Приобрести в огромном лагере соленарии, византийский аналог арбалета, было не слишком сложно – для подстраховки мы купили их через ясов. Не слишком сложно было найти и укромную горную долину в окрестностях Манцикерта, где мы с варином с утра до ночи упражнялись в стрельбе с высоты по движущимся целям, для чего использовали повозку с установленной на ней мишенью. Скорость переноски паланкина не слишком высока, что создает практически идеальные условия для единственного точного залпа.

И как же я был рад после всех приготовлений и тренировок, что пятница, одиннадцатое августа 1071 года, наконец-то настала!



Своих людей и Кордара я предупредил заранее, что на пару дней отлучусь в город к понравившейся женщине. Алан, не зная подробностей моей личной жизни, отнесся к этой версии вполне спокойно, дружинники также не задавали лишних вопросов. В Манцикерт мы проникли на рассвете, спрятав арбалеты и веревку в заранее подготовленном тайнике у городских стен. После чего провели томительный день в харчевнях – бродить по улицам, патрулируемым гвардейцами варанги, было не слишком безопасно. Зато при наступлении вечера я практически ликовал, отправляясь на службу в Михайловский храм!

Правда, на самой службе мне было сильно не по себе оттого, что я замыслил совершить убийство едва ли не на пороге дома Божьего. Но… Предательство Андроника разом обрекло на гибель тысячи, даже десятки тысяч людей. И сегодня его собственная смерть может спасти их всех. В конце концов, кровь прольется не в самом храме – так что побоку сомнения!

Под конец службы я прошмыгнул в проход, ведущий на колокольню, – меня никто не заметил. Правда, в тот момент, когда наверх поднялся звонарь, пришлось подтягиваться по перекладинам, держащим колокол. А сам звон меня крепко оглушил, хорошо хоть, вечером устав предполагает только трезвон, без дополнительного благовеста из сорока ударов! И все равно, несмотря на заранее припасенную плотную повязку для ушей, отчаянно прижимаемую руками, колокола меня оглушили: слух восстановился уже ближе к полуночи.

Тем не менее звонарь меня не заметил, и после завершения службы храм закрыли – центральные врата мощным засовом изнутри и боковую калитку замком снаружи. Так что после захода солнца, когда на площади показался Добран, несущий моток веревки и арбалеты, мне не составило большого труда впустить его в храм через главный вход.

Мы долго ждали появления процессии. Я едва сдерживал натиск мыслей и сомнений. Что, если Дука сегодня изменил маршрут? А вдруг он сегодня не пойдет в дом наслаждений?..

Но ближе к полуночи мучительное ожидание наконец-то было вознаграждено сторицей!



– Ждем.

Побратим едва заметно кивает в ответ. Он волнуется так же, как и я. Но волнуется прежде всего не из страха быть запертыми на колокольне, которую так или иначе возьмут штурмом (веревку мы прихватили именно для эвакуации) – он боится не попасть по цели. Действительно, за бордовыми занавесками паланкина фигуры человека не видно, но я надеюсь, что, стреляя в центр, мы так или иначе заденем Андроника. Арбалетные болты смазаны ядом, привезенным из Тмутаракани: не думаю, что отрава, способная при попадании в желудок вызвать смерть, менее эффективно сработает при контакте с кровью! Но даже если Дука будет только ранен, пусть даже легко, если яд не сработает как надо, покушение наверняка крепко его напугает. Вполне допускаю, что глава заговора (хотя настоящий его глава наверняка засел в столице!) предположит, что попытка убийства – это ответ Диогена, прознавшего о готовящемся предательстве. И процентов на девяносто уверен в том, что Андронику просто не хватит мужества остаться в действующей армии!

Паланкин уже практически поравнялся с колокольней, а луна осветила его настолько ярко, что мне удалось разглядеть край белых одеяний ромейского патриция. Пора… Аккуратно поднимаю соленарий над парапетом второго яруса колокольни и тщательно вымеряю упреждение на движение носилок.

– Готов?

И вновь едва заметный кивок варина.

Короткая пауза, задержка дыхания… И на выдохе мягко тяну за спусковой крючок, одновременно тихо произнеся:

– Пли!

Добран отправил болт в цель, отстав всего на мгновение. Оба смертельных снаряда ударили точно в центр паланкина – и раздался громкий, отчаянный вскрик!

– Есть!

Синхронно с побратимом укрываемся за парапетом колокольни – а на улице, после нескольких мгновений замешательства, раздались заполошные вопли:

– Господин ранен!

– Защитить протовестиария[42]!

– Лекаря!!!

Приникаю к небольшой щели в кладке, обнаруженной за часы томительного ожидания. Н-да, второго залпа сделать уже не удастся, впрочем, мы взяли каждый по два болта лишь в качестве страховки: в случае первого промаха нам оставалось уповать лишь на безграничную удачу. Но телохранители знатного ромея не подарили бы нам второго шанса – в считаные мгновения после выстрела они сплотились вокруг опущенного на землю паланкина, построив над ним полноценную «черепаху». А придворные Дуки испуганно обступили ее – словно мухи, облепившие кусок дерьма. Вот они медленно попятились, и у брошенных носилок я четко вижу кровавое пятно!

– Все, уходим, пока не набежала стража!

Отбросив бесполезные теперь соленарии, мы с Добраном скидываем вниз заранее привязанную к цепи веревку. Она легла по стенке с обратной стороны колокольни и недостает до земли где-то метр, но это уже не критично. Быстро надев на руки толстые перчатки из свиной кожи, я соскальзываю по канату вниз, и буквально через десяток секунд ко мне присоединяется Добран.

– Все! Теперь ходу!!!

Словно спущенная с тетивы стрела мы помчались по мощеной улице, борясь уже за собственные жизни. Но после удачи с Андроником у меня словно крылья выросли за спиной – и я не сомневался, что нам удастся вырваться из города прежде, чем все выходы перекроют.





Глава 5




26 августа 1071 г. от Рождества Христова

Поле боя у Манцикерта

Высоко над головами воинов поднялся стяг Алании – гордо ступающий барс на фоне горных пиков. Гулко зазвучали витые бараньи рога, и над всей многотысячной массой алдаров раздался грозный, оглушительный боевой клич, неизменный со времен древних сарматов:

– Ма-р-р-р-га-а-а-а!!!

И в тон ему я зычно выкрикнул изо всех сил:


– Бе-э-эй!!!

– Бе-э-э-эй!

Луженые глотки едва ли не сотни русичей поддержали мой рев. Подались вперед ясские всадники, ведомые в атаку Кордаром, тронул пятками влажные бока скакуна и я, посылая его вслед союзникам – и тут же на легкий шаг перешли тмутараканские дружинники.

Между тем сельджуки прорвали строй ромеев на стыке центра и правого фланга. Ну что же, многое пока идет по сценарию реальной битвы при Манцикерте – но, кажется, сейчас история византийской катастрофы будет переписана. По крайней мере, я очень на это надеюсь.

Мой план по ликвидации Андроника сработал от начала и до конца. Как я позже узнал, один отравленный болт навылет прошил плечо патриция, другой надежно застрял в животе – даже без яда такие раны, нанесенные одновременно, гарантированно убивали жертву. Процент выживающих в Средневековье с ранением в живот и так стремился к нулю, да и несмертельные изначально раны нередко воспалялись – а тут сразу два! Дука истек кровью еще до того, как к нему на помощь поспел лекарь…

Но главное – мы с Добраном с легкостью покинули Манцикерт, а адекватный поиск злоумышленников и вовсе не состоялся. По крайней мере, в моем понимании. Хотя, по идее, Диоген должен был землю носом рыть после смерти Дуки – но или оперативный поиск преступников в Византии просто не организован на должном уровне, в чем я сильно сомневаюсь, или, что вернее, под рукой не оказалось нужных специалистов. Но, быть может, базилевс и не хотел искать убийц своего заложника – например, если все же знал о заговоре. А может, Роман сделал ставку на успех в решающей схватке с Алп-Арсланом, на максимальное укрепление собственного авторитета в случае победы и абсолютное народное признание – и решился наконец на полный захват власти и удаление от трона всех членов семьи Дука, в том числе и старших детей Евдокии. В таком случае смерть Андроника и вовсе пришлась очень кстати!

Так или иначе, даже если поиск убийц патриция и был организован, ясов или тем паче моих воинов никто не дергал. А пытаться узнать дополнительные подробности расследования, кроме доступных мне слухов, пересказываемых воинами у костров, – это привлекать к себе ненужное внимание.

Да собственно, смерть Дуки была новостью номер один меньше недели. Уже к следующей пятнице вокруг лагеря появились первые курдские разъезды, встреченные ясами. Кордар по моей просьбе выслал воинов в дозор – впрочем, после гибели аланов во время разведки и ее далеко непрозрачных результатов долго уговаривать союзника не пришлось. Так вот, воинственные потомки сарматов отогнали легкую мусульманскую конницу, но дальнейшее преследование привело к столкновению с передовыми отрядами Алп-Арслана. Не желая уступать инициативы, базилевс отправил навстречу сельджукам сильный отряд трапезитов и печенегов под командованием Никифора Вриения, одного из самых верных своих полководцев. Но лихой удар византийцев, сперва опрокинувший легких всадников противника, привел к катастрофе: используя излюбленную тактику ложных отступлений, кочевники завели ромеев в засаду. Отряд Вриения был разбит, сам же военачальник словил две стрелы и был ранен копьем – что, впрочем, не помешало ему встать в строй пару дней спустя.

Двадцать четвертого августа враг неожиданно нанес удар по стоянке печенегов, находящейся на некотором удалении от византийского лагеря. Ну как неожиданно… По совету Кордара (правильную мысль, правда, в его голову вложил все же я), наемники-степняки выставили дозоры и секреты. Они подняли шум еще при приближении противника, так что внезапной и разгромной атаки у сельджуков не получилось, а к союзникам вскоре пришло подкрепление от ясов. Наконец, перед отступлением в основной лагерь «черные клобуки» специально выслали вперед гонцов, предупредивших, что отступают свои. Так что встречного боя между не разобравшимися в ситуации ромеями и балканскими огузами удалось избежать.

Двадцать пятого августа Алп-Арслан пришел со всей своей армией, насчитывающей навскидку двадцать – двадцать пять тысяч воинов. У Диогена же под рукой находится чуть более двадцати, силы примерно равны. Но это равенство весьма условно, учитывая, что в распоряжении султана находятся одни всадники, легко уходящие от столкновения с пехотой. Но ведь базилевс после первого же боя отправил гонцов к Тарханиоту и потому наверняка уверен, что последний приведет вторую половину армии, рассчитывает на них! Напрасно рассчитывает… Сельджуки разбили стоянку на границе плоскогорья и холмов, в нескольких верстах от нас – и тут же натравили на ромеев сразу несколько тысяч легких всадников. Но укрывшиеся за частоколом, защищающим лагерь, византийские лучники дали достойный отпор противнику, встретив степняков на максимальной дистанции для своих луков. Ведя огонь залпами, по площадям, они нанесли врагу значительный урон – и ближе к вечеру стрелки Алп-Арслана отступили, а взамен… прибыло посольство с предложением мира! Не знаю, был ли этот шаг уловкой, но поверивший в свои силы Диоген гордо ответил, что не согласится на мир, пока бывшие римские земли не будут освобождены от агарян.

Ответ достойный императора-воина! Вот только боюсь, что предложение султана было обманом, цель которого – убедить Диогена в слабости сельджуков, их неготовности к битве. Действительно, спровоцировать врага на атаку и заманить его в засаду гораздо легче, когда он уверен в собственном превосходстве.

И вот сегодня, в субботу 26 августа 1071 года, битва началась. Император разделил войско на четыре части. Левый фланг он передал под управление Никифора Вриения, подчинив ему пять тысяч балканских стратиотов, на правый поставил Федора Алията – в его распоряжении оказались воины азиатских фем, армянское ополчение, в том числе конное, и наемники-печенеги. Этот отряд также насчитывает под пять тысяч воинов. В центре, под началом самого базилевса встала тысяча токсотов, варанга числом в три тысячи воев, три полка клибанофоров по пять сотен гвардейцев в каждом. И наконец, в резерве осталась аланская конница, а заодно и моя дружина – очень весомый козырь в грядущей битве! Отличие от событий сражения в моем мире не столь масштабное, но ключевое. И это вселяет определенный оптимизм!

Тем не менее первая часть схватки прошла под диктовку Алп-Арслана. Построив свое войско полукольцом, он отступал большую часть дня к горам, засыпая ромеев градом стрел. Диоген же, видимо, рассчитывал прижать врага к возвышающейся впереди гряде и надеялся, что противник не сумеет втянуться в горные долины всей массой, что станет сражаться за лагерь, – но этот расчет не оправдался. Сельджуки без боя оставили стоянку, по центру отступив в проходы между холмами, а на флангах разойдясь в стороны от византийского войска. Но при этом очевидный маневр с заманиванием в засаду Диоген разгадал – в конце концов, никто так и не увидел пехоты гулямов, а ведь Алп-Арслан наверняка ее привел! Логично предположить, что противник расположил своих пешцев на вершинах сужающихся теснин, откуда они смогут уверенно поражать врага стрелами и дротиками, откуда им будет легко скидывать камни и вызвать оползень.

Базилевс не купился на практически очевидный трюк с засадой, ставший едва ли не визитной карточкой сельджуков – так они разбили Мануила Комнина, так едва не захватили в плен Вриения. Император начал отводить войско, но… В этот раз султан сделал ставку не только на успех засады.

Если центр ромейской армии находился достаточно далеко от «полумесяца» сельджуков и практически не пострадал от лучников врага, то фланги наступали под постоянным обстрелом. Ряды их воинов оказались и сильнее расстроены: многие всадники, видя близость противника, срывались на галоп, чтобы догнать, чтобы навязать схватку… У них мало что получалось, зато противник добился желаемого – крылья вражеского войска отдалились от центра, люди устали сильнее, порядок и управление ромеев оказался нарушен. Когда же началось отступление, между полками Диогена и Алията наметился разрыв: последний не сумел вовремя понять и выполнить приказ базилевса, а может, и не захотел. Так или иначе, связующая цепочка воинов, соединяющая византийские отряды справа, истончилась – и в этот миг по ней ударили бронированные хасс-гулямы врага! В одно мгновение они опрокинули ромеев, и в образовавшуюся брешь потоком хлынули конные лучники, принявшиеся окружать правый фланг войска Диогена… Видя это, Кордар повел в бой аланский резерв.



С легкого шага переходим на бодрую рысь, а позже, при приближении к развернувшимся к нам сельджукам – и на полный галоп. Ветер шумит в ушах, кровь словно кипит в жилах, грудь распирает от давящего изнутри восторга – у меня получилось! Сейчас, сейчас ясы доскачут до врага и ударят всей массой бронированной конницы, решат судьбу битвы… И мы вместе с ними.

– Ма-р-р-р-га-а-а-а!!!

– Аллагу акбар!!!

За считаные секунды до столкновения рев скачущих впереди алдаров подхватывает весь аланский корпус. Мусульмане, то ли не понявшие всей опасности вступившего в бой резерва, то ли просто слишком стойкие и неуступчивые в схватке, ответили своим неизменным кличем и смело атаковали навстречу. А мгновение спустя две массы всадников сошлись грудь в грудь под жуткий рев обезумевших от ярости людей и животных.

– Бе-э-эй!

Моя дружина находится на правом крыле ясов – и в первые мгновения сшибки мы оказываемся чуть в стороне от сражающихся. В этот раз я не лезу вперед ратников, а держусь чуть позади: достаточно рисковать головой в первых рядах! Все же мне наконец-то удалось обуздать себя, свой азарт схватки – теперь пришло время лишь управлять воинами, даже если их чуть менее сотни. Зато выбранная мной позиция позволяет оценить текущую обстановку и уже сделать какие-то выводы, не концентрируя внимание только лишь на противостоящих нам врагах.

Перед тараном ясов в разрыв между правым флангом и центром вошло порядка трех тысяч сельджуков, и конные лучники перемешались с тяжелыми хасс-гулямами. Последние постарались вырваться вперед, принять на себя удар закованных в броню алдаров, но остановить противника им не удалось – не удалось даже просто затормозить. Перестроившиеся клином аланские всадники буквально надвое рассекли мусульманскую конницу, а Диоген ударил ей во фланг сотнями клибанофоров, купируя прорыв и одновременно отрезая врагу путь к отступлению. Кажется, дело идет к окружению и уничтожению воинов Алп-Арслана…

Звуки вспыхнувшей схватки отвлекли мое внимание от масштабного побоища, развернувшегося перед глазами. Дружинники наконец-то схватились с противником – несколько десятков сельджуков, оказавшихся чуть в стороне, до того не успели вступить в бой. Теперь же они встретили русичей залпом стрел в упор, целя по лошадям – и не менее дюжины всадников полетели наземь через спины павших скакунов… Но основная масса витязей сошлась с врагом грудь в грудь, и горстка хасс-гулямов, не более пятнадцати – двадцати воинов, была выбита из седел, пробита копьями и порублена мечами в считаные мгновения. Конные же стрелки брызнули в стороны, силясь уйти от дружинников – благо у них еще осталось некоторое пространство для маневра.

Рухнувшую сверху стрелу я увидел в последний миг. И ничего не успел сделать – разве что испытать ужас от леденящей сознание жуткой догадки: это моя.

Резкая боль, после сильное жжение в горле, ниже кадыка – и я даже не понял, как вдруг оказался на земле и почему смотрю в небо.

НЕТ! НЕТ!!! ПОЖАЛУЙСТА! Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!!! РАЗУМ, ДАЙ ЕЩЕ ОДИН ШАНС! ПОЖАЛУЙСТА!!!

Сознание быстро гаснет, в глазах темнеет… Последнее, что я разглядел, – это лицо склонившегося надо мной испуганного Добрана… Мне удалось еще воскресить в памяти и представить перед внутренним взором лица Дали и малышей, успеть произнести: «Господи, помилуй»…

Тьма.

Тьма обволокла меня, не выпуская из своих объятий, но я и не стремился их покинуть. В них было тепло…

Но потом тьма отступила.



Птицы летели над Итилем, над обоими его берегами. Над левым они видели смерть. Много смертей – и много сытной пищи, когда стервятникам будет достаточно насытиться лишь выклеванными человеческими глазами…

Урусская фаланга – особая гордость Тамтаракая, не раз даровавшая царству победу в битвах, – добралась до строя гулямов. Пешцев не смог остановить поток монгольских стрел – перекрывшись сверху ростовыми червлеными щитами, воины без особых потерь шли вперед, построив «черепаху». Да, оперенная смерть с неба находила свою цель, но была неспособна остановить натиск тяжелой пехоты. Регулярно размыкался четвертый ряд щитов, и тогда уже в сторону врага вылетал ответный залп стрел из глубины русского строя!

В первые же мгновения сшибки стало ясно, что гулямы обречены. Нет, они бились храбро, несмотря на то что сражались на чужой земле и под знаменем покорившего их врага. Впрочем, войско гулямов изначально создавалось из купленных рабов… Но ни мужество, ни ярость не помогли пехоте Востока сдержать натиск фаланги северян. Им оказалось просто нечего противопоставить совершенной тактике боя русов! Так, любого пешца из первого ряда тамтаракайской рати прикрывало целых три копья соратников. И их одновременный удар неизменно сбивал щиты гулямов, позволяя стоящим впереди воям наносить точные уколы в образовавшиеся бреши. А узкие, граненые наконечники вражеских копий прошивали любую броню так, словно ее и вовсе не было на теле… Сверху же на мусульман падали топоры ратников, стоящих в третьем ряду, – с их длинными копейными древками они легко доставали противника через головы соратников. При этом сила их ударов была столь велика, что наточенная сталь крушила любые шлемы и неизбежно прорубала головы несчастных…

Не лучше для монголов сложилась ситуация и на крыльях. Атаки многочисленных легких лучников из числа туркменов и баджгирдов отразили собственные стрелки врага – десять тысяч «черных клобуков», приведенных из Таврии и столько же куманов Котяна, готовых сражаться до последнего! Их противостояние было безумно яростным, но не очень долгим – Кюльхан попробовал ударить конницей мордуканов и баджгирдов, облаченных в кольчуги. Но лучники противника успели развернуться и спешно разойтись на крылья – однако они не просто избежали сечи, нет! Они дали возможность атаковать навстречу двадцати тысячам асутских всадников и пяти тысячам отборных дружинников Тамтаракая! И тяжелый таран многочисленной панцирной конницы в одночасье опрокинул как союзников, так и рабов-монголов.

А Субэдэй все никак не мог решиться вступить в битву с чуть менее чем пятью тысячами отборных бойцов. Он знал, что запасы огненных смесей урусов не бесконечны, знал, что быстрое течение унесет вскоре огненную пелену, – и вновь оказался прав. Вот только когда по его приказу воины ринулись в воду, на них пошли корабли врага. И в жизнь воплотилось все то, чего так опасался старый нойон! Разогнавшиеся по течению суда разметали тонкие цепочки всадников, и, хотя многие из них сели на мель, они же полностью преградили брод. Причем сделали это ближе к левому берегу реки так, чтобы лучники не достали их с правого! В итоге на пути монгольского подкрепления выросла целая стена плавучих крепостей – борта легких речных кораблей оказались дополнительно укрыты щитами, из-за которых враг беспрепятственно колол осмелившихся приблизиться всадников, поражал их дротиками и стрелами.