– Иди, вона, подремли к детинцам! Половину ночи ведь в стороже мерз, вот и клюешь сейчас носом. Сам пока я тут управлюсь. Иди, иди, я сказал! – Десятник перебил, попытавшего было перечить ему Митяя, и перехватил вожжи.
– Ну, сам так сам, – пробурчал парень и прижался к свернувшимся под попоной и большим шерстяным пологом малышам.
Три стрелы ударили по впереди идущим конным, не причинив, впрочем, им большого вреда. Командир дружинных десятков рявкнул команду, и два десятка воинов рванули к той узкой боковой дорожке, куда сейчас уходило несколько серых фигур.
– Стой, Чеславка, стой! – Обозный старшина вскочил на санях, потрясая вслед конным кулаком. – Вот ведь неугомонный! У нас тут люди на санях, а он! Ну вот какого такого ляда эти лесовики-то сейчас нам нужны?!
Митяю вся эта заваруха очень не нравилась, был в ней какой-то разлад или, как говорила на школьных уроках Марта, – отсутствовала логика. Что это за глупое нападение с таким поспешным за ним бегством? Логика! Митяй резко выхватил свой реечник из сена и, докручивая рычаг заводки, громко завопил: – Тревога! – Он, резко пригнувшись, метнулся чуть в бок, и стрела лишь срезала клок тулупа с плеча. Скидывая стеснявшую его шубу на землю, парень упал на колени, и вторая стрела свистнула над самой головой. Вот он – стрелок! Сидит в развилке ветвей на большой сосне. Щелк! – болт сорвался с направляющих, а с дерева вниз головой упало пробитое тело. Заряжать оружие было уже некогда. Из леса в это время выбежало более трех десятков нападающих, распределяясь по всему обозу.
– На! – Устим кхекнул и послал метательную сулицу в набегающего к нему первого из тройки.
– Дядька, держись! – Митяй, вырвав из саней небольшой щит всадника, подскочил к нему сбоку.
– Все ко мне! – заревел десятник, покручивая мечом. Хресь! – хрустнуло древко ударного копья-рогатины, отсеченное у самого наконечника, и он рубанул стальным клинком самого копейщика.
Трое обозных было убито в первую же минуту боя. Остальные семеро смогли встать в круг и теперь держали нападающих на расстоянии в два-три шага от себя. Два десятка из них кружили рядом, опасаясь участи своих порубленных товарищей, а все остальные в это время шарили по саням. Трое, как видно, из ватажных старшин стояли возле тела того лесного стрелка, которого подстрелили в самом начале боя, и пытались управлять оттуда схваткой.
– Держимся, робята! Сейчас ужо наши обратно возвернутся! – Устим резким ударом меча отбил брошенный в него топорик и повернул голову в сторону просеки. С той стороны раздался громкий треск, и с глухим грохотом рухнуло одно, за ним второе, а следом и третье дерево. Секундная эта заминка стоила жизни десятнику. Копье, выброшенное из гомонящей толпы, пробило его полушубок и, пройдя через ребра груди, застряло потом в теле.
– Зря я кольчугу снял. Детишек спасайте, Митя… – Дядька дернулся всем телом и замер.
Митяй, стоя на коленях рядом, прикрыл веки десятника и вскочил на ноги. – Руусь! – раздался его громкий крик. – Бей душегубов! – Шестеро обозных дружинных ринулись с обнаженными мечами на разбойников перед собой. Приняв удар топора на свой щит, Митька просек его хозяина нижним боковым ударом меча и, проскакивая вперед, рубанул второго противника уже по спине.
– Дружинные! – широко разевая рот, проорал мужик с топором в руках, пробегая с пятеркой таких же, как и он, с той стороны, где была заваленная деревьями просека. Через несколько ударов сердца из леса выскочило полтора десятка воинов. Самым первым несся Чеслав.
– Что такое?! Дядька, дядька Устим! Ну как так-то?! Командир конного дозора стоял на коленях около погибшего.
– Четверых мы здесь потеряли, – глухо проговорил Митяй, глядя в глаза дружинному. – Они еще и человек пять страдальцев из саней прибили, чтобы те не мешались им. Ну он же кричал вам: «Чеслав – стойте!». Человек пять хотя бы нам здесь оставил!
– Не уразумел я, Митька, – побелевшими губами прошептал командир дозора. – Думал, догоним, посечем этих быстрым наскоком и сразу же к вам. Мы же тут рядышком совсем были, в ста шагах всего, пока тех лучников гнали. Развернулись назад, а тут на дорогу вдруг сосны рухнули, матерые такие, внахлест упали, не пройти, не проехать, только лишь по лесу, стороной. Мы коней под охрану звена оставили и быстрей сюда – лесом, а там в нем такой бурелом! Пока пробились, а тут вона что! – И он тоскливо, оглядев побоище, простонал: – Ну я и туес (бестолочь) Белозерская! – Затем резко встряхнул головой и вскочил на ноги. – Полонянина, из тех лучников-заманух, сюда ко мне, быстро! Иди, Митяй, обоз пока огляди, сейчас мы с ним здесь вдумчиво побеседуем. Все нам расскажет – кто и зачем на дружинный обоз вдруг полез!
«Сколько времени шел здесь бой? – думал Митрий, проходя мимо саней. – Сама схватка была крайне скоротечной, но за это время она унесла жизни четверых обозных, разменявших их на дюжину нападавших. Трое из пяти саней были разворочены, а вся провизия, хранившаяся в мешках, была из них вынесена. Две лошади с крайних саней лежали на снегу в подтеках крови, а задних ляжек у них не было. Вот так вот, за какую-то сотню ударов сердца, вырубить, вырвать их из живого еще тела и утащить в лес на волокушах. Озверевший народ!» Митяй остановился возле ряда тел. Пожилой обозный Анудин положил сбоку тельце ребенка. – Звери, истинные звери, – словно продолжая его мысль, пробормотал дядька. – Детишек-то зачем было губить? Да и двух взрослых мимоходом прибили. Видят же, что доходяги. Ну вот чем они им помешали?
Митяй молча подошел к своим саням и достал из них лыжи. – Здесь в обозе их всего десять пар, по две в каждой! – кивнул он на повозки. – У тебя есть, кто пойдет со мной?
Чеслав, обтирая кровь с кинжала, посмотрел, как паренек проверяет ременную перевязь на широких лесных лыжах, и, подойдя к саням, вытащил еще одну пару.
– Атамана зовут Клещ. Основа его ватаги, еще до снега, сюда с Новгорода убежала, – отрывисто рассказывал дружинный. – Места, говорит, здесь богатые в округе, а по волокам купцов по воде много ходят. Селищ немало вокруг было, крепких таких и с хорошим достатком. Но лютый голод людишек сильно нонче подобрал, да и разбойные, как этот мне рассказал, тоже нужду терпеть стали. В город покамест не решились они идти, думали, что до весны-то им всего ничего переждать осталось. А тут вдруг зима задержалась, и жрать им совсем нечего стало. Вот и вышли они на дорогу, чтобы дождаться добычи. Пары бы саней им хватило с купцами и малой сторожей, дабы перебиться до тепла. Но а тут мы, вот как назло, шли. Четыре десятка и еще два человека всего у них было. Дюжину вы прибили, пятерых мы на мечи взяли. Два с половиной десятка теперь их осталось.
– Дядька Анкудин, впряжете в последние сани двух строевых коней из заводных и проедете по дороге три версты, – распорядился Митяй. – Там поляна будет большая, сани в круг ставьте и ждите нас. С вами большой десяток дружинных остается, никто не полезет, но вы все равно там сторожитесь. Ждите нас три дня, если мы вдруг не вернемся, то идите домой сами и с опаской.
Пожилой мужик внимательно выслушал парня и согласно кивнул.
– Понял тебя, Андреевич, Бог вам всем помощь. За обоз даже не беспокойся. Сами вы себя берегите!
Десяток лыжников вот уже несколько часов шел по следу. С неба повалил густой снег, и набитую разбойниками дорожку становилось все труднее различать среди деревьев.
– Эх, пластунов среди нас нет, – печалился Чеслав. – Им такой вот след разгадывать никакого труда не составит. Это нам тут все примеряться приходится.
– Ничего, всех найдем, – зло щурился Митяй, обходя большой, покрытый снегом куст.
Около полуночи обильно припорошенный след разделился. Менее утоптанный сворачивал к руслу небольшой речушки и уходил затем по ней вверх по течению. А вот больший, он продолжал идти по лесу и дальше.
– Нам разделяться никак нельзя, – задумчиво проговорил Чеслав. – Хоть они и не обученные вои, а пятерых наших всем скопом подмять вполне себе могут. Лучше уж не рисковать и держаться всем вместе. – Все были согласны с командиром, и весь десяток пошел по большему следу.
После продолжительной передышки, где перекусили пресными лепешками с вяленым мясом, отряд прошел длинный буреломный участок и подкрался к замерзшему, болоту.
– Чуешь, Митяй, как жареным мясом пахнет? – оскалился Никола. – Тут вот они совсем уже рядом. Конину, видать, жрут. Мясной дух от жарехи, он ведь далеко по ветру разлетается, но ветерок-то совсем в другую сторону дует. Значит, шагах в ста они от нас сидят, не более того, – шептал он, оглядывая болотную поросль.
Митька согласно кивнул и пополз вперед. Видимость из-за идущего снега была плохая, и воинские пары продвигались вперед буквально на ощупь. Напарник ему достался чуткий, до парня вот только что донесся слабый запах от подгоревшего мяса.
Наконец из-за кустов блеснул огонек. Вот и они, расположились на островке среди болота так, чтобы с него и окрестности было можно оглядывать.
К этому острову, так же как и они, подкрадывались сейчас все пять пар андреевцев. Снег посыпал еще гуще, и облепленных с головы до ног воинов среди сугробов разглядеть сейчас было не возможно.
«Окружаем стоянку на расстояния броска копья и ждем сигнала!» – вспомнил слова Чеслава Митяй и заработал руками и ногами, проползая вперед по-пластунски.
Минута, другая, третья прошли в долгом ожидании. Два ярких костра отбрасывали световой круг на добрый десяток шагов, и что там творилось внутри него, воинам было прекрасно видно. С дюжину людей лежали на нарубленном лапнике у костров и, по-видимому, спали. Человек пять обжаривали большие куски мяса на палках, а двое исполняли обязанности караульных. Правда, делали это они как-то неловко, выхаживая по краю светового пятна, и больше таращились на своих пирующих товарищей, чем в окружающую стоянку темень.
Митяй передвинул на бок ножны меча, проверил лежащие рядом сулицу и самострел, убрал с болта снежинки и прижал приклад к плечу. – Ну же, пора, вот теперь уже точно пора!
Над болотом раздался жуткий волчий вой. Разом щелкнули десять самострелов, и раздался боевой дружинный клич.
– На! – Митяй с выдохом метнул свою сулицу в выскочившую от костра тень и резко ускорился, заскакивая в световой круг.
– В живых возьмите одного! – кричал с другой стороны полянки Чеслав и, увернувшись от удара копья, пронзил своего противника мечом.
Невысокий плюгавенький мужичок, как-то кособоко сгорбившись, выбежал от костра и, увидев перед собой вооруженного воина с окровавленным мечом, упал перед ним на колени. – Не убивайте меня, господин! Не надо! Я хочу жить! Все, что надо, сделаю, только не убивайте!
Через полчаса картина о разбойничьей ватаге у андреевцев была полная. По следам была настигнутая большая ее часть. Шесть самых близких Клещу человек отделились от них у реки и, заметая за собой след, ушли к тому хутору, где все они до этого жили. Атаман пожаловал восемнадцати своим ватажникам две ляжки конины и поручил им возвращаться домой только лишь к вечеру следующего дня, дав перед этим большой крюк вокруг болота. Погода стояла снежная, а все они очень устали и, посчитав, что их след и так уже надежно заметен, дальше идти не захотели, а расположились прямо на этом болоте, отдыхая и отъедаясь.
– На хуторе есть еще трое, из тех ватажников, что сторожить его остались. Простых людей там никого больше нет. Вы обещали оставить меня в живых, – трясясь мелкой дрожью, поднывал Елисей. – Я вам все про ватагу безо всякой утайки поведал. Господин, вы же меня оставите в живых? – Он упал на колени и пополз на них к Чеславу.
– Поднимите его уже! – буркнул тот, брезгливо поморщившись. – Останешься жив, если мы сейчас выбьем всю ватагу. Я тебе это пообещал и свое слово сдержу. Но и ты сделай так, чтобы она вся до единого человека легла под нашими мечами. Поведешь нас к хутору самым прямым путем!
– Да, да, господин, я все сделаю как надо! – мужичок заискивающе пригнулся, семеня с ним рядом.
– Вот этот из клещеевской новгородской ватаги, вот этот и вот этот тоже, – показал он на лежащие на снегу трупы. – А всех остальных он уже по дороге собрал, в том числе и из этих вот самых окрестных лесных мест, что раскинулись перед большими волоками. Большинство тех, которых он с собой привел, они на хутор за атаманом пошли. Там сейчас все с ним евойные, из старого, из разбойного люда. Здесь же, на болотах, народ в основном из простого мужичья был, ну это не считая вон тех троих. А я никого не убивал, господин! Я только лишь на подхвате всегда был. Ну какой из меня воин с моей-то кособокостью? В парнях я на сенокосе со стога неудачно упал, вот и бедую по жизни теперь. Даже и семьи, по-человечьи, не смог завести. Хотел было уже в монастырь даже податься, – пытаясь разжалобить дружинных, все причитал Елисей.
– Хотел в монастырь, а пошел в душегубцы, – хмыкнул Никола, переворачивая лицом к небу тех троих, на кого ранее указал пленный. – Никого не узнаешь среди них, Митяй? Ты ведь уже не раз с клещевскими в Новгороде сталкивался.
– Нет, нету среди них для меня знакомых личин, – покачал головой парень. – Да у Клеща этого ватага в более чем пять сотен душ ведь разрослась. Поди же ты их всех там упомни. Насосался людской кровушки, гад. И ведь живым смог из города выбраться, когда его к ногтю там крепко прижали.
– Ну вот и добьем последних. Десять на десять нас теперь, – зло сощурился Чеслав. – Снегоступы свои натягивай, рохля! И хватит уже здесь выть да нас жалобить! Смотри, Елисей, твое дело нас к хутору прямым путем вывести! Ну все, братцы, пошли!
И одиннадцать человек взяли направление на чуть сереющую восточную часть неба.
* * *
– Да, хорошее здесь место, – оглядывая подступы к нескольким виднеющимся у реки строениям, промолвил Никола. – Летом тут, наверное, красиво! Все вокруг зеленое. Банька у самой речки стоит, лужок с иван-чаем и матрешкой. А рядом вон пристанька маленькая. Сиди себе на бревнах да рыбу тихонько уди. Эх, ляпота! – и он мечтательно вздохнул.
– Ты, банька! Кроме того караульного у крыльца еще кого-нибудь разглядел? – Чеслав сам пристально оглядывал все строения на хуторе.
– Кроме того мужика с длинным копьем в руках и с засунутым за пояс топориком, никого более пока что не было видно!
Над большой избой шел дымок, и пару раз уже оттуда выбегали какие-то серые люди, перекидывались парой фраз с караульным, заходили за сарай и, сделав свое дело, возвращались обратно.
– Нет, больше караульных, похоже, там не будет, – решил старший андреевцев. – Их и так всего-то на хуторе десяток. Атаман, с парой или с тройкой своих ближних подручных, тут, конечно же, не в счет. Не их это дело – караульную службу нести. А пара человек, небось, и так уже ночью отдежурила. Этого, у крыльца, совсем скоро, похоже, менять они будут. Дымок вон из трубы идет – видать, обед готовят. Еще пара сменных людей тут до ночи постоят, а вот потом они еще больше сторожиться станут. Нужно штурмовать хутор сейчас, хотя и видно нас, конечно, днем хорошо. Ну да ничего, стрелковым своим оружием мы им головы точно не дадим поднять!
Распределяемся, со всех сторон братцы, – ставил задачу десятку Чеслав. – Ползком все идем, попарно, как вот давеча на болоте. Мы с Власом заходим с реки, проверяем лодочный сарай у пристаньки, а потом и конюшню. Глеб, твоя пара с этой, с северной стороны леса ползет, на вас амбар и малая изба будут. Дорофей, твоя пара с южной стороны, проверите большую избу, там дымка нет и крыльцо заметенное – но все равно вы с опаской глядите. Пары Зосима и Николы пойдут с восточной. Тут лес ближе всего к хутору подступает. Зосим хлев оглядывает, а вы, Никола с Митяем, спуск у ручья караулите. Там кустов очень много, глядите, чтобы не прошмыгнули мимо вас в них злодеи. Ну, все! Пошли, братцы, с богом!
Перед открытым местом пары легли в снег и дальше передвигались только ползком.
«Как будто снова хутор Свири Кривого берем», – думал Митяй. Вот так же пять лет назад полз он по снегу возле озера Ямное, чтобы занять удобную стрелковую позицию. Никола обогнул густой раскидистый куст и взял от него чуть левее. «Ладно, а мы вот под ним затаимся!» – Митяй тихонько, чтобы не сбить большую шапку снега, прополз между двумя стволами, и чуть примяв снег, положил перед собой самострел.
Караульный, притоптывая на ходу, делал очередной круг перед крыльцом. Из избы выскочил мужичок, стукнул его по плечу, что-то прокричал и, осклабившись, метнулся за сарай. Его не было уже несколько минут, караульный потоптался, покрутил головой и, перехватив копье в боевое положение, пошел проверить товарища. На поляне стало совсем тихо. Никола махнул рукой в сторону сарая и показал рубящий жест с ребром ладони у кадыка.
«Понятно, наши уже работают и двоих уже убрали», – Митяй кивнул и перехватил удобнее самострел. Вот-вот, совсем скоро все здесь закрутится!
Щелк! Щелк! Выглянувшего из двери ватажника пробили два болта, а его тело рухнуло на крыльцо, и опять вокруг стало тихо.
Клещ был лиходеем опытным. Начинал он свой путь от сопляков и дорос за три десятка лет из заманух городского торга до атамана самой большой и кровавой ватаги Новгородчины. Жестокость и свирепость у него сочетались с большой изворотливостью и хитростью. У него всегда были ходы для отступления. Вот и сейчас тройка подельников топталась возле двери и отвлекала на себя внимание, а он приготовился бежать. Стена избы с глухой, примыкающей к лесу стороны, вдруг треснула, и от мощного удара изнутри наружу выскочил ее большой, пропиленный, как видно, заранее кусок. В него на четвереньках прошмыгнул один, потом второй и третий ватажники. А в проеме мелькнула голова четвертого.
Ну и дела! Митяй с удивлением вглядывался в вышмыгивающих из избы разбойников. Все это происходило сейчас очень быстро, а первый из выбегавших с кривой саблей в руке уже был в десятке шагов от его куста. Щелк! Арбалетный болт вошел ему грудь, и он рухнул на снег как подкошенный. Сбоку ударил самострел Николы, и второго ватажника аж развернуло ударом тяжелого болта. Но двое остальных продолжали нестись мимо куста в сторону заросшего ручья.
– Стоять!
Бегущий первым ватажник махнул сверху мечом. Клинок прошел впритирку к плечу андреевца.
Хресь! Пропуская противника по ходу его движения, булатная сталь меча Митяя прорубила кости и сухожилия его плеча до самой грудины.
– Не убивай! Меня нельзя убивать! – худощавый, жилистый, с морщинами и глубоко посаженными глазами на лице, не молодой уже человек выбросил саблю и показал свои пустые руки. Из выломанного проема стены показались двое ватажников помоложе и, увидев своего подельника без оружия, тоже выкинули в след за ним свои мечи. – Сдаемся мы! Милости нам! Милости просим, дружинные!
Со всех сторон на них смотрели самострелы и обнаженные мечи подбежавших воинов.
– Меня нельзя убивать, я властям полезный! Слышишь, дружинный?! Нельзя! – орал старший разбойник. – Ты за это ответишь! Тебя за такое сам посадник Внезд Водовик и княжий боярин Прибыслав на кол посадят! Я Бориса Негочевича знаю! Ааа! Отпустии! – извиваясь всем телом, орал Клещ, пока дюжие воины тащили его к сосне.
А на огромной дереве в это время уже раскачивалось на пеньковых веревках два трупа.
– Я-то отвечу! А вот тебе уже перед высшим судом теперь свой ответ держать, душегубец! – рявкнул Чеслав. – Сколько крови на тебе людской, Клещ?! Молись сам, пока есть время! Как зовут тебя по-человечьи, а не по-собачьему? За чью душу грешную свечу в церкви ставить?!
В ответ ему неслась лишь только отборная грязная брань.
– Ну, значит, так Клещом, ты и уйдешь! – кивнул Чеслав. – Правом, предоставленным мне командиром бригады Андреем Ивановичем Сотником, атаман ватаги душегубцев Клещ приговаривается к смертной казни путем повешенья. Приговор привести в исполнение на месте и незамедлительно! Вздергивайте его, ребята!
– Ну, сам так сам, – пробурчал парень и прижался к свернувшимся под попоной и большим шерстяным пологом малышам.
Три стрелы ударили по впереди идущим конным, не причинив, впрочем, им большого вреда. Командир дружинных десятков рявкнул команду, и два десятка воинов рванули к той узкой боковой дорожке, куда сейчас уходило несколько серых фигур.
– Стой, Чеславка, стой! – Обозный старшина вскочил на санях, потрясая вслед конным кулаком. – Вот ведь неугомонный! У нас тут люди на санях, а он! Ну вот какого такого ляда эти лесовики-то сейчас нам нужны?!
Митяю вся эта заваруха очень не нравилась, был в ней какой-то разлад или, как говорила на школьных уроках Марта, – отсутствовала логика. Что это за глупое нападение с таким поспешным за ним бегством? Логика! Митяй резко выхватил свой реечник из сена и, докручивая рычаг заводки, громко завопил: – Тревога! – Он, резко пригнувшись, метнулся чуть в бок, и стрела лишь срезала клок тулупа с плеча. Скидывая стеснявшую его шубу на землю, парень упал на колени, и вторая стрела свистнула над самой головой. Вот он – стрелок! Сидит в развилке ветвей на большой сосне. Щелк! – болт сорвался с направляющих, а с дерева вниз головой упало пробитое тело. Заряжать оружие было уже некогда. Из леса в это время выбежало более трех десятков нападающих, распределяясь по всему обозу.
– На! – Устим кхекнул и послал метательную сулицу в набегающего к нему первого из тройки.
– Дядька, держись! – Митяй, вырвав из саней небольшой щит всадника, подскочил к нему сбоку.
– Все ко мне! – заревел десятник, покручивая мечом. Хресь! – хрустнуло древко ударного копья-рогатины, отсеченное у самого наконечника, и он рубанул стальным клинком самого копейщика.
Трое обозных было убито в первую же минуту боя. Остальные семеро смогли встать в круг и теперь держали нападающих на расстоянии в два-три шага от себя. Два десятка из них кружили рядом, опасаясь участи своих порубленных товарищей, а все остальные в это время шарили по саням. Трое, как видно, из ватажных старшин стояли возле тела того лесного стрелка, которого подстрелили в самом начале боя, и пытались управлять оттуда схваткой.
– Держимся, робята! Сейчас ужо наши обратно возвернутся! – Устим резким ударом меча отбил брошенный в него топорик и повернул голову в сторону просеки. С той стороны раздался громкий треск, и с глухим грохотом рухнуло одно, за ним второе, а следом и третье дерево. Секундная эта заминка стоила жизни десятнику. Копье, выброшенное из гомонящей толпы, пробило его полушубок и, пройдя через ребра груди, застряло потом в теле.
– Зря я кольчугу снял. Детишек спасайте, Митя… – Дядька дернулся всем телом и замер.
Митяй, стоя на коленях рядом, прикрыл веки десятника и вскочил на ноги. – Руусь! – раздался его громкий крик. – Бей душегубов! – Шестеро обозных дружинных ринулись с обнаженными мечами на разбойников перед собой. Приняв удар топора на свой щит, Митька просек его хозяина нижним боковым ударом меча и, проскакивая вперед, рубанул второго противника уже по спине.
– Дружинные! – широко разевая рот, проорал мужик с топором в руках, пробегая с пятеркой таких же, как и он, с той стороны, где была заваленная деревьями просека. Через несколько ударов сердца из леса выскочило полтора десятка воинов. Самым первым несся Чеслав.
– Что такое?! Дядька, дядька Устим! Ну как так-то?! Командир конного дозора стоял на коленях около погибшего.
– Четверых мы здесь потеряли, – глухо проговорил Митяй, глядя в глаза дружинному. – Они еще и человек пять страдальцев из саней прибили, чтобы те не мешались им. Ну он же кричал вам: «Чеслав – стойте!». Человек пять хотя бы нам здесь оставил!
– Не уразумел я, Митька, – побелевшими губами прошептал командир дозора. – Думал, догоним, посечем этих быстрым наскоком и сразу же к вам. Мы же тут рядышком совсем были, в ста шагах всего, пока тех лучников гнали. Развернулись назад, а тут на дорогу вдруг сосны рухнули, матерые такие, внахлест упали, не пройти, не проехать, только лишь по лесу, стороной. Мы коней под охрану звена оставили и быстрей сюда – лесом, а там в нем такой бурелом! Пока пробились, а тут вона что! – И он тоскливо, оглядев побоище, простонал: – Ну я и туес (бестолочь) Белозерская! – Затем резко встряхнул головой и вскочил на ноги. – Полонянина, из тех лучников-заманух, сюда ко мне, быстро! Иди, Митяй, обоз пока огляди, сейчас мы с ним здесь вдумчиво побеседуем. Все нам расскажет – кто и зачем на дружинный обоз вдруг полез!
«Сколько времени шел здесь бой? – думал Митрий, проходя мимо саней. – Сама схватка была крайне скоротечной, но за это время она унесла жизни четверых обозных, разменявших их на дюжину нападавших. Трое из пяти саней были разворочены, а вся провизия, хранившаяся в мешках, была из них вынесена. Две лошади с крайних саней лежали на снегу в подтеках крови, а задних ляжек у них не было. Вот так вот, за какую-то сотню ударов сердца, вырубить, вырвать их из живого еще тела и утащить в лес на волокушах. Озверевший народ!» Митяй остановился возле ряда тел. Пожилой обозный Анудин положил сбоку тельце ребенка. – Звери, истинные звери, – словно продолжая его мысль, пробормотал дядька. – Детишек-то зачем было губить? Да и двух взрослых мимоходом прибили. Видят же, что доходяги. Ну вот чем они им помешали?
Митяй молча подошел к своим саням и достал из них лыжи. – Здесь в обозе их всего десять пар, по две в каждой! – кивнул он на повозки. – У тебя есть, кто пойдет со мной?
Чеслав, обтирая кровь с кинжала, посмотрел, как паренек проверяет ременную перевязь на широких лесных лыжах, и, подойдя к саням, вытащил еще одну пару.
– Атамана зовут Клещ. Основа его ватаги, еще до снега, сюда с Новгорода убежала, – отрывисто рассказывал дружинный. – Места, говорит, здесь богатые в округе, а по волокам купцов по воде много ходят. Селищ немало вокруг было, крепких таких и с хорошим достатком. Но лютый голод людишек сильно нонче подобрал, да и разбойные, как этот мне рассказал, тоже нужду терпеть стали. В город покамест не решились они идти, думали, что до весны-то им всего ничего переждать осталось. А тут вдруг зима задержалась, и жрать им совсем нечего стало. Вот и вышли они на дорогу, чтобы дождаться добычи. Пары бы саней им хватило с купцами и малой сторожей, дабы перебиться до тепла. Но а тут мы, вот как назло, шли. Четыре десятка и еще два человека всего у них было. Дюжину вы прибили, пятерых мы на мечи взяли. Два с половиной десятка теперь их осталось.
– Дядька Анкудин, впряжете в последние сани двух строевых коней из заводных и проедете по дороге три версты, – распорядился Митяй. – Там поляна будет большая, сани в круг ставьте и ждите нас. С вами большой десяток дружинных остается, никто не полезет, но вы все равно там сторожитесь. Ждите нас три дня, если мы вдруг не вернемся, то идите домой сами и с опаской.
Пожилой мужик внимательно выслушал парня и согласно кивнул.
– Понял тебя, Андреевич, Бог вам всем помощь. За обоз даже не беспокойся. Сами вы себя берегите!
Десяток лыжников вот уже несколько часов шел по следу. С неба повалил густой снег, и набитую разбойниками дорожку становилось все труднее различать среди деревьев.
– Эх, пластунов среди нас нет, – печалился Чеслав. – Им такой вот след разгадывать никакого труда не составит. Это нам тут все примеряться приходится.
– Ничего, всех найдем, – зло щурился Митяй, обходя большой, покрытый снегом куст.
Около полуночи обильно припорошенный след разделился. Менее утоптанный сворачивал к руслу небольшой речушки и уходил затем по ней вверх по течению. А вот больший, он продолжал идти по лесу и дальше.
– Нам разделяться никак нельзя, – задумчиво проговорил Чеслав. – Хоть они и не обученные вои, а пятерых наших всем скопом подмять вполне себе могут. Лучше уж не рисковать и держаться всем вместе. – Все были согласны с командиром, и весь десяток пошел по большему следу.
После продолжительной передышки, где перекусили пресными лепешками с вяленым мясом, отряд прошел длинный буреломный участок и подкрался к замерзшему, болоту.
– Чуешь, Митяй, как жареным мясом пахнет? – оскалился Никола. – Тут вот они совсем уже рядом. Конину, видать, жрут. Мясной дух от жарехи, он ведь далеко по ветру разлетается, но ветерок-то совсем в другую сторону дует. Значит, шагах в ста они от нас сидят, не более того, – шептал он, оглядывая болотную поросль.
Митька согласно кивнул и пополз вперед. Видимость из-за идущего снега была плохая, и воинские пары продвигались вперед буквально на ощупь. Напарник ему достался чуткий, до парня вот только что донесся слабый запах от подгоревшего мяса.
Наконец из-за кустов блеснул огонек. Вот и они, расположились на островке среди болота так, чтобы с него и окрестности было можно оглядывать.
К этому острову, так же как и они, подкрадывались сейчас все пять пар андреевцев. Снег посыпал еще гуще, и облепленных с головы до ног воинов среди сугробов разглядеть сейчас было не возможно.
«Окружаем стоянку на расстояния броска копья и ждем сигнала!» – вспомнил слова Чеслава Митяй и заработал руками и ногами, проползая вперед по-пластунски.
Минута, другая, третья прошли в долгом ожидании. Два ярких костра отбрасывали световой круг на добрый десяток шагов, и что там творилось внутри него, воинам было прекрасно видно. С дюжину людей лежали на нарубленном лапнике у костров и, по-видимому, спали. Человек пять обжаривали большие куски мяса на палках, а двое исполняли обязанности караульных. Правда, делали это они как-то неловко, выхаживая по краю светового пятна, и больше таращились на своих пирующих товарищей, чем в окружающую стоянку темень.
Митяй передвинул на бок ножны меча, проверил лежащие рядом сулицу и самострел, убрал с болта снежинки и прижал приклад к плечу. – Ну же, пора, вот теперь уже точно пора!
Над болотом раздался жуткий волчий вой. Разом щелкнули десять самострелов, и раздался боевой дружинный клич.
– На! – Митяй с выдохом метнул свою сулицу в выскочившую от костра тень и резко ускорился, заскакивая в световой круг.
– В живых возьмите одного! – кричал с другой стороны полянки Чеслав и, увернувшись от удара копья, пронзил своего противника мечом.
Невысокий плюгавенький мужичок, как-то кособоко сгорбившись, выбежал от костра и, увидев перед собой вооруженного воина с окровавленным мечом, упал перед ним на колени. – Не убивайте меня, господин! Не надо! Я хочу жить! Все, что надо, сделаю, только не убивайте!
Через полчаса картина о разбойничьей ватаге у андреевцев была полная. По следам была настигнутая большая ее часть. Шесть самых близких Клещу человек отделились от них у реки и, заметая за собой след, ушли к тому хутору, где все они до этого жили. Атаман пожаловал восемнадцати своим ватажникам две ляжки конины и поручил им возвращаться домой только лишь к вечеру следующего дня, дав перед этим большой крюк вокруг болота. Погода стояла снежная, а все они очень устали и, посчитав, что их след и так уже надежно заметен, дальше идти не захотели, а расположились прямо на этом болоте, отдыхая и отъедаясь.
– На хуторе есть еще трое, из тех ватажников, что сторожить его остались. Простых людей там никого больше нет. Вы обещали оставить меня в живых, – трясясь мелкой дрожью, поднывал Елисей. – Я вам все про ватагу безо всякой утайки поведал. Господин, вы же меня оставите в живых? – Он упал на колени и пополз на них к Чеславу.
– Поднимите его уже! – буркнул тот, брезгливо поморщившись. – Останешься жив, если мы сейчас выбьем всю ватагу. Я тебе это пообещал и свое слово сдержу. Но и ты сделай так, чтобы она вся до единого человека легла под нашими мечами. Поведешь нас к хутору самым прямым путем!
– Да, да, господин, я все сделаю как надо! – мужичок заискивающе пригнулся, семеня с ним рядом.
– Вот этот из клещеевской новгородской ватаги, вот этот и вот этот тоже, – показал он на лежащие на снегу трупы. – А всех остальных он уже по дороге собрал, в том числе и из этих вот самых окрестных лесных мест, что раскинулись перед большими волоками. Большинство тех, которых он с собой привел, они на хутор за атаманом пошли. Там сейчас все с ним евойные, из старого, из разбойного люда. Здесь же, на болотах, народ в основном из простого мужичья был, ну это не считая вон тех троих. А я никого не убивал, господин! Я только лишь на подхвате всегда был. Ну какой из меня воин с моей-то кособокостью? В парнях я на сенокосе со стога неудачно упал, вот и бедую по жизни теперь. Даже и семьи, по-человечьи, не смог завести. Хотел было уже в монастырь даже податься, – пытаясь разжалобить дружинных, все причитал Елисей.
– Хотел в монастырь, а пошел в душегубцы, – хмыкнул Никола, переворачивая лицом к небу тех троих, на кого ранее указал пленный. – Никого не узнаешь среди них, Митяй? Ты ведь уже не раз с клещевскими в Новгороде сталкивался.
– Нет, нету среди них для меня знакомых личин, – покачал головой парень. – Да у Клеща этого ватага в более чем пять сотен душ ведь разрослась. Поди же ты их всех там упомни. Насосался людской кровушки, гад. И ведь живым смог из города выбраться, когда его к ногтю там крепко прижали.
– Ну вот и добьем последних. Десять на десять нас теперь, – зло сощурился Чеслав. – Снегоступы свои натягивай, рохля! И хватит уже здесь выть да нас жалобить! Смотри, Елисей, твое дело нас к хутору прямым путем вывести! Ну все, братцы, пошли!
И одиннадцать человек взяли направление на чуть сереющую восточную часть неба.
* * *
– Да, хорошее здесь место, – оглядывая подступы к нескольким виднеющимся у реки строениям, промолвил Никола. – Летом тут, наверное, красиво! Все вокруг зеленое. Банька у самой речки стоит, лужок с иван-чаем и матрешкой. А рядом вон пристанька маленькая. Сиди себе на бревнах да рыбу тихонько уди. Эх, ляпота! – и он мечтательно вздохнул.
– Ты, банька! Кроме того караульного у крыльца еще кого-нибудь разглядел? – Чеслав сам пристально оглядывал все строения на хуторе.
– Кроме того мужика с длинным копьем в руках и с засунутым за пояс топориком, никого более пока что не было видно!
Над большой избой шел дымок, и пару раз уже оттуда выбегали какие-то серые люди, перекидывались парой фраз с караульным, заходили за сарай и, сделав свое дело, возвращались обратно.
– Нет, больше караульных, похоже, там не будет, – решил старший андреевцев. – Их и так всего-то на хуторе десяток. Атаман, с парой или с тройкой своих ближних подручных, тут, конечно же, не в счет. Не их это дело – караульную службу нести. А пара человек, небось, и так уже ночью отдежурила. Этого, у крыльца, совсем скоро, похоже, менять они будут. Дымок вон из трубы идет – видать, обед готовят. Еще пара сменных людей тут до ночи постоят, а вот потом они еще больше сторожиться станут. Нужно штурмовать хутор сейчас, хотя и видно нас, конечно, днем хорошо. Ну да ничего, стрелковым своим оружием мы им головы точно не дадим поднять!
Распределяемся, со всех сторон братцы, – ставил задачу десятку Чеслав. – Ползком все идем, попарно, как вот давеча на болоте. Мы с Власом заходим с реки, проверяем лодочный сарай у пристаньки, а потом и конюшню. Глеб, твоя пара с этой, с северной стороны леса ползет, на вас амбар и малая изба будут. Дорофей, твоя пара с южной стороны, проверите большую избу, там дымка нет и крыльцо заметенное – но все равно вы с опаской глядите. Пары Зосима и Николы пойдут с восточной. Тут лес ближе всего к хутору подступает. Зосим хлев оглядывает, а вы, Никола с Митяем, спуск у ручья караулите. Там кустов очень много, глядите, чтобы не прошмыгнули мимо вас в них злодеи. Ну, все! Пошли, братцы, с богом!
Перед открытым местом пары легли в снег и дальше передвигались только ползком.
«Как будто снова хутор Свири Кривого берем», – думал Митяй. Вот так же пять лет назад полз он по снегу возле озера Ямное, чтобы занять удобную стрелковую позицию. Никола обогнул густой раскидистый куст и взял от него чуть левее. «Ладно, а мы вот под ним затаимся!» – Митяй тихонько, чтобы не сбить большую шапку снега, прополз между двумя стволами, и чуть примяв снег, положил перед собой самострел.
Караульный, притоптывая на ходу, делал очередной круг перед крыльцом. Из избы выскочил мужичок, стукнул его по плечу, что-то прокричал и, осклабившись, метнулся за сарай. Его не было уже несколько минут, караульный потоптался, покрутил головой и, перехватив копье в боевое положение, пошел проверить товарища. На поляне стало совсем тихо. Никола махнул рукой в сторону сарая и показал рубящий жест с ребром ладони у кадыка.
«Понятно, наши уже работают и двоих уже убрали», – Митяй кивнул и перехватил удобнее самострел. Вот-вот, совсем скоро все здесь закрутится!
Щелк! Щелк! Выглянувшего из двери ватажника пробили два болта, а его тело рухнуло на крыльцо, и опять вокруг стало тихо.
Клещ был лиходеем опытным. Начинал он свой путь от сопляков и дорос за три десятка лет из заманух городского торга до атамана самой большой и кровавой ватаги Новгородчины. Жестокость и свирепость у него сочетались с большой изворотливостью и хитростью. У него всегда были ходы для отступления. Вот и сейчас тройка подельников топталась возле двери и отвлекала на себя внимание, а он приготовился бежать. Стена избы с глухой, примыкающей к лесу стороны, вдруг треснула, и от мощного удара изнутри наружу выскочил ее большой, пропиленный, как видно, заранее кусок. В него на четвереньках прошмыгнул один, потом второй и третий ватажники. А в проеме мелькнула голова четвертого.
Ну и дела! Митяй с удивлением вглядывался в вышмыгивающих из избы разбойников. Все это происходило сейчас очень быстро, а первый из выбегавших с кривой саблей в руке уже был в десятке шагов от его куста. Щелк! Арбалетный болт вошел ему грудь, и он рухнул на снег как подкошенный. Сбоку ударил самострел Николы, и второго ватажника аж развернуло ударом тяжелого болта. Но двое остальных продолжали нестись мимо куста в сторону заросшего ручья.
– Стоять!
Бегущий первым ватажник махнул сверху мечом. Клинок прошел впритирку к плечу андреевца.
Хресь! Пропуская противника по ходу его движения, булатная сталь меча Митяя прорубила кости и сухожилия его плеча до самой грудины.
– Не убивай! Меня нельзя убивать! – худощавый, жилистый, с морщинами и глубоко посаженными глазами на лице, не молодой уже человек выбросил саблю и показал свои пустые руки. Из выломанного проема стены показались двое ватажников помоложе и, увидев своего подельника без оружия, тоже выкинули в след за ним свои мечи. – Сдаемся мы! Милости нам! Милости просим, дружинные!
Со всех сторон на них смотрели самострелы и обнаженные мечи подбежавших воинов.
– Меня нельзя убивать, я властям полезный! Слышишь, дружинный?! Нельзя! – орал старший разбойник. – Ты за это ответишь! Тебя за такое сам посадник Внезд Водовик и княжий боярин Прибыслав на кол посадят! Я Бориса Негочевича знаю! Ааа! Отпустии! – извиваясь всем телом, орал Клещ, пока дюжие воины тащили его к сосне.
А на огромной дереве в это время уже раскачивалось на пеньковых веревках два трупа.
– Я-то отвечу! А вот тебе уже перед высшим судом теперь свой ответ держать, душегубец! – рявкнул Чеслав. – Сколько крови на тебе людской, Клещ?! Молись сам, пока есть время! Как зовут тебя по-человечьи, а не по-собачьему? За чью душу грешную свечу в церкви ставить?!
В ответ ему неслась лишь только отборная грязная брань.
– Ну, значит, так Клещом, ты и уйдешь! – кивнул Чеслав. – Правом, предоставленным мне командиром бригады Андреем Ивановичем Сотником, атаман ватаги душегубцев Клещ приговаривается к смертной казни путем повешенья. Приговор привести в исполнение на месте и незамедлительно! Вздергивайте его, ребята!