Клиника встретила его поросшими каменными стенами и унылой безликостью коридоров, где также ярко и бескомпромиссно сияли лампы под потолком.

Доктор Стивенсон не был удивлен его визиту. Он приветливо улыбнулся и протянул руку, которую Фредерик пожал.

– Доброе утро, мистер Уэйнфилд, – сказал Стивенсон, когда секретарша, впустившая гостя, закрыла дверь, и они остались в кабинете вдвоем. – Я ждал вас. Присядете?

Хотя место для посетителей главного врача Хартвуд Хилла не нравилось Фредерику примерно также, как сама клиника, он все-таки сел. Доктор Стивенсон продолжал приветливо улыбаться, усаживаясь напротив и кладя руки на стол. Как будто ему действительно нечего скрывать.

– Как ваш брат, мистер Уэйнфилд?

– В порядке.

– Прискорбно, что он покинула нас так… неожиданно. Но я рад, что все хорошо. Впрочем, хорошо, что вы пришли сами так быстро.

Фредерик молчал. На самом деле, он приехал за одной конкретной вещью, но, если чему он в жизни научился, так тому, что иногда стоит помолчать и подождать, что там себе выдумает собеседник. Почему-то все стремились обязательно об этом поведать – и доктор Стивенсон не оказался исключением.

Он вздохнул – у Фредерика возникло ощущение, что примерно с таким же вздохом и теплотой в глазах другие врачи сообщают пациентам, что те неизлечимо больны.

– Понимаете, мистер Уэйнфилд, состояние вашего брата вызывает опасения.

Фредерик приподнял бровь:

– Вы хотите убедить меня, что Винсент – сумасшедший?

– Я только хочу сказать, что наблюдал его некоторое время, пока он был в Хартвуд Хилле. Возможно, ваш брат считает, что все в порядке, но это не так. Я бы не стал делать выводов, не понаблюдав за ним еще какое-то время.

– Обязательно подумаю об этом, – сдержанно ответил Фредерик.

На самом деле, ему хотелось врезать доктору посильнее, но он сдержался. Ни к чему хорошему подобные действия не приведут, а он сюда приехал совершенно за другим.

– Доктор Стивенсон, я здесь по поводу другого вашего пациента.

– Лиллиан Уэйнфилд, я полагаю.

– Именно так.

– Подозревал, что вы еще спросите о ней. Но позвольте напомнить…

– О конфиденциальности, – нетерпеливо перебил Фредерик. – Я знаю. Вы не позволите забыть. Но мне не нужны детали ее личного дела. Я всего лишь хочу знать, где она сейчас. Если вам это известно.

– Известно. Боюсь расстроить вас, мистер Уэйнфилд, но ваша родственница мертва.

Бесшумно выдвинув ящик стола, Стивенсон достал какой-то листок бумаги. Положив его перед Фредериком, он откинулся на стуле.

– Я позволил себе сделать копию с ее свидетельства о смерти.

Фредерик мельком взглянул на бумагу. На самом деле, он до последнего был уверен, что Лиллиан просто перевели в какую-нибудь государственную клинику, когда отец прекратил оплачивать ее пребывание в Хартвуд Хилле. Он действительно не рассчитывал, что она мертва.

– Я позволил себе написать на обороте место захоронения, – любезно сказал Стивенсон.

Рассеянно взяв листок, Фредерик свернул его, чтобы убрать в карман.

– Я говорил об этом вашему брату, мистер Уэйнфилд. Неужели он не сказал?

Вряд ли для него этот факт был важен – или наоборот, без возможности поговорить с самой Лиллиан, Винсент решил залезть в ее дело. Но последний человек, с которым Фредерик хотел что-либо обсуждать – Стивенсон.

– Благодарю вас, доктор. Прощайте.

Выходя из Хартвуд Хилла, Фредерик искренне надеялся, что больше никогда не приблизиться к унылым стенам, покрытым мхом.

Обратный путь до Лондона Фредерик проделал в тишине. Он даже не стал включать музыку в машине, смотря перед собой и медленно и уверенно возвращаясь. Только на одном из светофоров, уже в городе, где стоять предстояло особенно долго, Фредерик откинулся на удобное кожаное сиденье и задумчиво посмотрел в окно машины.

На стекло упало несколько жирных дождевых капель, а какой-то магазин таращился на прохожих витиеватой вывеской, обещавшей подержанные вещи хорошего качества. Фредерик терпеть не мог подобные места, но Винсент в них часто бывал, потом притаскивая какой-нибудь очередной невообразимый хлам, который мог привести в восторг только Анабель.

Фредерик поймал себя на том, что барабанит пальцами по рулю – верный признак того, что он действительно глубоко задумался. Покрепче его перехватив, Уэйнфилд нажал на газ, приближаясь к издательству.

Винсент уже несколько дней как начал работать, но умело избегал Фредерика. И тот не знал, хорошо это или плохо. Но, пожалуй, пока что положение его устраивало. Фредерик успел заявить главному редактору, что новая обложка никуда не годиться для последнего выпуска, а потом разогнать всю команду фотографов и визажистов, когда заглянул к ним во время работы. Он почти уволил пару человек, и дело спасла только Офелия. Вовремя появившись, она посоветовала Фредерику не торопиться с решением и подождать хотя бы недельку.

– А до того лучше посиди в своем кабинете, – сказал она. – Сотрудники начинают тебя бояться. Не превращай их работу в Ад.

Конечно же, Фредерик возмутился – но в глубине души понимал, что Офелия права. Именно поэтому он решил не ехать в офис с утра, а сначала наведаться в Хартвуд Хилл. И после сразу прибыть ко встрече с Кросби.

Но, наверное, впервые в жизни Фредерика не сильно волновало, что хочет сказать американец. Куда больше Уэйнфилда заботило, что на встрече будет Винсент, и они встретятся впервые с того момента, как Фредерик уехал от Винни. А он так и не понял, как себя вести и что говорить. Не знал, готов ли он простить Винсента.

Фредерик всегда предпочитал темный кофе, но обожал экспериментировать с дополнительными вкусами. Потому на кухонной полке Уэйнфилдов толпились пузатые бутылочки с сиропами, от привычного клубничного до какого-то невообразимого из маракуйи. Но когда Фредерик хотел собраться, то всегда предпочитал суровый горький американо или даже эспрессо.


Винсент любил капучино, и если что и добавлял, то шоколад да корицу. Но жаловался, что совершенно не понимает, что делать с сиропами – хотя по правде говоря, он их и не любил.

Кофейные автоматы в издательстве Уэйнфилдов не могли похвастаться большим разнообразием вкусов, но его вполне хватало. У комнаты для совещаний Фредерик наполнил себе стаканчик с американо. А потом, немного поколебавшись, налил во второй капучино.

С кофе в обеих руках открывать дверь оказалось не очень удобно, и Фредерик порадовался, что никто из сотрудников не видит, как он неуклюже пинает дверь.

Зал оказался пуст. Фредерик поставил американо на стол, а второй стаканчик перед местом рядом с собой, куда обычно садился Винсент.

Хотя солнечного света сегодня никто не ждал, в зале было очень светло. Поэтому Фредерик опустил жалюзи поочередно на каждом из огромных окон. Он как раз заканчивал с последним, когда услышал, что дверь открылась.

– Привет, Фредерик, – звонко поздоровался Линдон Кросби.

Фредерик обернулся.

– Добрый день.

Винсент стоял рядом с Кросби и ответил только коротким кивком. Его глаза скрывались за темными очками, но оба мужчины выглядели достаточно помятыми, как будто встали с постели не больше часа назад и сразу приехали сюда.

Кросби тут же налил себе воды из кулера и уселся с одной стороны от места Фредерика, в то время как Винсент устроился на своем привычном, но к кофе не притронулся, только сцепил руки на столе. Помедлив немного, Фредерик тоже уселся за стол.

– Не буду ходить вокруг да около, – Кросби как будто вмиг подтянулся, стал собранным и серьезным. – Вы знаете, что мой отец и я вместе с ним инвестируем деньги в том, чтобы ваш журнал начал выходить в Америке. Нам это интересно, а мне кажется весьма перспективным. Анабель принимала активное участие, пока была в Штатах. Надеюсь, вы не против, она же помогала отобрать тех, кто может стать местным главным редактором.

– Я бы только хотел сам посмотреть, кто это, – сказал Фредерик.

– Конечно. Без тебя никого не утвердим. Но возникла другая проблема.

Винсент пошевелился на своем месте, Фредерик видел это боковым зрением, но тот продолжал молчать.

– С моим отцом, – жестко сказал Линдон Кросби. – Он полагает, что контент журнала должен быть местным. Я с ним не согласен. На мой взгляд, вся прелесть именно в том, что ваш британский взгляд придет в Америку. Иначе какой смысл? У нас и без того достаточно собственных мужских журналов.

– И… ммм… – Фредерик пытался подобрать правильные слова, – насколько сильны ваши разногласия?

– Наше дело принадлежит отцу, и он распоряжается деньгами.

– Он не хочет инвестировать, – наконец-то подал голос Винсент.

Кросби кивнул:

– Мы крупно поссорились перед тем, как я улетел сюда. Но похоже, отец хочет владеть собственным журналом, но не хочет строить его с нуля.

– С его подходом, это будет уже не наш журнал, – пожал плечами Фредерик. – Что ты предлагаешь?

– Ну, либо вы согласитесь отдать все на откуп моему папочке, либо мы найдем других инвесторов.

– Мы?

– Я хочу видеть ваш журнал у себя на родине в том виде, в каком он есть. Кроме того, я тоже могу думать и у меня есть кое-какие финансовые выкладки. Я полагаю, он хорошо пойдет.

– Если ты пошлешь отца к черту?

– Точно.

Фредерик посмотрел на Винсента, но тот только пожал плечами.

– Хорошо.

– И все? – удивился Кросби. – Давайте рассмотрим те ваши данные для инвесторов, возможно, стоит что-то подкорректировать. И у меня на примете есть кое-кто…

Винсент поднялся так резко, что ножки его стула противно скрипнули по плиткам пола.

– Простите. Я готов хоть сам впаривать проект этим вашим инвесторам – но пожалуйста, не сегодня.

Он вышел из комнаты, и Фредерик дернулся, как будто хотел пойти за ним, но остался на месте. Кросби проводил Винсента взглядом и залпом осушил свой стаканчик с водой.

– Он все утро сам не свой, – сказал он. – Может, так напиваться накануне было плохой идеей.

Фредерик посмотрел на стаканчик с кофе и увидел, что Винсент к нему не притронулся. Никогда такого не бывало, чтобы Винсент даже не попробовал кофе.

Поднявшись, Фредерик все-таки вышел вслед за братом. Но комната, следующая за залом, уже была пуста. Уэйнфилд подошел к следующей двери, чтобы отыскать Винсента, но в этот момент из зала появился Кросби.

– Рик, давай все-таки обсудим пару вопросов. Это важно.

Вздохнув, Фредерик кивнул и вернулся в комнату для совещаний. В конце концов, если Винсент не хочет с ним говорить, то пусть идет.