– Слова, слова! – зло отмахнулся Медников. – Пустая болтовня! Жанка, не слушай их, умоляю! Думай только об Оксане! Ох, я не могу вообразить… что он с ней делал? Если он решит отомстить ей за то, что мы не отдали эти несчастные три миллиона? Изобьет! Отрежет руку! И в следующий раз потребует больше! Разве вам этого мало?! – Он схватил браслет прежде, чем Бабкин успел его остановить, и потряс им. Теперь он походил на шамана, камлающего своим темным богам.
Лев Леонидович размахивал браслетом над головой, золотые искры разлетались по комнате, Жанна щурилась сквозь слезы, Юрий притулился на краешке кресла, глядя перед собой и, кажется, не замечая беснующегося Медникова. Илюшин незаметно выскользнул из комнаты. Бабкин догадался, что он решил отыскать Ингу, узнать побольше о том, кто передал письмо. Большого смысла это не имело: первый попавшийся мальчишка, которому сунули пятьсот рублей. Но если девушка встречала его в поселке раньше, пацаненок может стать ниточкой к вымогателю.
Или не стать. Увещевания Медникова достигли цели. Жанна неуверенно посмотрела на Бабкина и кивнула.
– Мы… мы отдадим деньги. Лучше перестраховаться, правда же? Только, Левушка, я ведь не знаю код от сейфа…
– Ну, а кто знает? Юрик! Юрка! Очнись же, бог ты мой, нельзя бездействовать, когда Оксана страдает! Она мучается, ведь он жуткие вещи может с ней проделывать, ты понимаешь или нет?
Юрий поднялся. Повинуясь несильным толчкам в спину, которыми Медников подгонял его, он побрел, как несчастный исхудавший бык, не знающий, что его ждет, – бойня или схватка с пикадором. За ними следовала Жанна, а замыкал процессию Бабкин.
За одной из приоткрытых дверей мелькнули фигуры Илюшина и Инги, донеслись тихие голоса. Причитания Льва Леонидовича заглушили их. Юрий, пошатывающийся, точно пьяный, подталкиваемый сатиром-Медниковым, испуганная нимфа в кудрях и Бабкин, ощущавший себя при них кем-то вроде сторожевого пса, – вся эта процессия добрела до комнаты Оксаны Баренцевой и ввалилась внутрь.
– Открывай, открывай! – пихал Медников Юрия к металлическому шкафу.
Сейф стоял в углу. Бабкин, дважды осматривавший комнату, при первом взгляде на тусклую серебристую глыбу решил, что в нем хранится оружие. Однако, когда Юрий дрожащими руками набрал код, оказалось, что внутри полки, забитые наличными, и футляры с ювелирными украшениями.
– Оксанка… как знала!.. – забормотал Медников, выгребая пачки.
Он перекидывал их на кровать одну за другой. Юрий, глядя, как они летают, вышел из оцепенения.
– Все, хватит, достаточно! – Он оттер родственника. – Уймись, Лева. Пересчитай – должно быть, три уже набралось.
– Ладно… ладно.
Жанна с Медниковым пересчитали деньги.
– Глаз-алмаз, – нехотя бросил Медников. – Два девятьсот пятьдесят. Еще пятидесяти тысяч не хватает.
Нашли спортивную сумку, уложили тугие пачки на дно.
– Я думал, вся сумка забьется, – растерянно сказал Медников. – Будет неподъемная. Ох, только бы он ее не тронул, только бы не тронул…
Бабкин больше не мог слушать истерические взвизгивания Льва Леонидовича. Он отыскал Илюшина.
– Что, собрали деньги? – спросил Макар.
– Собрали. В сейфе не меньше восьми миллионов. Разговор с девушкой что-нибудь прояснил?
– Да нет, все как я предполагал. Снаружи висит корзинка с цветами, Инга выходит их поливать по утрам. Мальчишка знал о порядках в доме. Вернее, не он сам, а тот, кто передал ему письмо.
Они посмотрели друг на друга. Обменялись безмолвно мыслью, одинаково хорошо понятной обоим.
За открытой дверью показалась Жанна.
– Жанна Ивановна, вы не могли бы зайти, – позвал Илюшин. И когда она протиснулась внутрь, попросил: – Прикройте, пожалуйста, дверь, мы бы хотели поговорить с вами с глазу на глаз.
2
Стемнело быстро, словно задернули шторку. Раздутыми светящимися рыбами равномерно поплыли вдоль дороги фонари.
В двух километрах отсюда текло шоссе. Толпились, обгоняли, ругались, уступали, рычали моторами, помаргивали аварийками, извиняясь. Но до перекрестка доносился только негромкий ровный гул, казавшийся таким же естественным, как шум ветра. Изредка из этого шума птичьими вскриками вырывались сигналы.
«Мирель» оказалась двухэтажным лабазом, сложенным из кирпича, с черепичной крышей, – здоровенная махина, удивительно, подумал Макар, что восемь месяцев стоит без арендаторов. Место было странное. С одной стороны, на отшибе, и движение никак не назвать оживленным. С другой, перекресток.
«Мирель», как узкую насыпь, обтекали два пути: заасфальтированная полностью дорога, которая соединяла ее с поселком, и дорога, заасфальтированная отчасти, – та самая, подъездная для грузовиков, привозивших коробки с товарами. Выбоин на ней было больше, чем асфальта. Кое-где их присыпали щебенкой.
Лев Леонидович поднял камешек и швырнул в кусты.
– Не надо, Лева, – попросил Юрий.
– Все будет нормально! – Медников даже попытался залихватски присвистнуть, но поймал взгляд Илюшина и вместо свиста с губ сорвалось сиплое шипение, как у спустившего мяча.
Жанна осталась дома. Сергей в ответ на вопрос Юрия, поедет ли он с ними, качнул головой: Макара Андреевича будет достаточно.
Медников, Илюшин и Баренцев приехали в половине десятого. Фонарь над бывшим магазином не горел. Они бросили машины возле главного входа и обошли здание. Шлагбаум, к удивлению Макара, остался цел и даже перегораживал въезд, хотя уже много месяцев никто сюда не подъезжал. «Странно, что его не сломали».
Без десяти десять.
Сумку крепко сжимал Юрий. Когда Медников попытался забрать ее, Баренцев сухо сказал: «Перестань» – и отошел в сторону. Теперь Макар сидел на выщербленных ступеньках, Юрий застыл у дороги, сам похожий на коротенький шлагбаум, а Лев Леонидович бродил по пыльной, пустой, темной площадке.
Без пяти десять. Медников стал вздрагивать от каждой проезжавшей мимо машины, словно его поражал беззвучный выстрел. Баренцев замер, вглядываясь в темноту.
– Ты сумку-то поставь, поставь куда приказали, – нервно сказал Медников.
Юрий послушался. Носком туфли, на этот раз не горчичной, а черной, но по-прежнему замшевой, Лев Леонидович отпихнул сумку с ее содержимым подальше за шлагбаум. В этом движении Макару почудилась как будто даже некоторая брезгливость, словно не три миллиона было в ней, а горсть монет, набранных неудачливым нищим.
Без одной минуты десять.
Вдалеке вспыхнула одинокая фара. Кто-то одноглазый быстро приближался к ним, ревя мотором, и только когда подъехал вплотную, стало ясно, что это мотоциклист. Он притормозил возле шлагбаума. Водитель вильнул рулем, второй, сидевший за ним, в блестящем черном шлеме, наклонился, зачерпнул сумку, водитель поддал газу, и они умчались, стремительно превращаясь из круга в мельтешащую точку, пока не скрылись совсем.
Макар поднялся со ступенек.
– Что… И все? – спросил Юрий. – Как-то это…
Он не договорил, но Илюшин его понял. Только что было напряженное ожидание, волнение, страх – и вдруг обыденная вечерняя пустота. Разве что фонарь в отдалении заговорщически подмигивает. Макар взглянул на часы: десять ноль одна. В две минуты уложилась вся операция.
– Что стоим? – проговорил Медников. – Поехали… Пора домой.
– Минуточку подождите, пожалуйста, – попросил Илюшин.
Он достал телефон, обошел площадку, фотографируя все углы. Склонился над тем местом, где притормозил мотоцикл, общелкал его со всех сторон. Медников прищурился от вспышки.
– Вы думаете, остались отпечатки? – неуверенно спросил он. – Можно найти их по этим следам?
– Ничего нельзя исключать, – глубокомысленно откликнулся Илюшин.
Юрий наблюдал за его действиями с тоской во взгляде, и, кажется, только воспитание не позволяло ему заявить Илюшину, что тот занимается полной ерундой. Никаких отпечатков шин в этом галечном месиве разобрать невозможно. А кусты? Зачем снимать кусты?
Однако, вместо того чтобы оставить Макара развлекаться в одиночестве, оба терпеливо ждали, пока он закончит. Макар бродил себе неторопливо, даже посвистывал. Прошло не меньше пятнадцати минут. Он поднял голову и обнаружил, что Медников и Баренцев обосновались на ступеньках.
– Что ж вы домой не поехали, Лев Леонидович? – с изумлением спросил он. – Неужели меня ждете?
У Льва Леонидовича вытянулось лицо. С его губ едва не сорвалась грубость.
Юрий усмехнулся:
– Я вас сюда доставил, должен и обратно увезти. А Лева – со мной за компанию. Вы, наверное, уже закончили?
– Закончил, – удовлетворенно согласился Макар.
Две машины почти одновременно подъехали к коттеджу Баренцевых. Первым припарковался Юрий, грустно кивнул Макару и побрел внутрь. Он выглядел так, словно с этими деньгами они отдали своими руками надежду на возвращение его жены. На крыльце ждала Жанна.
Юрий зашел в холл первым, Илюшин замешкался, пропуская Медникова. Лев Леонидович, едва сдерживавший возбуждение, сделал несколько шагов по ярко освещенному коридору и застыл. У дверей гостиной стояла спортивная сумка, которую он сам пихнул под шлагбаум полчаса назад.
– Эт-то что… – начал Лев Леонидович, не в силах оторвать взгляда от сумки.
– А это я забрал у двоих несовершеннолетних прохиндеев, – донесся из комнаты голос Бабкина.
Медников ворвался в гостиную.
Сергей сидел за столом.
– Что значит – вы забрали?! – взвился Медников. – Вы с ума сошли? Кто вам позволил?
– Я вот стал думать: почему сумку нужно было оставить именно за шлагбаумом, а не перед «Мирелью»? – неторопливо начал Бабкин. – Дорога жуткая, проехать по ней нормально нельзя… И мне пришло в голову, что это сделано с определенной целью: чтобы, если за шантажистом кто-то погонится, уйти по этим выбоинам от преследования. На четырех колесах это сделать затруднительно. Можно там крепко сесть. А на мотоцикле – запросто! При условии, что мотоциклист знает карту дороги как свои пять пальцев. И второе условие: мотоциклистов должно быть двое. Из соображений безопасности. Один за рулем, второй схватит сумку. Задача моя сводилась к тому, чтобы найти в окрестностях двух молодых парней с мотоциклом, возможно, братьев, которые живут тут достаточно долго, чтобы изучить каждую выбоину в лицо. Здесь, в «Родниках», публика немного другого толка. Так что я сразу выдвинулся в поселок. И что вы думаете? Нашел! Дальше было дело техники: дождаться, когда они вернутся к себе с деньгами, и встретить их. – Бабкин поднялся в полный рост, и Медников сглотнул. – Я так и поступил.
Повисла тишина.
– И они вас сдали, Лев Леонидович, – доброжелательно сказал возникший за его спиной Илюшин. – Сдали с потрохами.
– Я не понимаю, – забормотал Медников, отступая. – Что это значит? Что вы себе позволяете? Вы забрали деньги у похитителей? Кто вам вообще позволил? Вы же Оксану подставили! Жанночка!
– Я им позволила, – на удивление твердо сказала Жанна. – Макар Андреевич и Сергей… они убедили меня, что нужно выследить тех, кто написал это письмо.
Вперед выступил Юрий Баренцев.
– Лева, – недоуменно начал он, вглядываясь в Медникова, – что все это означает? Ты имеешь к шантажистам какое-то отношение?
Медников воздел руки к небу.
– Господи, Юра, Жанна, о чем вы говорите! Вы что, не знаете меня? Разумеется, не имею! Это законченная чушь, вы поглядите на их рожи, вот на эту рожу, например, поглядите! – Он по-ленински указал на Бабкина вытянутой ладонью. – Это же бандит! Я не знаю, Жанна, где были твои глаза, когда ты их нанимала, но они подставят всех: меня, тебя, Юрика, кого угодно, чтобы только нажиться на нашей беде! На горе нашем нажиться! А эта физиономия пронырливая? – Медников живо обернулся к Макару. – Я вас, вас, юноша, имею в виду! У вас на лбу написано, что вы лжец и шельмец! У вас в послужном списке столько расследований, сколько у приличных людей к пятидесяти годам не наберется! – Он повысил голос. – Что вы наделали, подлецы, бездари? Вы же оборвали единственную ниточку к Оксане!
Лев Леонидович размахивал браслетом над головой, золотые искры разлетались по комнате, Жанна щурилась сквозь слезы, Юрий притулился на краешке кресла, глядя перед собой и, кажется, не замечая беснующегося Медникова. Илюшин незаметно выскользнул из комнаты. Бабкин догадался, что он решил отыскать Ингу, узнать побольше о том, кто передал письмо. Большого смысла это не имело: первый попавшийся мальчишка, которому сунули пятьсот рублей. Но если девушка встречала его в поселке раньше, пацаненок может стать ниточкой к вымогателю.
Или не стать. Увещевания Медникова достигли цели. Жанна неуверенно посмотрела на Бабкина и кивнула.
– Мы… мы отдадим деньги. Лучше перестраховаться, правда же? Только, Левушка, я ведь не знаю код от сейфа…
– Ну, а кто знает? Юрик! Юрка! Очнись же, бог ты мой, нельзя бездействовать, когда Оксана страдает! Она мучается, ведь он жуткие вещи может с ней проделывать, ты понимаешь или нет?
Юрий поднялся. Повинуясь несильным толчкам в спину, которыми Медников подгонял его, он побрел, как несчастный исхудавший бык, не знающий, что его ждет, – бойня или схватка с пикадором. За ними следовала Жанна, а замыкал процессию Бабкин.
За одной из приоткрытых дверей мелькнули фигуры Илюшина и Инги, донеслись тихие голоса. Причитания Льва Леонидовича заглушили их. Юрий, пошатывающийся, точно пьяный, подталкиваемый сатиром-Медниковым, испуганная нимфа в кудрях и Бабкин, ощущавший себя при них кем-то вроде сторожевого пса, – вся эта процессия добрела до комнаты Оксаны Баренцевой и ввалилась внутрь.
– Открывай, открывай! – пихал Медников Юрия к металлическому шкафу.
Сейф стоял в углу. Бабкин, дважды осматривавший комнату, при первом взгляде на тусклую серебристую глыбу решил, что в нем хранится оружие. Однако, когда Юрий дрожащими руками набрал код, оказалось, что внутри полки, забитые наличными, и футляры с ювелирными украшениями.
– Оксанка… как знала!.. – забормотал Медников, выгребая пачки.
Он перекидывал их на кровать одну за другой. Юрий, глядя, как они летают, вышел из оцепенения.
– Все, хватит, достаточно! – Он оттер родственника. – Уймись, Лева. Пересчитай – должно быть, три уже набралось.
– Ладно… ладно.
Жанна с Медниковым пересчитали деньги.
– Глаз-алмаз, – нехотя бросил Медников. – Два девятьсот пятьдесят. Еще пятидесяти тысяч не хватает.
Нашли спортивную сумку, уложили тугие пачки на дно.
– Я думал, вся сумка забьется, – растерянно сказал Медников. – Будет неподъемная. Ох, только бы он ее не тронул, только бы не тронул…
Бабкин больше не мог слушать истерические взвизгивания Льва Леонидовича. Он отыскал Илюшина.
– Что, собрали деньги? – спросил Макар.
– Собрали. В сейфе не меньше восьми миллионов. Разговор с девушкой что-нибудь прояснил?
– Да нет, все как я предполагал. Снаружи висит корзинка с цветами, Инга выходит их поливать по утрам. Мальчишка знал о порядках в доме. Вернее, не он сам, а тот, кто передал ему письмо.
Они посмотрели друг на друга. Обменялись безмолвно мыслью, одинаково хорошо понятной обоим.
За открытой дверью показалась Жанна.
– Жанна Ивановна, вы не могли бы зайти, – позвал Илюшин. И когда она протиснулась внутрь, попросил: – Прикройте, пожалуйста, дверь, мы бы хотели поговорить с вами с глазу на глаз.
2
Стемнело быстро, словно задернули шторку. Раздутыми светящимися рыбами равномерно поплыли вдоль дороги фонари.
В двух километрах отсюда текло шоссе. Толпились, обгоняли, ругались, уступали, рычали моторами, помаргивали аварийками, извиняясь. Но до перекрестка доносился только негромкий ровный гул, казавшийся таким же естественным, как шум ветра. Изредка из этого шума птичьими вскриками вырывались сигналы.
«Мирель» оказалась двухэтажным лабазом, сложенным из кирпича, с черепичной крышей, – здоровенная махина, удивительно, подумал Макар, что восемь месяцев стоит без арендаторов. Место было странное. С одной стороны, на отшибе, и движение никак не назвать оживленным. С другой, перекресток.
«Мирель», как узкую насыпь, обтекали два пути: заасфальтированная полностью дорога, которая соединяла ее с поселком, и дорога, заасфальтированная отчасти, – та самая, подъездная для грузовиков, привозивших коробки с товарами. Выбоин на ней было больше, чем асфальта. Кое-где их присыпали щебенкой.
Лев Леонидович поднял камешек и швырнул в кусты.
– Не надо, Лева, – попросил Юрий.
– Все будет нормально! – Медников даже попытался залихватски присвистнуть, но поймал взгляд Илюшина и вместо свиста с губ сорвалось сиплое шипение, как у спустившего мяча.
Жанна осталась дома. Сергей в ответ на вопрос Юрия, поедет ли он с ними, качнул головой: Макара Андреевича будет достаточно.
Медников, Илюшин и Баренцев приехали в половине десятого. Фонарь над бывшим магазином не горел. Они бросили машины возле главного входа и обошли здание. Шлагбаум, к удивлению Макара, остался цел и даже перегораживал въезд, хотя уже много месяцев никто сюда не подъезжал. «Странно, что его не сломали».
Без десяти десять.
Сумку крепко сжимал Юрий. Когда Медников попытался забрать ее, Баренцев сухо сказал: «Перестань» – и отошел в сторону. Теперь Макар сидел на выщербленных ступеньках, Юрий застыл у дороги, сам похожий на коротенький шлагбаум, а Лев Леонидович бродил по пыльной, пустой, темной площадке.
Без пяти десять. Медников стал вздрагивать от каждой проезжавшей мимо машины, словно его поражал беззвучный выстрел. Баренцев замер, вглядываясь в темноту.
– Ты сумку-то поставь, поставь куда приказали, – нервно сказал Медников.
Юрий послушался. Носком туфли, на этот раз не горчичной, а черной, но по-прежнему замшевой, Лев Леонидович отпихнул сумку с ее содержимым подальше за шлагбаум. В этом движении Макару почудилась как будто даже некоторая брезгливость, словно не три миллиона было в ней, а горсть монет, набранных неудачливым нищим.
Без одной минуты десять.
Вдалеке вспыхнула одинокая фара. Кто-то одноглазый быстро приближался к ним, ревя мотором, и только когда подъехал вплотную, стало ясно, что это мотоциклист. Он притормозил возле шлагбаума. Водитель вильнул рулем, второй, сидевший за ним, в блестящем черном шлеме, наклонился, зачерпнул сумку, водитель поддал газу, и они умчались, стремительно превращаясь из круга в мельтешащую точку, пока не скрылись совсем.
Макар поднялся со ступенек.
– Что… И все? – спросил Юрий. – Как-то это…
Он не договорил, но Илюшин его понял. Только что было напряженное ожидание, волнение, страх – и вдруг обыденная вечерняя пустота. Разве что фонарь в отдалении заговорщически подмигивает. Макар взглянул на часы: десять ноль одна. В две минуты уложилась вся операция.
– Что стоим? – проговорил Медников. – Поехали… Пора домой.
– Минуточку подождите, пожалуйста, – попросил Илюшин.
Он достал телефон, обошел площадку, фотографируя все углы. Склонился над тем местом, где притормозил мотоцикл, общелкал его со всех сторон. Медников прищурился от вспышки.
– Вы думаете, остались отпечатки? – неуверенно спросил он. – Можно найти их по этим следам?
– Ничего нельзя исключать, – глубокомысленно откликнулся Илюшин.
Юрий наблюдал за его действиями с тоской во взгляде, и, кажется, только воспитание не позволяло ему заявить Илюшину, что тот занимается полной ерундой. Никаких отпечатков шин в этом галечном месиве разобрать невозможно. А кусты? Зачем снимать кусты?
Однако, вместо того чтобы оставить Макара развлекаться в одиночестве, оба терпеливо ждали, пока он закончит. Макар бродил себе неторопливо, даже посвистывал. Прошло не меньше пятнадцати минут. Он поднял голову и обнаружил, что Медников и Баренцев обосновались на ступеньках.
– Что ж вы домой не поехали, Лев Леонидович? – с изумлением спросил он. – Неужели меня ждете?
У Льва Леонидовича вытянулось лицо. С его губ едва не сорвалась грубость.
Юрий усмехнулся:
– Я вас сюда доставил, должен и обратно увезти. А Лева – со мной за компанию. Вы, наверное, уже закончили?
– Закончил, – удовлетворенно согласился Макар.
Две машины почти одновременно подъехали к коттеджу Баренцевых. Первым припарковался Юрий, грустно кивнул Макару и побрел внутрь. Он выглядел так, словно с этими деньгами они отдали своими руками надежду на возвращение его жены. На крыльце ждала Жанна.
Юрий зашел в холл первым, Илюшин замешкался, пропуская Медникова. Лев Леонидович, едва сдерживавший возбуждение, сделал несколько шагов по ярко освещенному коридору и застыл. У дверей гостиной стояла спортивная сумка, которую он сам пихнул под шлагбаум полчаса назад.
– Эт-то что… – начал Лев Леонидович, не в силах оторвать взгляда от сумки.
– А это я забрал у двоих несовершеннолетних прохиндеев, – донесся из комнаты голос Бабкина.
Медников ворвался в гостиную.
Сергей сидел за столом.
– Что значит – вы забрали?! – взвился Медников. – Вы с ума сошли? Кто вам позволил?
– Я вот стал думать: почему сумку нужно было оставить именно за шлагбаумом, а не перед «Мирелью»? – неторопливо начал Бабкин. – Дорога жуткая, проехать по ней нормально нельзя… И мне пришло в голову, что это сделано с определенной целью: чтобы, если за шантажистом кто-то погонится, уйти по этим выбоинам от преследования. На четырех колесах это сделать затруднительно. Можно там крепко сесть. А на мотоцикле – запросто! При условии, что мотоциклист знает карту дороги как свои пять пальцев. И второе условие: мотоциклистов должно быть двое. Из соображений безопасности. Один за рулем, второй схватит сумку. Задача моя сводилась к тому, чтобы найти в окрестностях двух молодых парней с мотоциклом, возможно, братьев, которые живут тут достаточно долго, чтобы изучить каждую выбоину в лицо. Здесь, в «Родниках», публика немного другого толка. Так что я сразу выдвинулся в поселок. И что вы думаете? Нашел! Дальше было дело техники: дождаться, когда они вернутся к себе с деньгами, и встретить их. – Бабкин поднялся в полный рост, и Медников сглотнул. – Я так и поступил.
Повисла тишина.
– И они вас сдали, Лев Леонидович, – доброжелательно сказал возникший за его спиной Илюшин. – Сдали с потрохами.
– Я не понимаю, – забормотал Медников, отступая. – Что это значит? Что вы себе позволяете? Вы забрали деньги у похитителей? Кто вам вообще позволил? Вы же Оксану подставили! Жанночка!
– Я им позволила, – на удивление твердо сказала Жанна. – Макар Андреевич и Сергей… они убедили меня, что нужно выследить тех, кто написал это письмо.
Вперед выступил Юрий Баренцев.
– Лева, – недоуменно начал он, вглядываясь в Медникова, – что все это означает? Ты имеешь к шантажистам какое-то отношение?
Медников воздел руки к небу.
– Господи, Юра, Жанна, о чем вы говорите! Вы что, не знаете меня? Разумеется, не имею! Это законченная чушь, вы поглядите на их рожи, вот на эту рожу, например, поглядите! – Он по-ленински указал на Бабкина вытянутой ладонью. – Это же бандит! Я не знаю, Жанна, где были твои глаза, когда ты их нанимала, но они подставят всех: меня, тебя, Юрика, кого угодно, чтобы только нажиться на нашей беде! На горе нашем нажиться! А эта физиономия пронырливая? – Медников живо обернулся к Макару. – Я вас, вас, юноша, имею в виду! У вас на лбу написано, что вы лжец и шельмец! У вас в послужном списке столько расследований, сколько у приличных людей к пятидесяти годам не наберется! – Он повысил голос. – Что вы наделали, подлецы, бездари? Вы же оборвали единственную ниточку к Оксане!