Она рывком распахнула дверь и вышла, захлопнув ее за собой.
14. Кэролайн. Наши дни, вторник
До прибытия Джеймса оставалось всего несколько часов, и у меня не было времени исследовать дверь за воротами, но любопытство мое, задетое вчера, сейчас просто пылало. Вся собранная по крупицам информация – сперва флакон, потом загадочная записка о Медвежьем переулке, а теперь дверь на его задворках – казалась кусочками соблазнительного пазла. Я решила еще покопаться и вернуться, как только смогу.
Когда я выходила из Медвежьего переулка, солнце скользнуло за облако, и меня окружила прохладная тень. Если считать, что женщина-аптекарь и правда существовала, как она могла выглядеть? Я представила себе пожилую женщину с седыми растрепанными волосами, секущимися на концах из-за того, что она слишком много времени проводит над котелком, представила, как она спешит прочь по брусчатке переулка, одетая в черный плащ с капюшоном. Потом я покачала головой, удивляясь своему воображению: она не ведьма, и это все не «Гарри Поттер».
Я вернулась мыслями к записке из больницы. Написавшая ее, кем бы она ни была, сказала, что умирали мужчины – во множественном числе. Это все было удручающе неопределенно. И все же, если из-за аптекаря умерло немало людей, должно быть хоть какое-то упоминание, какая-то запись в сети об известном аптекаре.
Свернув обратно на Фаррингдон-стрит, я вытащила телефон, открыла браузер и напечатала в поисковой строке «Лондон, аптекарь-убийца, 1800-е».
Результаты вышли самые разные: несколько статей об одержимости XVIII века джином, страница Википедии о Законе об аптеках 1815 года и страница академического журнала о переломах. Я открыла вторую страницу результатов поиска и увидела пока что самое близкое к тому, что искала: страницу архива старейшего уголовного суда Лондона, Олд Бейли. Я принялась проматывать ее пальцем, но страница была ужасно длинной, а я понятия не имела, как открыть поиск по тексту в телефоне. Секунду спустя объем данных с сайта подвесил мне браузер. Я выругалась и смахнула его вверх по экрану, чтобы закрыть.
От разочарования я вздохнула. Неужели я и правда надеялась все решить простым поиском в сети? Джеймс, вероятно, списал бы все на несоответствующие методы поиска, которые я могла бы прокачать еще студенткой, если бы, сидя целыми днями в библиотеке, читала побольше учебников, а не романы.
Библиотека. Я вскинула голову и спросила у прохожего, где ближайшая станция метро, скрестив пальцы в надежде, что Гейнор сегодня будет на месте.
Вскоре я вошла в отдел картографии, радуясь, что сегодня не вымокла под дождем и не покрыта вонючим илом. Гейнор я заметила сразу, но она как раз помогала кому-то за компьютером, так что я терпеливо стала ждать, когда она освободится.
Через несколько минут Гейнор подошла обратно к своему столу. Увидев меня, она улыбнулась.
– Вы вернулись! Узнали что-нибудь о флаконе? – весело спросила она. Потом с притворной серьезностью продолжила: – Или опять занимались мадларкингом и принесли мне новую загадку?
Я засмеялась, почувствовав к ней тепло.
– Вообще-то, ни то ни другое.
Я рассказала ей о бумагах из больницы и записке, написанной неизвестно кем, в которой упоминалась женщина-аптекарь, причастная ко многим смертям.
– Записка была датирована 1816 годом. В ней говорилось о Медвежьем переулке, который оказался недалеко от моей гостиницы. Я сходила туда сегодня утром, но ничего толком не увидела.
– Вы начинающий исследователь, – шутливо заметила Гейнор. – И я бы сделала то же самое. – Она выровняла стопку папок, лежавших перед ней на столе, и отложила их в сторону. – Медвежий переулок, говорите? Что ж, гравировка на вашем флаконе напоминала медведя, хотя предположить, что они как-то связаны, будет некоторой натяжкой.
– Согласна. – Я прислонилась бедром к столу. – Вся эта история выглядит натяжкой, если уж начистоту, но… – Я замолчала, глядя на стопку книг у Гейнор за спиной. – А что, если нет? Что, если в этом что-то есть?
– Думаете, женщина-аптекарь могла существовать на самом деле? – Гейнор скрестила руки на груди и вопросительно на меня посмотрела.
Я покачала головой:
– Я точно не могу сказать, что думаю. Отчасти поэтому я здесь. Думала, спрошу у вас, нет ли старых карт этого района – в смысле, Медвежьего переулка – начала XIX века. И еще я подумала, что у вас лучше получится просто поискать в сети. Я пыталась поискать аптекаря-убийцу в Лондоне, но мало что нашла.
Лицо Гейнор озарилось при моей просьбе; как она и сказала мне при первой встрече, старые исторические карты были ее любимой темой. Во мне тихонько зашевелилась зависть. С каждым днем я приближалась к возвращению на работу в Огайо – работу, не имевшую никакого отношения к истории.
– Что ж, в отличие от вчерашнего случая, – сказала Гейнор, – с этим я вам, по-моему, и в самом деле смогу помочь. У нас есть отличные ресурсы. Идемте со мной.
Она провела меня к компьютеру и жестом велела сесть. Впервые за десять лет я снова ощутила себя студенткой-историком.
– Так, начать лучше всего, конечно же, с карты Рока от 1746 года. Для нашего периода рановато, но ее целое столетие считали самой точной и подробной картой Лондона. У Рока десять лет ушло на исследования и публикацию.
Гейнор щелкнула по значку на экране и перешла в окно, полное черно-белых прямоугольников.
– Можем увеличить любой квадрат, чтобы рассмотреть улицы, или просто ввести название. Так, давайте наберем «Медвежий переулок», раз уж он упоминается в записке из больницы.
Она нажала «Ввод», и карта немедленно перескочила к единственному Медвежьему переулку.
– Чтобы сориентироваться, – объяснила Гейнор, двигая карту, – посмотрим, что вокруг. Восточнее собор Святого Павла, ниже, на юге, река. Как по-вашему, это примерно тот же район, где вы были сегодня?
Я нахмурилась, ни в чем не уверенная. Карте было больше двухсот пятидесяти лет. Я прочла названия окрестных улиц и не узнала ни одной: Флит-Призон, Мил-Ярд, Флит-Маркет.
– Точно не могу сказать, – ответила я, чувствуя себя глупо. – У меня вообще не очень хорошо с картами. Помню только Фаррингдон-стрит, большую улицу, по которой шла.
Гейнор прищелкнула языком.
– Отлично. Тогда наложим современную карту на карту Рока, это нетрудно. – Она нажала еще несколько клавиш, и поверх первой карты мгновенно появилась вторая. – Фаррингдон-стрит, вот она. На старой карте она называется Флит-Маркет, так что название в какой-то период поменялось. Ничего удивительного.
Глядя на вторую, современную карту, я сразу узнала район – на ней даже был отмечен переход, где меня чуть не сбило такси.
– Вот он! – воскликнула я, подавшись вперед. – Да, это точно тот самый Медвежий переулок.
– Отлично. Давайте вернемся к старой карте и получше ее рассмотрим.
Она убрала современную карту с экрана и максимально увеличила Медвежий переулок, изображенный на карте Рока.
– А это интересно, – сказала она. – Видите?
Она указала на крошечную линию, тонкую, как волосок, отходившую от Медвежьего переулка. Она была подписана как «Малый пер.».
Я едва заметила неожиданный спазм, стянувший низ моего живота.
– Да, вижу, – сказала я. – А что в ней интересного?
Но едва эти слова слетели с моего языка, у меня забилось сердце. Дверь.
– Он такой крошечный, – сказала Гейнор. – Рок очень хорошо отобразил размеры улиц – так, например, главные у него нарисованы шире всего, – но эта немногим шире того, как нарисована на карте. Наверное, непримечательная улочка, возможно, просто проход. Понятно, раз уж она называется Малый переулок.
Она снова вывела поверх старой карты современную, переключив ее мышкой.
– И сегодня она уже точно не существует. Так часто бывает – тысячи городских улиц перемещаются, отклоняются или просто застраиваются.
Она взглянула на меня, и я отняла руку от лица; я, сама того не замечая, грызла ноготь.
– Вас что-то тревожит.
Наши глаза встретились. На мгновение я ощутила почти непреодолимое желание выложить ей все, что тяготило мое сердце. Но едва у меня горячо закололо за глазами, я сунула руки под себя и снова повернулась к компьютеру. Джеймс еще не прилетел в Лондон; это время было только моим, и я не собиралась тратить его, плача по Джеймсу.
Снова глядя на карту, я задумалась, не рассказать ли Гейнор о том, что я видела дверь именно там, где, согласно карте, от Медвежьего переулка отходил не существующий теперь Малый переулок. Но это ведь ничего не значило, так? Как сказал мне водопроводчик, дверь вела в подвальный склад одного из зданий. И все.
– Все хорошо, – сказала я, выдавив из себя улыбку. – Так, Медвежий переулок пережил два столетия, а Малому не повезло. Наверное, его застроили.
Гейнор кивнула:
– Такое постоянно происходит. Давайте перенесемся на сто лет вперед от карты Рока.
Она нажала еще несколько клавиш и вывела на экран еще одну карту, покрытую заштрихованными фигурами неправильной формы.
– Это муниципальная землемерная карта конца XIX века, – пояснила она. – А заштрихованные части – постройки, так что мы легко сможем увидеть, какие здания уже существовали.
Гейнор помолчала, разглядывая экран.
– Так, судя по всему, этот район основательно застроили уже к середине десятых годов XIX века. То есть, несмотря на то что Малый переулок существовал в XVIII веке, к началу XIX он практически исчез. Но… – Она замолчала и указала на муниципальную карту. – Вот эта неровная линия, разделяющая два здания, почти полностью повторяет очертания Малого переулка. Возможно, он существовал и в XIX веке как проход между зданиями. Но мы не можем знать наверняка.
Я кивнула; несмотря на то что я мало что понимала в землемерных картах, логика ее была мне ясна. И с каждой секундой я все больше уверялась в том, что тонкая неровная линия, обозначавшая Малый переулок на карте XIX века, связана с дверью, которую я сегодня увидела. Точно расположение двери, если соотнести его с двумя старыми картами, которые показала мне Гейнор, казалось уж слишком большим совпадением.
Впервые с тех пор, как нашла флакон, я позволила себя помечтать о том, что раскрою важную историческую загадку. Что, если за этой дверью что-то есть, что-то, имеющее отношение к записке из больницы, к флакону и аптекарю? И что, если я расскажу об этой связи Гейнор и она решит, что всем этим стоит поделиться с историками? Возможно, меня позовут помогать в каком-то исследовательском проекте или пригласят на короткую стажировку в Британскую библиотеку…
Я глубоко вдохнула, напоминая себе, что надо придерживаться фактов и не забегать вперед. Нечего строить далеко идущие планы.
– Это так здорово, – продолжала Гейнор, – сопоставлять все эти карты. Но если хотите узнать побольше об аптекаре, не знаю, чем они могут помочь.
Я не могла не согласиться.
– Хорошо, – сказала я, собираясь перейти ко второй просьбе, возможно, более важной. – Так, если мы хотим удостовериться, что женщина-аптекарь действительно существовала, как это лучше сделать? Я говорила, поиски онлайн мне ничего не дали.
Гейнор кивнула, не выразив удивления.
– Интернет – бесценный инструмент, но алгоритмы поиска вроде гугловского – кошмар для исследователя. Он не приспособлен для поисков старых документов и газет, даже если они оцифрованы. – Она вернулась на основной экран и щелкнула по новому значку, открыв Британский архив прессы. – Так, – сказала она, поворачиваясь ко мне, – давайте попробуем. Он ищет построчно в большинстве британских газет за последние пару сотен лет. Если статья об аптекаре существует, она здесь будет, но все дело в правильных ключевых словах. Что вы пробовали искать?
– Что-то вроде «1800-е, аптекарь-убийца, Лондон».
– Отлично. – Гейнор напечатала ключевые слова и нажала ввод. Секунду спустя на странице отразился результат: ноль.
– Так, давайте уберем дату, – сказала она.
И опять ничего не найдено.
– Может быть, что-то не так с поиском? – спросила я.
Гейнор рассмеялась:
– В этом весь смысл: чем дольше и упорнее ищешь, тем большей наградой будет результат.
14. Кэролайн. Наши дни, вторник
До прибытия Джеймса оставалось всего несколько часов, и у меня не было времени исследовать дверь за воротами, но любопытство мое, задетое вчера, сейчас просто пылало. Вся собранная по крупицам информация – сперва флакон, потом загадочная записка о Медвежьем переулке, а теперь дверь на его задворках – казалась кусочками соблазнительного пазла. Я решила еще покопаться и вернуться, как только смогу.
Когда я выходила из Медвежьего переулка, солнце скользнуло за облако, и меня окружила прохладная тень. Если считать, что женщина-аптекарь и правда существовала, как она могла выглядеть? Я представила себе пожилую женщину с седыми растрепанными волосами, секущимися на концах из-за того, что она слишком много времени проводит над котелком, представила, как она спешит прочь по брусчатке переулка, одетая в черный плащ с капюшоном. Потом я покачала головой, удивляясь своему воображению: она не ведьма, и это все не «Гарри Поттер».
Я вернулась мыслями к записке из больницы. Написавшая ее, кем бы она ни была, сказала, что умирали мужчины – во множественном числе. Это все было удручающе неопределенно. И все же, если из-за аптекаря умерло немало людей, должно быть хоть какое-то упоминание, какая-то запись в сети об известном аптекаре.
Свернув обратно на Фаррингдон-стрит, я вытащила телефон, открыла браузер и напечатала в поисковой строке «Лондон, аптекарь-убийца, 1800-е».
Результаты вышли самые разные: несколько статей об одержимости XVIII века джином, страница Википедии о Законе об аптеках 1815 года и страница академического журнала о переломах. Я открыла вторую страницу результатов поиска и увидела пока что самое близкое к тому, что искала: страницу архива старейшего уголовного суда Лондона, Олд Бейли. Я принялась проматывать ее пальцем, но страница была ужасно длинной, а я понятия не имела, как открыть поиск по тексту в телефоне. Секунду спустя объем данных с сайта подвесил мне браузер. Я выругалась и смахнула его вверх по экрану, чтобы закрыть.
От разочарования я вздохнула. Неужели я и правда надеялась все решить простым поиском в сети? Джеймс, вероятно, списал бы все на несоответствующие методы поиска, которые я могла бы прокачать еще студенткой, если бы, сидя целыми днями в библиотеке, читала побольше учебников, а не романы.
Библиотека. Я вскинула голову и спросила у прохожего, где ближайшая станция метро, скрестив пальцы в надежде, что Гейнор сегодня будет на месте.
Вскоре я вошла в отдел картографии, радуясь, что сегодня не вымокла под дождем и не покрыта вонючим илом. Гейнор я заметила сразу, но она как раз помогала кому-то за компьютером, так что я терпеливо стала ждать, когда она освободится.
Через несколько минут Гейнор подошла обратно к своему столу. Увидев меня, она улыбнулась.
– Вы вернулись! Узнали что-нибудь о флаконе? – весело спросила она. Потом с притворной серьезностью продолжила: – Или опять занимались мадларкингом и принесли мне новую загадку?
Я засмеялась, почувствовав к ней тепло.
– Вообще-то, ни то ни другое.
Я рассказала ей о бумагах из больницы и записке, написанной неизвестно кем, в которой упоминалась женщина-аптекарь, причастная ко многим смертям.
– Записка была датирована 1816 годом. В ней говорилось о Медвежьем переулке, который оказался недалеко от моей гостиницы. Я сходила туда сегодня утром, но ничего толком не увидела.
– Вы начинающий исследователь, – шутливо заметила Гейнор. – И я бы сделала то же самое. – Она выровняла стопку папок, лежавших перед ней на столе, и отложила их в сторону. – Медвежий переулок, говорите? Что ж, гравировка на вашем флаконе напоминала медведя, хотя предположить, что они как-то связаны, будет некоторой натяжкой.
– Согласна. – Я прислонилась бедром к столу. – Вся эта история выглядит натяжкой, если уж начистоту, но… – Я замолчала, глядя на стопку книг у Гейнор за спиной. – А что, если нет? Что, если в этом что-то есть?
– Думаете, женщина-аптекарь могла существовать на самом деле? – Гейнор скрестила руки на груди и вопросительно на меня посмотрела.
Я покачала головой:
– Я точно не могу сказать, что думаю. Отчасти поэтому я здесь. Думала, спрошу у вас, нет ли старых карт этого района – в смысле, Медвежьего переулка – начала XIX века. И еще я подумала, что у вас лучше получится просто поискать в сети. Я пыталась поискать аптекаря-убийцу в Лондоне, но мало что нашла.
Лицо Гейнор озарилось при моей просьбе; как она и сказала мне при первой встрече, старые исторические карты были ее любимой темой. Во мне тихонько зашевелилась зависть. С каждым днем я приближалась к возвращению на работу в Огайо – работу, не имевшую никакого отношения к истории.
– Что ж, в отличие от вчерашнего случая, – сказала Гейнор, – с этим я вам, по-моему, и в самом деле смогу помочь. У нас есть отличные ресурсы. Идемте со мной.
Она провела меня к компьютеру и жестом велела сесть. Впервые за десять лет я снова ощутила себя студенткой-историком.
– Так, начать лучше всего, конечно же, с карты Рока от 1746 года. Для нашего периода рановато, но ее целое столетие считали самой точной и подробной картой Лондона. У Рока десять лет ушло на исследования и публикацию.
Гейнор щелкнула по значку на экране и перешла в окно, полное черно-белых прямоугольников.
– Можем увеличить любой квадрат, чтобы рассмотреть улицы, или просто ввести название. Так, давайте наберем «Медвежий переулок», раз уж он упоминается в записке из больницы.
Она нажала «Ввод», и карта немедленно перескочила к единственному Медвежьему переулку.
– Чтобы сориентироваться, – объяснила Гейнор, двигая карту, – посмотрим, что вокруг. Восточнее собор Святого Павла, ниже, на юге, река. Как по-вашему, это примерно тот же район, где вы были сегодня?
Я нахмурилась, ни в чем не уверенная. Карте было больше двухсот пятидесяти лет. Я прочла названия окрестных улиц и не узнала ни одной: Флит-Призон, Мил-Ярд, Флит-Маркет.
– Точно не могу сказать, – ответила я, чувствуя себя глупо. – У меня вообще не очень хорошо с картами. Помню только Фаррингдон-стрит, большую улицу, по которой шла.
Гейнор прищелкнула языком.
– Отлично. Тогда наложим современную карту на карту Рока, это нетрудно. – Она нажала еще несколько клавиш, и поверх первой карты мгновенно появилась вторая. – Фаррингдон-стрит, вот она. На старой карте она называется Флит-Маркет, так что название в какой-то период поменялось. Ничего удивительного.
Глядя на вторую, современную карту, я сразу узнала район – на ней даже был отмечен переход, где меня чуть не сбило такси.
– Вот он! – воскликнула я, подавшись вперед. – Да, это точно тот самый Медвежий переулок.
– Отлично. Давайте вернемся к старой карте и получше ее рассмотрим.
Она убрала современную карту с экрана и максимально увеличила Медвежий переулок, изображенный на карте Рока.
– А это интересно, – сказала она. – Видите?
Она указала на крошечную линию, тонкую, как волосок, отходившую от Медвежьего переулка. Она была подписана как «Малый пер.».
Я едва заметила неожиданный спазм, стянувший низ моего живота.
– Да, вижу, – сказала я. – А что в ней интересного?
Но едва эти слова слетели с моего языка, у меня забилось сердце. Дверь.
– Он такой крошечный, – сказала Гейнор. – Рок очень хорошо отобразил размеры улиц – так, например, главные у него нарисованы шире всего, – но эта немногим шире того, как нарисована на карте. Наверное, непримечательная улочка, возможно, просто проход. Понятно, раз уж она называется Малый переулок.
Она снова вывела поверх старой карты современную, переключив ее мышкой.
– И сегодня она уже точно не существует. Так часто бывает – тысячи городских улиц перемещаются, отклоняются или просто застраиваются.
Она взглянула на меня, и я отняла руку от лица; я, сама того не замечая, грызла ноготь.
– Вас что-то тревожит.
Наши глаза встретились. На мгновение я ощутила почти непреодолимое желание выложить ей все, что тяготило мое сердце. Но едва у меня горячо закололо за глазами, я сунула руки под себя и снова повернулась к компьютеру. Джеймс еще не прилетел в Лондон; это время было только моим, и я не собиралась тратить его, плача по Джеймсу.
Снова глядя на карту, я задумалась, не рассказать ли Гейнор о том, что я видела дверь именно там, где, согласно карте, от Медвежьего переулка отходил не существующий теперь Малый переулок. Но это ведь ничего не значило, так? Как сказал мне водопроводчик, дверь вела в подвальный склад одного из зданий. И все.
– Все хорошо, – сказала я, выдавив из себя улыбку. – Так, Медвежий переулок пережил два столетия, а Малому не повезло. Наверное, его застроили.
Гейнор кивнула:
– Такое постоянно происходит. Давайте перенесемся на сто лет вперед от карты Рока.
Она нажала еще несколько клавиш и вывела на экран еще одну карту, покрытую заштрихованными фигурами неправильной формы.
– Это муниципальная землемерная карта конца XIX века, – пояснила она. – А заштрихованные части – постройки, так что мы легко сможем увидеть, какие здания уже существовали.
Гейнор помолчала, разглядывая экран.
– Так, судя по всему, этот район основательно застроили уже к середине десятых годов XIX века. То есть, несмотря на то что Малый переулок существовал в XVIII веке, к началу XIX он практически исчез. Но… – Она замолчала и указала на муниципальную карту. – Вот эта неровная линия, разделяющая два здания, почти полностью повторяет очертания Малого переулка. Возможно, он существовал и в XIX веке как проход между зданиями. Но мы не можем знать наверняка.
Я кивнула; несмотря на то что я мало что понимала в землемерных картах, логика ее была мне ясна. И с каждой секундой я все больше уверялась в том, что тонкая неровная линия, обозначавшая Малый переулок на карте XIX века, связана с дверью, которую я сегодня увидела. Точно расположение двери, если соотнести его с двумя старыми картами, которые показала мне Гейнор, казалось уж слишком большим совпадением.
Впервые с тех пор, как нашла флакон, я позволила себя помечтать о том, что раскрою важную историческую загадку. Что, если за этой дверью что-то есть, что-то, имеющее отношение к записке из больницы, к флакону и аптекарю? И что, если я расскажу об этой связи Гейнор и она решит, что всем этим стоит поделиться с историками? Возможно, меня позовут помогать в каком-то исследовательском проекте или пригласят на короткую стажировку в Британскую библиотеку…
Я глубоко вдохнула, напоминая себе, что надо придерживаться фактов и не забегать вперед. Нечего строить далеко идущие планы.
– Это так здорово, – продолжала Гейнор, – сопоставлять все эти карты. Но если хотите узнать побольше об аптекаре, не знаю, чем они могут помочь.
Я не могла не согласиться.
– Хорошо, – сказала я, собираясь перейти ко второй просьбе, возможно, более важной. – Так, если мы хотим удостовериться, что женщина-аптекарь действительно существовала, как это лучше сделать? Я говорила, поиски онлайн мне ничего не дали.
Гейнор кивнула, не выразив удивления.
– Интернет – бесценный инструмент, но алгоритмы поиска вроде гугловского – кошмар для исследователя. Он не приспособлен для поисков старых документов и газет, даже если они оцифрованы. – Она вернулась на основной экран и щелкнула по новому значку, открыв Британский архив прессы. – Так, – сказала она, поворачиваясь ко мне, – давайте попробуем. Он ищет построчно в большинстве британских газет за последние пару сотен лет. Если статья об аптекаре существует, она здесь будет, но все дело в правильных ключевых словах. Что вы пробовали искать?
– Что-то вроде «1800-е, аптекарь-убийца, Лондон».
– Отлично. – Гейнор напечатала ключевые слова и нажала ввод. Секунду спустя на странице отразился результат: ноль.
– Так, давайте уберем дату, – сказала она.
И опять ничего не найдено.
– Может быть, что-то не так с поиском? – спросила я.
Гейнор рассмеялась:
– В этом весь смысл: чем дольше и упорнее ищешь, тем большей наградой будет результат.