— Где? Какие другие?
— В частности, Педер Хульт. Матс Эмануельссон читал лекцию, давал советы по минимизации налогов и все такое прочее.
Лицо Фредрика О. отразило работу мысли.
— А-а-а… вот вы о чем. Да, теперь вспомнил. Но он же покончил жизнь самоубийством?
— А вы помните, когда вы встретили Матса? — спросил Тедди, не ответив на вопрос о самоубийстве.
— Не особенно ясно… но лекцию помню. Все хорошо, но я воздержался от его советов помещать деньги туда-то и туда-то. За что могу самому себе сказать спасибо. Кому сейчас можно верить? Если даже уважаемая адвокатура не в состоянии заставить своих сотрудников держать язык за зубами…
— Где находится эта усадьба?
— В Сёдерманланде. Где точно — не скажу, я ехал туда на такси. Недешевая поездка, могу вас уверить.
— Как она называлась, эта усадьба?
— Мне, по-моему, никто не говорил. А даже если бы и говорил, сейчас не помню. Десять лет прошло, что вы хотите.
— Как выглядел дом?
— Большой, красивый… девятнадцатый век, я думаю. Деревянная обшивка, такая, знаете, желтоватая, типичная… когда я приехал, было уже довольно темно… к чему все эти расспросы? Я ничего плохого не сделал.
— Вы, может быть, и нет. Зато другие… Как звали устроителя этой… конференции?
— А вот этого я вам не скажу, — Фредрик О. опустил голову и стал крутить на пальце обручальное кольцо.
— Почему?
— Потому что я не идиот. Эта лекция, и все другое — советы по… назовем это так: не минимизация, а оптимизация налогов. Есть и другой термин: «агрессивное планирование налогообложения». Если спросите меня — совершенно нормально, кому хочется платить лишнее, но если кто-то начнет копаться, обязательно разыщет состав преступления. Как вы сами и сказали: «зато другие»… почему я должен втягивать достойных людей в эти неприятности? Почему я должен взять на себя ответственность за то, что уважаемых людей станут поливать грязью? За какие-то старые грехи, которые если и были, то срок давности истек.
Никогда не стучать. Никогда не колоться. Принцип, по-видимому, существует во всех классах общества. Но есть и границы — до какого момента ты обязан этот принцип соблюдать.
Тедди резко придвинул стул. Его глаза были в дециметре от влажной физиономии собеседника.
— Слушай внимательно, Фредрик, — он перешел на «ты». — Мне с высокой колокольни плевать на отмывание бабок и налоговые хитрости. Речь не об этом. Речь идет о насилии, развращении малолетних и торговле живым товаром. И об убийствах.
У Фредрика О. сделалась такое лицо, будто ему только что сообщили об утрате всех источников существования. Он помолчал. Когда он начал говорить, двойной подбородок остался совершенно неподвижным, словно вылепленным из глины. Шевелились только губы.
— Убийства… звучит серьезно. Почему этим не занимается полиция?
— Вопросы здесь задаю я.
— Но вы же понимаете, насколько я ошарашен… это было так давно. Хорошо… устроителя звали Габриель Свереус.
Тедди пытался что-то прочесть в глазах Фредрика. Габриель Свереус. Матс называл эту фамилию.
Габриель Свереус несколько лет назад умер от рака.
В тот же день, ближе к вечеру, они с Деяном приехали к другому «дядечке». Этот жил в центре, на Нарвавеген. Гуннар Свенссон. Огромная квартира. Много антикварной мебели. Тедди даже немного удивился: на камине стоял точно такой же подсвечник, как у Фредрика О. — три ветви, скрученные в узел.
Попытка идти тем же путем, что и с Фредриком, ни к чему не привела. Этот вообще ничего не помнил. Ни Педера Хульта, ни Матса Эмануельссона. Какой Габриель Свереус? Не знаю такого. Не помнил, что был в какой-то усадьбе, а когда Тедди спросил, что он ел на завтрак, уверенно ответил:
— Бутерброд.
Подумал и поправился:
— Яичницу.
Хитрый, сукин сын.
Объекты номер три, четыре и пять — тот же результат. Их впустили беспрепятственно, поскольку о встрече договорился Магнус Хассель, но дальше — стоп. Никто ничего не помнит.
Операция «Магнус Хассель» провалилась. Скорее всего, этот прохвост их предупредил. Вполне возможно.
Весна уже дает о себе знать. Фиалки и подснежники раскрасили обочины дороги в цвета финского флага. Солнце уже село. Быстро темнело.
— И что скажешь? — спросил Тедди.
— Послушай, больше десяти лет прошло. Вполне возможно, они и вправду ни хрена не помнят. Что тут непонятного? И вообще — о чем речь?
— Думаю, ты и сам понял.
— Не знаю… ты упомянул Матса Эмануельссона. Тедди, мы же уже говорили… забудь эту старую вонючую историю.
Тедди посмотрел на дорогу. Конус света перед «теслой» становился все заметнее. Сумерки сгущались с весенней быстротой.
— Забуду… когда придет время забыть — забуду.
— Хорошо… тебе виднее. Но ты ведь понял, кто из этих грибов врет?
Тедди резко повернулся и посмотрел на Деяна.
— А ты? Ты понял?
Деян постукивал пальцами на баранке — видно, что с удовольствием. Не наигрался еще со своей роскошной «теслой».
— Ты все время старался смотреть им в глаза… да-да, я заметил. Все думают, что по глазам можно определить, когда заливаешь, а когда говоришь правду. Особенно снюты. Когда меня допрашивали, я всегда находил на стене какое-нибудь пятнышко и смотрел на него, как на икону. Хороший прием — они считали, что я колюсь.
У Тедди побежали мурашки по спине. Интересно, заметил ли Деян в полутемном салоне, как он покраснел?
— И судьи такие же лопухи. Думают, что они знатоки. Инженеры человеческих душ, как говорил Горький.
Тедди удивился: оказывается, Деян читает книги.
— «Рассказ подсудимого не носит отпечатка правдоподобия», — пишут они на своем суконном языке. Клоуны херовы. Они понятия не имеют ни о каких отпечатках. Но ты-то знаешь, что говорят настоящие психологи? Что говорит наука? — продолжил Деян.
— Наука? Что ты про это знаешь?
— Больше, чем ты думаешь. Все исследования указывают в одну сторону, как по стрелке. В сторону определенной группы людей. Есть люди, которые умеют отличать ложь от правды.
— Какие люди?
— Группа людей, к которой ты когда-то принадлежал. И к которой принадлежу я. Мы видим, потому что мы знаем.
— Так кто же врал?
Уголки рта Деяна поползли вверх. Он выглядел таким довольным, будто ему только что сказали, что он выиграл миллион.
— Первый. Как его? Юханссон. Он врал.
— Откуда ты знаешь?
— Трудно объяснить словами… Голос, особенно руки… человек не может уследить за всем. Его руки просто орали благим матом: я вру! Не верь ни единому слову! И голос — когда ты его прижал, он заговорил на тон выше. Ты не заметил? Это известный факт. И руки…. Его руки замерли на коленях. Когда человек говорит правду, он расслабляется. Правду говорить легко — он жестикулирует, машет руками. А этот вцепился в колени, как в поручни на американских горках. Точно, конечно, сказать не могу, но почти уверен: он врал. Интуиция. To take one to know one[56]. А себя-то я знаю.
Тедди поднял руку к экрану и два приема нашел кнопку ludicrous[57].
— Деян, гони, как можешь, на Юрхольмен. Мне надо обменяться парой слов с Фредриком О. Юханссоном. Поговорить. Старым способом.
Деян просиял и чуть не взвизгнул от радости.
— Узнаю Тедди! Обожаю тебя, парень, когда ты не прикидываешься!
ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР № 50 (расшифровка)
Кому: Луиза Педерсон (жена)
От кого: Хуго Педерсон
Дата: 22 февраля 2006 года
Время: 22.43
ХУГО: Привет, мышонок, я опаздываю. Боюсь, придется пахать всю ночь.
ЛУИЗА: Ты же сказал утром, что вы практически закончили этот проект!
ХУГО: Да… но все время появляется что-то новое. Извини.
ЛУИЗА: А как ты себя чувствуешь?
— В частности, Педер Хульт. Матс Эмануельссон читал лекцию, давал советы по минимизации налогов и все такое прочее.
Лицо Фредрика О. отразило работу мысли.
— А-а-а… вот вы о чем. Да, теперь вспомнил. Но он же покончил жизнь самоубийством?
— А вы помните, когда вы встретили Матса? — спросил Тедди, не ответив на вопрос о самоубийстве.
— Не особенно ясно… но лекцию помню. Все хорошо, но я воздержался от его советов помещать деньги туда-то и туда-то. За что могу самому себе сказать спасибо. Кому сейчас можно верить? Если даже уважаемая адвокатура не в состоянии заставить своих сотрудников держать язык за зубами…
— Где находится эта усадьба?
— В Сёдерманланде. Где точно — не скажу, я ехал туда на такси. Недешевая поездка, могу вас уверить.
— Как она называлась, эта усадьба?
— Мне, по-моему, никто не говорил. А даже если бы и говорил, сейчас не помню. Десять лет прошло, что вы хотите.
— Как выглядел дом?
— Большой, красивый… девятнадцатый век, я думаю. Деревянная обшивка, такая, знаете, желтоватая, типичная… когда я приехал, было уже довольно темно… к чему все эти расспросы? Я ничего плохого не сделал.
— Вы, может быть, и нет. Зато другие… Как звали устроителя этой… конференции?
— А вот этого я вам не скажу, — Фредрик О. опустил голову и стал крутить на пальце обручальное кольцо.
— Почему?
— Потому что я не идиот. Эта лекция, и все другое — советы по… назовем это так: не минимизация, а оптимизация налогов. Есть и другой термин: «агрессивное планирование налогообложения». Если спросите меня — совершенно нормально, кому хочется платить лишнее, но если кто-то начнет копаться, обязательно разыщет состав преступления. Как вы сами и сказали: «зато другие»… почему я должен втягивать достойных людей в эти неприятности? Почему я должен взять на себя ответственность за то, что уважаемых людей станут поливать грязью? За какие-то старые грехи, которые если и были, то срок давности истек.
Никогда не стучать. Никогда не колоться. Принцип, по-видимому, существует во всех классах общества. Но есть и границы — до какого момента ты обязан этот принцип соблюдать.
Тедди резко придвинул стул. Его глаза были в дециметре от влажной физиономии собеседника.
— Слушай внимательно, Фредрик, — он перешел на «ты». — Мне с высокой колокольни плевать на отмывание бабок и налоговые хитрости. Речь не об этом. Речь идет о насилии, развращении малолетних и торговле живым товаром. И об убийствах.
У Фредрика О. сделалась такое лицо, будто ему только что сообщили об утрате всех источников существования. Он помолчал. Когда он начал говорить, двойной подбородок остался совершенно неподвижным, словно вылепленным из глины. Шевелились только губы.
— Убийства… звучит серьезно. Почему этим не занимается полиция?
— Вопросы здесь задаю я.
— Но вы же понимаете, насколько я ошарашен… это было так давно. Хорошо… устроителя звали Габриель Свереус.
Тедди пытался что-то прочесть в глазах Фредрика. Габриель Свереус. Матс называл эту фамилию.
Габриель Свереус несколько лет назад умер от рака.
В тот же день, ближе к вечеру, они с Деяном приехали к другому «дядечке». Этот жил в центре, на Нарвавеген. Гуннар Свенссон. Огромная квартира. Много антикварной мебели. Тедди даже немного удивился: на камине стоял точно такой же подсвечник, как у Фредрика О. — три ветви, скрученные в узел.
Попытка идти тем же путем, что и с Фредриком, ни к чему не привела. Этот вообще ничего не помнил. Ни Педера Хульта, ни Матса Эмануельссона. Какой Габриель Свереус? Не знаю такого. Не помнил, что был в какой-то усадьбе, а когда Тедди спросил, что он ел на завтрак, уверенно ответил:
— Бутерброд.
Подумал и поправился:
— Яичницу.
Хитрый, сукин сын.
Объекты номер три, четыре и пять — тот же результат. Их впустили беспрепятственно, поскольку о встрече договорился Магнус Хассель, но дальше — стоп. Никто ничего не помнит.
Операция «Магнус Хассель» провалилась. Скорее всего, этот прохвост их предупредил. Вполне возможно.
Весна уже дает о себе знать. Фиалки и подснежники раскрасили обочины дороги в цвета финского флага. Солнце уже село. Быстро темнело.
— И что скажешь? — спросил Тедди.
— Послушай, больше десяти лет прошло. Вполне возможно, они и вправду ни хрена не помнят. Что тут непонятного? И вообще — о чем речь?
— Думаю, ты и сам понял.
— Не знаю… ты упомянул Матса Эмануельссона. Тедди, мы же уже говорили… забудь эту старую вонючую историю.
Тедди посмотрел на дорогу. Конус света перед «теслой» становился все заметнее. Сумерки сгущались с весенней быстротой.
— Забуду… когда придет время забыть — забуду.
— Хорошо… тебе виднее. Но ты ведь понял, кто из этих грибов врет?
Тедди резко повернулся и посмотрел на Деяна.
— А ты? Ты понял?
Деян постукивал пальцами на баранке — видно, что с удовольствием. Не наигрался еще со своей роскошной «теслой».
— Ты все время старался смотреть им в глаза… да-да, я заметил. Все думают, что по глазам можно определить, когда заливаешь, а когда говоришь правду. Особенно снюты. Когда меня допрашивали, я всегда находил на стене какое-нибудь пятнышко и смотрел на него, как на икону. Хороший прием — они считали, что я колюсь.
У Тедди побежали мурашки по спине. Интересно, заметил ли Деян в полутемном салоне, как он покраснел?
— И судьи такие же лопухи. Думают, что они знатоки. Инженеры человеческих душ, как говорил Горький.
Тедди удивился: оказывается, Деян читает книги.
— «Рассказ подсудимого не носит отпечатка правдоподобия», — пишут они на своем суконном языке. Клоуны херовы. Они понятия не имеют ни о каких отпечатках. Но ты-то знаешь, что говорят настоящие психологи? Что говорит наука? — продолжил Деян.
— Наука? Что ты про это знаешь?
— Больше, чем ты думаешь. Все исследования указывают в одну сторону, как по стрелке. В сторону определенной группы людей. Есть люди, которые умеют отличать ложь от правды.
— Какие люди?
— Группа людей, к которой ты когда-то принадлежал. И к которой принадлежу я. Мы видим, потому что мы знаем.
— Так кто же врал?
Уголки рта Деяна поползли вверх. Он выглядел таким довольным, будто ему только что сказали, что он выиграл миллион.
— Первый. Как его? Юханссон. Он врал.
— Откуда ты знаешь?
— Трудно объяснить словами… Голос, особенно руки… человек не может уследить за всем. Его руки просто орали благим матом: я вру! Не верь ни единому слову! И голос — когда ты его прижал, он заговорил на тон выше. Ты не заметил? Это известный факт. И руки…. Его руки замерли на коленях. Когда человек говорит правду, он расслабляется. Правду говорить легко — он жестикулирует, машет руками. А этот вцепился в колени, как в поручни на американских горках. Точно, конечно, сказать не могу, но почти уверен: он врал. Интуиция. To take one to know one[56]. А себя-то я знаю.
Тедди поднял руку к экрану и два приема нашел кнопку ludicrous[57].
— Деян, гони, как можешь, на Юрхольмен. Мне надо обменяться парой слов с Фредриком О. Юханссоном. Поговорить. Старым способом.
Деян просиял и чуть не взвизгнул от радости.
— Узнаю Тедди! Обожаю тебя, парень, когда ты не прикидываешься!
ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР № 50 (расшифровка)
Кому: Луиза Педерсон (жена)
От кого: Хуго Педерсон
Дата: 22 февраля 2006 года
Время: 22.43
ХУГО: Привет, мышонок, я опаздываю. Боюсь, придется пахать всю ночь.
ЛУИЗА: Ты же сказал утром, что вы практически закончили этот проект!
ХУГО: Да… но все время появляется что-то новое. Извини.
ЛУИЗА: А как ты себя чувствуешь?