– Ты говорил про отца Хаббарда, – напомнила я мужу.

Чувствовалось, мысли Мэтью сейчас далеко от гостиной.

– Ты словно напрашиваешься, чтобы тебя убили, – резко проговорил Мэтью, по-прежнему стоя спиной ко мне. – Изабо предупреждала меня, что ты напрочь лишена инстинкта самосохранения. Сколько подобных эксцессов должно еще произойти, пока ты не научишься осторожности?

– Что я сделала не так на сей раз?

– Ты всячески стремилась обратить на себя внимание, – сердито ответил Мэтью. – Радуйся: тебе это удалось.

– Изволь повернуться ко мне лицом! Я устала говорить с твоей спиной и затылком. – Мой тон был спокойным, хотя в этот момент мне хотелось задушить Мэтью. – Я спрашивала про отца Хаббарда. Кто он такой?

– Эндрю Хаббард – вампир. Он правит Лондоном.

– Что значит «правит Лондоном»? Ты хочешь сказать, ему подчиняются все лондонские вампиры?

В XXI веке лондонские вампиры отличались сильной приверженностью к кругу себе подобных. Они сохраняли свои ночные привычки и проявляли лояльность. Во всяком случае, это я слышала от других ведьм. Их поведение не было вызывающим, как у вампиров Парижа, Венеции и Стамбула. Да и кровожадностью они не отличались, чего не скажешь о московских, нью-йоркских и пекинских вампирах. Словом, лондонские вампиры были дисциплинированной и организованной частью вампирского сообщества.

– Хаббард правит не только вампирами. Ведьмы и демоны тоже ему подчиняются. – Мэтью повернулся ко мне; от его глаз веяло холодом. – Эндрю Хаббард – бывший священник. Малообразованный, но поднахватавшийся теологии. От таких всегда ждешь каких-нибудь бед. Вампиром он стал, когда Лондон впервые накрыла чума. В тысяча триста сорок девятом году она выкосила почти половину населения. Хаббард благополучно пережил первую волну эпидемии, заботясь о больных и провожая в последний путь умерших. А потом заболел и сам.

– И кто-то его спас, превратив в вампира.

– Да, хотя я так и не смог узнать, кто же это был. Вокруг Хаббарда наворочено множество легенд. В основном они рассказывают о его якобы Божественном воскрешении. Суть этих легенд такова: когда Хаббард понял, что ему не выкарабкаться и он вот-вот умрет, то выкопал на церковном кладбище себе могилу, лег в нее и стал ждать свидания с Богом. А через несколько часов восстал из могилы живой и невредимый… Подозреваю, он не только заболел чумой, но и повредился рассудком. – Мэтью замолчал. Я терпеливо ждала продолжения. – Хаббард собирает потерянные души. В те дни их было предостаточно. Сироты, вдовы, мужчины, у которых за неделю вымерла вся семья. Больных он превращал в вампиров, затем повторно крестил и заботился, чтобы у них была крыша над головой, пища и работа. Их Хаббард считает своими детьми.

– И даже ведьм и демонов?

– Да, – коротко ответил Мэтью. – С ними он проводит ритуал усыновления или удочерения. Но его ритуал совсем не похож на ритуал Филиппа. Хаббард вкушает их кровь. Он утверждает, что таким образом ему раскрывается содержание их душ и он убеждается, что Бог вручил их его заботе.

– А заодно через кровь он узнаёт их тайны, – догадалась я.

Мэтью кивнул. Теперь понятно: он хотел уберечь меня от знакомства с отцом Хаббардом. Любой вампир, выпивший хотя бы глоток моей крови, сразу узнает о ребенке и о том, кто его отец.

– Филипп с Хаббардом договорились исключить де Клермонов из его семейных ритуалов и обязательств. Наверное, прежде чем ехать в Лондон, нужно было ему сообщить, что ты моя жена.

– Однако ты предпочел этого не делать, – сказала я, сцепляя руки.

Теперь понятно, почему Галлоглас предлагал сойти на берег в другом месте, а не в окрестностях Уотер-лейн. Прав был Филипп: порой Мэтью вел себя как первостатейный идиот или, если не столь резко, как на редкость самоуверенный тип.

– Хаббард не лезет в мои дела, а я в его. Как только он узнает, что ты из семьи де Клермон, он оставит тебя в покое… Слава Богу, наконец-то, – пробормотал Мэтью, заметив кого-то на улие.

Через минуту в гостиную вошли Галлоглас и Хэнкок.

– Что-то вы долго добирались.

– Добрый вечер, Мэтью, – невозмутимо поздоровался Галлоглас. – Итак, Хаббард все-таки затребовал вас к себе. Но только не пытайся его одурачить, оставив тетушку дома. Каким бы ни был его замысел, Диана пойдет с тобой.

Вопреки обыкновению Мэтью провел по волосам в обратную сторону, начав с затылка.

– Дело дрянь, – сказал Хэнкок, наблюдая за пальцами Мэтью.

Волосы вставали на манер петушиного гребня. Это был еще один «теллс» моего мужа, означавший, что колодец его изобретательных уловок и полуправд иссяк.

– Все твои замыслы строились на том, чтобы избежать встречи с Хаббардом. Других у тебя нет. Мы никак не могли понять: или ты отчаянный храбрец, Мэтью, или круглый дурак. Думаю, предстоящая встреча ответит на этот вопрос и ответ тебе не понравится.

– Диану к Хаббарду я собирался отвести в понедельник.

– После того, как она уже целых десять дней находится в городе, – заметил Галлоглас.

– Торопиться ни к чему. Диана из семьи де Клермон. И потом, мы находимся не в городе. – Увидев мой недоуменный взгляд, Мэтью пояснил: – Блэкфрайерс не считается частью Лондона.

– Я не собираюсь влезать в логово Хаббарда и снова спорить с ним о том, что считать частью Лондона, – заявил Галлоглас, ударяя себя перчатками по бокам. – Он не принял твоих доводов в тысяча четыреста восемьдесят пятом году, когда мы явились помочь сторонникам Ланкастеров, из-за чего ты не смог разместить братство в Тауэре. То же самое ты услышишь от него и в этот раз.

– Не стоит заставлять его ждать, – сказал Хэнкок.

– Времени у нас предостаточно.

Чувствовалось, Мэтью хотелось закрыть эту тему.

– Мэтью, ты так и не научился распознавать чередование приливов и отливов. Полагаю, мы отправимся по воде, поскольку ты считаешь, что Темза тоже не является частью города. В таком случае мы можем безбожно опоздать. Идемте, – подытожил Галлоглас, указывая на дверь.

Пьер уже ждал нас, натягивая длинные черные кожаные перчатки. Свой обычный коричневый плащ он сменил на черный, чересчур длинный по меркам нынешней моды. На правой руке поблескивала серебряная эмблема: змея, обвивающая крест, а вверху – растущий полумесяц. Это был герб Филиппа, отличавшийся от герба Мэтью отсутствием звезды и геральдических лилий.

В такой же плащ облачился и Галлоглас, а затем и Хэнкок с Мэтью. Тяжелые складки касались пола, делая моего мужа выше ростом и внушительнее. Когда все четверо моих спутников встали рядом, вид у них был весьма пугающий. Теперь понятно, почему люди утверждали, что вампиры всегда ходят в черных плащах.


Мы подошли к причальному спуску. Галлоглас оглядел все имевшиеся лодки.

– В той, пожалуй, мы все уместимся, – указал он на длинную лодку и пронзительно свистнул.

Когда хозяин лодки спросил, куда нам надо, Галлоглас выдал ему целый набор распоряжений, касавшихся нашего маршрута, причала, а также того, кто сядет на весла. Лодочник попытался было возражать, но Галлоглас лишь рявкнул на него, и бедняга притулился возле носового фонаря, откуда постоянно бросал на нас тревожные взгляды.

– Пугать каждого встречного лодочника не лучший способ для налаживания добрососедских отношений, – сказала я Мэтью, выразительно посмотрев в сторону пивоварни.

Хэнкок бесцеремонно подхватил меня с причала и передал Мэтью. Рука мужа крепко обняла меня за талию. Лодка отчалила и стремительно понеслась по Темзе. Даже лодочник поразился ее скорости.

– Галлоглас, нам незачем привлекать к себе внимание, – сердито бросил племяннику Мэтью.

– Хочешь грести сам, а я тем временем буду согревать твою жену? – Мэтью не ответил, и Галлоглас, покачав головой, буркнул: – Не подумал.

На Лондонском мосту светились фонари, немного разгоняя окрестный сумрак. С каждым взмахом весел Галлогласа шум несущейся воды становился все громче. Мэтью всматривался в береговую линию:

– Пристанешь к спуску у «Старого лебедя». Я хочу вернуться в этой лодке и доплыть обратно раньше, чем прилив сменится отливом.

– Тише! – недовольно прошептал Хэнкок. – Мы же собирались появиться у Хаббарда незаметно. А ты поднимаешь такой шум, что можно было маршировать по Чипсайду с трубами и знаменами.

Галлоглас сделал два мощных гребка левым веслом. Еще несколько гребков пригнали нашу лодку к причалу. Оттуда начиналась шаткая лестница, ведущая вверх. Лестница держалась на таких же шатких опорах. Лодок на причале не было, зато были потенциальные пассажиры. Лодочник мгновенно развеял их надежды и сам проворно вылез из лодки.

Выбравшись на какую-то улицу, мы молча двинулись по ней, но очень скоро свернули в извилистый переулок, а оттуда – еще в один. Мы огибали дома, проходили по дорожкам садиков. Мои спутники шагали бесшумно, словно стая котов-охотников. У меня так не получалось. Я спотыкалась о торчащие камни и не всегда замечала рытвины, заполненные водой. Наконец темный лабиринт вывел нас на широкую улицу. Из окон соседних домов пробивался свет. Где-то вдали слышался смех. Я растирала озябшие руки. Может, где-то здесь и обитает Хаббард? Может, Мэтью зря волновался? Сейчас мы покажем Эндрю Хаббарду мое обручальное кольцо и спокойно вернемся домой.

Мы не пошли по улице, а лишь пересекли ее и оказались на заброшенном церковном кладбище. Надгробия здесь клонились друг к другу, будто мертвецы искали общения с себе подобными. Пьер достал внушительную связку ключей на толстом металлическом кольце. Мы подошли к колокольне. Рядом с ней, в стене, темнела дверь. Выбрав ключ, Галлоглас быстро открыл ее. Похоже, и эта церковь давно не видела прихожан. Мы прошли через ветхий неф. Слева от алтаря была другая дверь, деревянная, за которой начинался спуск вниз. Ведьмы не умеют видеть в темноте, и потому я понятия не имела о нашем дальнейшем пути. Спустившись вниз, мы двигались по каким-то проходам. Иногда их пересекали другие проходы. Мои ноздри ловили запах вина, плесени и человеческих испражнений. Мне вспомнились нравоучительные рассказы, имевшие целью отпугнуть любопытных детишек от экскурсий по кладбищам и подземельям.

Сеть туннелей оказалась достаточно разветвленной. Иногда они расширялись, образуя помещения. Пройдя еще какое-то расстояние, мы достигли тускло освещенного склепа. Из небольшого оссуария на нас глядели пустые глазницы черепов. Сверху донесся приглушенный звон колоколов. Я насчитала семь ударов. Мэтью торопливо повел нас в очередной туннель, из конца которого струился неяркий свет.

Мы очутились в подвале, где хранилось вино, доставляемое сюда с кораблей. Вероятно, где-то неподалеку был причал. Вдоль стен стояло несколько бочек. Запах вина был давнишним. Его перебивал более свежий запах опилок. Я повернула голову и увидела аккуратные ряды гробов, подобранных по величине. Здесь были гробы огромные, где поместился бы Галлоглас, и совсем маленькие гробики для младенцев. По углам копошились тени, а в центре совершалось нечто вроде ритуала для существ нечеловеческой природы.

– Отец Хаббард, моя кровь – ваша, – произносил испуганный мужчина. – Я отдаю ее добровольно, чтобы вы узнали мое сердце и приняли меня в вашу семью.

Голос смолк. Через несколько секунд раздался крик боли. Я уловила пристальное ожидание, владевшее собравшимися.

– Джеймс, я принимаю твой дар и обещаю впредь оберегать тебя, как свое дитя, – послышался грубый голос. – За это ты будешь почитать меня, как своего отца. Приветствуй же своих братьев и сестер.

В воздухе стало шумно от приветствий. Даже сквозь одежду моя кожа почувствовала ледяное прикосновение.

– А ты запоздал, – снова послышался тот же голос, перекрывавший общий гул. У меня закололо затылок. – И вдобавок явился со всей свитой.

– Я не мог опоздать, ведь мы заранее не договаривались о встрече, – ответил Мэтью, сжимая мой локоть, поскольку меня буквально буравили десятки глаз и мне стало не по себе.

Послышались негромкие шаги. Передо мной появился высокий, худощавый мужчина. Я спокойно выдержала его взгляд, так как на собственном опыте убедилась: нет ничего хуже, чем показать вампиру, что тебе страшно. У него были крупные надбровные дуги и глубоко посаженные глаза. Их темно-серую радужную оболочку прочерчивали синие, зеленые и коричневые жилки.

Глаза вампира были единственной яркой частью его тела. В остальном оно поражало своей бледностью: светлые короткостриженые волосы, почти невидимые брови и ресницы, бледные широкие губы на чисто выбритом лице. Длинный черный плащ – нечто среднее между мантией ученого и сутаной священника – лишь подчеркивал его мертвенную бледность. В широких, чуть сгорбленных плечах Хаббарда безошибочно угадывалась сила, но в остальном передо мной был скелет, обтянутый кожей.

Его грубые, властные пальцы сжали мне подбородок, повернув мою голову вбок. В то же мгновение Мэтью сжал запястье Хаббарда.

Холодные глаза этого лондонского властелина прошлись по моей шее и, конечно же, заметили шрам. В кои-то веки я пожалела, что Франсуаза не прицепила к моему платью самый пышный кружевной воротник, какой смогла бы найти. Хаббард выдохнул. Ледяная струя пахла киноварью и еловой хвоей. Его губы сжались и сделались совсем белыми.

– А у нас сложность, господин Ройдон, – сказал Хаббард.

– И не одна, отец Хаббард. Во-первых, ты позволяешь себе лапать то, что принадлежит мне. Если ты немедленно не уберешь руки, я еще до рассвета разнесу твое логово в щепки. А потом случится то, что заставит всех без исключения жителей города – демонов, людей, варгов и ведьм – думать о близком конце света. – Голос Мэтью дрожал от ярости.

Из темных углов начали появляться «дети» Хаббарда. Среди них я заметила Джона Чандлера. Наши глаза встретились. Аптекарь из Крипплгейта смотрел на меня с вызовом. Был здесь и Кит. Он стоял рядом с другим демоном. Когда тот попытался взять его под руку, Кит отодвинулся.

– Привет, Кит, – убийственно спокойным тоном поздоровался с ним Мэтью. – Я уж думал, ты сбежал и где-то прячешься.

Хаббард не сразу отпустил мой подбородок. Сначала он вновь повернул меня лицом к себе. Должно быть, на моем лице отчетливо читался гнев на Кита и ведьмака-аптекаря, выдавшего нас. Хаббард предостерегающе покачал головой.

– «Не враждуй на брата твоего в сердце твоем»[63], – пробормотал он, отпуская мой подбородок, потом обвел взглядом собравшихся и приказал: – Оставьте нас!

Ладони Мэтью обхватили мое лицо, а его пальцы стали разглаживать кожу на подбородке, удаляя запах Хаббарда.

– Иди с Галлогласом. Я здесь не задержусь.

– Она останется, – возразил Хаббард.

Мэтью напрягся всем телом. Он не привык, чтобы ему приказывали. Выждав минуту или две, он велел нашим выйти и ждать снаружи. Хэнкок был единственным, кто не сразу выполнил распоряжение.

– Как говорит твой отец, «мудрец и со дна колодца способен увидеть больше, нежели дурак с вершины горы». Будем надеяться, что он прав, поскольку именно на дно ты сегодня нас и привел, – сказал Хэнкок.

Он последовал за Пьером и Галлогласом, выйдя через пролом в дальней стене. Вскоре хлопнула массивная дверь, и в подземелье стало тихо.

Мы втроем стояли так близко, что я слышала звук воздуха, выдыхаемого из легких Мэтью. Что же касается Хаббарда… похоже, чума повредила ему не только разум. Белизна его кожи была не фарфоровой, как у большинства вампиров, а восковой, словно он до сих пор страдал от последствий чумы.