точно спали у себя, но их двери надежно хранили тишину. Винсенту казалось, что в последнее время Фэй его избегает, но у него даже не было времени об этом задуматься.

Даже сейчас его больше волновали кошмары. Наливая кофе на кухне, Винсент думал о том, что больше самого факта снов, его раздражает, что он не может их вспомнить. Единственный, который всегда четко врезался в память – тот, в котором он находил мертвого Фредерика. И казалось, что если он узнает остальные, то сможет их разгадать.

Если, конечно, там есть что разгадывать.