Пока она продолжала пробовать новые ключевые слова, я обдумывала двойной смысл ее фразы. Я искала пропавшего аптекаря, да, но мне стало грустно, когда я поняла, что еще ищу: выход. Как быть с моим пошатнувшимся браком, моим желанием быть матерью, выбором карьеры. Меня окружали тысячи осколков, впереди был долгий трудный поиск, мне предстояло перебрать их все и решить, что я хочу сохранить, а что нет.

Гейнор чертыхнулась себе под нос, на лице у нее явно была написана досада.

– Что ж, пока ничего не нашлось. Не удивительно, что ваши поиски ничего не дали. Давайте попробуем по-другому.

Она ввела в строку поиска одно слово, «аптекарь», и вручную отфильтровала результаты в левой части экрана, выставив период с 1800 по 1850 год, и место – Лондон, Англия.

Появилось несколько результатов, и сердце у меня едва не выпрыгнуло, когда я увидела заголовок газетной статьи: «Обвинения в мошенничестве и убийстве в Миддлсексе». Но статья была датирована 1825 годом, слишком поздно для нас – к тому же выяснилось, что она была о мужчине-аптекаре, которого убили за то, что он украл лошадь.

У меня опустились руки.

– А что еще можно попробовать?

Гейнор задумчиво поджала губы.

– Ну, мы пока не можем оставить поиск по газетам. Может быть, стоит отбросить слово «аптекарь» и попробовать другие, например, «Медвежий переулок». Но есть множество других ресурсов. Например, база рукописей… – Она умолкла, выводя на экран новую страницу. – По определению база рукописей включает рукописные документы, такие как журналы, дневники, даже документы о семейной собственности. Там часто упоминается очень личная информация. Но в нашем собрании рукописей есть и печатные материалы: машинописные тексты, отпечатанные реестры и прочее.

Я кивнула, это я помнила еще по студенчеству.

Гейнор взяла ручку и принялась крутить ее в пальцах.

– У нас в собрании миллионы рукописей. Но с поиском по ним связаны свои сложности. Понимаете, газетные страницы можно сразу увидеть на экране, потому что они оцифрованы, но рукописи надо заказывать. Пишешь требование, ждешь своей очереди, иногда пару дней, потом тебе предоставляют для изучения сам документ.

– И на изучение может уйти не один день.

Гейнор медленно кивнула, нахмурившись, как врач, который должен сообщить пациенту плохие новости.

– Да, а то и недели или месяцы.

Одна мысль о поисках такого размаха уже выматывала, особенно если учесть, что история аптекаря не более чем миф; что, если все поиски окажутся напрасными, потому что не было реального лица, которое можно было найти? Я откинулась на спинку стула, чувствуя себя раздавленной. Казалось, ни в одной области своей жизни я не могу отделить ложь от правды.

– Выше нос, – сказала Гейнор, толкнув мое колено своим. – Вас явно увлекают такие вещи, а это само по себе редкость. Я хорошо помню первую неделю работы в библиотеке… Я понятия не имела, что делать, но больше всего здесь любила старые карты. Людям вроде нас надо держаться вместе и не сдаваться.

Не сдаваться. Я не знала, что именно хочу найти – да и есть ли, что находить, – но одно со счетов сбрасывать было нельзя: дверь в конце Медвежьего переулка, точно совпадавшую со старыми картами. Работала в тех местах женщина-аптекарь или нет, мысль о старом проходе или улице, известной только тем, кто жил двести лет назад, но все еще погребенной под сегодняшним городом, меня завораживала.

Возможно, именно это имела в виду Гейнор, говоря о притягательности поиска. Я понятия не имела, что за этой дверью, – скорее всего, рассыпающийся обвалившийся кирпич, полный крыс и паутины, – но если я что о себе и знала, что-то, о чем не подозревала еще несколько дней назад, так это то, что заглядывать внутрь не всегда приятно. Именно поэтому я пока избегала думать о Джеймсе, именно поэтому не сказала родителям, да и вообще никому, кроме Роуз, о том, что он натворил. По сути, именно поэтому я и отвлеклась на пропавшего аптекаря.

Мы с Гейнор обменялись телефонами, и я сказала, что свяжусь с ней, если захочу заказать какую-то рукопись или еще поискать в оцифрованной базе газет.

Когда я вышла из библиотеки, телефон показал, что уже начало десятого. Джек вот-вот должен был приземлиться. И, хотя безрезультатные поиски меня расстроили, я вдохнула теплый лондонский воздух, направляясь к метро и Ладгейт-Хилл, и собралась с духом, готовая встретиться лицом к лицу с тем, от чего больше нельзя было отмахиваться.

При всем отчаянии, в котором я пребывала последние дни, в Лондоне, окруженная старой тайной, старой историей, я чувствовала себя такой живой, какой не была уже многие годы. Я решила продолжить поиски. Пробиться сквозь мрак и заглянуть внутрь всего.





15. Элайза. 8 февраля 1791 года




После того как леди Кларенс вылетела из лавки Неллы, воздух в маленькой комнатке сделался влажным и горячим, как часто бывало в кухне. Волосы у меня на руках стояли дыбом; я никогда не слышала, чтобы кто-то разговаривал таким тоном, как Нелла и леди Кларенс только что.

Лицо Неллы было перекошено от тоски и усталости. Я видела, как тяготы ее работы – и требования женщин вроде леди Кларенс – прорезали борозды на ее лбу, как обвисли ее щеки. В воздухе все еще вились тонкие струйки дыма, когда она опустилась на стул, и по лицу ее, как от уксуса, разлилась тревога.

– Убить любовницу лорда, – пробормотала она, – или болтаться на виселице? – Она склонила голову, чтобы посмотреть в огонь, словно искала, что осталось от ее жуков. – Одно ужаснее другого.

– Вы должны сделать порошок заново. – Она не спрашивала, что я думаю, но слова сами вырвались у меня, я не успела даже осознать, что говорю. – Это единственный выход.

Она бросила на меня дикий взгляд.

– Легче, чем убить женщину? Всю жизнь я старалась помогать женщинам. Это, по сути, единственная часть наследия матери, которую я хоть как-то сохранила.

Но Нелла показывала мне свой журнал, и я знала, что записи в нем включают имена, даты и средства. Хуже того, я знала, что в нем значатся и имя миссис Эмвелл, и мое. Это означало, что, если Нелла не сделает новый порошок и леди Кларенс захочет отомстить, я окажусь под ударом.

Мы все, упомянутые в этой книге, окажемся.

Я ткнула пальцем в ее журнал.

– Вы можете не вписывать туда имя мисс Беркуэлл, но как же я? Как же все остальные, записанные на этих страницах?

Нелла взглянула на журнал и нахмурилась, словно мысль о нем даже не приходила ей в голову. Словно она в глубине души не верила, что леди Кларенс исполнит свою угрозу. Она медленно перечитала несколько последних строк.


– У меня не хватит сил, – наконец прошептала она. – Я провела всю прошлую ночь в поле, собирая жуков, и до рассвета сушила и молола их. Когда она вернется, я ей так и скажу. Я покажу ей, как у меня все распухло под платьем, все свои больные места, если она захочет их видеть. Я не могу сделать новый порошок, даже если бы хотела.

Мне представлялась возможность, если только у меня хватит ума правильно ею воспользоваться. Страхи мои перед духом мистера Эмвелла не ослабли, а теперь на меня навалилось новое несчастье: то, что лавку и журнал Неллы могут найти констебли.

Я собрала со стола пустые кружки, отнесла их к тазу и сполоснула.

– Тогда я это сделаю. Я соберу жуков, вы меня научите, как, высушу их и смелю.

В конце концов, я привыкла делать за других грязную работу. Означало ли это, что нужно лгать в письмах для миссис Эмвелл или растирать ядовитых жуков для Неллы, болтушкой я не была. Мне можно было доверять.

Нелла какое-то время мне не отвечала, так что я продолжила мыть кружки, хотя они давно уже были чистыми. Казалось, ее тревога на мгновение унялась, хотя я не понимала, из-за того ли, что она увидела надежду в моем предложении помочь, или из-за того, что она смирилась с судьбой.

– Поле за рекой, – наконец сказала она, клонясь вперед, будто ее утомляла одна мысль о возвращении. – Идти придется далеко, но одна ты не справишься. Я соберусь с силами. Пойдем после захода солнца. Жуков легче ловить ночью, когда они спят. – Она закашлялась, вытерла руки о юбку. – До тех пор не будем тратить время впустую. Ты сказала, что поможешь мне с этикетками на флаконах. – Она искоса на меня посмотрела. – Не нужно. Я их наизусть знаю, есть на них этикетки или нет.

– А если они перепутаются? Если их поставить не так?

Она указала на свой нос, потом на глаза.

– Понюхать, после посмотреть. – Она махнула в сторону журнала на столе. – Но есть кое-что еще. Посажу тебя подновить выцветшие записи в журнале. У меня рука недостаточно тверда, чтобы самой это сделать.

Я нахмурилась, придвинула большую книгу к себе, гадая, почему вдруг имена и даты в журнале важнее флаконов на полках. Я бы сочла, что наоборот; в этой книге значились имена всех, кто покупал у Неллы яд. Мне казалось, что эти страницы нужно сжечь, а не подновлять.

– Почему так важно освежить выцветшие записи? – спросила я.

Нелла склонилась вперед и перелистала журнал до страницы, покрытой неразборчивыми записями от 1763 года. Провела рукой по нижнему левому углу; на страницу когда-то пролилась жидкость, и многие записи невозможно было прочесть. Нелла пододвинула ко мне перо и чернильницу. По ее указанию я взяла перо и начала обводить бледные строчки в книге свежими чернилами, повторяя названия средств – кислица, бальзам, сафлор, – так же аккуратно, как имена клиентов.

– Имена многих из этих женщин, – прошептала Нелла, – записаны только у меня в журнале. Это единственное место, где их помнят. Я пообещала это матери, сохранять память о женщинах, имена которых иначе будут стерты из истории. Мир к нам недобр… Мало есть мест, где женщина может оставить нестираемый след.

Я закончила обводить запись и перешла к следующей.

– Но этот журнал их сохранит – их имена, их воспоминания, их ценность.

Задача оказалась сложнее, чем я думала: все эти обводы и подновления. Повторять слова не то же самое, что писать; двигаться приходилось очень медленно, за петлями чужого почерка, и я не так гордилась тем, что получалось, как надеялась. Но Неллу, похоже, все устраивало, и я расслабила плечи, отчего работа пошла живее.

Нелла перелистала журнал на более поздние записи, сделанные всего несколько месяцев назад. В какой-то момент страницы, должно быть, слиплись, повредив несколько строчек. Я начала обводить первую, читая вслух. «7 декабря 1790 года, мистер Бичем, черная чемерица, 12 гран, по просьбе сестры, мисс Элли Бичем».

Я, ахнув, указала на слово «сестра».

– Эту я хорошо помню, – сказала Нелла, пока я обновляла запись. – Брат мисс Бичем был человеком алчным. Она нашла письмо – он собирался через неделю убить их отца, чтобы унаследовать огромное состояние.

– Она убила брата, чтобы он не убил отца?

– Именно. Понимаешь, Элайза, от алчности добра не бывает. И тут тоже не вышло… Мисс Бичем понимала, кто-нибудь да умрет. Вопрос был лишь в том, кто.

Я обвела имя мисс Бичем – Элли – длинными штрихами. Перо легко скользило по грубому пергаменту, словно само понимало, как важны эти усилия, как важно сохранить имя мисс Элли Бичем и память о том, что она сделала.

Потом мой взгляд снова зацепился за ее имя. Всего через несколько дней, 11 декабря, она снова пришла в лавку.

– На этот раз я продала мисс Бичем адамовой головы для ее матери, – пояснила Нелла. – Бедная женщина потеряла сына, когда ничто не предвещало беды. Адамова голова совершенно безопасна, ею нельзя навредить. Она помогает при истерии.

– Бедная женщина. Надеюсь, ей помогло.

Нелла указала на журнал, торопя меня.

– Адамова голова очень действенна, – сказала она, – хотя лучшим лекарством была бы правда о ее сыне и заговоре. Увы, я не знаю, открыла ли дочь правду. Неважно, ее тайна надежно спрятана здесь.

Она провела по обрезу книги, перебирая страницы.

Теперь я поняла, почему Нелла, помимо ядов, продавала и лекарства. Людям вроде мисс Бичем нужно было и то и другое.

Вот только я по-прежнему не знала, почему Нелла вообще стала торговать ядами. Когда я первый раз была в лавке, она сказала, что еще девочкой работала в лавке с матерью, когда тайной комнаты не существовало. Зачем Нелла ее построила и зачем начала готовить в ней ужасные вещи? Я решила собраться с духом и спросить ее в ближайшее время.

Когда я закончила с записью, Нелла снова перелистала страницы, открыв журнал на 1789 годе. Тот год отпечатался у меня в памяти; в том году мать оставила меня в Лондоне, в услужении у семьи Эмвеллов. Вот только записи на странице на вид были в хорошем состоянии. Я не понимала, что с ними делать.

– Это было как раз перед тем, как я приехала в Лондон, – заметила я.

– Думаю, тебе может понравиться эта страница, – ответила Нелла. – На ней есть имя, которое должно быть тебе знакомо.

Все тут же превратилось в игру. Я просматривала записи, изо всех сил стараясь отрешиться от дат и составов, и вместо этого искала знакомое имя. Может быть, это моя собственная мать?

Потом я увидела его: миссис Эмвелл.

– Ох! – выдохнула я. – Моя госпожа! – Я быстро прочла запись целиком; неужели госпожа уже кого-то отравила прежде? – Индийская конопля? – спросила я Неллу, указывая в журнал.