Что случилось дальше, я так и не поняла. Все происходило как в замедленной съемке. Кажется, Лиам пытался мне помочь, но я оттолкнула его мягкими, безвольными руками.
– Беги! – попыталась произнести я. – Выбирайся отсюда!
– Руби, Руби! – Лиам пытался привлечь мое внимание. Он не видел, что творилось за его спиной.
Толстяк и Зу сидели возле Бетти. Руки их были скованы наручниками, а ноги связаны ярко-желтой веревкой. А над ними возвышалась никто иная, как Леди Джейн.
Впервые я увидела ее так близко, что смогла разглядеть родинку на щеке и запавшие глаза за черной оправой очков. Темные волосы доходили до плеч и от влажности завивались на концах, а вот лицо напоминало череп, обтянутый кожей. Черная майка была заправлена в джинсы и держалась там лишь благодаря дешевому темному ремню, с которого свисали хорошо знакомые предметы. Оранжевый идентификатор, тазер[16], наручники…
– Привет, Лиам Стюарт, – голос женщины казался прохладным и шелковистым.
Лиам вскочил на ноги и поднял обе руки вверх – чтобы отбросить ее назад, как мне показалось. Но женщина лишь поцокала языком, кивнув влево. Проследив за ее взглядом, я поняла, что дуло ружья смотрит прямо в голову Зу.
– Ли, – неестественно высоким голосом произнес Толстяк. Зу пригвоздила меня взглядом к месту.
– Иди сюда, – сказала женщина. – Медленно, руки за голову – быстрее, иначе моя рука может случайно дрогнуть. – Она склонила голову набок.
Кнопка, – подумала я, – где тревожная кнопка? Мой рюкзак был спрятан под передним пассажирским сиденьем. Если бы я смогла доползти до двери…
– Ну-у? – процедил Лиам. – И какова моя рыночная цена? Не много потеряла, пока бегала за нами целых три недели?
Ее улыбка поблекла, однако через секунду стала еще шире, чем раньше.
– Как и прежде, двести пятьдесят тысяч долларов. Неплохие деньги. Можешь собой гордиться. В первый заход мне достались какие-то хилые десять тысяч.
От ярости Лиам не мог вымолвить ни слова. Его трясло, дыхание вырывалось из груди с хрипами. Внезапно я поняла, откуда Лиам так хорошо о ней осведомлен, – это была та самая женщина, которая поймала его в прошлый раз.
– Ты и представить себе не можешь, как я удивилась, увидев твое имя в списке наград за поимку, да еще с такой суммой! Видимо, с нашей предыдущей встречи ты много чего успел натворить.
– Ну да, – грубо ответил Лиам. – Старался изо всех сил.
– Но, дорогой, как же ты додумался вернуться в это место? Неужели ты подумал, что я не стану здесь тебя искать? – Женщина склонила голову набок. – Твои друзья были просто счастливы сообщить мне, куда и зачем ты едешь. В обмен на свободу. Озеро Принс, не так ли?
Боль снова сменилась страхом. Если она найдет Ист-Ривер… Боже, я даже не могла себе представить, каковы будут последствия.
Лиам, судя по его виду, мог. Парень с такой силой вцепился себе в волосы, что костяшки пальцев побелели.
– Если я могу столько получить за тебя, представь, сколько дадут за целый лагерь деток, – сказала она. – Думаю, на билет домой хватит. Так что спасибо. Ты даже не представляешь, сколько нужно денег, чтобы заставить чиновников пересмотреть взгляды и принять кого-то из эпидемически опасной страны.
Молчание длилось всего несколько секунд, но мне они показались вечностью. Я догадывалась, что скажет Лиам.
– Отпусти остальных, тебе нужен только я, – сказал он, продолжая держать руки на затылке. – Я не доставлю тебе никаких неудобств.
– Нет! – крикнул Толстяк. – Не надо…
Женщина не стала долго раздумывать.
– Полагаешь, я стану делать тебе одолжения? Нет, Лиам Стюарт, я собираюсь забрать всех вас, даже твою девочку – кстати, не хочешь проверить, как она там, прежде чем торговаться?
Глаза Лиама скользнули по моему окровавленному лицу. Я ответила прямым взглядом, сделав малюсенький шажок вперед.
– Не знаю, откуда ты пришла, малышка, но готова заверить, что там, куда ты отправишься, будет не очень приятно.
Я не собираюсь возвращаться обратно.
И никто из нас не собирался. Особенно если я могла это предотвратить.
– Подойди сюда, – сказала она, глядя на меня, но продолжая держать Лиама на мушке. – Ты первая, малышка. Я о тебе позабочусь.
Я шагнула вперед, не обращая внимания на резкий вдох Лиама и грохот крови в ушах. Мои глаза встретились с глазами Толстяка, Зу, и, наконец, с глазами слащаво-доброжелательной женщины. Все смотрели на меня.
Всем предстояло узнать.
И после этого ни один из них не захочет иметь со мной ничего общего.
– Повернись! – рявкнула охотница, сверкнув глазами в сторону напарника, который спрятался за перевернутыми столами для пикника. Ее хватка ослабела, пальцы на ружье немного разжались, взгляд потерял былую сосредоточенность. И я воспользовалась своим шансом.
Мое колено угодило ей прямо в солнечное сплетение. Ружье упало на землю. Лиам сделал два шага в мою сторону, но я оказалась быстрее. Кровь стремительно заливала лицо, стекая на подбородок. Глаза женщины округлились, когда я схватила ее за глотку и прижала спиной к двери Бетти. Наши взгляды скрестились, и в этот момент охотница проиграла битву. Боль, вспыхнувшая у меня в затылке, говорила сама за себя.
Войти в ее сознание оказалось не сложнее, чем сделать вдох. Зрачки женщины расширились и тут же сузились до нормального состояния. Мой мозг словно обмотали колючей проволокой, с каждой секундой затягивая ее все сильнее и сильнее.
В поле зрения появилось лицо Толстяка с круглыми от ужаса глазами. Он попытался встать, но я пнула его ногой. Нет. Только не сейчас. Это не безопасно.
Женщина повела вокруг рассеянным немигающим взглядом. А потом я услышала биение сердца: та-дам, та-дам, та-дам, та-дам… Ее или моего – непонятно.
– Передай ему свое ружье, – сказала я, кивнув в сторону Лиама. Женщина не двинулась с места. Тогда я добавила картинку в черное пузырящееся марево ее мыслей. Ружье легло в протянутую ладонь Лиама, но поднять глаза я была не в силах.
– Слушай меня очень внимательно, – сказала я, ощущая на губах привкус крови. – Сейчас ты повернешься и пойдешь обратно по дороге. Потом… свернешь в лес и будешь идти ровно один час. Потом сядешь там, где остановишься. С этого момента двигаться нельзя. Ты не будешь ни есть, ни спать, ни пить, даже если очень захочется. Двигаться нельзя.
Вложить образ каждого действия в сознание оказалось тяжелее всего. И не потому, что ослабела сила воздействия. Просто с каждой минутой мне становилось все тяжелее думать.
Ты сможешь, – сказала я себе. Отсутствие практики или учителей не имело ровно никакого значения. В конечном счете, это был всего лишь инстинкт. Врожденная способность.
Закрыв глаза, я начала сортировать темные клокочущие воспоминания. Я видела себя ведущей машину: одна рука на руле, вторая указывает на остановку впереди. Я припарковалась среди деревьев и направилась к черному фургону в центре парковки. Дул легкий ветерок, пахло мокрой травой. Я задержалась на этом моменте, пока к фургону не подошел ее партнер с винтовкой наперевес.
Я подкорректировала это воспоминание, заменив Черную Бетти пустым парковочным местом. Потом отмотала немного назад, до мальчиков из «Уолмарта», которые разболтали ей про Ист-Ривер. Картинки ускользали яркими вспышками, словно капли, стекающие по стеклу во время дождя.
– А теперь ты… забудешь нас и все, что с нами связано.
Я отпустила шею охотницы, но боль никуда не ушла. Взгляд скиптрейсерши стал более осмысленным. Боль не уходила. Развернувшись на каблуках, она направилась вдаль по пустынной дороге.
Боль по-прежнему не уходила.
Напротив, она даже стала сильнее. Голова взмокла, пот потек по спине. Кажется, я промокла насквозь. Волосы скользкими прядями свисали на лицо. Рубашка облепила тело, как вторая кожа. Я согнулась пополам. Когда собираешься упасть в обморок, лучше держаться поближе к земле.
Боже, я не хочу падать в обморок. Только не обморок. Только. Не. Обморок…
Я слышала, как Лиам что-то сказал. В поле моего зрения вдруг возникли его ноги, я отвернулась.
– Не… – начала я. Не прикасайся ко мне. Не сейчас.
Странно, но последнее, что я увидела, перед тем как закрыть глаза, был не выщербленный асфальт, не кусочек неба, не отражение в панелях Бетти. Это было мое собственное воспоминание. Воспоминание о том, как несколькими днями ранее Лиам вел машину и во все горло подпевал «Лейле» в исполнении «Дерека и Домино». Он орал так, что даже Толстяк расхохотался. Зу сидела за спиной Лиама и кивала головой в такт музыке, подыгрывая ему на воображаемой электрогитаре. Все это было так просто, так смешно и непринужденно, что на секунду мне показалось – мы прорвемся. Ведь я часть их команды.
Тогда никто из них еще не знал правды. А теперь все закончилось и пути назад больше нет.
Я жалела, что так и не нажала тревожную кнопку. Что не приехала Кейт и не забрала меня далеко-далеко, к людям, которые спокойно воспринимали таких монстров, как я.
Глава девятнадцатая
Когда мне вот-вот должно было стукнуть десять, эта цифра казалась чем-то ужасно значительным. Еще бы – двузначное число! Только о предвкушении праздника и речи не шло. Во время обеда я сидела за столом в окружении учебников и катала горошины по тарелке, старательно игнорируя всеобщее молчание. Родители не перемолвились между собой ни единым словом. Со мной тоже никто не разговаривал. Мамины глаза покраснели, взгляд ее казался безжизненным. Полчаса назад они с отцом поспорили о моем дне рождения. Мама хотела устроить вечеринку с сюрпризом, а отец настаивал на отмене праздника. Он считал, что теперь, когда во всем квартале не осталось больше ни одного ребенка, вешать поздравительный баннер и привязывать снаружи букет шаров будет слишком жестоко. Я подслушала этот разговор, стоя наверху, около лестницы.
На самом деле меня не особенно волновал этот день рождения. Приглашать все равно никого не хотелось. Гораздо больше я радовалась тому, что стала взрослой. Ну или, по крайней мере, скоро стану. Начну одеваться, как девушки с обложек журналов: носить платья и каблуки, делать макияж – в общем, перейду в среднюю школу.
– Через десять лет после завтрашнего дня мне исполнится двадцать. – Не знаю, зачем я произнесла это вслух. Наверное, посчитала мысль значительной и захотела ею с кем-нибудь поделиться.
Воцарившаяся вслед за этим тишина ранила до глубины души. Мама резко выпрямилась и прижала салфетку к губам. На миг мне показалось, что она сейчас встанет из-за стола и выйдет из комнаты, но папина ладонь легла поверх маминой, и она ухватилась за нее, точно за якорь.
Папа доел жареного цыпленка и улыбнулся, его губы слегка дрожали. Потом наклонился вперед, и наши одинаково зеленые глаза встретились.
– Так точно, маленькая пчелка. А сколько тебе будет еще через десять лет после этого?
– Тридцать, – сказала я. – А тебе… пятьдесят два!
Он рассмеялся.
– Правильно! Полпути до…
Могилы, – шепотом добавил внутренний голос. – Полпути до могилы. Папа понял свою ошибку, и слово замерло у него на губах. Но было слишком поздно. Все трое поняли, что он имел в виду.
Могила.
Я знала, что такое смерть. Знала, что происходит после смерти. В школу иногда приглашали специальных гостей для того, чтобы они провели беседу с оставшимися детьми. Одна из таких гостей, мисс Финч, устроила презентацию за две недели до Рождества. На ней была ярко-розовая водолазка и очки вполлица. Основные тезисы она написала на доске крупными, заглавными буквами: СМЕРТЬ ЭТО НЕ СОН. ОНА СЛУЧАЕТСЯ КОГДА УГОДНО. ОТТУДА НЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ.
Когда люди умирают, пояснила мисс Финч, они перестают дышать. Перестают есть, говорить, думать. Мертвые не способны скучать по нам так, как мы скучаем по ним. И уже никогда, ни при каких обстоятельствах им не удастся проснуться. Она продолжала приводить примеры, словно перед ней находились одни тупицы. Словно это не мы шестеро наблюдали, как умирала Грейс. Мертвые кошки не мурлычат, мертвые собаки не играют. Мертвые цветы – мисс Финч указала на букет увядших цветов на учительском столе – не могут расти или цвести. Лекция тянулась несколько часов. И каждый час мисс Финч задавала один и тот же вопрос: «Вы все поняли?» И только на один свой вопрос я так и не смогла получить ответ.
– Каково это?
Папа окинул меня внимательным взглядом.
– Ты о чем?
Я опустила взгляд на тарелку.
– Беги! – попыталась произнести я. – Выбирайся отсюда!
– Руби, Руби! – Лиам пытался привлечь мое внимание. Он не видел, что творилось за его спиной.
Толстяк и Зу сидели возле Бетти. Руки их были скованы наручниками, а ноги связаны ярко-желтой веревкой. А над ними возвышалась никто иная, как Леди Джейн.
Впервые я увидела ее так близко, что смогла разглядеть родинку на щеке и запавшие глаза за черной оправой очков. Темные волосы доходили до плеч и от влажности завивались на концах, а вот лицо напоминало череп, обтянутый кожей. Черная майка была заправлена в джинсы и держалась там лишь благодаря дешевому темному ремню, с которого свисали хорошо знакомые предметы. Оранжевый идентификатор, тазер[16], наручники…
– Привет, Лиам Стюарт, – голос женщины казался прохладным и шелковистым.
Лиам вскочил на ноги и поднял обе руки вверх – чтобы отбросить ее назад, как мне показалось. Но женщина лишь поцокала языком, кивнув влево. Проследив за ее взглядом, я поняла, что дуло ружья смотрит прямо в голову Зу.
– Ли, – неестественно высоким голосом произнес Толстяк. Зу пригвоздила меня взглядом к месту.
– Иди сюда, – сказала женщина. – Медленно, руки за голову – быстрее, иначе моя рука может случайно дрогнуть. – Она склонила голову набок.
Кнопка, – подумала я, – где тревожная кнопка? Мой рюкзак был спрятан под передним пассажирским сиденьем. Если бы я смогла доползти до двери…
– Ну-у? – процедил Лиам. – И какова моя рыночная цена? Не много потеряла, пока бегала за нами целых три недели?
Ее улыбка поблекла, однако через секунду стала еще шире, чем раньше.
– Как и прежде, двести пятьдесят тысяч долларов. Неплохие деньги. Можешь собой гордиться. В первый заход мне достались какие-то хилые десять тысяч.
От ярости Лиам не мог вымолвить ни слова. Его трясло, дыхание вырывалось из груди с хрипами. Внезапно я поняла, откуда Лиам так хорошо о ней осведомлен, – это была та самая женщина, которая поймала его в прошлый раз.
– Ты и представить себе не можешь, как я удивилась, увидев твое имя в списке наград за поимку, да еще с такой суммой! Видимо, с нашей предыдущей встречи ты много чего успел натворить.
– Ну да, – грубо ответил Лиам. – Старался изо всех сил.
– Но, дорогой, как же ты додумался вернуться в это место? Неужели ты подумал, что я не стану здесь тебя искать? – Женщина склонила голову набок. – Твои друзья были просто счастливы сообщить мне, куда и зачем ты едешь. В обмен на свободу. Озеро Принс, не так ли?
Боль снова сменилась страхом. Если она найдет Ист-Ривер… Боже, я даже не могла себе представить, каковы будут последствия.
Лиам, судя по его виду, мог. Парень с такой силой вцепился себе в волосы, что костяшки пальцев побелели.
– Если я могу столько получить за тебя, представь, сколько дадут за целый лагерь деток, – сказала она. – Думаю, на билет домой хватит. Так что спасибо. Ты даже не представляешь, сколько нужно денег, чтобы заставить чиновников пересмотреть взгляды и принять кого-то из эпидемически опасной страны.
Молчание длилось всего несколько секунд, но мне они показались вечностью. Я догадывалась, что скажет Лиам.
– Отпусти остальных, тебе нужен только я, – сказал он, продолжая держать руки на затылке. – Я не доставлю тебе никаких неудобств.
– Нет! – крикнул Толстяк. – Не надо…
Женщина не стала долго раздумывать.
– Полагаешь, я стану делать тебе одолжения? Нет, Лиам Стюарт, я собираюсь забрать всех вас, даже твою девочку – кстати, не хочешь проверить, как она там, прежде чем торговаться?
Глаза Лиама скользнули по моему окровавленному лицу. Я ответила прямым взглядом, сделав малюсенький шажок вперед.
– Не знаю, откуда ты пришла, малышка, но готова заверить, что там, куда ты отправишься, будет не очень приятно.
Я не собираюсь возвращаться обратно.
И никто из нас не собирался. Особенно если я могла это предотвратить.
– Подойди сюда, – сказала она, глядя на меня, но продолжая держать Лиама на мушке. – Ты первая, малышка. Я о тебе позабочусь.
Я шагнула вперед, не обращая внимания на резкий вдох Лиама и грохот крови в ушах. Мои глаза встретились с глазами Толстяка, Зу, и, наконец, с глазами слащаво-доброжелательной женщины. Все смотрели на меня.
Всем предстояло узнать.
И после этого ни один из них не захочет иметь со мной ничего общего.
– Повернись! – рявкнула охотница, сверкнув глазами в сторону напарника, который спрятался за перевернутыми столами для пикника. Ее хватка ослабела, пальцы на ружье немного разжались, взгляд потерял былую сосредоточенность. И я воспользовалась своим шансом.
Мое колено угодило ей прямо в солнечное сплетение. Ружье упало на землю. Лиам сделал два шага в мою сторону, но я оказалась быстрее. Кровь стремительно заливала лицо, стекая на подбородок. Глаза женщины округлились, когда я схватила ее за глотку и прижала спиной к двери Бетти. Наши взгляды скрестились, и в этот момент охотница проиграла битву. Боль, вспыхнувшая у меня в затылке, говорила сама за себя.
Войти в ее сознание оказалось не сложнее, чем сделать вдох. Зрачки женщины расширились и тут же сузились до нормального состояния. Мой мозг словно обмотали колючей проволокой, с каждой секундой затягивая ее все сильнее и сильнее.
В поле зрения появилось лицо Толстяка с круглыми от ужаса глазами. Он попытался встать, но я пнула его ногой. Нет. Только не сейчас. Это не безопасно.
Женщина повела вокруг рассеянным немигающим взглядом. А потом я услышала биение сердца: та-дам, та-дам, та-дам, та-дам… Ее или моего – непонятно.
– Передай ему свое ружье, – сказала я, кивнув в сторону Лиама. Женщина не двинулась с места. Тогда я добавила картинку в черное пузырящееся марево ее мыслей. Ружье легло в протянутую ладонь Лиама, но поднять глаза я была не в силах.
– Слушай меня очень внимательно, – сказала я, ощущая на губах привкус крови. – Сейчас ты повернешься и пойдешь обратно по дороге. Потом… свернешь в лес и будешь идти ровно один час. Потом сядешь там, где остановишься. С этого момента двигаться нельзя. Ты не будешь ни есть, ни спать, ни пить, даже если очень захочется. Двигаться нельзя.
Вложить образ каждого действия в сознание оказалось тяжелее всего. И не потому, что ослабела сила воздействия. Просто с каждой минутой мне становилось все тяжелее думать.
Ты сможешь, – сказала я себе. Отсутствие практики или учителей не имело ровно никакого значения. В конечном счете, это был всего лишь инстинкт. Врожденная способность.
Закрыв глаза, я начала сортировать темные клокочущие воспоминания. Я видела себя ведущей машину: одна рука на руле, вторая указывает на остановку впереди. Я припарковалась среди деревьев и направилась к черному фургону в центре парковки. Дул легкий ветерок, пахло мокрой травой. Я задержалась на этом моменте, пока к фургону не подошел ее партнер с винтовкой наперевес.
Я подкорректировала это воспоминание, заменив Черную Бетти пустым парковочным местом. Потом отмотала немного назад, до мальчиков из «Уолмарта», которые разболтали ей про Ист-Ривер. Картинки ускользали яркими вспышками, словно капли, стекающие по стеклу во время дождя.
– А теперь ты… забудешь нас и все, что с нами связано.
Я отпустила шею охотницы, но боль никуда не ушла. Взгляд скиптрейсерши стал более осмысленным. Боль не уходила. Развернувшись на каблуках, она направилась вдаль по пустынной дороге.
Боль по-прежнему не уходила.
Напротив, она даже стала сильнее. Голова взмокла, пот потек по спине. Кажется, я промокла насквозь. Волосы скользкими прядями свисали на лицо. Рубашка облепила тело, как вторая кожа. Я согнулась пополам. Когда собираешься упасть в обморок, лучше держаться поближе к земле.
Боже, я не хочу падать в обморок. Только не обморок. Только. Не. Обморок…
Я слышала, как Лиам что-то сказал. В поле моего зрения вдруг возникли его ноги, я отвернулась.
– Не… – начала я. Не прикасайся ко мне. Не сейчас.
Странно, но последнее, что я увидела, перед тем как закрыть глаза, был не выщербленный асфальт, не кусочек неба, не отражение в панелях Бетти. Это было мое собственное воспоминание. Воспоминание о том, как несколькими днями ранее Лиам вел машину и во все горло подпевал «Лейле» в исполнении «Дерека и Домино». Он орал так, что даже Толстяк расхохотался. Зу сидела за спиной Лиама и кивала головой в такт музыке, подыгрывая ему на воображаемой электрогитаре. Все это было так просто, так смешно и непринужденно, что на секунду мне показалось – мы прорвемся. Ведь я часть их команды.
Тогда никто из них еще не знал правды. А теперь все закончилось и пути назад больше нет.
Я жалела, что так и не нажала тревожную кнопку. Что не приехала Кейт и не забрала меня далеко-далеко, к людям, которые спокойно воспринимали таких монстров, как я.
Глава девятнадцатая
Когда мне вот-вот должно было стукнуть десять, эта цифра казалась чем-то ужасно значительным. Еще бы – двузначное число! Только о предвкушении праздника и речи не шло. Во время обеда я сидела за столом в окружении учебников и катала горошины по тарелке, старательно игнорируя всеобщее молчание. Родители не перемолвились между собой ни единым словом. Со мной тоже никто не разговаривал. Мамины глаза покраснели, взгляд ее казался безжизненным. Полчаса назад они с отцом поспорили о моем дне рождения. Мама хотела устроить вечеринку с сюрпризом, а отец настаивал на отмене праздника. Он считал, что теперь, когда во всем квартале не осталось больше ни одного ребенка, вешать поздравительный баннер и привязывать снаружи букет шаров будет слишком жестоко. Я подслушала этот разговор, стоя наверху, около лестницы.
На самом деле меня не особенно волновал этот день рождения. Приглашать все равно никого не хотелось. Гораздо больше я радовалась тому, что стала взрослой. Ну или, по крайней мере, скоро стану. Начну одеваться, как девушки с обложек журналов: носить платья и каблуки, делать макияж – в общем, перейду в среднюю школу.
– Через десять лет после завтрашнего дня мне исполнится двадцать. – Не знаю, зачем я произнесла это вслух. Наверное, посчитала мысль значительной и захотела ею с кем-нибудь поделиться.
Воцарившаяся вслед за этим тишина ранила до глубины души. Мама резко выпрямилась и прижала салфетку к губам. На миг мне показалось, что она сейчас встанет из-за стола и выйдет из комнаты, но папина ладонь легла поверх маминой, и она ухватилась за нее, точно за якорь.
Папа доел жареного цыпленка и улыбнулся, его губы слегка дрожали. Потом наклонился вперед, и наши одинаково зеленые глаза встретились.
– Так точно, маленькая пчелка. А сколько тебе будет еще через десять лет после этого?
– Тридцать, – сказала я. – А тебе… пятьдесят два!
Он рассмеялся.
– Правильно! Полпути до…
Могилы, – шепотом добавил внутренний голос. – Полпути до могилы. Папа понял свою ошибку, и слово замерло у него на губах. Но было слишком поздно. Все трое поняли, что он имел в виду.
Могила.
Я знала, что такое смерть. Знала, что происходит после смерти. В школу иногда приглашали специальных гостей для того, чтобы они провели беседу с оставшимися детьми. Одна из таких гостей, мисс Финч, устроила презентацию за две недели до Рождества. На ней была ярко-розовая водолазка и очки вполлица. Основные тезисы она написала на доске крупными, заглавными буквами: СМЕРТЬ ЭТО НЕ СОН. ОНА СЛУЧАЕТСЯ КОГДА УГОДНО. ОТТУДА НЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ.
Когда люди умирают, пояснила мисс Финч, они перестают дышать. Перестают есть, говорить, думать. Мертвые не способны скучать по нам так, как мы скучаем по ним. И уже никогда, ни при каких обстоятельствах им не удастся проснуться. Она продолжала приводить примеры, словно перед ней находились одни тупицы. Словно это не мы шестеро наблюдали, как умирала Грейс. Мертвые кошки не мурлычат, мертвые собаки не играют. Мертвые цветы – мисс Финч указала на букет увядших цветов на учительском столе – не могут расти или цвести. Лекция тянулась несколько часов. И каждый час мисс Финч задавала один и тот же вопрос: «Вы все поняли?» И только на один свой вопрос я так и не смогла получить ответ.
– Каково это?
Папа окинул меня внимательным взглядом.
– Ты о чем?
Я опустила взгляд на тарелку.