* * *
Сторожевая башня наполовину выходила за пределы крепостной стены, поэтому обзор из нее был хороший. Примерно через час слева, на востоке, в конце непривычно пустынной дороги показалось какое-то сияние: будто там всходило солнце, которое на самом деле уже миновало зенит и начало опускаться к закату. Неопытному человеку было бы трудно догадаться, что происходит, но бывалый солдат Кёниг понял сразу: это отражают солнечные лучи начищенные до блеска доспехи императорской конницы!
Он прикинул ширину дороги и пространство, занимаемое едущим в строю всадником: выходило, что в шеренге движутся пятеро. Конный отряд выстраивается обычно в десять шеренг, значит, их где-то полсотни… Точнее станет ясно, когда колонна вытянется и можно будет определить ее длину… Во всяком случае в замковой страже семь десятков алебард: Господин словно предвидел, что придется биться не с шайкой разбойников, а с регулярным подразделением… Значит, чувствовал грех за собой! И недаром проводил тайные встречи с другими князьями, недаром они обводили на карте карандашом свои территории, как будто хотели отделить их от Австрийской империи настоящими границами…
Раймунд тяжело вздохнул. Одно дело – выполнять приказ князя и защищать замок от врагов, а совсем другое – защищая изменника, противостоять армии императора… Это совсем, совсем другое дело! Да и стражники вряд ли поддержат бунт против своего монарха… Скорей они поднимут на пики предателя-начальника стражи!
Кёниг вздохнул еще раз. Он оказался между двух огней. Даже между трех! Князь и император могут его казнить, а подчиненные без ритуальных церемоний заколоть алебардами… И все будут правы! Хотя… Есть еще огонек – четвертый, спасительный, как сигнал маяка – Клара! Но спасительный ли он? Как бы ее заманчивый свет не привел доверившийся корабль на скалы…
Он спустился на этаж ниже и вышел на стену. Стражники, спрятавшись за зубцы, положили рядом арбалеты и ждали. Они не знали, чего ждут и против кого их подняли по тревоге. А в неизвестности минуты растягиваются часами. Поэтому все поворачивали ожидающие лица к Кёнигу.
Штефан, Маркус, Дитмар, Кох, Ганс, Харди Хитрый, Диппель, Рихтер… Кто из них поддержит своего командира в битве с императорскими войсками? Они ждут разъяснений или, на худой конец, – команды. Ведь любая команда – это какая-никакая ясность…
– Это враги! Зарядить арбалеты! – приказал Кёниг, и подчиненные с облегчением занялись привычным делом.
Тем временем колонна императорской конницы приблизилась к замку. Она оказалась в два раза длиннее обычной, включая повозки обоза, оруженосцев и слуг. Значит, они сильнее, но у тех, кто прячется за толстыми стенами, всегда имеется преимущество… Если, конечно, противостояние все же начнется…
Похоже, что конники не рассчитывали на сопротивление: поднятый мост, закрытые ворота и арбалетчики на стене их явно удивили. Подчиняясь громким командам, отряд длинной шеренгой выстроился напротив замка по другую сторону дороги, как на площади Хельденплац во время проезда Императора Священной Римской империи во дворец Хофбург. Выглядели воины монарха торжественно и внушительно: блестела шерсть ухоженных лошадей, на некоторых были надеты специальные латы, защищающие голову, шею и грудь, сверкали полные – от ног до головы – доспехи, щиты, и шлемы «штеххелм» – жабья голова, обтекаемая форма которой отводит вскользь стрелы, копья и мечи. Издали «штеххелмы» больше напоминали не жабьи, а змеиные головы, поэтому к торжественности и парадности отряда добавлялась и его несомненная опасность…
Стражники Маутендорфа никогда не носили полных доспехов – только отдельные их части: нагрудники, наручи, шлемы – всё разнокалиберное: где что удалось урвать… Если их построить в шеренгу напротив, то они бы отличались от имперского отряда, как разбойники с большой дороги от них самих… И в сердца защитников замка закрались сомнения насчет правильности своих действий.
Между тем командир имперского отряда на мощном белом коне, закованном в броню, покинул шеренгу и неспешно, с достоинством, подъехал ко рву замка, как раз напротив поднятых ворот. На нем были индивидуально изготовленные доспехи – по фигуре, с замысловатыми узорами, выполненными золочением и чернением. Это свидетельствовало о богатстве владельца, а открытое забрало демонстрировало его смелость. Открытая часть лица показывала, что это еще достаточно молодой человек – вряд ли старше Кёнига, но уверенность манер выдавала привычку чаще отдавать приказы, нежели им подчиняться.
– Именем Императора! – начал он звучным голосом, перекрывшим все окружающие шумы. Впрочем, их, можно сказать, и не было: стих ветерок, не шелестела листва деревьев, даже не звякали уздечки и стремена почти сотни коней, хотя без этого не обходится ни один большой конный строй. А уж на стене замка воцарилась мертвая тишина, так что далеко вокруг отчетливо разносилось каждое слово всадника в богатом облачении.
– Именем Императора Священной Римской империи, Его Величества Фердинанда II я, барон фон Крайцнер, прибыл в замок Маутендорф, чтобы огнем и мечом выжечь и искоренить государственную измену, замышленную бывшим князем Бауэрштейном, ныне лишенным титула и приговоренным к смертной казни! Мне ведомо про тайные встречи Бауэрштейна с другими подлыми изменниками, бывшими князьями из Моосхама, Неймотервица и Эльцмаунтера, которые уже казнены! Требую немедленно открыть ворота, сложить оружие и не препятствовать мне в исполнении воли Его Величества! Я знаю, что здесь не обычная стража, а многочисленное и обученное войско, но любая попытка помешать исполнению моего долга будет пресечена так же жестоко, как деятельность изменников, свивших свое гнездо в этом и соседних замках!
Барон замолчал. Арбалетчики на стене окаменели, как зубцы, за которыми они прятались. Кёниг тоже превратился в каменную статую полководца, стоящего на грани поражения. Голова шла кругом: он совершенно не представлял – откуда этот барон прознал все секреты Господина! И как ему самому поступить в такой ситуации, тоже не знал… Про Летучий отряд императорской конницы он был наслышан – это элитное подразделение, которое жестоко подавляет масштабные бунты, заговоры вассалов и устраняет любые серьезные угрозы для империи. Про барона фон Крайцнера он тоже слышал такое, от чего по телу пробегали холодные мурашки…
Пауза затягивалась. Штефан, Кох и еще несколько стражников отложили взведенные арбалеты. Барон со щелчком опустил забрало. Кёниг вздрогнул. Больше молчать было нельзя.
– Я начальник стражи замка Маутендорф Раймунд Кёниг! – так же громко и уверенно сказал окаменевший командир. Точнее, ему только казалось, что он говорит так же громко и уверенно, как посланец Императора. На самом деле это было совсем не так. Но надо отдать должное: несмотря на смятение в душе, голос его звучал все же достаточно твердо и громко.
– Мы верные подданные Его Величества Императора Фердинанда II. И мы верные подданные нашего князя фон Бауэрштейна, о лишении титула и о приговоре которого нам ничего не ведомо. В настоящее время я выполняю приказ защитить замок от неизвестных людей. Прошу покинуть призамковую территорию!
Очевидно, чтобы придать убедительность сказанному, Кёниг выхватил меч и взмахнул им над головой. Штефан истолковал этот жест по-своему и, схватив арбалет, выстрелил в строй сверкающих змееголовых латников. Его примеру последовали еще несколько стражников: четыре-пять человек, не больше. Стрелы не принесли змееголовым вреда: весь строй мгновенно закрылся щитами, в которые и воткнулись, азартно дрожа, два болта – остальные улетели неизвестно куда.
Барон поднял руки и опустил их в стороны. Подчиняясь этому знаку, блестящая конная шеренга раздвинулась, освободив место для полутора десятков аркебузеров, уложивших свои тяжелые ружья на воткнутые в землю рогульки-подставки. Они прицелились, тлеющие фитили прижались к затравочным отверстиям, тонкие струйки чёрного дыма зловеще потянулись вверх…
– Всем присесть! – крикнул Кёниг.
Но поздно – слова его перекрыл гром небесный.
– Ба-Бах-Бах-Бах! – почти одновременно из всех стволов вырвались молнии. Град тяжелых пуль обрушился на стену. От них не спасали ни шлемы, ни даже выпуклые нагрудники, которые часто уводили стрелы в рикошет. Двое арбалетчиков упали замертво с простреленными головами, ещё один хрипел, прижимая руки к большой дыре в самой середине нагрудника. Нескольких стражников пули смели со стены, как неожиданный порыв ветра сметает с крыши опавшие осенние листья. Раненые стонали, их товарищи испуганно кричали. Но вся эта какафония смолкла, когда вновь заговорил барон фон Крайцнер:
– Приказываю сложить оружие и открыть ворота! – громоподобным голосом крикнул он. – Наказаны будут только изменники! Невиновных мы не тронем!
– Надо сдаваться, командир! – Харди Хитрый отбросил арбалет. – Мы ни в чем не виновны, мы верные слуги императора! Нас не тронут!
– Правильно! – поддержал его Рихтер. – Раз барон обещал – так и будет. Надо открыть ворота!
Кёниг задумчиво осмотрел свое еще не разбитое, но уже побежденное войско. Ему стало ясно: надо взять курс на тот четвертый, ласковый огонёк, который сулил ему жизнь в самом простом, первобытном смысле этого слова. Да еще с приложением в виде любви, богатства и вечного благополучия, насколько что-то в этом мире может быть вечным. Возможно, этот огонек кажущийся, иллюзорный и приведет фрегат его судьбы на острые рифы предательства и обмана, но что терять тому, кто уже обманут и предан? Чего бояться капитану судна, уже получившего смертельную пробоину ниже ватерлинии?
– Что ж, если вы так решили, идите, опускайте мост и открывайте ворота, – наконец, сказал он. – Кто хочет сдаться на милость победителей – оставайтесь с ними. Только запомните: противник до победы и после неё – это не одно и то же! И когда побежденные сложили оружие, победитель очень быстро забывает свои обещания!
Но его не слушали. Харди Хитрый, Рихтер и Ганс, толкая друг друга, бросились к барабану, опускающему мост. За ними, роняя оружие, рванулись еще десятка два слабых духом стражников.
– А те, кто не хочет идти, как бараны на убой, – за мной, к Княжеской башне! Будем защищать нашего Господина с оружием в руках, как и положено честным солдатам! – крикнул Кёниг, спускаясь со стены, и опытные ветераны, составляющие костяк замковой стражи, пошли за ним. Следом потянулись и молодые, но уже зарекомендовавшие себя смелостью и сообразительностью бойцы.
А полтора-два десятка человек, потоптавшись, положили арбалеты на каменные плиты и остались на месте. Они предпочли плен.
Глава 6. Предательская рокировка
Клара, заперев входную дверь, сидела в канцелярии за своим столом. Через закрытые изнутри ставни дневной свет почти не проникал в глубь комнаты, лишь обрисовывал абрис окна и фигуру прильнувшей к нему Эммы, которая пыталась разглядеть через щель, что происходит на улице.
– Побежали наши, мимо пробежали, – комментировала она. – У ворот вроде пушки грохотали, разве ж они такое выдержат! Бедный мой Штефан! Хоть бы увидеть его одним глазком…
– Увидишь еще! Скоро все закончится, и увидишь! – бесстрастно успокоила ее Клара.
– Думаешь, наши отобьют захватчиков?
– Конечно отобьют! – уверенно ответила Рысь, хотя была убеждена в противоположном. Она лучше других знала, что рыцари императора хорошо подготовлены к атаке: есть у них и план замка, и указание местонахождения казармы и позиций стражников, и сведения об их численности, и схема кратчайшего пути к Княжеской башне, и расположение донжона, – все это она сама уже давно передала в Вену… Есть и аркебузы, и веревочные лестницы с крючьями, и новейшее холодное оружие, и большой боевой опыт… В общем, исход боя был предрешен. Но откровенничать с подчиненным писарем Клара не собиралась, а их дружба приближалась к концу.
– И все же я переживаю за Штефана! Он вечно первым лезет в пекло… Как думаешь, это долго продлится?
– Думаю, нет, – на этот раз вполне искренне ответила Клара.
* * *
Первый раз в жизни Харди Хитрый не оправдал своего прозвища. И последний. Хотя он старался: вынул стопор и вместе с Гансом придерживал ручку, чтобы барабан не сильно раскручивался и мост не упал под своей тяжестью, а плавно, без повреждений опустился на место. Потом с Рихтером они отодвинули засовы и вынули поперечную противотаранную балку, а Ганс быстро распахнул створки ворот и поклонился въезжающему первым в покорившийся замок барону фон Крайцнеру. Но выпрямиться не успел: командир имперского Летучего отряда острым мечом отрубил склоненную голову, и она покатилась по тщательно установленному подъемному мосту, обильно пятная его кровью. Телохранители барона столь же сноровисто и быстро зарубили Харди Хитрого и Рихтера, так что те даже не успели изумиться и испугаться. А вот увидевшие расправу стражники, вышедшие к воротам сдаваться на милость победителей, пришли в ужас.
– Милосердия! Жизнь невиновным! Просим пощады! Господин барон, вы же обещали, – нестройно загомонили они, а некоторые даже упали на колени, вздымая руки то ли к небесам, то ли к командиру отряда.
– Милосердие обещано невиновным! – крикнул фон Крайцнер, пришпоривая коня. – А незаконное войско государственного изменника виновно!
В окружении телохранителей он скакал по мощеной улице Маутендорфа – не первого и не десятого захваченного, с боем или без, замка, за ним, словно ртуть в узкое бутылочное горлышко, вливался сияющий поток змееголовых латников и тут же растекался по кровеносным сосудам пронизывающих обреченную крепость улиц. Некоторые, правда, ненадолго задержались у ворот, чтобы воздать должное несостоявшимся пленным и подтвердить высказанную опытным Кёнигом мудрость о короткой памяти победителей, но потом быстро догнали своих. Лишь несколько десятков трупов в разношерстных доспехах могли создать видимость отчаянной битвы за Маутендорф, но впечатление портило отсутствие шлемов, которые снимают только сдавшиеся в плен: герои гибнут в полном снаряжении и с оружием в руках.
Кровавую расправу у ворот видел рыжий Мориц и еще несколько сотрудников Управы кастеляна, видел грузный Бартольд со своими таможенниками, видели прильнувшие к окнам жители прилегающих домов, видели Кёниг и его люди, перегородившие вдали главную улицу перевернутыми телегами, бревнами и всем, что попалось под руку… Самое быстрое, что есть в мире – это дурные вести, поэтому вскоре весь Маутендорф уже знал, что в замок ворвались жестокие и бессердечные захватчики. Некоторые жители, схватив имеющееся оружие или вилы и топоры, бежали к баррикадам защитников замка, но большинство баррикадировались у себя дома за ставнями или в подвалах.
Между тем на улицах шли бои. Хотя назвать происходящее боями можно было довольно условно: аркебузеры давали залп по примитивной баррикаде, налетевшие конники добивали уцелевших и ошеломленных защитников, слуги и оруженосцы рыцарей оттаскивали телеги и бревна в сторону и Летучий отряд продвигался вперед до следующей преграды, потом ситуация повторялась… Наступление шло довольно быстро, хотя кое-где и не столь успешно.
Арбалеты слабее аркебуз, но перезаряжаются гораздо быстрее, а на маленькой дистанции достаточно эффективны. Змееголовые теряли лошадей и получали ранения, но хорошие доспехи создавали для них серьезное преимущество. Кое-где вспыхивали пешие схватки, но мечом латы не пробить, а у большинства имперцев были тяжелые датские топоры с острым клювообразным ударником, проникающим в любую щель, и плоским шипастым обухом, которым можно оглушить и сшибить с ног самого крепкого бойца. Имелись у них и тяжелые двухлезвийные секиры, разрубающие сочленения панциря и отрубающие руку вместе с наручем; и молоты, сминающие шлемы вместе с головой…
В общем, на холодных камнях Маутендорфа оставались, в основном, тела стражников замка, и, несмотря на сопротивление, имперский отряд наступал, сужая кольцо вокруг Княжеской башни, ибо любая крепость, дворец или замок живут лишь до тех пор, покуда живет их хозяин.
На третьем этаже, у выходящего на последнее убежище разжалованного князя фон Бауэрштейна окна Северной башни, занял позицию его личный стрелок Курт Шефер, который должен был защищать князя в случае любого нападения. Назначая Курта на столь важную должность и размещая по соседству с собой, Бауэрштейн не мог предположить, что это агент Тайной Стражи императора по прозвищу «Орел» и его цели прямо противоположны тем, которые он ему определил. Но, как в бесхитростных пьесах бродячего театра, приближался момент истины, когда маски сбрасываются, а цели злодеев и праведников становятся очевидны, вызывая восторг и негодование публики, получающей в конце концов полное удовлетворение от торжества справедливости…
Однако пока время его выхода не наступило, и он рассматривал шумное, забитое десятками людей тесное пространство двора между Княжеской и Северной башнями и донжоном: Курт понял, что здесь собрались все уцелевшие защитники замка. Так оно и было. Среди них находился и Кёниг, который тоже преследовал цели, отличные от целей большинства его подчиненных, но не представлял, каким образом их достигнуть: как из кровавого шторма, урагана несущих смерть стрел, пуль и мечей добраться в тихую заводь, до спасительного маяка, манящего его ласковым огоньком? Но вариант пока был только один – плыть по воле волн, если этим благодушным термином можно называть заведомо проигрышную битву с превосходящим противником, которая приближается к неизбежному концу?
Толстая, обитая железом дверь в башню распахнулась, на пороге стоял ближайший помощник князя Конрад Шварц – грушеобразный толстяк с круглыми испуганными глазами.
– Раймунд, отберите десять-двенадцать ваших лучших воинов и поднимитесь с ними наверх! Будем садиться в донжон! – распорядился он, то и дело бросая взгляд в сторону приближающихся звуков боя: криков, звона железа, оглушительного грома выстрелов. Кёниг подумал, что если бы Шварц был лошадью, то сейчас прядал бы ушами, ржал и бил копытом.
– Хорошо, Конрад! – кивнул он и принялся за почти безнадежное дело: из напуганных и уставших людей, желающих как можно скорее оказаться как можно дальше отсюда, отбирать «самых смелых бойцов», готовых к длительному затворничеству в окружении врагов!
В этот момент его и увидел Курт.
– Кёниг! – воскликнул он, хватаясь за арбалет. – Такого идиотского плюмажа из павлина нет больше ни у кого! Он как будто нарочно привлекает к себе внимание! Ну, что ж… В конце концов он давно хотел свести со мной счеты… Почему бы и мне не ответить ему тем же…
Орел прицелился. В конце концов, Кёниг защищает изменника, врага императора, значит, он тоже враг… Но что-то мешало ему нажать спусковой рычаг… Может, то, что начальник замковой стражи все время перемещается и скрывается за другими людьми? Нет. Лучший стрелок князя прекрасно знает: секунда – и стрела войдет в голову старшего стражника, как бы его ни заслоняли другие фигуры. Дело не в физическом препятствии, а в моральном. Кёниг хотел поединка, но не пытался убить его тайком, из зарешеченного окна…
И потом, Клара неравнодушна к Раймунду, и получается, что Курт нарушает кодекс рыцаря не по воле императора, а из своих личных соображений – из ревности! Это позор и бесчестье, даже если об этом никто и никогда не узнает: ведь сам-то он будет знать, что водило его рукой, значит, придется всю жизнь носить на своем гербе и в душе несмываемое грязное пятно! К тому же Клара об этом обязательно узнает – у Рыси безошибочное чутье… Тем более что она неравнодушна не только к Кёнигу, но и к нему самому, значит, ее чувствительность обострена в сотни раз! Разве можно допустить такой позор?!
Тем временем вопрос разрешился сам собой: Кёниг запустил в Княжескую башню с десяток стражников, последним зашел в укрепленную дверь и запер ее за собой.
«Князь решил отсидеться в донжоне, – пришла в голову запоздавшая мысль. – В данном случае это ни к чему не приведет, но отсрочит момент правосудия, а он здесь именно для того, чтобы этого не допустить!»
Наступил последний акт пьесы, и Орлу пора было выходить на сцену! Заряженные арбалеты лежали рядом – на столе, подоконнике, на полу. К стрелам некоторых были привязаны пучки сухой соломы. Вот сейчас они и пригодятся! Свеча уже была предусмотрительно зажжена. Он поднес зажигательную стрелу к огню, и когда солома загорелась, выстрелил в дно деревянного мостика, соединяющего на высоте пятого этажа Княжескую башню и донжон. Потом пустил туда же еще одну горящую стрелу, и еще одну…
Огонь всегда рвется вверх, особенно когда его раздувает ветер предгорий. И хотя в общем шуме Курт не слышал потрескивания загорающихся досок, но увидел, как пламя со стрел перекинулось на основание моста, как потянулся к близкому во всех смыслах небу сначала легкий, почти невидимый дымок, который понемногу густел и разрастался, как во все стороны полетели искры и огненные мыши побежали по тому пути, которым надеялся воспользоваться разжалованный князь со своей ближайшей челядью и надежной охраной, чтобы хоть на несколько недель отодвинуть то, что его неминуемо ожидало…
С третьего этажа Северной башни до пятого этажа Княжеской – рукой подать, и Орел хорошо видел, как в изумлении замер в дверях бывший правитель Маутендорфа фон Бауэрштейн, увидев перед собой клубы черного дыма и бушующее пламя. Лицо его исказила гримаса ярости, и он пинками вытолкнул на мост Конрада Шварца, которого, очевидно, назначил виновником произошедшего. Резвости несчастному помощнику придал резко высунувшийся следом меч кого-то из стражников, вонзившийся ему в ягодицу. Издав крик подстреленной лошади, обезумевший Шварц накинул на голову плащ и бросился в черный дым… Но полусгоревший мост не выдержал грузного тела и с треском обрушился. С отчаянным воплем Шварц, в облаке искр, размахивая руками, полетел вниз вместе с горящими обломками и обугленными кусками досок и брусков…
Все это обрушилось на толпу замковых стражников, которые с криками рванулись из узкого, межбашенного пространства и, вырвавшись на прилегающие улицы, нарвались на выстрелы аркебуз вплотную подошедшего неприятеля. Грохот, крики раненых, вопли ужаса, звон оружия, запах пороха и крови, неразборчивые команды, – все смешалось в хаосе неожиданно вспыхнувшего, уже бессмысленного и никому не нужного боя.
Однако змееголовым надо было захватить Княжескую башню и арестовать изменника, поэтому они рвались вперед, а замковая стража, хотя и не хотела уже оборонять князя, но деваться ей было некуда: приходилось защищать самих себя – кстати, в таких случаях сломить сопротивление обреченных труднее всего…
Они дрались с ожесточенностью смертников, и им удалось на какое-то время остановить змееголовых: на узких улочках с многочисленными поворотами очень трудно вести успешное наступление и перезаряжать аркебузы… А тут еще из Княжеской башни подоспело подкрепление: больше десятка отборных бойцов во главе с Кёнигом, которые выплеснули всю свою нерастраченную силу и накопившуюся решительность на ненавистных имперцев…
Но известная во всем мире мудрая пословица, по-разному звучащая на языках разных народов, имеет одинаковый если не перевод, то смысл: «Сила солому ломит!» Аркебузеры все же перезарядились и дали очередной, сметающий все живое залп. Датские молотки и тяжелые двухлезвийные секиры изрядно проредили шеренги защитников и вновь загнали их в узкое пространство у подножия Княжеской башни. Однако они продолжали оказывать ожесточенное, основанное на отчаянии сопротивление… И хотя подчиненные Кёнига спасали свои собственные жизни, они препятствовали Летучему отряду императорской кавалерии достигнуть поставленной перед ними цели…
Только через несколько веков изобретут многозарядные скорострельные винтовки с точными оптическими прицелами, появится слово «снайпер» и в тактике боя резко возрастет значимость одного-единственного бойца, умеющего без промаха стрелять. Курт Шефер, по прозвищу Орел, ничего этого не знал. Он понимал, что несколько минут назад не дал изменнику фон Бауэрштейну спрятаться на несколько месяцев в донжоне, но не задумывался над тем, что сделал это в одиночку, вопреки воле и действиям десятков защищающих князя стражников. Он просто не придает этому значения. И он понимает, что сейчас в одиночку должен помочь бойцам императора выполнить боевую задачу, которой снова препятствуют десятки отчаявшихся и стоящих насмерть защитников Княжеской башни.