– Мариша, я не понял: отчего ты решила, что это сделали Бутковы? – ласково спросил Колыванов.

Она безошибочно узнала ноты, которые обычно появлялись в голосе старика, когда он обращался к Ксении. Он счел, что Маша не в себе.

– Им казалось, если меня напугать, я уеду из Таволги. Сбегу и перестану интересоваться Мариной. Так и произошло бы. Тем более Полина Ильинична тоже всячески склоняла меня к отъезду. Плохую погоду обещала! – Маша коротко рассмеялась. – Но я не смогла дозвониться до Татьяны, чтобы предупредить ее, и тогда они решили, что нужно проговорить угрозу более внятно. Вот откуда курица.

Колыванов помотал головой и снял очки.

– Я ничего не понял, – решительно сказал он. – Мариша, это все как-то…

– Я не Мариша, – прервала его Маша.

Колыванов смутился.

– Да, прости, это стариковская склонность к уменьшительно-ласкательным именам… Я забыл, что ты не любишь…

– Я. Не. Марина, – раздельно проговорила Маша и тоже встала.

Они застыли друг напротив друга, разделенные двумя стульями: каждый держался за спинку своего. «Словно дети, играющие в рыцарей», – подумала Маша.

– У меня с собой лекарства, – сказала она. – Помните, мы гуляли, и вам стало плохо, когда я сказала, что вы принимаете меня за другого человека? Я позвонила в «Скорую помощь», описала симптомы. Меня проинструктировали, чем можно снять приступ, пока мы будем ждать машину.

– К-какую машину? Господь с тобой, Ма…

Он осекся. В лице что-то дрогнуло.

– Ксения вас обожает, – сказала Маша. – Если с вами что-то случится, ей будет плохо. Вы ее понимаете и любите. Вот бабушка ее любит, но не понимает. Беломестова понимает, но не любит. Хотя она по-своему привязана к ней, конечно… Но Ксения для нее – не живой человечек на тонких ножках, а что-то вроде символа. Символа возрождения Таволги. Смешно звучит, правда? Но где дети, там жизнь. Полина Ильинична делает все, чтобы Ксении здесь было хорошо, потому что с ней Таволга продлится. А вы – вы другое дело! Вы и любите ее, и понимаете. Вы знаете, что она постоянно говорит о вас? «Валентин Борисович меня похвалил, Валентин Борисович мне рассказал!» Она вами ужасно гордится.

Старик снял очки и промокнул платком выступившие слезы.

– Почему мы говорим о Ксении? – Голос у него дрогнул. – Предмет нашей беседы был совершенно иной… Я уже забыл…

– Что вы сделали с Якимовой? – спросила Маша.

Колыванов застыл, прикоснувшись уголком сложенного платка к веку. Повисла тишина, в которой тиканье секундной стрелки зазвучало громко, как бой часов.

– Вы называете меня Мариной, но ведь она была злая женщина, жестокая. И никого здесь не любила.

Маша подалась вперед, вглядываясь в окаменевшее лицо старика.

– Она обижала вас? Что она сделала?

– Марина…

Имя слетело с губ неслышно – Маша прочла его только по их слабому движению.

– Марина Якимова умерла, – мягко сказала она. – Я – не она. Я приехала в гости к Татьяне Муравьевой, живу у нее, пока Таня в отъезде. Меня зовут Маша. За домом Якимовой присматривает Кулибаба, там все осталось нетронутым. Даже телефон не продали… Давайте вы все-таки присядете, Валентин Борисович! Пожалуйста!

К ее удивлению, старик послушался.

– Умерла… – эхом повторил он. Взгляд его застыл в одной точке за Машиной спиной.

– Когда я осматривала дом Якимовой, мне на глаза попался телефон. Она поставила его на полку, чтобы снять селфи. Вы знаете, что такое селфи?

Колыванов криво усмехнулся. По крайней мере, он реагировал на ее слова, он слушал ее и слышал, а не сползал на пол, схватившись за сердце.

– Получается, в день своего исчезновения Якимова ушла за грибами без телефона. Но это странно! Конечно, она могла забыть его, но такая рассеянность плохо вяжется с Мариной. Она тот человек, который вернулся бы с полдороги, потому что нельзя уходить в лес без сотового, вы повторяете это год за годом, у Ксении от зубов отскакивает ваш список, и я уверена, что вы не только в нее вколачивали технику безопасности. «Нас здесь мало, нам нужно друг друга беречь». Вы не удивляетесь моему рассказу, Валентин Борисович. Я ведь говорю то, что вам уже известно, правда?

Старик продолжал смотреть ей за спину.

Послышался звук автомобильного двигателя. Он нарастал, и вскоре белая «Тойота» Аметистова промчалась по дороге в сторону Анкудиновки. «Новые фокусы?» Но Маше сейчас было не до причуд Аметистова.

Она села напротив Колыванова, поставив стул так, чтобы поймать его взгляд.

– Марина не уходила ни в какой лес, да? Иначе она взяла бы телефон. И вряд ли ей пришла в голову мысль делать селфи в шесть утра… Кстати, этот момент вы не продумали. Полина Ильинична сказала, что многие видели, как Марина отправилась за грибами. Однако настоящие грибники выходят очень рано, раньше, чем вы все просыпаетесь. В Таволге ведь нет коров, которых нужно выгонять до рассвета. В полиции на это не обратили внимания, судя по тому, что мой вопрос застал Полину Ильиничну врасплох. Она рассердилась и осадила меня.

Колыванов молчал.

– Где Марина, Валентин Борисович?

Старик посмотрел ей в глаза.

– Не знаю. Никто не знает. Кроме Поли.


– Что с ней случилось?

Колыванов криво усмехнулся.

– Я ее убил.





Глава 9. Макар Илюшин и Сергей Бабкин




1




Оксана не позвонила, а прислала сестре аудиосообщение. Сергей с Илюшиным в пятый раз слушали ленивый, тягучий с хрипотцой голос, повторяющий:

– Не беспокойся, все в порядке, я тут задержусь. Когда вернусь, не могу пока сказать! Чмоки-чмоки, Ленку целуй в коленку!

– Это точно голос Оксаны?

– Да что я, родную сестру не узнаю? – засмеялась Жанна. – Она это. Выпила, кажется, малость. И выражение это ее: «Ленку целуй в коленку», она всегда так говорит, когда прощается.

Жанна держала телефон в лодочкой составленных ладонях, точно птичку, готовую взлететь.

– Перешлите мне запись, пожалуйста, – попросил Илюшин. – И еще – у вас ведь остались другие ее сообщения? Я все-таки хочу убедиться, что это именно Оксана.

Прибежал Юрий, за ним торопился Медников.

– Ха-ха, я же говорил! – торжествующе объявил Лев Леонидович. – Можете ничего не сверять! Оксанка это, радость наша шалопутная…

Жанна одернула его, показав одними глазами на Баренцева.

– Юрик обо всем знает, – отмахнулся Медников. – Хватит уже голову друг другу морочить. Ну, загуляла баба, имеет право, в конце концов!..

– Имеет право? – повторил Юрий, и Бабкин понял, что он сейчас бросится на Медникова – просто потому, что более подходящего объекта рядом нет. – Мы здесь с ума сходим! Восьмой день! Частных детективов! Ребенок не спит нормально! – С каждым выплеснутым словом он надвигался на Льва Леонидовича, а тот отступал назад. – Свинство какое! Скотство! Не предупредить никого! Про родную дочь позабыть!

Сергей встал между ними.

– Тише, тише. – Он примирительно поднял руки. – Юрий, брат вашей жены точно не виноват в ее… отъезде.

Баренцев сник. Хотел что-то сказать, с силой прикусил губу – и вышел.

Макар заметил за окном красноватое лицо Лады Толобаевой, на котором медленно проявлялась недоверчивая радость. Горничная прибежала к их коттеджу, услышав новость, но внутрь зайти не осмелилась, ждала снаружи. Илюшин наблюдал, как она кинулась к Баренцеву, остановилась в двух шагах, смутившись, и расцвела в улыбке, когда он кивнул в ответ на ее вопрос.

Медников как ни в чем не бывало радостно потер руки.

– Ну, дивно, дивно! Разобрались! Все, братцы, мы в ваших услугах больше не нуждаемся, освобождайте вагончики, граждане пассажиры, поезд доехал до конечной станции… Давайте, давайте, с вещичками на выход, мои дорогие! И вы, юноша, собирайтесь, и вы, мой дорогой Сергей, не знаю, как вас по отчеству!

Он выпроваживал их, как хозяин, балагурил, распахнул дверь, чтобы они поторапливались, не позволял Жанне вставить ни единого слова и, наконец, приблизившись к Бабкину, вскинул ладони, чтобы подтолкнуть его к выходу, точно зазевавшегося пассажира в трамвае. Сергей мгновенно обернулся к нему. Медников так и оцепенел с поднятыми руками.

– У вас, Лев Леонидович, инстинкт самосохранения отключился на радостях? – с любопытством осведомился Макар.

Жанна наконец обрела голос.

– Да вы что! Лева, ты с ума сошел? Сергей, Макар Андреевич, не слушайте его, он сам не знает, что городит, а вы оставайтесь сколько хотите, вечером ужин праздничный накроем, вы чего, как уезжать-то, чего это выдумали!

Медников медленно сделал шаг назад. Он был очень бледен. «Точно турист, столкнувшийся с медведем», – с удовлетворением констатировал Илюшин. Можно было бы еще поглумиться над зарвавшимся Львом Леонидовичем, но их ждали дела.

– Жанна Ивановна, пока не выяснится, с какого телефона поступил звонок, мы хотели бы остаться здесь, – сказал он. – Если наше присутствие вас не обременит.

Жанна Ивановна поклялась, что ее ничего не обременит. И на застывшего неподвижно Сергея, хранящего молчание, покосилась с таким ужасом, что Илюшин с трудом удержался от смеха. Кажется, если бы он пожелал жить здесь еще год, она и на это дала бы согласие, лишь бы поскорее убраться подальше от взбешенного Бабкина и увести своего братца-остолопа.

Когда за ними закрылась дверь, Макар скомандовал:

– Отомри!

Но напарник уже и без его приказов был на кухне, стучал дверцами шкафа. Сначала до Макара доплыл запах кофе, а затем, бережно неся кружку размером с небольшую кастрюлю, вернулся и Сергей.

– В турке осталось на полчашки. Если хочешь, допивай.