«По крайней мере, они живы, – подумала я. – Это главное».
– Руби.
Я подняла глаза, внутри похолодело.
– Позволь показать тебе то, что я умею, – прошептал Клэнси, убирая прядь с моей щеки. От его прикосновения тугой комок нервов в животе немного ослаб, и былые подозрения вдруг начали таять. По сути, мы были одинаковыми. Клэнси пытался помочь, хотя мне нечего было дать ему в замен.
– Никто не сможет тебя изменить или причинить тебе вред, если научишься бороться, – мягко произнес он.
Депрессия и жалость к самой себе исчезли, сменившись потоком чистой, беспримесной ярости. Я думала, Беглец поможет мне вернуться в прежнюю жизнь, но теперь с детскими мечтами было покончено. Пора было защищать свое будущее. Слова вырвались, подобно взрыву:
– Научи меня.
Глава двадцать третья
Хотя Клэнси и впрямь обладал могущественной силой, пользоваться ею ему доводилось нечасто. Он и так вызывал у людей исключительное доверие. Впервые мне довелось это увидеть, когда он взял меня на прогулку по лагерю.
Клэнси помахал сидящим у костровой ямы парням. При его появлении воздух загудел от голосов. Все улыбались, не было ни одного человека, который так или иначе не поприветствовал бы нас. Даже если это было короткое «Иоу!».
– Ты рассказывал кому-нибудь из них, через что прошел? – спросила я.
Он бросил на меня испуганный взгляд. Потом засунул руки в задние карманы джинсов и ссутулил плечи.
– Они верят в меня, – с грустной улыбкой сказал Клэнси. – Я не имею права их огорчать. Если дети перестанут верить, что я в состоянии о них позаботиться, рухнет вся система.
«Система» было слишком общее слово. Рисовать символ на стенах зданий и натягивать баннеры на крыльце – одно, но донести послание до людей – совершенно другое.
Впервые я увидела это своими глазами, когда девочка, отвечавшая за сад, выскочила нам навстречу с заявлением, что трое парней стащили несколько фруктов у нее из-под носа.
Всего двух секунд разговора хватило, чтобы понять: жизнь в Ист-Ривер строилась не на жестких правилах, а на доверии к самому Клэнси. Дети верили, что он сможет рассудить их по справедливости.
Обвиняемыми оказались трое мальчишек, всего несколько месяцев назад закончивших кабинетные уроки. Дежурная по саду оставила их сидеть в грязи в ожидании приговора. На каждом из троих была черная рубашка и джинсы разной степени помятости. Клэнси опустился перед ними на колени, и я отошла в сторонку. Кажется, его совершенно не волновала возможность испачкать брюки.
– Вы действительно украли эти фрукты? – мягко спросил Клэнси. – Пожалуйста, скажите мне правду.
Мальчишки растерянно переглянулись. Наконец заговорил самый высокий, тот, что сидел в центре:
– Да, украли. Мы очень извиняемся.
Мои брови поползли вверх.
– Спасибо за честность, – сказал Клэнси. – Могу я спросить зачем?
Мальчики молчали несколько минут. В конце концов после недолгих уговоров последовал еще один правдивый ответ:
– Пит серьезно заболел и не смог прийти поесть. Он не хотел, чтобы кто-то узнал. Боялся не явиться на дежурство по уборке и заработать неприятности. Пит не хотел тебя подводить. Мы очень, очень извиняемся.
– Я понял, – сказал Клэнси. – Но раз Пит заболел, вы должны были мне об этом сказать.
– На прошлом собрании ты говорил, что в лагере осталось мало медикаментов. Пит не хотел, чтобы их тратили на такую ерунду.
– Похоже, ему все-таки придется лечиться. Учитывая, что он даже не смог прийти поесть, – возразил Клэнси. – Вы же знаете, что красть еду из сада – все равно что красть с тарелок.
Мальчишки удрученно кивнули. Клэнси обвел сгрудившихся вокруг детей внимательным взглядом и спросил:
– Что они должны сделать в обмен на фрукты? Как считаете?
Дежурная уже открыла рот, но старший мальчик, с граблями в руках, выступил вперед и указал на окружавшую сад изгородь.
– Если они займутся прополкой, кто-то из нас мог бы несколько дней посидеть с Питом. Помочь ему с едой и лечением.
Клэнси кивнул.
– Так будет честно. Что думают остальные?
Когда все согласились с таким «наказанием», дежурная едва не затопала ногами. Судя по малиновым от гнева щекам, решение ее не устроило.
– Это не единичная проблема, Клэнси, – сказала она, провожая нас к выходу. – Люди считают, будто могут заявиться сюда и взять что угодно. А сад, в отличие от склада, невозможно запереть на замок!
– Обещаю, что на собрании в следующем месяце мы обязательно обсудим этот вопрос, – с улыбкой ответил Клэнси. – Вынесу его на повестку дня.
Девочка вроде бы успокоилась. Бросив любопытный взгляд в мою сторону, Императрица овощей развернулась и бодро промаршировала в свое царство.
– Вау, – воскликнула я, – она просто чудо!
Клэнси пожал плечами и рассеянно потер правое ухо.
– У нее своя точка зрения. Причем обоснованная. Если на складе иссякнут запасы, мы сможем положиться на сад, но что будет, если сад окажется пустым? Думаю, каждый должен понимать, насколько все взаимосвязано. Эй, не возражаешь, если я зайду к Питу?
Я улыбнулась.
– Конечно, нет.
Маленький мальчик лежал под ворохом одеял. Судя по пустым соседним матрасам, мальчишки отдали ему свои. Когда пылающее лицо парня наконец показалось из-под одеял, я поздоровалась и назвала свое имя. Клэнси разговаривал с ним не меньше пятнадцати минут, но я решила подождать на свежем воздухе. Посмотреть, как кипит в лагере жизнь. Мне махали и улыбались так, словно я жила здесь несколько лет, а не дней. Я махала в ответ, и в груди что-то сжималось. Возможно, на меня снизошло озарение или мозг пришел к этому выводу постепенно. Но, так или иначе, я начала понимать, что черный цвет, который я привыкла ненавидеть, внушал ребятам чувство гордости и единения.
– Здесь ты никогда не почувствуешь себя одинокой, – сказал Клэнси, захлопывая за собой дверь общежития. Мы дошли до прачечной, потом ненадолго остановились у душевых, чтобы проверить краны и лампочки. По дороге Клэнси постоянно кто-нибудь останавливал, чтобы задать вопрос или выразить недовольство, но он неизменно оставался участливым и внимательным. Я видела, как он разруливал ссоры между соседями, выслушивал советы по поводу обеда и высказывал свое мнение по поводу того, стоит ли набирать в охранный отряд больше народу.
К тому моменту, как мы дошли до «кабинетных классных комнат», я буквально валилась с ног. Клэнси же не терпелось провести свой еженедельный урок по истории США.
Комнатка оказалась маленькой и тесной, однако здесь было хорошее освещение, а на стенах развешены яркие картинки и постеры. Первой я заметила Зу и ее розовые перчатки и лишь потом – девочку, которая показывала пальцем реку Миссисипи на старой карте Соединенных Штатов. Хина сидела рядом с Зу и что-то записывала с бешеной скоростью. Я уже думала, что меня ничем не удивить, но появление Клэнси было встречено счастливыми улыбками. Девочка, стоявшая у карты, тут же уступила ему место.
– Так-так, – начал Клэнси. – Кто скажет, на чем мы остановились?
– Первые колонисты, – ответил хор голосов.
– Первые колонисты? – продолжил он. – И кто это такие? Как насчет тебя, Джеми? Помнишь, кто такие первые колонисты?
Девочка, примерно одного возраста с Зу, поднялась с места.
– Англичане притесняли их из-за религии, поэтому они отплыли в Америку и высадились на Плимутском камне.
– Кто-нибудь скажет мне, что они делали после того, как туда попали?
В воздух взлетело рук десять. Он выбрал ближайшего мальчика – по-видимому, зеленого, хотя с таким же успехом тот мог быть желтым или синим. Мой метод цветовой идентификации здесь не работал. Уж слишком здесь все перемешалось. По крайней мере, мне казалось, что причина в этом.
– Они создали колонию, – ответил мальчик.
– Точно. Это была вторая английская колония. Первую организовали в 1607 году в Джеймстоуне, недалеко от того места, где мы с вами сейчас находимся! – Клэнси взял учительскую карту и показал обе точки. – Пока будущие колонисты плыли на «Мэйфлауэре», они заключили Мэйфлауэрский договор о том, что каждый будет содействовать образованию колонии и блюсти ее интересы. А когда прибыли на место, столкнулись со множеством трудностей. Но все работали слаженно и создали общину, свободную от правил, навязанных английской короной, и начали открыто исповедовать свою веру. – Клэнси остановился и обвел аудиторию своими темными глазами. – Звучит знакомо?
Зу широко раскрыла глаза. Я сидела так близко, что могла разглядеть веснушки на ее лице, и почти физически ощущала излучаемое ею счастье. Мое сердце воспряло. Хина что-то прошептала Зу на ухо, и ее улыбка стала еще шире.
– Как будто про нас! – крикнул кто-то с задних рядов.
– Возможно, – сказал Клэнси и следующие полтора часа рассказывал о том, как первые колонисты боролись с бандами аборигенов, о Джеймстоуне и всех тех вещах, которые входили в программу маминой средней школы. А когда время вышло, кивнул ребятам и сделал мне знак следовать за ним, не обращая никакого внимания на ропот и возмущенные вопли аудитории. Подходя к костровой яме, где уже начали накрывать к обеду, мы оба тихонько посмеивались. На нас тут же устремились все взгляды, но мне было наплевать. Я и впрямь ощущала странное чувство гордости.
– Итак? – Мы с Клэнси подошли к крыльцу офиса, когда прозвучал звонок на обед. – Что скажешь?
– Скажу, что готова к первому уроку, – сказала я.
– О, мисс Дейли. – Клэнси едва заметно улыбнулся. – Первый урок только что закончился. А ты даже не заметила.
Две недели пролетели, словно страница, вырванная из старой книги.
Все время я проводила в комнате Клэнси. Училась передавать картинки в его сознание и блокировать попытки проникнуть в мое. Мы столько разговаривали о Лиге, Термонде и белом шуме, что оба выпали из лагерного расписания. У него были ежедневные совещания, но вместо того, чтобы попросить меня уйти, он заставлял ждать по другую сторону занавески, где теперь проходило большинство уроков.
Иногда ему приходилось инспектировать общежития и разрешать споры, но я всегда оставалась ждать его в этой старой и странноватой комнате. Здесь были книги, музыка и телевизор, так что скучать мне не приходилось.
Порой мне удавалось пересечься с Толстяком у костровой ямы, но чаще всего Клэнси приносил нам еду сам. Отыскать Зу было гораздо тяжелее. Если ее не было в классе, значит, она была с Хиной или с кем-то из более старших желтых. Единственный раз, когда мне удалось повстречать этих двоих одновременно, случился вечером, как раз перед выключением света. Толстяк вообще превратился в ходячее привидение – работал без передышки, пытался привлечь внимание Клэнси дурацкими подколами или искал более эффективные способы возделывания сада. Дольше всего мы разговаривали, когда ему приходилось отражать мои выпады.
Зу, со своей стороны, обожала показывать мне, чему научилась в школе, и демонстрировать трюки, которым ее научили другие желтые.
Через несколько дней она сняла перчатки. Я узнала об этом случайно. Однажды ночью Зу погладила меня по волосам. От неожиданности я дернулась и потянулась, чтобы включить свет, но Зу недовольно хлопнула меня по руке. Она щелкнула пальцами, и над головой тут же замигала лампа.
– Поразительно! – воскликнула я, ощущая смесь восхищения и ревности. Зу добилась очевидного прогресса, в отличие от меня. Лишь однажды мне удалось блокировать Клэнси, и то перед этим он успел выяснить, что произошло с Сэм.
– Интересно, – сказал он. Других комментариев так и не поступило.
Хотя Зу с Толстяком я видела каждый день, Лиам был совершенно другое дело. Отдел безопасности поставил его работать во вторую смену: с пяти вечера до пяти утра. Их команда патрулировала всю западную сторону озера. Обычно он так уставал, что большую часть времени спал в палатках, которые они установили около входа. Один или два раза я видела его перед завтраком: он оживленно говорил о чем-то с ребятами. И один раз с Зу в классных комнатах. Но все это – из окна комнаты Клэнси.
Я скучала по Лиаму до физической боли, но прекрасно понимала, что у него есть обязанности. Едва у меня появлялось свободное время, я сразу же вспоминала о нем, но чаще всего уроки занимали все мои мысли. Надолго сфокусироваться на чем-то другом у меня не получалось.
– Руби.
Я подняла глаза, внутри похолодело.
– Позволь показать тебе то, что я умею, – прошептал Клэнси, убирая прядь с моей щеки. От его прикосновения тугой комок нервов в животе немного ослаб, и былые подозрения вдруг начали таять. По сути, мы были одинаковыми. Клэнси пытался помочь, хотя мне нечего было дать ему в замен.
– Никто не сможет тебя изменить или причинить тебе вред, если научишься бороться, – мягко произнес он.
Депрессия и жалость к самой себе исчезли, сменившись потоком чистой, беспримесной ярости. Я думала, Беглец поможет мне вернуться в прежнюю жизнь, но теперь с детскими мечтами было покончено. Пора было защищать свое будущее. Слова вырвались, подобно взрыву:
– Научи меня.
Глава двадцать третья
Хотя Клэнси и впрямь обладал могущественной силой, пользоваться ею ему доводилось нечасто. Он и так вызывал у людей исключительное доверие. Впервые мне довелось это увидеть, когда он взял меня на прогулку по лагерю.
Клэнси помахал сидящим у костровой ямы парням. При его появлении воздух загудел от голосов. Все улыбались, не было ни одного человека, который так или иначе не поприветствовал бы нас. Даже если это было короткое «Иоу!».
– Ты рассказывал кому-нибудь из них, через что прошел? – спросила я.
Он бросил на меня испуганный взгляд. Потом засунул руки в задние карманы джинсов и ссутулил плечи.
– Они верят в меня, – с грустной улыбкой сказал Клэнси. – Я не имею права их огорчать. Если дети перестанут верить, что я в состоянии о них позаботиться, рухнет вся система.
«Система» было слишком общее слово. Рисовать символ на стенах зданий и натягивать баннеры на крыльце – одно, но донести послание до людей – совершенно другое.
Впервые я увидела это своими глазами, когда девочка, отвечавшая за сад, выскочила нам навстречу с заявлением, что трое парней стащили несколько фруктов у нее из-под носа.
Всего двух секунд разговора хватило, чтобы понять: жизнь в Ист-Ривер строилась не на жестких правилах, а на доверии к самому Клэнси. Дети верили, что он сможет рассудить их по справедливости.
Обвиняемыми оказались трое мальчишек, всего несколько месяцев назад закончивших кабинетные уроки. Дежурная по саду оставила их сидеть в грязи в ожидании приговора. На каждом из троих была черная рубашка и джинсы разной степени помятости. Клэнси опустился перед ними на колени, и я отошла в сторонку. Кажется, его совершенно не волновала возможность испачкать брюки.
– Вы действительно украли эти фрукты? – мягко спросил Клэнси. – Пожалуйста, скажите мне правду.
Мальчишки растерянно переглянулись. Наконец заговорил самый высокий, тот, что сидел в центре:
– Да, украли. Мы очень извиняемся.
Мои брови поползли вверх.
– Спасибо за честность, – сказал Клэнси. – Могу я спросить зачем?
Мальчики молчали несколько минут. В конце концов после недолгих уговоров последовал еще один правдивый ответ:
– Пит серьезно заболел и не смог прийти поесть. Он не хотел, чтобы кто-то узнал. Боялся не явиться на дежурство по уборке и заработать неприятности. Пит не хотел тебя подводить. Мы очень, очень извиняемся.
– Я понял, – сказал Клэнси. – Но раз Пит заболел, вы должны были мне об этом сказать.
– На прошлом собрании ты говорил, что в лагере осталось мало медикаментов. Пит не хотел, чтобы их тратили на такую ерунду.
– Похоже, ему все-таки придется лечиться. Учитывая, что он даже не смог прийти поесть, – возразил Клэнси. – Вы же знаете, что красть еду из сада – все равно что красть с тарелок.
Мальчишки удрученно кивнули. Клэнси обвел сгрудившихся вокруг детей внимательным взглядом и спросил:
– Что они должны сделать в обмен на фрукты? Как считаете?
Дежурная уже открыла рот, но старший мальчик, с граблями в руках, выступил вперед и указал на окружавшую сад изгородь.
– Если они займутся прополкой, кто-то из нас мог бы несколько дней посидеть с Питом. Помочь ему с едой и лечением.
Клэнси кивнул.
– Так будет честно. Что думают остальные?
Когда все согласились с таким «наказанием», дежурная едва не затопала ногами. Судя по малиновым от гнева щекам, решение ее не устроило.
– Это не единичная проблема, Клэнси, – сказала она, провожая нас к выходу. – Люди считают, будто могут заявиться сюда и взять что угодно. А сад, в отличие от склада, невозможно запереть на замок!
– Обещаю, что на собрании в следующем месяце мы обязательно обсудим этот вопрос, – с улыбкой ответил Клэнси. – Вынесу его на повестку дня.
Девочка вроде бы успокоилась. Бросив любопытный взгляд в мою сторону, Императрица овощей развернулась и бодро промаршировала в свое царство.
– Вау, – воскликнула я, – она просто чудо!
Клэнси пожал плечами и рассеянно потер правое ухо.
– У нее своя точка зрения. Причем обоснованная. Если на складе иссякнут запасы, мы сможем положиться на сад, но что будет, если сад окажется пустым? Думаю, каждый должен понимать, насколько все взаимосвязано. Эй, не возражаешь, если я зайду к Питу?
Я улыбнулась.
– Конечно, нет.
Маленький мальчик лежал под ворохом одеял. Судя по пустым соседним матрасам, мальчишки отдали ему свои. Когда пылающее лицо парня наконец показалось из-под одеял, я поздоровалась и назвала свое имя. Клэнси разговаривал с ним не меньше пятнадцати минут, но я решила подождать на свежем воздухе. Посмотреть, как кипит в лагере жизнь. Мне махали и улыбались так, словно я жила здесь несколько лет, а не дней. Я махала в ответ, и в груди что-то сжималось. Возможно, на меня снизошло озарение или мозг пришел к этому выводу постепенно. Но, так или иначе, я начала понимать, что черный цвет, который я привыкла ненавидеть, внушал ребятам чувство гордости и единения.
– Здесь ты никогда не почувствуешь себя одинокой, – сказал Клэнси, захлопывая за собой дверь общежития. Мы дошли до прачечной, потом ненадолго остановились у душевых, чтобы проверить краны и лампочки. По дороге Клэнси постоянно кто-нибудь останавливал, чтобы задать вопрос или выразить недовольство, но он неизменно оставался участливым и внимательным. Я видела, как он разруливал ссоры между соседями, выслушивал советы по поводу обеда и высказывал свое мнение по поводу того, стоит ли набирать в охранный отряд больше народу.
К тому моменту, как мы дошли до «кабинетных классных комнат», я буквально валилась с ног. Клэнси же не терпелось провести свой еженедельный урок по истории США.
Комнатка оказалась маленькой и тесной, однако здесь было хорошее освещение, а на стенах развешены яркие картинки и постеры. Первой я заметила Зу и ее розовые перчатки и лишь потом – девочку, которая показывала пальцем реку Миссисипи на старой карте Соединенных Штатов. Хина сидела рядом с Зу и что-то записывала с бешеной скоростью. Я уже думала, что меня ничем не удивить, но появление Клэнси было встречено счастливыми улыбками. Девочка, стоявшая у карты, тут же уступила ему место.
– Так-так, – начал Клэнси. – Кто скажет, на чем мы остановились?
– Первые колонисты, – ответил хор голосов.
– Первые колонисты? – продолжил он. – И кто это такие? Как насчет тебя, Джеми? Помнишь, кто такие первые колонисты?
Девочка, примерно одного возраста с Зу, поднялась с места.
– Англичане притесняли их из-за религии, поэтому они отплыли в Америку и высадились на Плимутском камне.
– Кто-нибудь скажет мне, что они делали после того, как туда попали?
В воздух взлетело рук десять. Он выбрал ближайшего мальчика – по-видимому, зеленого, хотя с таким же успехом тот мог быть желтым или синим. Мой метод цветовой идентификации здесь не работал. Уж слишком здесь все перемешалось. По крайней мере, мне казалось, что причина в этом.
– Они создали колонию, – ответил мальчик.
– Точно. Это была вторая английская колония. Первую организовали в 1607 году в Джеймстоуне, недалеко от того места, где мы с вами сейчас находимся! – Клэнси взял учительскую карту и показал обе точки. – Пока будущие колонисты плыли на «Мэйфлауэре», они заключили Мэйфлауэрский договор о том, что каждый будет содействовать образованию колонии и блюсти ее интересы. А когда прибыли на место, столкнулись со множеством трудностей. Но все работали слаженно и создали общину, свободную от правил, навязанных английской короной, и начали открыто исповедовать свою веру. – Клэнси остановился и обвел аудиторию своими темными глазами. – Звучит знакомо?
Зу широко раскрыла глаза. Я сидела так близко, что могла разглядеть веснушки на ее лице, и почти физически ощущала излучаемое ею счастье. Мое сердце воспряло. Хина что-то прошептала Зу на ухо, и ее улыбка стала еще шире.
– Как будто про нас! – крикнул кто-то с задних рядов.
– Возможно, – сказал Клэнси и следующие полтора часа рассказывал о том, как первые колонисты боролись с бандами аборигенов, о Джеймстоуне и всех тех вещах, которые входили в программу маминой средней школы. А когда время вышло, кивнул ребятам и сделал мне знак следовать за ним, не обращая никакого внимания на ропот и возмущенные вопли аудитории. Подходя к костровой яме, где уже начали накрывать к обеду, мы оба тихонько посмеивались. На нас тут же устремились все взгляды, но мне было наплевать. Я и впрямь ощущала странное чувство гордости.
– Итак? – Мы с Клэнси подошли к крыльцу офиса, когда прозвучал звонок на обед. – Что скажешь?
– Скажу, что готова к первому уроку, – сказала я.
– О, мисс Дейли. – Клэнси едва заметно улыбнулся. – Первый урок только что закончился. А ты даже не заметила.
Две недели пролетели, словно страница, вырванная из старой книги.
Все время я проводила в комнате Клэнси. Училась передавать картинки в его сознание и блокировать попытки проникнуть в мое. Мы столько разговаривали о Лиге, Термонде и белом шуме, что оба выпали из лагерного расписания. У него были ежедневные совещания, но вместо того, чтобы попросить меня уйти, он заставлял ждать по другую сторону занавески, где теперь проходило большинство уроков.
Иногда ему приходилось инспектировать общежития и разрешать споры, но я всегда оставалась ждать его в этой старой и странноватой комнате. Здесь были книги, музыка и телевизор, так что скучать мне не приходилось.
Порой мне удавалось пересечься с Толстяком у костровой ямы, но чаще всего Клэнси приносил нам еду сам. Отыскать Зу было гораздо тяжелее. Если ее не было в классе, значит, она была с Хиной или с кем-то из более старших желтых. Единственный раз, когда мне удалось повстречать этих двоих одновременно, случился вечером, как раз перед выключением света. Толстяк вообще превратился в ходячее привидение – работал без передышки, пытался привлечь внимание Клэнси дурацкими подколами или искал более эффективные способы возделывания сада. Дольше всего мы разговаривали, когда ему приходилось отражать мои выпады.
Зу, со своей стороны, обожала показывать мне, чему научилась в школе, и демонстрировать трюки, которым ее научили другие желтые.
Через несколько дней она сняла перчатки. Я узнала об этом случайно. Однажды ночью Зу погладила меня по волосам. От неожиданности я дернулась и потянулась, чтобы включить свет, но Зу недовольно хлопнула меня по руке. Она щелкнула пальцами, и над головой тут же замигала лампа.
– Поразительно! – воскликнула я, ощущая смесь восхищения и ревности. Зу добилась очевидного прогресса, в отличие от меня. Лишь однажды мне удалось блокировать Клэнси, и то перед этим он успел выяснить, что произошло с Сэм.
– Интересно, – сказал он. Других комментариев так и не поступило.
Хотя Зу с Толстяком я видела каждый день, Лиам был совершенно другое дело. Отдел безопасности поставил его работать во вторую смену: с пяти вечера до пяти утра. Их команда патрулировала всю западную сторону озера. Обычно он так уставал, что большую часть времени спал в палатках, которые они установили около входа. Один или два раза я видела его перед завтраком: он оживленно говорил о чем-то с ребятами. И один раз с Зу в классных комнатах. Но все это – из окна комнаты Клэнси.
Я скучала по Лиаму до физической боли, но прекрасно понимала, что у него есть обязанности. Едва у меня появлялось свободное время, я сразу же вспоминала о нем, но чаще всего уроки занимали все мои мысли. Надолго сфокусироваться на чем-то другом у меня не получалось.