– Ничего, ничего. Прошу прощения за эти грубые вопросы, но я хотел бы предложить вам работу в моем отеле. Поэтому я должен был развеять некоторые сомнения.

– Какую работу? – с недоверием спросил молодой человек.

– Адепта и пиромага. Если вы примете мое предложение, то будете подчиняться только мне и начальнику охраны «Пристанища». Я не думаю, что вам придется часто демонстрировать свои способности, но не исключаю этого. Вашей обязанностью будет обеспечивать безопасность гостей отеля, мою и моей жены. Любой ценой! Если вам это не по силам, скажите это сейчас.

– Когда мне следует приступить к работе?

– Немедленно.

– Я готов! – решительно заявил Лещинский. – Это честь для меня, ваше превосходительство.

Алхимик еще раз внимательно посмотрел на парня: широкое, почти квадратное лицо, резко очерченный подбородок, светящиеся серые глаза – все это внушало доверие. Казалось, что Лещинский был польщен этим предложением.

– В таком случае остается только вопрос оплаты, – сказал Рудницкий. – Предлагаю для начала три килограмма серебра в месяц. Выплата в слитках или в любой другой валюте.

– Сколько?

– Три килограмма серебра, – терпеливо повторил Рудницкий, делая вид, что не заметил замешательства собеседника.

С начала войны курс серебра к золоту взлетел вверх, сейчас он составлял пятнадцать к одному и рос с каждым месяцем.

– Я вас не подведу!

«Только бы ты успел воспользоваться своими деньгами, – подумал алхимик. – Приближаются тяжелые времена…»





* * *


Женщине в черном могло быть лет сорок, и, хотя ее костюм отвечал всем формальным требованиям траура, незнакомка не выглядела убитой горем. Черная вуаль только подчеркивала молочную белизну кожи, платье было коротковатым, а декольте слишком смелым. Украшенный рубинами жетон, висящий на серебряном браслете, свидетельствовал о том, что у нее нет недостатка в деньгах. Она поднималась по ступенькам не спеша, демонстрируя стройные лодыжки и маленькие ножки в туфельках из змеиной кожи.

Рудницкий вежливо поклонился ей, получив в ответ соблазнительную, но слегка меланхолическую улыбку.

«Нехорошая, она нехорошая!»

Ментальный крик почти оглушил его. Алхимик вцепился в перила, ноги отказывались ему повиноваться, а виски вспотели.

«Не так громко!» – попросил он мысленно.

О чудо, его поняли.

«Не хочу, чтобы она была тут. Она плохая!» – немного тише, но решительно произнес девичий голос.

«Почему она плохая?»

«Потому что!»

Рудницкий тяжело вздохнул, похоже, его новоиспеченная дочь не собиралась ему ничего объяснять. И что теперь? Выпроводить гостью из отеля, объяснив это желанием еще не рожденной девочки, демоном-полукровкой? Проигнорировать? А что, если малышка сама займется «плохой» дамой и, например, выкинет ее через окно?

«Я подумаю об этом, – пообещал алхимик. – А ты будь терпеливой».

Он не дождался ответа. Возможно, ребенок потерял интерес к этому делу, а может, она не поняла значения слова «терпение». Ее запас слов свидетельствовал о том, что она сейчас на этапе развития трехлетнего ребенка.

Рудницкий быстро спустился на первый этаж в поисках Маевского, но подчиненного не было в холле. За одним из столиков сидела Луна в окружении поклонников. Забельская, стоящая в сторонке и только с двумя поклонниками, злобно смотрела на нее. Алхимик заметил, что костюм бывшей проститутки уже не был таким скромным, как два месяца назад: видимо, госпожа Забельская начинает возвращаться к былым привычкам. Может, она посчитала себя незаменимой? «Пора напомнить ей, что она тут делает и на кого работает», – решил Рудницкий.

Он сел, как обычно, в углу зала и подозвал официанта.

– Позовите госпожу Забельскую, – распорядился он.

Забельская подошла к столику с явной неохотой, Рудницкий с отвращением отвернулся от удушливого аромата духов. «Шлюха навсегда останется шлюхой, – подумал он. – Даже если научится читать, не шевеля губами».

– Что такое? – высокомерно спросила она. – Я ничего не сделала!

Алхимик скрипнул зубами: через аромат духов пробивался запах алкоголя.

– Что вы вытворяете? – со злостью процедил он.

– А что такое? Вы боитесь, что я испорчу вам репутацию?! – захихикала она. – Не беспокойтесь, я знаю, сколько могу выпить.

– И как вы одеваетесь, – добавил Рудницкий, многозначительно глядя на сильно обтягивающее платье.


– А зачем мне прятать свои прелести? Я же не монашка.

– Например, затем, что я могу приказать вышвырнуть тебя из отеля. Или я просто прошепчу пару слов, и ты упадешь замертво, избавив меня от необходимости объяснять другим гостям, почему такая милая дама так внезапно оставила нас!

Улыбка сползла с лица Забельской, а глаза расширились от ужаса.

– Я…

– Молчать! Сейчас ты пойдешь в свои комнаты, а когда протрезвеешь, придешь ко мне, и не позже сегодняшнего вечера.

– Да, конечно, – прошептала она.

– Иди.

Рудницкий глубоко вздохнул, следя за удаляющейся Забельской. Через минуту он подошел к столику Луны и поздоровался с девушкой, к явному недовольству ее воздыхателей.

– Можем поговорить? – прошептал он.

– Конечно.

Луна с лучезарной улыбкой попрощалась со своей свитой и села напротив алхимика.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Да, она говорит со мной.

– Я говорила, что так и будет, – задумчиво ответила Луна. – Это хорошо. Значит, ты ей понравился.

– Она приказала мне вышвырнуть одну из гостей отеля.

– Почему?

– Сказала, что… цитирую: «Она плохая». И что мне с этим делать? Она может лгать?

– Ребенок? Да, как и все мы в определенных обстоятельствах. Но неохотно. Магия нас меняет и формирует, если ты произносишь слово, которое становится реальностью, ты привыкаешь к этому образу, и его трудно сломать. Потому ложь – это антимагия, отрицание того, что реально, а ты, как маг, создаешь реальность. И не говори о ней «она». Дай ей имя, это очень важно.

– До рождения?!

– А какая разница? Твой ребенок существует здесь и сейчас, разговаривает с тобой.

– Ты говоришь, что моя дочь не врет?

– Скорее всего, нет.

– И не использует слово силы.

– Возможно, хотя точно использует магию. Она и есть магия. И еще одно: не исключено, что та женщина, про которую она говорила, представляет для тебя угрозу. Дочь требует твоего внимания, как и каждый ребенок, она хочет, чтобы ты ее хвалил и любил. Она точно не упустит возможность помочь тебе.

Рудницкий непроизвольно потянулся к часам, намотав на палец серебряную цепочку. Предположение, что ребенок требует его чувств, шокировало алхимика. Все, что он делал до этого времени, воспринимал с категории меньшего зла: он женился на Водзинской, поскольку это было альтернативой двойному убийству. Мысль о том, что дочь может иметь свои ожидания, не приходила ему в голову.

– Я должен воспринимать ее серьезно? Она же выражается как ребенок трех-четырех лет!

– Все не так просто. Дитя силы может перемещаться во времени и пространстве. То, что она говорила с тобой, как маленькая девочка, ничего еще не значит. Кто знает, не предостерегала ли она тебя от угрозы уже взрослая? Сейчас она, вероятно, даже не понимает, в чем дело, только помнит, что нужно передать тебе предостережение.

– Она управляет этими прыжками во времени?

– Частично точно управляет, но никто не знает, до какой степени.

До того как алхимик успел что-то сказать, в холле появился Анквич с Наталией. Они что-то увлеченно обсуждали.

– А вы знали, что ваша жена владеет каларипаятту? – спросил Анквич с сияющими глазами. – Я годами искал кого-то такого, а тут судьба неожиданно столкнула меня с таким экспертом.

– Эксперт – это сильно сказано, – скромно возразила Наталия.

Рудницкий пододвинул жене стул и пригласил Анквича к столу.

– Хорошо, что вы пришли, мастер, – сказал алхимик. – Ближайшие дни могут быть немного… нервными. Прошу усилить охрану.

– Чего нам ждать?

– Всего, – сухо бросил алхимик. – К вам обратится некий господин Лещинский, адепт и пиромаг. Пожалуйста, проинструктируйте его и включите в нашу охрану.

Анквич удовлетворенно кивнул: он давно уговаривал Рудницкого нанять адепта.