Грохнув перевязь с мечом на пол, стражница со скрежетом потянулась в форменных доспехах и радостно возопила:

– О, и ты тут?!

– Только я тут, – педантично уточнила я. – Дахху ушел.

– Ну дает! А сам меня в гости позвал. Говорит: общую вечеринку опять переносим, но ты приходи ко мне, пожалуйста, да волшебную рубаху из Рамблы возьми. Что, нас ждут пижамные посиделки?

И Кадия, не переставая беззаботно болтать, почапала на кухню. Прямо в сапогах. С одной стороны, ее можно понять – их пока расшнуруешь, состаришься. С другой – все равно свинство. Заколдованный веник непременно охнул бы, если б Дахху наделил его голосом. А так – просто кинулся размазывать грязь по полу, усугубляя и без того нечистую ситуацию.

– Кстати, душа моя! У тебя что, нервишки шалят? – весело спросила Кад.

– С чего ты взяла?

– Дахху на свою ташени прицепил вот это, – и подруга метнула мне через кухню несколько спресованных таблеток пустырника. – Я подумала, это тебе.

Пока я разглядывала успокоительное, Кадия по-свойски распахнула шкаф со сладостями, вытянула оттуда пакет печенья и с размаху плюхнулась на стул.

Подруга доверительно сообщила:

– А ко мне сейчас Полынь заходил.

Я не поверила своим ушам:

– Это по какому поводу?

– В смысле?! Я красивая, он разборчивый – этого мало?

Кадия насладилась произведенным эффектом и заржала, как конь.

– Шучу, конечно. Ловчий просил, чтобы я напомнила ему кое-что из придворного этикета. – Кадия аппетитно захрустела ржаными крекерами.

Вообще-то Дахху покупает их для Снежка, но я не стала говорить об этом стражнице. Ничего-ничего. Считай, она получила по заслугам. И за шуточки, и за то, что мокрые следы на полу выглядели ужасно. Я обмотала ретивый веник тряпкой, выуженной из-под раковины (дабы его усилия не были столь бесплодны), и села напротив Кад, положив подбородок на кулаки:

– Но зачем?

Кадия развела руками:

– Он идет на прием. После «урока» мы отправились покупать ему вечерний костюм.

– И куда же?

– В Сапфировый переулок. Там, конечно, в основном ателье, но Полынь напрочь отказался ждать, пока сошьют, – ему уже к вечеру надо приодеться. Так что пришлось довольствоваться магазинами готового платья.

– Да нет, куда он идет? На какой прием?

Кадия вдруг почувствовала неладное. Распрямила смятую упаковку крекеров, прочитала название и, скривившись, кинула их обратно в шкаф.

Потом подруга повернулась ко мне:

– Не знаю. А что?

– Да просто… – протянула я озадаченно.

Как-то странно, что в последний вечер перед санацией куратор не колдует до одурения и не ищет возможный выход. А вместо этого идет за покупками под ручку с моей блондинистой бестией. Нет, он всегда был шмоточником – чего только стоят эти вечные реверансы по поводу собственной хламиды: как бы не запачкать, как бы не помять, и неважно, что ты в эпицентре магической битвы! Но… Вечерний костюм? Этикет? Прием?

В дверь снова постучали.

Мои брови взметнулись вверх. Да елы-палы, с каких пор пещера Дахху столь популярна? Придется переписать входную табличку: превратить «убежище поэта» в «притон экстравертов».

Ворча, я прошаркала ко входу в слишком больших для меня тапках Смеющегося (они жуть какие уютные, овечьи, но только больше, чем надо, размеров эдак на пять).

– Здравствуйте! – расплылся в улыбке курьер за дверью. Серая мантия, широкополая шляпа, унылый ослик с пухлыми седельными сумками. Грустные глаза животинки зажглись алчным огнем, когда ослик узрел нежно-сиреневый вьюн, оплетающий крылечко Дахху.

– Добрый вечер! – улыбнулась я.

У юноши на груди была фирменная нашивка: острые готические буквы, складывающиеся в название «Вострушка».

– Примите-распишитесь! – Газетчик бодро подсунул мне какой-то сверток.

– Я не хозяйка. Ничего страшного?

– Страшнее вернуться к начальству, не отдав пакет! – поделился юнец. И доверительно добавил: – Убьют.


Такой судьбы для него я совсем не хотела! Я забрала свёрток, и освобожденный от ноши газетчик тотчас начал беспорядочную борьбу с осликом, который уже вцепился во вьюн. Бедное растение неумолимо гибло во чреве зверюги.

Я вернулась на кухню. Кадия с любопытством вытянула голову:

– Это что?

Она уже успела надыбать откуда-то пачку миниатюрных пирожных и теперь закидывала их поштучно в рот, как семечки. Во дает, а.

– Что-то для Дахху. – Я шлепнула посылку на стол.

– А что именно? Из «Вострушки»?! Давай посмотрим? – Кадия сощурилась. – Вдруг там что-то плохое!

Я невольно рассмеялась знакомому энтузиазму.

– Если честно, я сегодня уже залезала в корреспонденцию одного… важного мне человека. Следовала этой же логике. И да, там гипотеза подтвердилась. Но дальше – тупик! Резюмируя, опыт мне не понравился. Так что карьеру Мастера Подглядывающего я завершила, и тебе ее не советую!

– Что, хозяин письма возмутился?..

– Не, собственная совесть.

– А. Ну у меня ее нет!

И Кадия принялась деловито разрывать оберточную бумагу. Несколько секунд спустя стражница издала почти предсмертный хрип:

– Дахху – новый владелец «Вострушки»?!

Я подавилась, что уже само по себе подвиг, учитывая, что во рту у меня было пусто.

– Это дарственная! Здесь написано, что за оказанные услуги по освобождению… – подруга обалдело шарила глазами по бумагам, и челюсть ее опускалась все ниже и ниже. – ГРЕК ТВОЮ НАЛЕВО, ДРЫГНУТЫЙ ТЫ ХОВЕР, ЧТО?!

Тогда я так и не узнала «что», к моему величайшему сожалению.

Потому что входная дверь в пещеру вновь стала объектом навязчивого внимания посетителей. В этот раз они хотя бы не стучались, вынуждая меня почем зря подыматься со стула. Что, впрочем, сложно назвать плюсом, учитывая, что дверь открылась и…

…И на пороге очутился собственной персоной Анте Давьер – шолоховский маньяк, темная ипостась хранителя Теннета и неудавшийся возлюбленный Кадии.





* * *


Убийца.

Убийца в доме.

Время застыло. Вошедший стоял на пороге недвижно: взгляд прямой, правая рука замерла на дверной ручке. Мне вспомнилось, как эта самая рука втыкала нож в горло Дахху. Замахивалась мечом надо мной. Резала иноземцев.

Я смотрела на маньяка и чувствовала, как кровь все сильнее пульсирует в висках.

– Не поздороваетесь, дамы? – Убийца разомкнул губы и покровительственно улыбнулся уголком рта. Одновременно он отпустил дверь – замок металлически лязгнул – и опустил руку к бедру – будто к ножнам.

Ой, зря.

Зря-зря-зря.

Внутри у меня что-то хлопнуло, рассыпалось каскадом алых искр. Глаза заволокло бордовой пеленой, и, не успев понять, что происходит, я выбросила руку вперед, будто желая вытолкнуть Анте прочь из пещеры.

Ненависть душной волной поднялась из подреберья, и, мне казалось, меня больше не существует – есть лишь обжигающая сила, оскорбленная тем, что падший на свободе.

Эффект превзошел все мои ожидания.

Искрящийся шар фиолетовой энергии слетел с моих пальцев и, раскрывшись сферой, полетел на врага. По-хорошему, тут бы Анте и откинуть ласты.

Но навстречу сфере прыгнуло другое заклятье. Пронзительно-голубой, цвета высокого апрельского неба щит росчерком пера выстроился в прихожей. Благородная и неуместная синева полыхнула от обувной тумбочки и до вешалки.

Шар столкнулся с щитом и расплескался скворчащим лиловым цветом. В пещере будто разорвался фейерверк.

Но мое заклятие не погасло. Как и синий щит, ему противостоящий. Всполохи лиловой энергии, шипя, ползли вдоль синевы – надеялись на брешь. Щит держался, отплевываясь краской…

Две магических волны разделили пещеру пополам. Намертво сцепившись, они переливались в центре прихожей, как северное сияние.

Там в далеком дверном проеме стоял Дахху, автор щита. Он гнулся, будто ясеневый лист, не переставая бормотать на стародольном. Кровь капала из его левой ноздри.