Но Чичко уже и след простыл. Дахху повернулся ко мне. Мы топтались на крылечке, безнадежно мокрые, а по ту сторону двери неистовствовал, радовался, дубасил хвостом об пол вечнослюнявый Снежок.

– Ты тоже будешь меня мучить? – тоскливо протянул Смеющийся.

– Да, – призналась я.

Он сокрушенно покачал головой и пропустил меня в пещеру.





* * *


Дахху заклинанием сушил свою замшевую куртку. Я вручную выжимала летягу – прямо на коврик у входа в пещеру. Коврик – рамбловская штучка, из каких-то хитрых кораллов – довольно урчал и причмокивал после каждой новой порции воды.

– Короче, у меня два вопроса, не считая любопытства про коблинау, – вздохнула я. – Первый вопрос. Что такое санация?

Дахху повесил куртку на крючок, оперся на косяк двери и задумчиво потеребил растрепанный кончик вязаного шарфа. Тоже уже сухого.

– Санация – это комплекс мер по оздоровлению организма. В магии – очистка человека от постоянно действующих колдовских чар.

– Например?

– Скажем, пожизненный улавливатель удачи, стабильное увеличение обаяния и так далее. Светящиеся ведомственные татуировки тоже из этой категории… Тинави? Ты чего?

Я схватилась за голову и потрясенно открыла рот:

– Они хотят лишить его запредельных Умений! – охнула я, складывая два плюс два.

– Кого? Полынь?

Вот за что люблю Дахху, так за то, что он быстро соображает. Ну это помимо других неоспоримых преимуществ, вроде доброты душевной и переходящего все границы альтруизма.

Я кивнула.

– Видимо, без чая нам тут не обойтись. – Дахху костяшками пальцев почесал нос и пошлепал в кухню.

На спине его вязаного свитерка была вышита надпись, достойная стать девизом всей моей жизни: «Всякое случается!»





Приют экстравертов




Людям доверяй, но колоду приноси свою.

Приписывается хранителю Рэндому



Я наматывала по кухне волнительные круги. Они были сильно ограничены размером помещения. И мебелью. И вообще, взгляни кто на мою траекторию сверху – сказал бы, что это кляксы, а не круги. Жутко кривые, контуженные кляксы-дистрофики…

– Отправь Полыни записку, будь добр, – взмолилась я. – Я ж теперь не успокоюсь.

Дахху перестал резать лимоны к чаю и написал:

«Полынь, пожалуйста, загляните сейчас ко мне в гости, если свободны. Тинави хотела бы обсудить с вами санацию».

С ответом не замедлила прилететь черная глянцевая пташка Ловчего.

Белые буквы на ней гласили:

«Увы, я занят, господин Дахху. Передайте Тинави, что нехорошо читать чужую переписку».

«Тинави говорит, что нехорошо безропотно идти на заклание. Санация лишит вас теневых способностей».

«Уточните у Тинави: она решила сменить профиль и стать Мастером Очевидности? Если так, пусть предупредит: я не буду зря назначать ей новую встречу с Улиусом. Он, кстати, крайне расстроен сегодняшним инцидентом».

Следующая наша ташени была написана уже другим почерком. Быстрым, острым и хронически заваливающимся налево. Моим.


«Так, Полынь, а ну не переводи тему! Дуй сюда, дурачина, будем думать, как тебя спасать!»

Ответа не последовало. Хотя ждали мы долго.

Наверное, я переборщила с «дурачиной». Вечно со мной так – схожусь с кем-то близко и сразу теряю чувство такта. Будто меня в любом случае примут и поймут, такую распрекрасную. Что, увы, является скорее исключением, чем правилом – даже в самых теплых отношениях.

– Ты бы с ним повежливее. – Дахху как мои мысли прочитал. – Все-таки твой куратор, и вообще… Мужское достоинство, понимаешь?

– Но ведь надо что-то делать.

– А кто тебе сказал, что это твоя забота? – Дахху сел за стол, хитро сплел пальцы в заклятье, и лимонная долька с плеском шлепнулась в мою чашку. – Или что без тебя не разберутся?

Я замешкалась.

– Более того, – продолжал энциклопедист, подперев щеку рукой, – почему ты считаешь, что потеря запредельных умений – это трагедия?

– Потому что Полынь без татуировки – это не Полынь.

– А кто?

Я обрисовала рукой какую-то смутную, невнятную фигуру в воздухе. Пожала плечами. Как бы объяснить…

– Не факт, что твои суждения о том, что хорошо для господина Внемлющего, совпадают с его собственными суждениями, – укорил меня Дахху. – Возможно, ты зря рвешься в бой. К тому же далеко не все любят, когда о них пекутся. Многим от этого становится душно, как считаешь?

– Дахху, ты что, в лазаретный отдел Легких Мыслей устроился? Что за сеанс психотерапии? Ты еще свечу зажги и благовониями попшикай, – смутилась я и, скрестив руки, откинулась на спинку стула.

Друг сконфуженно улыбнулся, поправил выбившиеся из-под шапки волосы. Они от влажности завивались вопросительными знаками.

– Ладно, прах с ним, с Полынью! У меня еще одна тема для обсуждения есть, – решительно заявила я. И протянула Смеющемуся руку.

Он удивился.

– Будешь ее жать? – спросила я. – Или боишься вируса?

Дахху вздрогнул.

Я рассказала ему об утренней встрече с мастером Улиусом. Друг слушал меня очень внимательно. В отличие от Полыни, он не попрекнул меня ни единым словом, не закатил глаза, не стал выспрашивать на тему потенциальных галлюцинаций.

Потом Дахху задал несколько уточняющих вопросов, поднялся и со вздохом направился прочь из пещеры, на ходу слегка качая головой, будто самому себе не веря.

– Эй! – возмутилась я. – Ты куда? А прокомментировать?

– Ты все узнаешь, когда я вернусь. – Дахху благоразумно прихватил зонтик. – Обязательно дождись меня, ладно? Я приведу еще одного свидетеля заражения.

– О. Ну ладно. А твой уход не затянется? – Я напряглась.

Пепел его знает: Дахху все-таки жил с Карлом какое-то время, не дай небо поднабрался от того временной гигантомании!

– Мне нужно несколько часов, – прикинул Смеющийся и схватился за карман, совсем как гоблин Чичко. – Пещера в твоем распоряжении, не скучай, пожалуйста.

Я послушалась и не скучала, ох как не скучала, выпотрошив за это время все медицинские справочники, которые нашла у Дахху. Благо их оказалось много. То, что мне удалось выяснить о «санации», отнюдь не вдохновляло.

Полынь и впрямь собирались лишить Умений. Навсегда.

Я голову сломала, пытаясь понять, как такое технически возможно. Ведь магия Ходящих по сути похожа на Карлову, дружественную магию… Но разве можно вытравить благорасположение энергии унни? И вообще, если задуматься о Теневом департаменте – как у них работает колдовство?

Я не помню, чтобы Полынь пытался найти у себя в душе пресловутую гармонию перед тем, как Прыгнуть или Поблекнуть. Яростью он тоже не пылал – это чисто мой грешок.

Так каким образом татуировка Глазницы запускает «божественное» волшебство? И почему дает такой ограниченный список возможностей?

Я никогда не была сильна в теории магии, да и не планировала развиваться в этой сфере, но нескольких часов наедине с собой, под аккомпанемент грозы и волчьего храпа, хватило на широкий мысленный ассортимент.

…И почему же я раньше не сообразила, что Сайнор так просто не позволит бывшему Ходящему жить и процветать в его столице? Полынь – проблемный парень, такого в свиту не возьмешь. А Ходящий-без-поводка – опасно!

Не успела я окончательно добить себя страданиями на тему грядущего потрошения Внемлющего – в дверь постучались.





* * *


На пороге пещеры стояла Кадия во всей своей мокрой красе.