– Даю вам день на размышления, – произнес пилот, – и вылетаю завтра, пока температура снова не упала.
Конечно, никто ничего не мог сказать наверняка. Новости из внешнего мира не поступали с тех пор, как потухли телеэкраны. В некоторые страшные моменты люди начинали думать, что возможно – только возможно! – собравшиеся здесь семьдесят девять человек – это единственные выжившие на всей Земле. От главного аэропорта Лос-Анджелеса могла остаться лишь груда дымящихся камней. В результате к пилоту подошли почти все, кто жил западнее Скалистых гор; большинство жителей Азии предпочли лететь и оказаться на пару тысяч миль ближе к дому, хотя от семей их по-прежнему отделял океан.
На следующий день, в полдень, пассажиры поднялись на борт, использовав передвижную лестницу, которую обнаружили в ангаре. На площадке собралась толпа наблюдателей. После стольких дней тишины звук двигателей показался оглушительным. Сперва они просто ревели, и ничего не происходило, затем самолет осторожно выбрался со своего места в ряду воздушных судов, между «Катай пасифик» и «Люфтганзой», и медленно повернул ко взлетной полосе. Кто-то – с такого расстояния было невозможно рассмотреть лицо – замахал рукой в иллюминатор. Несколько человек помахали в ответ. Самолет покатился вперед, набирая скорость, и его колеса оторвались от земли. Зрители затаили дыхание. Судно уверенно поднялось вверх, в ясное голубое небо. Кларк не сразу заметил, что плачет. Он так часто путешествовал, но почему же никогда не замечал красоты полета, его невероятность?.. Гул двигателей постепенно стих, и самолет превратился в крошечную точку на небе. Кларк следил за ним, пока он не пропал окончательно.
Тем вечером у костра мало кто заговаривал. Теперь в аэропорту осталось пятьдесят четыре обитателя – те, кто решил не лететь в Лос-Анджелес. Оленина была жесткой, и все тихо жевали. Тайлер, который почти всегда молчал, стоял совсем близко к Элизабет и смотрел в огонь.
Кларк проверил время. Самолет взлетел пять часов назад. Он приближался к западному краю континента, или ему пришлось сесть на неосвещенную полосу неподалеку от Калифорнии, или рухнул в пламени где-нибудь в темноте. Он приземлится в Лос-Анджелесе, и пассажиры шагнут в другой мир, или самолет тут же захватит какая-нибудь банда, или он врежется в заставленную другими самолетами полосу. Разыщут ли пассажиры своих родных? Есть ли в Лос-Анджелесе электричество? Там ведь стоят залитые южными лучами панели солнечных батарей. И воспоминания самого Кларка об этом городе: званый ужин и Миранда на улице, курит, пока ее муж флиртует; загорающий у бассейна Артур, рядом с ним – беременная Элизабет.
– Уже не могу ждать, когда все вернется в норму, – произнесла она здесь, дрожа в свете костра, и Кларк не нашел, что ответить.
Пилотов осталось двое, Стивен и Рой. Последний заявил, что намерен вылететь на следующий день после лос-анджелесского самолета.
– Разведаю обстановку. Долечу, пожалуй, до Маркетта, у меня там приятель живет, осмотрюсь, попробую узнать, что вообще творится. Может, раздобуду каких-нибудь припасов, а потом вернусь.
Рой поднялся в воздух один, в маленьком самолете. И не вернулся.
– Бессмыслица, – настаивала Элизабет. – Надо просто поверить, что цивилизации настал конец?!
– Ну она всегда была достаточно хрупкой, не правда ли? – произнес Кларк.
Они сидели в зоне отдыха, где обосновались Элизабет с Тайлером.
– Не знаю. Я годами посещала занятия по истории искусств в свободное от проектов время. И конечно, история искусств тесно связана с обычной. Катастрофы случались одна за другой, жуткие события, мгновения, когда люди, наверное, боялись, что миру пришел конец. Но все эти мгновения миновали. Все проходит.
Кларк молчал. Он не думал, что сейчас все просто пройдет. Элизабет начала рассказывать о книге, которую прочитала много лет назад, когда застряла – относительно, конечно, – в аэропорту. Книга оказалась о вампирах. Сюжет разворачивался в постапокалиптическом мире, и читатель убеждался, что всему настал конец. Однако благодаря хитроумному ходу с показом будущего героев становилось ясно, что цивилизация продолжает жить, а Северную Америку поместили под карантин, чтобы не допустить распространения вампиризма по всему миру.
– Вряд ли здесь дело в карантине, – отозвался Кларк. – По-моему, снаружи действительно ничего нет. По крайней мере ничего хорошего.
Пандемия началась в Европе, последние новостные сюжеты демонстрировали хаос и беспорядки на всех континентах, кроме Антарктиды. Да и как вообще можно изолировать Северную Америку, учитывая существование авиаперевозок и тот факт, что к ней все-таки хоть как-то, но прилегает Южная?
Однако Элизабет непоколебимо стояла на своем.
– Все случается по какой-то причине, – сказала она. – И это пройдет. Все проходит.
Кларк не нашел в себе сил с ней спорить.
Кларк старался бриться каждые три дня. В туалетах не было окон, поэтому единственным источником света служил постоянно тающий запас ароматизированных свечек из сувенирного магазина, а воду приходилось нагревать снаружи, над костром. И все же Кларк считал, что результат стоит усилий. Несколько мужчин бросили это дело и заросли бородами, так что теперь выглядели, откровенно говоря, жутко. Кларк же не любил небритость отчасти из эстетических взглядов, а отчасти потому, что верил в теорию разбитых окон, что внешний разлад может проложить дорогу преступлениям посерьезнее. На двадцать седьмой день Кларк аккуратно разделил волосы на голове на две половины и сбрил левую.
– Носил такую стрижку с семнадцати до девятнадцати лет, – пояснил он Долорес в ответ на вскинутую бровь.
Долорес была коммивояжером, одиночкой без семьи, поэтому по праву считалась одной из самых разумных людей в аэропорту. Они с Кларком договорились, что Долорес скажет ему, если он вдруг начнет сходить с ума, и наоборот. Правда, Кларк не сообщил ей, что после долгих лет корпоративной респектабельности эта стрижка помогла ему вновь стать самим собой.
Чтобы сохранить адекватность, нужно было поработать с памятью и восприятием. Кларк научился не думать об определенных вещах, например о всех знакомых за пределами аэропорта. Но вдали, у самого ограждения, по-прежнему стоял безмолвный самолет «Эйр Градиа», о котором никто никогда не говорил. Кларк старался не смотреть в его сторону и иногда даже почти убеждал себя, что в этом самолете никого нет, как и во всех остальных. Не думай о страшном решении запереть судно изнутри, чтобы не допустить смертельную болезнь в забитый аэропорт. Не думай, чего стоило принять такое решение. Не думай о последних часах на борту.
После того как Рой улетел, каждые несколько дней выпадал снег, но Элизабет настаивала, чтобы взлетно-посадочная полоса постоянно оставалась чистой. Она временами пялилась на всех так жутко, что ее начинали бояться. Поэтому первое время ей приходилось каждый час очищать седьмую полосу в одиночку. Затем несколько человек все-таки вышли к ней, ведь знаменитости по-прежнему имели определенное влияние в обществе, а Элизабет была одинока и прекрасна. Да и в целом, почему бы нет? Трудиться на свежем воздухе казалось куда привлекательнее и полезнее, чем бродить по неизменным залам ожидания, размышлять о своих родных и близких, которых никогда не увидишь, или убеждать себя, что слышишь голоса из самолета «Эйр Градиа». В итоге над расчисткой полосы работали девять или десять человек, а периодически к ним примыкали и другие желающие помочь. Действительно, почему бы и нет? Даже если теория о карантине, которую выдвигала Элизабет, слишком хороша, чтобы быть правдой, по-прежнему оставались военные с их тайнами, подземными убежищами, запасами топлива, медикаментов и еды.
– Они прилетят за нами, и им понадобится чистая полоса, – сказала Элизабет. – Они нас спасут. Ты ведь понимаешь?
– Возможно, – ответил Кларк как можно мягче.
– Если за нами кто-то и хотел прилететь, – заметила Долорес, – то они уже были бы тут.
После катастрофы в небе показался лишь один летательный аппарат. На шестьдесят пятый день вдали промелькнул вертолет; едва слышный звук крутящихся лопастей донесся с севера и тут же стих на юге. Люди какое-то время простояли снаружи. Затем разделились на две смены для дежурства с яркими футболками, чтобы привлекать внимание пилотов днем, и ночи напролет жгли костры, но больше никто не пролетал мимо, кроме птиц и падающих звезд.
Ночное небо стало ярче. В ясную погоду звезды напоминали сгустки света, зависшие в невероятном количестве по всему небосклону. Заметив это, Кларк решил было, что у него начались галлюцинации. Он знал, что где-то внутри разбит, и сквозь трещины в любой момент прорастет безумие, как темные пятна рака костей на рентгенах его бабушки. Спустя пару недель Кларк задумался, что звезды появляются чересчур часто для галлюцинации, поэтому он все-таки рискнул заговорить об этом с Долорес.
– Нет, воображение не разыгралось, – ответила она.
Кларк постепенно стал считать Долорес своим ближайшим другом. Они весь день убирали в помещениях, а сейчас помогали развести костер из веток, которые кто-то принес из леса. Долорес все объяснила. Перед учеными времен Галилео стоял один из величайших для них вопросов – состоит ли Млечный Путь из отдельных звезд? Невозможно представить, чтобы кто-то задавался подобным вопросом в век электричества, но во времена Галилео ночное небо сияло, как и сейчас. Эра светового загрязнения подошла к концу. Сверкающие все ярче звезды свидетельствовали о том, что станции отключались и Землю охватывала тьма.
– Свет однажды вернется, – продолжала настаивать Элизабет, – и мы наконец отправимся домой.
Но можно ли было на самом деле в это верить?
Обитатели аэропорта стали встречаться у костра каждый вечер. Кларк одновременно любил и ненавидел эту негласную традицию. Ему нравились разговоры, радостные мгновения или же просто тишина, не одиночество. Однако порой горстка людей вокруг пламени только подчеркивала, насколько пусто и безлюдно стало вокруг. Словно мерцающий во тьме огонек свечи.
Удивительно, как быстро существование с единственным чемоданом на скамейке около выхода на посадку начинает казаться нормальным.
Тайлер носил свитер Элизабет, доходящий ему до колен, с вечно грязными закатанными рукавами. Обычно он держался особняком и читал комиксы или Новый Завет, который взял у матери.
Люди учили друг друга своим языкам. К восьмидесятому дню большинство тех, кто не знал английский, учили его, разбившись на группы, а носители английского в свою очередь выбрали какой-то из языков тех, кто прибыл в аэропорт на самолетах «Люфтганзы», «Сингапур эйрлайнз», «Катай пасифик» и «Эйр Франс». Кларк занимался французским с Аннет, стюардессой «Люфтганзы». Он тихонько повторял фразы за ежедневной работой, пока таскал воду или стирал одежду в раковине, пока учился свежевать оленя, разводил костры, убирал помещения. Je m’appelle Clark. J’habite dans l’aeroport. Tu me manques. Tu me manques. Tu me manques[5].
Ночью восемьдесят пятого дня обитателей аэропорта разбудили крики женщины. Люди связали насильника и на рассвете отвели в лес под дулом пистолета со словами, что, если он вернется, его застрелят.
– Я же умру здесь один, – произнес он, всхлипывая.
Никто не спорил. Но что им еще оставалось делать?
– Почему сюда никто не пришел? – спросила Долорес. – Я имею в виду не спасателей, а обычных людей, которые могли прийти случайно.
Аэропорт располагался в двадцати милях от Северн-Сити, не больше. А с другой стороны, сколько людей вообще осталось в живых? В ранних отчетах говорилось, что смертность составляла девяносто девять процентов.
– Надо полагать, общество рухнуло, – произнес Гаррет. – Возможно, никого больше и нет.
Гаррет, предприниматель с восточного побережья Канады, с самого первого дня носил один и тот же костюм; сейчас его приходилось сочетать с футболкой из сувенирного магазина. Сияющие глаза Гаррета приводили Кларка в замешательство.
– Кроме гриппа, причин для смерти предостаточно. Насилие, может, холера, тиф и все инфекции, которые исцелялись антибиотиками, когда они были. А еще аллергия на пчелиные укусы, астма… Ни у кого не будет сигаретки?
– Ты смешной, – отозвалась Аннет. На четвертый день у нее закончились никотиновые пластыри, и несколько недель назад, во время особенно тяжелого периода, она пыталась курить корицу из кофейни.
– То есть не будет?.. А еще диабет, – продолжил Гаррет, позабыв о сигарете, – ВИЧ. Высокое давление. Типы рака, поддававшиеся химиотерапии.
– Химиотерапии больше не существует, – кивнула Аннет. – Я тоже об этом думала.
– Всему есть своя причина, – вдруг сказал Тайлер.
Кларк не заметил, как мальчик подошел. С недавних пор Тайлер начал бродить по аэропорту и передвигался так тихо, что казалось, он просто возникает из ниоткуда. Тайлер так редко заговаривал, что о его присутствии быстро забывали.
– По словам мамы, – добавил он, когда все на него уставились.
– Ага, просто Элизабет – чертова психопатка, – фыркнул Гаррет.
Кларк и раньше замечал, что он не утруждается отбором выражений.
– Вот так, при ребенке? – Аннет теребила фирменный шарф «Люфтганзы». – Ты о его матери говоришь… Тайлер, не слушай.
Мальчик молча пялился на Гаррета.
– Прости, – извинился тот. – Это я зря.
Тайлер продолжал смотреть, не моргая.
– А знаете, – произнес Кларк, – думаю, нам надо кого-нибудь отправить на разведку.
Разведчики покинули аэропорт на рассвете сотого дня. Тайрон, Долорес и Аллен, школьный учитель из Чикаго. Люди спорили, дельная ли это мысль. Им удавалось добывать достаточно оленины. С грехом пополам хватало всего, кроме, пожалуй, мыла и батареек. Да и что может быть за пределами аэропорта, как не буйство пандемии? И все же разведчики выдвинулись в путь, вооруженные пистолетом Тайрона и несколькими дорожными картами.
В сотый день кругом царила тишина. Все ждали, когда разведчики вернутся с припасами. Или с вирусом. Или ненароком приведут за собой психов, которые решат всех убить. Вечером накануне выпал снег, и все вокруг замерло. Белый снег, темные деревья, серое небо, логотипы авиакомпаний на самолетах – единственные яркие пятна в пейзаже.
Кларк забрел в зону отдыха. Обычно он старался ее обходить, избегая Элизабет, но эта комната по-прежнему оставалась самым спокойным уголком аэропорта. Вдобавок ему нравились кресла, повернутые к огромному окну с видом на площадку. Кларк постоял, глядя на ряд самолетов, и впервые за долгое время поймал себя на мысли о своем бойфренде. Роберт – хранитель музея… или был им? Да, скорее всего теперь Роберт существует в прошедшем времени, как практически и все остальные. Отвернувшись от окна, Кларк вдруг обратил внимание на стеклянную витрину, где раньше лежали сэндвичи.
Если бы здесь был Роберт – господи, если бы только… он, наверное, заполнил бы полки экспонатами и открыл импровизированный музей.
Кларк положил свой бесполезный айфон на верхнюю полку. Что же еще добавить? Макс улетел в Лос-Анджелес, но его кредитка до сих пор пылилась на стойке в мексиканском ресторане, а рядом – водительское удостоверение Лили Петтерсон. Кларк отнес их в комнату отдыха и положил под стекло. Трех экспонатов было мало, поэтому он добавил свой ноутбук. Так и появился Музей Цивилизации. Кларк никому о нем не сказал, однако, вернувшись через несколько часов, обнаружил там еще один айфон, пару пятидюймовых красных туфель-шпилек и сувенирный снежный шар.
Кларк всегда любил красивые вещицы, а в нынешнем настроении он считал прекрасным все. И стоял у витрины, растроганный каждым предметом и каждым предприятием, которое их создало. Вот, например, снежный шар. Сперва кто-то изобрел игрушку с миниатюрным снегопадом. Рабочий фабрики превратил кусочки пластика в снежинки. Еще кто-то нарисовал миниатюрный Северн-Сити со шпилем церкви и ратушей. Где-то в Китае другой рабочий проследил, как шар проскользнул мимо на конвейере. Женщина в белых перчатках разложила шары по коробочкам, которые уберут в большие коробки, затем в ящики и контейнеры для перевозки. Корабль нес их по воде. В его трюме играли в карты, добавляя в и без того переполненную пепельницу новые окурки. Голубоватый дым в тусклом свете. Гул разговоров на полудюжине языков с понятными всем ругательствами. Моряцкие мечты о земле и женщинах. Люди, для кого океан – всего лишь серая линия горизонта, которую нужно пересечь в кораблях размером с перевернутый небоскреб. Чья-то подпись, непохожая на все другие, на грузовом манифесте. Стаканчик кофе в руке водителя, который отвез коробки в распределительный пункт. Тайные надежды работника службы, который доставил их в аэропорт Северн-Сити.
Кларк потряс шар и поднес его к свету. Искаженные в округлом стекле самолеты словно засыпало снегом.
Разведчики вернулись на следующий день, изможденные и замерзшие, с тремя доверху нагруженными стальными тележками. Они обнаружили еще не разграбленный ресторанчик «Чилиз», где и переночевали, дрожа от холода. Разведчики прихватили туалетную бумагу, салфетки, соус «Табаско», соль с перцем, огромные банки маринованных томатов, упаковки риса, посуду и галлоны розового жидкого мыла.
Выяснилось, что дорога перекрыта предупреждением о карантине, гриппе и больных пассажирах. Никто не приближался к аэропорту потому, что на знаке сказано держаться подальше от этого места. За заграждением до самого горизонта тянулись брошенные машины, некоторые с трупами. Рядом с аэропортом была гостиница, и разведчики думали зайти туда за простынями и полотенцами, но вокруг стояла такая вонь, что сразу стало ясно – в темном вестибюле их не ждет ничего хорошего. Затем им попался ресторан быстрого питания. Людей они не видели.
– Как там? – спросил Кларк.
– Тихо, – ответила Долорес.
Она рассказала, что, когда они перебрались через заграждение с тележками, полными запасов, салфеток и звякающих бутылочек с соусом, когда впереди между деревьями показался аэропорт, ее охватило неожиданное чувство. «Я дома», – подумала она с облегчением.
Спустя день пришел первый незнакомец. Обитатели аэропорта начали выставлять часовых со свистками, чтобы знать о приближении чужаков. Все когда-то видели постапокалиптические фильмы, где опасные бродяги бились насмерть за последний кусок. Впрочем, если задумываться о таких фильмах, по словам Аннет, там были зомби.
– Так что знаете, – произнесла она, – все могло бы быть куда хуже.
Однако попавший к ним человек казался не столько опасным, сколько потрясенным. Он был грязным, одетым в несколько слоев одежды, с отросшей бородой. Было сложно сказать, сколько ему лет. Он появился на дороге с пистолетом в руке, но замер и выронил его, когда Тайрон приказал это сделать. Мужчина поднял руки вверх, глазея на собравшихся вокруг людей. Все задавали вопросы, но он явно не мог подобрать слова, только беззвучно шевелил губами. Ему пришлось несколько раз прокашляться. Кларк понял, что он долгое время молчал.
– Я из гостиницы, – наконец проговорил мужчина. – Пошел по следам на снегу.
На его лице блестели слезы.
Конечно, никто ничего не мог сказать наверняка. Новости из внешнего мира не поступали с тех пор, как потухли телеэкраны. В некоторые страшные моменты люди начинали думать, что возможно – только возможно! – собравшиеся здесь семьдесят девять человек – это единственные выжившие на всей Земле. От главного аэропорта Лос-Анджелеса могла остаться лишь груда дымящихся камней. В результате к пилоту подошли почти все, кто жил западнее Скалистых гор; большинство жителей Азии предпочли лететь и оказаться на пару тысяч миль ближе к дому, хотя от семей их по-прежнему отделял океан.
На следующий день, в полдень, пассажиры поднялись на борт, использовав передвижную лестницу, которую обнаружили в ангаре. На площадке собралась толпа наблюдателей. После стольких дней тишины звук двигателей показался оглушительным. Сперва они просто ревели, и ничего не происходило, затем самолет осторожно выбрался со своего места в ряду воздушных судов, между «Катай пасифик» и «Люфтганзой», и медленно повернул ко взлетной полосе. Кто-то – с такого расстояния было невозможно рассмотреть лицо – замахал рукой в иллюминатор. Несколько человек помахали в ответ. Самолет покатился вперед, набирая скорость, и его колеса оторвались от земли. Зрители затаили дыхание. Судно уверенно поднялось вверх, в ясное голубое небо. Кларк не сразу заметил, что плачет. Он так часто путешествовал, но почему же никогда не замечал красоты полета, его невероятность?.. Гул двигателей постепенно стих, и самолет превратился в крошечную точку на небе. Кларк следил за ним, пока он не пропал окончательно.
Тем вечером у костра мало кто заговаривал. Теперь в аэропорту осталось пятьдесят четыре обитателя – те, кто решил не лететь в Лос-Анджелес. Оленина была жесткой, и все тихо жевали. Тайлер, который почти всегда молчал, стоял совсем близко к Элизабет и смотрел в огонь.
Кларк проверил время. Самолет взлетел пять часов назад. Он приближался к западному краю континента, или ему пришлось сесть на неосвещенную полосу неподалеку от Калифорнии, или рухнул в пламени где-нибудь в темноте. Он приземлится в Лос-Анджелесе, и пассажиры шагнут в другой мир, или самолет тут же захватит какая-нибудь банда, или он врежется в заставленную другими самолетами полосу. Разыщут ли пассажиры своих родных? Есть ли в Лос-Анджелесе электричество? Там ведь стоят залитые южными лучами панели солнечных батарей. И воспоминания самого Кларка об этом городе: званый ужин и Миранда на улице, курит, пока ее муж флиртует; загорающий у бассейна Артур, рядом с ним – беременная Элизабет.
– Уже не могу ждать, когда все вернется в норму, – произнесла она здесь, дрожа в свете костра, и Кларк не нашел, что ответить.
Пилотов осталось двое, Стивен и Рой. Последний заявил, что намерен вылететь на следующий день после лос-анджелесского самолета.
– Разведаю обстановку. Долечу, пожалуй, до Маркетта, у меня там приятель живет, осмотрюсь, попробую узнать, что вообще творится. Может, раздобуду каких-нибудь припасов, а потом вернусь.
Рой поднялся в воздух один, в маленьком самолете. И не вернулся.
– Бессмыслица, – настаивала Элизабет. – Надо просто поверить, что цивилизации настал конец?!
– Ну она всегда была достаточно хрупкой, не правда ли? – произнес Кларк.
Они сидели в зоне отдыха, где обосновались Элизабет с Тайлером.
– Не знаю. Я годами посещала занятия по истории искусств в свободное от проектов время. И конечно, история искусств тесно связана с обычной. Катастрофы случались одна за другой, жуткие события, мгновения, когда люди, наверное, боялись, что миру пришел конец. Но все эти мгновения миновали. Все проходит.
Кларк молчал. Он не думал, что сейчас все просто пройдет. Элизабет начала рассказывать о книге, которую прочитала много лет назад, когда застряла – относительно, конечно, – в аэропорту. Книга оказалась о вампирах. Сюжет разворачивался в постапокалиптическом мире, и читатель убеждался, что всему настал конец. Однако благодаря хитроумному ходу с показом будущего героев становилось ясно, что цивилизация продолжает жить, а Северную Америку поместили под карантин, чтобы не допустить распространения вампиризма по всему миру.
– Вряд ли здесь дело в карантине, – отозвался Кларк. – По-моему, снаружи действительно ничего нет. По крайней мере ничего хорошего.
Пандемия началась в Европе, последние новостные сюжеты демонстрировали хаос и беспорядки на всех континентах, кроме Антарктиды. Да и как вообще можно изолировать Северную Америку, учитывая существование авиаперевозок и тот факт, что к ней все-таки хоть как-то, но прилегает Южная?
Однако Элизабет непоколебимо стояла на своем.
– Все случается по какой-то причине, – сказала она. – И это пройдет. Все проходит.
Кларк не нашел в себе сил с ней спорить.
Кларк старался бриться каждые три дня. В туалетах не было окон, поэтому единственным источником света служил постоянно тающий запас ароматизированных свечек из сувенирного магазина, а воду приходилось нагревать снаружи, над костром. И все же Кларк считал, что результат стоит усилий. Несколько мужчин бросили это дело и заросли бородами, так что теперь выглядели, откровенно говоря, жутко. Кларк же не любил небритость отчасти из эстетических взглядов, а отчасти потому, что верил в теорию разбитых окон, что внешний разлад может проложить дорогу преступлениям посерьезнее. На двадцать седьмой день Кларк аккуратно разделил волосы на голове на две половины и сбрил левую.
– Носил такую стрижку с семнадцати до девятнадцати лет, – пояснил он Долорес в ответ на вскинутую бровь.
Долорес была коммивояжером, одиночкой без семьи, поэтому по праву считалась одной из самых разумных людей в аэропорту. Они с Кларком договорились, что Долорес скажет ему, если он вдруг начнет сходить с ума, и наоборот. Правда, Кларк не сообщил ей, что после долгих лет корпоративной респектабельности эта стрижка помогла ему вновь стать самим собой.
Чтобы сохранить адекватность, нужно было поработать с памятью и восприятием. Кларк научился не думать об определенных вещах, например о всех знакомых за пределами аэропорта. Но вдали, у самого ограждения, по-прежнему стоял безмолвный самолет «Эйр Градиа», о котором никто никогда не говорил. Кларк старался не смотреть в его сторону и иногда даже почти убеждал себя, что в этом самолете никого нет, как и во всех остальных. Не думай о страшном решении запереть судно изнутри, чтобы не допустить смертельную болезнь в забитый аэропорт. Не думай, чего стоило принять такое решение. Не думай о последних часах на борту.
После того как Рой улетел, каждые несколько дней выпадал снег, но Элизабет настаивала, чтобы взлетно-посадочная полоса постоянно оставалась чистой. Она временами пялилась на всех так жутко, что ее начинали бояться. Поэтому первое время ей приходилось каждый час очищать седьмую полосу в одиночку. Затем несколько человек все-таки вышли к ней, ведь знаменитости по-прежнему имели определенное влияние в обществе, а Элизабет была одинока и прекрасна. Да и в целом, почему бы нет? Трудиться на свежем воздухе казалось куда привлекательнее и полезнее, чем бродить по неизменным залам ожидания, размышлять о своих родных и близких, которых никогда не увидишь, или убеждать себя, что слышишь голоса из самолета «Эйр Градиа». В итоге над расчисткой полосы работали девять или десять человек, а периодически к ним примыкали и другие желающие помочь. Действительно, почему бы и нет? Даже если теория о карантине, которую выдвигала Элизабет, слишком хороша, чтобы быть правдой, по-прежнему оставались военные с их тайнами, подземными убежищами, запасами топлива, медикаментов и еды.
– Они прилетят за нами, и им понадобится чистая полоса, – сказала Элизабет. – Они нас спасут. Ты ведь понимаешь?
– Возможно, – ответил Кларк как можно мягче.
– Если за нами кто-то и хотел прилететь, – заметила Долорес, – то они уже были бы тут.
После катастрофы в небе показался лишь один летательный аппарат. На шестьдесят пятый день вдали промелькнул вертолет; едва слышный звук крутящихся лопастей донесся с севера и тут же стих на юге. Люди какое-то время простояли снаружи. Затем разделились на две смены для дежурства с яркими футболками, чтобы привлекать внимание пилотов днем, и ночи напролет жгли костры, но больше никто не пролетал мимо, кроме птиц и падающих звезд.
Ночное небо стало ярче. В ясную погоду звезды напоминали сгустки света, зависшие в невероятном количестве по всему небосклону. Заметив это, Кларк решил было, что у него начались галлюцинации. Он знал, что где-то внутри разбит, и сквозь трещины в любой момент прорастет безумие, как темные пятна рака костей на рентгенах его бабушки. Спустя пару недель Кларк задумался, что звезды появляются чересчур часто для галлюцинации, поэтому он все-таки рискнул заговорить об этом с Долорес.
– Нет, воображение не разыгралось, – ответила она.
Кларк постепенно стал считать Долорес своим ближайшим другом. Они весь день убирали в помещениях, а сейчас помогали развести костер из веток, которые кто-то принес из леса. Долорес все объяснила. Перед учеными времен Галилео стоял один из величайших для них вопросов – состоит ли Млечный Путь из отдельных звезд? Невозможно представить, чтобы кто-то задавался подобным вопросом в век электричества, но во времена Галилео ночное небо сияло, как и сейчас. Эра светового загрязнения подошла к концу. Сверкающие все ярче звезды свидетельствовали о том, что станции отключались и Землю охватывала тьма.
– Свет однажды вернется, – продолжала настаивать Элизабет, – и мы наконец отправимся домой.
Но можно ли было на самом деле в это верить?
Обитатели аэропорта стали встречаться у костра каждый вечер. Кларк одновременно любил и ненавидел эту негласную традицию. Ему нравились разговоры, радостные мгновения или же просто тишина, не одиночество. Однако порой горстка людей вокруг пламени только подчеркивала, насколько пусто и безлюдно стало вокруг. Словно мерцающий во тьме огонек свечи.
Удивительно, как быстро существование с единственным чемоданом на скамейке около выхода на посадку начинает казаться нормальным.
Тайлер носил свитер Элизабет, доходящий ему до колен, с вечно грязными закатанными рукавами. Обычно он держался особняком и читал комиксы или Новый Завет, который взял у матери.
Люди учили друг друга своим языкам. К восьмидесятому дню большинство тех, кто не знал английский, учили его, разбившись на группы, а носители английского в свою очередь выбрали какой-то из языков тех, кто прибыл в аэропорт на самолетах «Люфтганзы», «Сингапур эйрлайнз», «Катай пасифик» и «Эйр Франс». Кларк занимался французским с Аннет, стюардессой «Люфтганзы». Он тихонько повторял фразы за ежедневной работой, пока таскал воду или стирал одежду в раковине, пока учился свежевать оленя, разводил костры, убирал помещения. Je m’appelle Clark. J’habite dans l’aeroport. Tu me manques. Tu me manques. Tu me manques[5].
Ночью восемьдесят пятого дня обитателей аэропорта разбудили крики женщины. Люди связали насильника и на рассвете отвели в лес под дулом пистолета со словами, что, если он вернется, его застрелят.
– Я же умру здесь один, – произнес он, всхлипывая.
Никто не спорил. Но что им еще оставалось делать?
– Почему сюда никто не пришел? – спросила Долорес. – Я имею в виду не спасателей, а обычных людей, которые могли прийти случайно.
Аэропорт располагался в двадцати милях от Северн-Сити, не больше. А с другой стороны, сколько людей вообще осталось в живых? В ранних отчетах говорилось, что смертность составляла девяносто девять процентов.
– Надо полагать, общество рухнуло, – произнес Гаррет. – Возможно, никого больше и нет.
Гаррет, предприниматель с восточного побережья Канады, с самого первого дня носил один и тот же костюм; сейчас его приходилось сочетать с футболкой из сувенирного магазина. Сияющие глаза Гаррета приводили Кларка в замешательство.
– Кроме гриппа, причин для смерти предостаточно. Насилие, может, холера, тиф и все инфекции, которые исцелялись антибиотиками, когда они были. А еще аллергия на пчелиные укусы, астма… Ни у кого не будет сигаретки?
– Ты смешной, – отозвалась Аннет. На четвертый день у нее закончились никотиновые пластыри, и несколько недель назад, во время особенно тяжелого периода, она пыталась курить корицу из кофейни.
– То есть не будет?.. А еще диабет, – продолжил Гаррет, позабыв о сигарете, – ВИЧ. Высокое давление. Типы рака, поддававшиеся химиотерапии.
– Химиотерапии больше не существует, – кивнула Аннет. – Я тоже об этом думала.
– Всему есть своя причина, – вдруг сказал Тайлер.
Кларк не заметил, как мальчик подошел. С недавних пор Тайлер начал бродить по аэропорту и передвигался так тихо, что казалось, он просто возникает из ниоткуда. Тайлер так редко заговаривал, что о его присутствии быстро забывали.
– По словам мамы, – добавил он, когда все на него уставились.
– Ага, просто Элизабет – чертова психопатка, – фыркнул Гаррет.
Кларк и раньше замечал, что он не утруждается отбором выражений.
– Вот так, при ребенке? – Аннет теребила фирменный шарф «Люфтганзы». – Ты о его матери говоришь… Тайлер, не слушай.
Мальчик молча пялился на Гаррета.
– Прости, – извинился тот. – Это я зря.
Тайлер продолжал смотреть, не моргая.
– А знаете, – произнес Кларк, – думаю, нам надо кого-нибудь отправить на разведку.
Разведчики покинули аэропорт на рассвете сотого дня. Тайрон, Долорес и Аллен, школьный учитель из Чикаго. Люди спорили, дельная ли это мысль. Им удавалось добывать достаточно оленины. С грехом пополам хватало всего, кроме, пожалуй, мыла и батареек. Да и что может быть за пределами аэропорта, как не буйство пандемии? И все же разведчики выдвинулись в путь, вооруженные пистолетом Тайрона и несколькими дорожными картами.
В сотый день кругом царила тишина. Все ждали, когда разведчики вернутся с припасами. Или с вирусом. Или ненароком приведут за собой психов, которые решат всех убить. Вечером накануне выпал снег, и все вокруг замерло. Белый снег, темные деревья, серое небо, логотипы авиакомпаний на самолетах – единственные яркие пятна в пейзаже.
Кларк забрел в зону отдыха. Обычно он старался ее обходить, избегая Элизабет, но эта комната по-прежнему оставалась самым спокойным уголком аэропорта. Вдобавок ему нравились кресла, повернутые к огромному окну с видом на площадку. Кларк постоял, глядя на ряд самолетов, и впервые за долгое время поймал себя на мысли о своем бойфренде. Роберт – хранитель музея… или был им? Да, скорее всего теперь Роберт существует в прошедшем времени, как практически и все остальные. Отвернувшись от окна, Кларк вдруг обратил внимание на стеклянную витрину, где раньше лежали сэндвичи.
Если бы здесь был Роберт – господи, если бы только… он, наверное, заполнил бы полки экспонатами и открыл импровизированный музей.
Кларк положил свой бесполезный айфон на верхнюю полку. Что же еще добавить? Макс улетел в Лос-Анджелес, но его кредитка до сих пор пылилась на стойке в мексиканском ресторане, а рядом – водительское удостоверение Лили Петтерсон. Кларк отнес их в комнату отдыха и положил под стекло. Трех экспонатов было мало, поэтому он добавил свой ноутбук. Так и появился Музей Цивилизации. Кларк никому о нем не сказал, однако, вернувшись через несколько часов, обнаружил там еще один айфон, пару пятидюймовых красных туфель-шпилек и сувенирный снежный шар.
Кларк всегда любил красивые вещицы, а в нынешнем настроении он считал прекрасным все. И стоял у витрины, растроганный каждым предметом и каждым предприятием, которое их создало. Вот, например, снежный шар. Сперва кто-то изобрел игрушку с миниатюрным снегопадом. Рабочий фабрики превратил кусочки пластика в снежинки. Еще кто-то нарисовал миниатюрный Северн-Сити со шпилем церкви и ратушей. Где-то в Китае другой рабочий проследил, как шар проскользнул мимо на конвейере. Женщина в белых перчатках разложила шары по коробочкам, которые уберут в большие коробки, затем в ящики и контейнеры для перевозки. Корабль нес их по воде. В его трюме играли в карты, добавляя в и без того переполненную пепельницу новые окурки. Голубоватый дым в тусклом свете. Гул разговоров на полудюжине языков с понятными всем ругательствами. Моряцкие мечты о земле и женщинах. Люди, для кого океан – всего лишь серая линия горизонта, которую нужно пересечь в кораблях размером с перевернутый небоскреб. Чья-то подпись, непохожая на все другие, на грузовом манифесте. Стаканчик кофе в руке водителя, который отвез коробки в распределительный пункт. Тайные надежды работника службы, который доставил их в аэропорт Северн-Сити.
Кларк потряс шар и поднес его к свету. Искаженные в округлом стекле самолеты словно засыпало снегом.
Разведчики вернулись на следующий день, изможденные и замерзшие, с тремя доверху нагруженными стальными тележками. Они обнаружили еще не разграбленный ресторанчик «Чилиз», где и переночевали, дрожа от холода. Разведчики прихватили туалетную бумагу, салфетки, соус «Табаско», соль с перцем, огромные банки маринованных томатов, упаковки риса, посуду и галлоны розового жидкого мыла.
Выяснилось, что дорога перекрыта предупреждением о карантине, гриппе и больных пассажирах. Никто не приближался к аэропорту потому, что на знаке сказано держаться подальше от этого места. За заграждением до самого горизонта тянулись брошенные машины, некоторые с трупами. Рядом с аэропортом была гостиница, и разведчики думали зайти туда за простынями и полотенцами, но вокруг стояла такая вонь, что сразу стало ясно – в темном вестибюле их не ждет ничего хорошего. Затем им попался ресторан быстрого питания. Людей они не видели.
– Как там? – спросил Кларк.
– Тихо, – ответила Долорес.
Она рассказала, что, когда они перебрались через заграждение с тележками, полными запасов, салфеток и звякающих бутылочек с соусом, когда впереди между деревьями показался аэропорт, ее охватило неожиданное чувство. «Я дома», – подумала она с облегчением.
Спустя день пришел первый незнакомец. Обитатели аэропорта начали выставлять часовых со свистками, чтобы знать о приближении чужаков. Все когда-то видели постапокалиптические фильмы, где опасные бродяги бились насмерть за последний кусок. Впрочем, если задумываться о таких фильмах, по словам Аннет, там были зомби.
– Так что знаете, – произнесла она, – все могло бы быть куда хуже.
Однако попавший к ним человек казался не столько опасным, сколько потрясенным. Он был грязным, одетым в несколько слоев одежды, с отросшей бородой. Было сложно сказать, сколько ему лет. Он появился на дороге с пистолетом в руке, но замер и выронил его, когда Тайрон приказал это сделать. Мужчина поднял руки вверх, глазея на собравшихся вокруг людей. Все задавали вопросы, но он явно не мог подобрать слова, только беззвучно шевелил губами. Ему пришлось несколько раз прокашляться. Кларк понял, что он долгое время молчал.
– Я из гостиницы, – наконец проговорил мужчина. – Пошел по следам на снегу.
На его лице блестели слезы.