– Ну вот и зря! – проворчал князь, – Селища рушить не хочет, в делёжке отбитого не участвует! То же мне, хозяин рачительный, называется, ещё и барон к тому же! Ладно, ладно, шучу я. Знаю, что ты металлы любишь. Отдал уже команду, чтобы всю медь, бронзу, и другой какой метал тебе бы в поместье отгрузили. Да все равно ещё на довесок от своей доли заберёшь готового оружия, припасов и меха. Бригада твоя билась отважно, и свою полновесную долю получит теперь сполна!
– Спасибо, Ярослав Всеволодович, даже не сомневался в вашем благородстве, – посластил князю Сотник, – Если позволишь, у меня личная просьба к тебе, князь, есть.
– Хм, говори, – заинтересовался Ярослав, – Редко так бывает, когда ты для себя что-нибудь просишь.
Андрей напрягся и сел прямо:
– Летом, как силу наберу, нужно мне, князь, будет за море сходить. Хочу свой меч, что один вороватый шведский ярл у меня украл, назад себе вернуть. Уж очень он дорог для меня.
Князь посмотрел долгим взглядом на Сотника, усмехнулся, опять посмотрел внимательно, не выдержал и расхохотался:
– Меч, говоришь, вернуть…Ха-ха-ха…Ярл вороватый украл? – и опять рассмеялся, – Это тот рыжий Ральф, что чесал во все лопатки, аж пятки сверкали? Тот, что бросил свои сотни в последнем сражении? Да ладно, Иваныч. Он сейчас небось такие побасенки рассказывает своему королю и всем прочим ярлам, ты даже представить их не можешь, да и я вот только догадываюсь. Нда-а… – усмехнулся Ярослав, – Догадываюсь я, конечно, что там за меч у тебя, ну да то дело личное и только твоё… Эх, Андрей, Андрей, отпусти я тебя в Швецию, так ты же там всё их королевство со своими головорезами на уши поставишь! Опять потом будут страшилки по всей Европе рассказывать, как русские варвары словно ящерицы на крепостные стены залазили и потом бедных христиан обижали. Сколько тебе нужно крепостей взять, чтобы свой…хм…этот свой меч вернуть?
Андрей поскреб голову и кивнул скромно:
– Ну что вы такое говорите, Ярослав Всеволодович, какое там королевство!? Так, от силы-то одну крепостюшечку если бы взять. Да и ту бы мы не брали, так не отдадут ведь добровольно же её, окаянные!
– Ну, ладно-ладно, погоди пока, – поднял руку Ярослав, – Со Швецией у нас вообще непонятно, что сейчас происходит. Официально войны вроде как бы между нами и нет. Бой с этими тремя сотнями Ральфа случился на территории Еми, у которой со Шведами был союз да дружба. Тут всё совсем непросто. Вот кабы они к нам пожаловали, пусть даже и в составе союзного войска! Да ещё при этом кровь новгородских подданных бы на нашей бы земле пролили! Вот тут было бы уже попроще что-либо с твоим делом решать.
– Хорошо, – согласно кивнул головой Сотник, – Подождём пока, а там, глядишь, летом что-нибудь уже и прояснится. Если не против, думаю я поставить пока деревянный острог на реке Неве со стороны Ладоги. Посажу пока туда крепостную сотню и пластунов с пару десятков, чтобы хорошо лесные окрестности держать. А там, коли у Батюшки Великого Новгорода до этих земель руки дойдут, так заменят потом моих людей своими острожниками. Лишь бы карелы против не были, всё-таки это их исконная земля.
Ярослав только хмыкнул:
– Это земля Новгородская, и карелы теперь её подданные. Так что, препятствий я никаких не вижу, чтобы на ней крепости возводить. Но ты прав, всё же вопрос этот мы со старейшинами обговорим. Пусть всё полюбовно меж нас и дальше так же, как и сейчас будет.
– Подожди, они вам ещё помогать будут. Все знают, что Андреевские на плату не скупятся и к работному люду с душой относятся.
– А летом, как я сынов в Новгород ставить повезу, мы с тобой, Иванович, ещё о делах потолкуем. Да и своим людям я накажу, чтобы о «твоём мече» они аккуратно так поспрашивали бы в шведской земле. Глядишь, и попроще его будет тогда отыскать.
И князь благосклонно улыбнулся.
Часть II. Северный рубеж
Глава 1.Георгии
В середине марта только прибыла бригада в свою усадьбу, вернувшись из ледового похода. Сотник уже мог тихонько передвигаться по дому, опираясь на палку и разрабатывая понемногу своё побитое и порезанное тело. Март вьюжил поздней пургой, заметая дорожки крепости, опять же доблестно расчищаемые трудолюбивыми курсантами. Печка грела бока ворчливому деду Кузьме, что вечно что-то мастерил на своём небольшом верстачке в углу. Ладушка стряпала многослойные пироги с разной начинкой да пекла шанежки из козьего творога, рубленого яйца, сметаны, а иногда и из с гороховой или пшённой каши. Семилетний Ванятка сновал туда-сюда по избе с игрушечным мечом и верхом на Андреевской клюшке-лошадке. Или же донимал всех своими вопросами отчего, куда, зачем и почему. А за всем этим с печи снисходительно наблюдал разжиревшей на хозяйских харчах кот Васька. Короче говоря, все были как обычно при деле.
По выходным из школы приходил с ночевкой Митяй, и всё оживало и начинало укорено крутиться в доме.
Дед с Митей пытались приделать какую-то штукенцию к тому механизму, что никак не поддавался Кузьмичу, а от Сотника в этом хитром деле было толку, как от козла молока, как фигурально выражался старый оружейник. Ванька вместо клюки теперь катался на широкой спине брата курсанта. Ладушка была вообще самая счастливая, воркуя со своим парнем о чём-то личном в уголке за печкой. Сотнику было тоже весело. Было о чём поговорить со сведущим в военном деле человеке, да ещё и при погонах. Васька же опять как, впрочем, и всегда важничал, греясь на печи и оживал лишь только тогда, когда ему предлагали угощение.
В конце марта/начале апреля на улице начал дружно таять снег, и вскрылись ото льда ближайшие реки Ямница да Дубница. Весна дружно забирала свои права у седой старухи зимы. И с приходом этой красавицы, казалось, всё вокруг оживало.
Снова потянулись на север многочисленные стаи птиц, возвращавшиеся домой с далёких югов. На озёрах, болотах, речках и в бобровых заводях многочисленных Валдайских ручьёв гоготало, пищало и крякало беспокойное пернатое племя. На берёзах начали набухать почки, а мальчишки собирали с её взрезов в те глиняные горшки, что стащили у мамок, холодный и сладкий прозрачный берёзовый сок.
– Ну что, Парфён Васильевич, управимся ли с посевной, всего у нас на эту весну хватает? – пытал Сотник посадского управляющего.
Тот молча достал свою толстую домовую книгу и долго углублённо начал её изучать, листая плотные страницы, исписанные мелким почерком.
– Должны управиться, Андрей Иванович, – наконец-то поднял он глаза и почесал свой выпуклый лоб, – Инвентаря, конечно, маловато у нас. Три плуга, заказанных к апрелю, не успели ещё сладить мастеровые, борон вон не хватает и так, по мелочи кое-чего надо. Ну да всё-таки должны мы управиться. Конского поголовья в достатке в хозяйствах, быков вон, если нужно, в ярмо впряжем. Семян заготовили в прошлом годе и сохранили на этот сев с запасом. Рожь, пшеница, ячмень, овёс, греча, пшено – всё теперь в поместье есть. Даже картофеля на семена вёдер четыреста будет. Это не считая ваш неприкосновенный запас. Культура та, конечно, новая, и ее так же, как и этот подсолнечник с кукурузой, только особо радивым хозяевам на посевную выдали.
– И Архип своё получил? – перебил Парфёна Андрей.
– Хм, – иронично так хмыкнул Парфён, – Этот изо рта свой кусок выдерет, коли ему что надо будет. Всю зиму в теплицах вон проработал, приглядывался всё, как новые культуры растут. Ох и въедливый же мужик. Половину всех новых культур для своих полей и огородов забрал.
– Ну, посмотрим, как у него там пойдёт, – задумчиво протянул Андрей, – Подартельные Второчка обещали к июню у него большие теплицы сладить. Там и Аристарх с Осипом, глядишь, подтянутся, отопление в них печное с трубами выложат.
– Это лето крайнее, Васильич, – пытливо вглядывался в глаза главного своего хозяйственника Сотник, – Не сумеем большой запас на будущее сделать, вымрем все как…В общем, шибко стараться нам нужно!
– Неужто всё так серьёзно, Иванович? – задумчиво спросил управляющий.
– Даже более, чем ты сейчас представляешь, – коротко бросил Андрей и пошёл к литейщикам.
Литейная артель была сразу же за механическим заводиком. И её главные мастера умельцы Фёдор с Зосимой громко распекали в пушечном участке. Зайдя со своей неизменной палочкой в огромный цех, представлявший по своей сути из себя огромный сарай, освещаемый внутри жировыми светильниками, Андрей чуть отошёл в тень и начал наблюдать за представлением.
Фёдор с Зосимой были прекрасными мастерами колокольных дел из Великого Новгорода. С огромным трудом удалось переманить их в усадьбу. Десятки, если не сотни больших и малых колоколов довелось им отлить за свою трудовую жизнь. Как говорится, собаку съели они в своём нелёгком и требующем особого мастерства деле. А тут появилось что-то новое, доселе неизведанное на Руси и теперь бросившее даровитым умельцам вызов.
Казалось бы, что колокол, что ствол пушки, технология похожая, только меняй состав компонентов литья да лей металл в своё удовольствие. Не тут-то было!
Если совсем упрощенно:
Перед тем, как отлить колокол, выкапывали в земле большую яму. Выкладывали там из кирпича здоровенную угловатую форму, по своим размерам близкую к будущему колоколу, и густо обмазывали её глиной. Это была внутренняя часть колокола. После основательной сушки и обмазки жиром на неё укладывалась особая смесь, состоявшая из частей воска, смолы, сала и прочих компонентов, это уже называлось кожухом. По глиняной огнеупорной трубе в специальное отверстие заливался затем раскалённый металл, заполнявший все полости и вытапливающий и выжигавший всё, что только могло гореть. Затем вся эта конструкция охлаждалась. Верхний глиняный кожух разбивался, и перед глазами оказывалась наружная форма колокола. Разумеется, потом была механическая обработка, шлифовка и прочее, но основное было сделано и оставалось, как говорится, пробовать звон.
С пушками же было сложнее. Требовалось отлить из металла, по сути, такую хитрую трубу, которая была бы достаточно длинной, с не слишком толстыми, но одновременно и не тонкими стенками. Выдерживала бы та труба огромное давление пороховых газов внутри себя, не разрываясь, и была бы она транспортируемая-перевозимая. Что толку-то от пушки, если ты её с места не сдвинешь? Весь этот баланс никак пока не удавалось мастерам соблюсти. Вот и ломали сейчас голову два умельца, попутно обзывая друг друга разными нехорошими словами. Что сделаешь, эмоциональные люди были эти мужики из задиристого и вечно драчливого Новгорода.
Привычного в «нашем» временем мата на Руси тогда не было, поэтому можно было услышать такие крепкие выражения как: «Наш хромой сивый мерин Федя даже хорошую да годную форму-то, как следует, слепить не может» или «Сдёргоумка неумелая наш любезный Зосима, только и думает сей странный муж как бы соседскую дебелую Акулину обрюхатить вместо того, чтобы ему о сложном литье думать.»
Много нового за эти десять минут узнал о своих мастерах Сотник, и, дабы не переросла та ожесточённая перепалка в традиционную рукопашную борьбу с членовредительством, решился-таки выйти из своего укромного места.
– Беседуете, уважаемые, – тихо, почти что сладким полушепотом и, глядя своими добрыми глазами на мастеров, молвил в звенящей тишине комбриг.
– Ага, – только и смог ответить Фёдор и икнул, глядя на Хозяина.
– Да вот, беседуем мы немного, ага, – подтвердил пришедший в себя Зосима и в смущении выковырял носком своей першни камешек из песка.
– Ну-ну, – усмехнулся Сотник, – Трудности, наверное, непонятности какие-то есть?
– Да какие там трудности! – махнул сокрушенно Зосим и показал большую холстину с начерченным на ней эскизом пушечного ствола.
А Фёдор в это время отпихнул в сторону остатки от своей литейной формы.
– Всё делаем, как и оговорено было. Выточенный соломенный стержень обмазываем густо глиной с салом. Потом делаем литейную форму, отливаем её, вставляем внутрь наш стержень и заливаем его металлом. Труба или, как вы говорите, ствол пушки готов. Но уже три этих ствола на испытаниях в клочья разнесло, мы ведь сами кажный раз там с оружейниками и войсковыми розмыслами приглядываем, а результат всё один, – и он кивнул туда, где лежали разорванные в клочья стволы.
Что характерно, основные разрушения были в начальной, так называемой, казённой части пушки. Сам же ствол, начиная с его середины, зачастую оставался цел, и тут в голове всплыло когда-то слушанное то ли на лекции, то ли в музее, из того посещаемого не в этом мире и к тому же не единожды.
– Казённик, казённая часть, ствол, избыточное давление, создаваемое при воспламенении пороха, зачастую разрывало стволы. Почему? А потому, что самое сильное ударное воздействие изнутри ствола пушка получала именно в его задней казённой части. Ведь по своей сути воспламенение пороха в пушке и есть ничто иное, как самый настоящий взрыв, которой как бы должен направлять своё созданное избыточное давление с газами, ядром и картечью к выходу. Но перед этим он постарается разрушить все то, что находится рядом с ним, а рядом с ним как раз и есть эти стенки казённой части ствола, – и, разъясняя всё это мастерам по-простому, Андрей видел, что его начинают понимать.
Как говорится, начальные представления о науке «сопромат» у людей здесь уже были. До всего тут, конечно, доходили каждодневным опытным путём, накапливая его по малой крупиночке и передавая его затем по наследству из поколения в поколение.
– Однако, если усиливать эту казённую часть, Иванович, – чесал голову в творческом азарте Фёдор, – То это её раза в полтора ведь делать ширше придётся, как горшок или греческая амфора Аристарха она получится и утяжелится чуть ли не вдвое тогда!
– И устойчивости никакой не будет у пушки, – кивнул, соглашаясь с другом, Зосим, – И так вон Лука Мефодьич с Гудымом намучились, прилаживая ствол на деревянную основу. А тут-то тогда как?
– Придётся привлекать кузнецов и механиков, – развёл руками Сотник, – Можно будет им выковывать казённую полую часть, словно внутренний такой вкладыш, и затем уже заливать её вам монолитно в сам ствол.
– Хмм. Ну почему бы и нет, – протянули мастера задумчиво, – Кованное-то, оно всегда гораздо крепче литого будет. А уж по остальному литому стволу не такой сильный удар придётся, чай выдержит при выстреле.
– Выдержит, – подтвердил Андрей, – Только работы кузнецам да механикам прибавится. Но да это того явно стоит. Ибо тут ещё не самый сильный состав пороха сейчас у нас. Скоро гранулировать его будем. Вот тогда и сила пушки в разы возрастёт.
– Как? Как грулировать? – с удивлением произнёс новое слово Зосим.
– Ааа, не берите в голову, – махнул рукой Андрей, – Пойду я к нашему главному кузнецу Никите и деду Кузьме в механический. Коли сами обратитесь, так они вас поленом от себя, пожалуй, погонят. У них у всех и так ведь своих дел невпроворот, а тут ещё такая забота подворачивается!
Помимо дел военных и оружейных усадьба жила и сугубо мирными заботами. Ранним апрельским утром в окно избы Сотника резко постучали.
– Кого ещё там окаянного в такую рань принесло?! – заворчал на печи дед Кузьма, тараща спросонья глаза.
Сотник накинул длинную верхнюю рубаху и «на трёх ногах» с клюшкой выскочил в сени.
– Велено доложить, господин майор, что рожает княгиня Анна, дежурным офицером приказано вас срочно известить! – затараторил посыльный из курсантов «второчков» школы.
– Ох, ёшкин кот! – пробило на пот Сотника, – За Агафьей с Елизаветой послали?
– Так точно, господин майор, уже прибыли в госпиталь, велели и вас звать! – доложился бойкий мальчишка.
– Ясно! Скажи, сейчас буду! – и Андрей начал споро собираться.
Как не ожидали такого события, но всё же нагрянуло оно как всегда неожиданно. Только вчера вот бодро гуляла княгиня Торопецкая Анна с супругом Давыдом Мстиславовичем у своего терема по дорожкам и сидела на скамеечке. Ничего не предвещало счастливого события, и вот на тебе!
Детки рождаются тогда, когда им Боженька подскажет, так что наше дело их с благодарностью принимать! Вот и ковылял, пыхтя, Сотник в госпиталь. Быстрее, быстрее, глядишь, помощь какая нужна будет!
– Нет, нет, нет, Иванович! – строго встала перед дверью в палату тётка Агафья, – Не мужское это дело бабам роды принимать. Чай не впервой-то нам. Уже сколько сотен малышей через мои руки прошли! Справимся, с Божьей помощью глядишь. Ты, если что, вон отца пока поддержи, – и кивнула на бледного князя, – Места себе не находит, мается всё вон сердешный, а у нас всё ладно там, – и захлопнула перед самым носом Андрея дверь.
– Спасибо, Ярослав Всеволодович, даже не сомневался в вашем благородстве, – посластил князю Сотник, – Если позволишь, у меня личная просьба к тебе, князь, есть.
– Хм, говори, – заинтересовался Ярослав, – Редко так бывает, когда ты для себя что-нибудь просишь.
Андрей напрягся и сел прямо:
– Летом, как силу наберу, нужно мне, князь, будет за море сходить. Хочу свой меч, что один вороватый шведский ярл у меня украл, назад себе вернуть. Уж очень он дорог для меня.
Князь посмотрел долгим взглядом на Сотника, усмехнулся, опять посмотрел внимательно, не выдержал и расхохотался:
– Меч, говоришь, вернуть…Ха-ха-ха…Ярл вороватый украл? – и опять рассмеялся, – Это тот рыжий Ральф, что чесал во все лопатки, аж пятки сверкали? Тот, что бросил свои сотни в последнем сражении? Да ладно, Иваныч. Он сейчас небось такие побасенки рассказывает своему королю и всем прочим ярлам, ты даже представить их не можешь, да и я вот только догадываюсь. Нда-а… – усмехнулся Ярослав, – Догадываюсь я, конечно, что там за меч у тебя, ну да то дело личное и только твоё… Эх, Андрей, Андрей, отпусти я тебя в Швецию, так ты же там всё их королевство со своими головорезами на уши поставишь! Опять потом будут страшилки по всей Европе рассказывать, как русские варвары словно ящерицы на крепостные стены залазили и потом бедных христиан обижали. Сколько тебе нужно крепостей взять, чтобы свой…хм…этот свой меч вернуть?
Андрей поскреб голову и кивнул скромно:
– Ну что вы такое говорите, Ярослав Всеволодович, какое там королевство!? Так, от силы-то одну крепостюшечку если бы взять. Да и ту бы мы не брали, так не отдадут ведь добровольно же её, окаянные!
– Ну, ладно-ладно, погоди пока, – поднял руку Ярослав, – Со Швецией у нас вообще непонятно, что сейчас происходит. Официально войны вроде как бы между нами и нет. Бой с этими тремя сотнями Ральфа случился на территории Еми, у которой со Шведами был союз да дружба. Тут всё совсем непросто. Вот кабы они к нам пожаловали, пусть даже и в составе союзного войска! Да ещё при этом кровь новгородских подданных бы на нашей бы земле пролили! Вот тут было бы уже попроще что-либо с твоим делом решать.
– Хорошо, – согласно кивнул головой Сотник, – Подождём пока, а там, глядишь, летом что-нибудь уже и прояснится. Если не против, думаю я поставить пока деревянный острог на реке Неве со стороны Ладоги. Посажу пока туда крепостную сотню и пластунов с пару десятков, чтобы хорошо лесные окрестности держать. А там, коли у Батюшки Великого Новгорода до этих земель руки дойдут, так заменят потом моих людей своими острожниками. Лишь бы карелы против не были, всё-таки это их исконная земля.
Ярослав только хмыкнул:
– Это земля Новгородская, и карелы теперь её подданные. Так что, препятствий я никаких не вижу, чтобы на ней крепости возводить. Но ты прав, всё же вопрос этот мы со старейшинами обговорим. Пусть всё полюбовно меж нас и дальше так же, как и сейчас будет.
– Подожди, они вам ещё помогать будут. Все знают, что Андреевские на плату не скупятся и к работному люду с душой относятся.
– А летом, как я сынов в Новгород ставить повезу, мы с тобой, Иванович, ещё о делах потолкуем. Да и своим людям я накажу, чтобы о «твоём мече» они аккуратно так поспрашивали бы в шведской земле. Глядишь, и попроще его будет тогда отыскать.
И князь благосклонно улыбнулся.
Часть II. Северный рубеж
Глава 1.Георгии
В середине марта только прибыла бригада в свою усадьбу, вернувшись из ледового похода. Сотник уже мог тихонько передвигаться по дому, опираясь на палку и разрабатывая понемногу своё побитое и порезанное тело. Март вьюжил поздней пургой, заметая дорожки крепости, опять же доблестно расчищаемые трудолюбивыми курсантами. Печка грела бока ворчливому деду Кузьме, что вечно что-то мастерил на своём небольшом верстачке в углу. Ладушка стряпала многослойные пироги с разной начинкой да пекла шанежки из козьего творога, рубленого яйца, сметаны, а иногда и из с гороховой или пшённой каши. Семилетний Ванятка сновал туда-сюда по избе с игрушечным мечом и верхом на Андреевской клюшке-лошадке. Или же донимал всех своими вопросами отчего, куда, зачем и почему. А за всем этим с печи снисходительно наблюдал разжиревшей на хозяйских харчах кот Васька. Короче говоря, все были как обычно при деле.
По выходным из школы приходил с ночевкой Митяй, и всё оживало и начинало укорено крутиться в доме.
Дед с Митей пытались приделать какую-то штукенцию к тому механизму, что никак не поддавался Кузьмичу, а от Сотника в этом хитром деле было толку, как от козла молока, как фигурально выражался старый оружейник. Ванька вместо клюки теперь катался на широкой спине брата курсанта. Ладушка была вообще самая счастливая, воркуя со своим парнем о чём-то личном в уголке за печкой. Сотнику было тоже весело. Было о чём поговорить со сведущим в военном деле человеке, да ещё и при погонах. Васька же опять как, впрочем, и всегда важничал, греясь на печи и оживал лишь только тогда, когда ему предлагали угощение.
В конце марта/начале апреля на улице начал дружно таять снег, и вскрылись ото льда ближайшие реки Ямница да Дубница. Весна дружно забирала свои права у седой старухи зимы. И с приходом этой красавицы, казалось, всё вокруг оживало.
Снова потянулись на север многочисленные стаи птиц, возвращавшиеся домой с далёких югов. На озёрах, болотах, речках и в бобровых заводях многочисленных Валдайских ручьёв гоготало, пищало и крякало беспокойное пернатое племя. На берёзах начали набухать почки, а мальчишки собирали с её взрезов в те глиняные горшки, что стащили у мамок, холодный и сладкий прозрачный берёзовый сок.
– Ну что, Парфён Васильевич, управимся ли с посевной, всего у нас на эту весну хватает? – пытал Сотник посадского управляющего.
Тот молча достал свою толстую домовую книгу и долго углублённо начал её изучать, листая плотные страницы, исписанные мелким почерком.
– Должны управиться, Андрей Иванович, – наконец-то поднял он глаза и почесал свой выпуклый лоб, – Инвентаря, конечно, маловато у нас. Три плуга, заказанных к апрелю, не успели ещё сладить мастеровые, борон вон не хватает и так, по мелочи кое-чего надо. Ну да всё-таки должны мы управиться. Конского поголовья в достатке в хозяйствах, быков вон, если нужно, в ярмо впряжем. Семян заготовили в прошлом годе и сохранили на этот сев с запасом. Рожь, пшеница, ячмень, овёс, греча, пшено – всё теперь в поместье есть. Даже картофеля на семена вёдер четыреста будет. Это не считая ваш неприкосновенный запас. Культура та, конечно, новая, и ее так же, как и этот подсолнечник с кукурузой, только особо радивым хозяевам на посевную выдали.
– И Архип своё получил? – перебил Парфёна Андрей.
– Хм, – иронично так хмыкнул Парфён, – Этот изо рта свой кусок выдерет, коли ему что надо будет. Всю зиму в теплицах вон проработал, приглядывался всё, как новые культуры растут. Ох и въедливый же мужик. Половину всех новых культур для своих полей и огородов забрал.
– Ну, посмотрим, как у него там пойдёт, – задумчиво протянул Андрей, – Подартельные Второчка обещали к июню у него большие теплицы сладить. Там и Аристарх с Осипом, глядишь, подтянутся, отопление в них печное с трубами выложат.
– Это лето крайнее, Васильич, – пытливо вглядывался в глаза главного своего хозяйственника Сотник, – Не сумеем большой запас на будущее сделать, вымрем все как…В общем, шибко стараться нам нужно!
– Неужто всё так серьёзно, Иванович? – задумчиво спросил управляющий.
– Даже более, чем ты сейчас представляешь, – коротко бросил Андрей и пошёл к литейщикам.
Литейная артель была сразу же за механическим заводиком. И её главные мастера умельцы Фёдор с Зосимой громко распекали в пушечном участке. Зайдя со своей неизменной палочкой в огромный цех, представлявший по своей сути из себя огромный сарай, освещаемый внутри жировыми светильниками, Андрей чуть отошёл в тень и начал наблюдать за представлением.
Фёдор с Зосимой были прекрасными мастерами колокольных дел из Великого Новгорода. С огромным трудом удалось переманить их в усадьбу. Десятки, если не сотни больших и малых колоколов довелось им отлить за свою трудовую жизнь. Как говорится, собаку съели они в своём нелёгком и требующем особого мастерства деле. А тут появилось что-то новое, доселе неизведанное на Руси и теперь бросившее даровитым умельцам вызов.
Казалось бы, что колокол, что ствол пушки, технология похожая, только меняй состав компонентов литья да лей металл в своё удовольствие. Не тут-то было!
Если совсем упрощенно:
Перед тем, как отлить колокол, выкапывали в земле большую яму. Выкладывали там из кирпича здоровенную угловатую форму, по своим размерам близкую к будущему колоколу, и густо обмазывали её глиной. Это была внутренняя часть колокола. После основательной сушки и обмазки жиром на неё укладывалась особая смесь, состоявшая из частей воска, смолы, сала и прочих компонентов, это уже называлось кожухом. По глиняной огнеупорной трубе в специальное отверстие заливался затем раскалённый металл, заполнявший все полости и вытапливающий и выжигавший всё, что только могло гореть. Затем вся эта конструкция охлаждалась. Верхний глиняный кожух разбивался, и перед глазами оказывалась наружная форма колокола. Разумеется, потом была механическая обработка, шлифовка и прочее, но основное было сделано и оставалось, как говорится, пробовать звон.
С пушками же было сложнее. Требовалось отлить из металла, по сути, такую хитрую трубу, которая была бы достаточно длинной, с не слишком толстыми, но одновременно и не тонкими стенками. Выдерживала бы та труба огромное давление пороховых газов внутри себя, не разрываясь, и была бы она транспортируемая-перевозимая. Что толку-то от пушки, если ты её с места не сдвинешь? Весь этот баланс никак пока не удавалось мастерам соблюсти. Вот и ломали сейчас голову два умельца, попутно обзывая друг друга разными нехорошими словами. Что сделаешь, эмоциональные люди были эти мужики из задиристого и вечно драчливого Новгорода.
Привычного в «нашем» временем мата на Руси тогда не было, поэтому можно было услышать такие крепкие выражения как: «Наш хромой сивый мерин Федя даже хорошую да годную форму-то, как следует, слепить не может» или «Сдёргоумка неумелая наш любезный Зосима, только и думает сей странный муж как бы соседскую дебелую Акулину обрюхатить вместо того, чтобы ему о сложном литье думать.»
Много нового за эти десять минут узнал о своих мастерах Сотник, и, дабы не переросла та ожесточённая перепалка в традиционную рукопашную борьбу с членовредительством, решился-таки выйти из своего укромного места.
– Беседуете, уважаемые, – тихо, почти что сладким полушепотом и, глядя своими добрыми глазами на мастеров, молвил в звенящей тишине комбриг.
– Ага, – только и смог ответить Фёдор и икнул, глядя на Хозяина.
– Да вот, беседуем мы немного, ага, – подтвердил пришедший в себя Зосима и в смущении выковырял носком своей першни камешек из песка.
– Ну-ну, – усмехнулся Сотник, – Трудности, наверное, непонятности какие-то есть?
– Да какие там трудности! – махнул сокрушенно Зосим и показал большую холстину с начерченным на ней эскизом пушечного ствола.
А Фёдор в это время отпихнул в сторону остатки от своей литейной формы.
– Всё делаем, как и оговорено было. Выточенный соломенный стержень обмазываем густо глиной с салом. Потом делаем литейную форму, отливаем её, вставляем внутрь наш стержень и заливаем его металлом. Труба или, как вы говорите, ствол пушки готов. Но уже три этих ствола на испытаниях в клочья разнесло, мы ведь сами кажный раз там с оружейниками и войсковыми розмыслами приглядываем, а результат всё один, – и он кивнул туда, где лежали разорванные в клочья стволы.
Что характерно, основные разрушения были в начальной, так называемой, казённой части пушки. Сам же ствол, начиная с его середины, зачастую оставался цел, и тут в голове всплыло когда-то слушанное то ли на лекции, то ли в музее, из того посещаемого не в этом мире и к тому же не единожды.
– Казённик, казённая часть, ствол, избыточное давление, создаваемое при воспламенении пороха, зачастую разрывало стволы. Почему? А потому, что самое сильное ударное воздействие изнутри ствола пушка получала именно в его задней казённой части. Ведь по своей сути воспламенение пороха в пушке и есть ничто иное, как самый настоящий взрыв, которой как бы должен направлять своё созданное избыточное давление с газами, ядром и картечью к выходу. Но перед этим он постарается разрушить все то, что находится рядом с ним, а рядом с ним как раз и есть эти стенки казённой части ствола, – и, разъясняя всё это мастерам по-простому, Андрей видел, что его начинают понимать.
Как говорится, начальные представления о науке «сопромат» у людей здесь уже были. До всего тут, конечно, доходили каждодневным опытным путём, накапливая его по малой крупиночке и передавая его затем по наследству из поколения в поколение.
– Однако, если усиливать эту казённую часть, Иванович, – чесал голову в творческом азарте Фёдор, – То это её раза в полтора ведь делать ширше придётся, как горшок или греческая амфора Аристарха она получится и утяжелится чуть ли не вдвое тогда!
– И устойчивости никакой не будет у пушки, – кивнул, соглашаясь с другом, Зосим, – И так вон Лука Мефодьич с Гудымом намучились, прилаживая ствол на деревянную основу. А тут-то тогда как?
– Придётся привлекать кузнецов и механиков, – развёл руками Сотник, – Можно будет им выковывать казённую полую часть, словно внутренний такой вкладыш, и затем уже заливать её вам монолитно в сам ствол.
– Хмм. Ну почему бы и нет, – протянули мастера задумчиво, – Кованное-то, оно всегда гораздо крепче литого будет. А уж по остальному литому стволу не такой сильный удар придётся, чай выдержит при выстреле.
– Выдержит, – подтвердил Андрей, – Только работы кузнецам да механикам прибавится. Но да это того явно стоит. Ибо тут ещё не самый сильный состав пороха сейчас у нас. Скоро гранулировать его будем. Вот тогда и сила пушки в разы возрастёт.
– Как? Как грулировать? – с удивлением произнёс новое слово Зосим.
– Ааа, не берите в голову, – махнул рукой Андрей, – Пойду я к нашему главному кузнецу Никите и деду Кузьме в механический. Коли сами обратитесь, так они вас поленом от себя, пожалуй, погонят. У них у всех и так ведь своих дел невпроворот, а тут ещё такая забота подворачивается!
Помимо дел военных и оружейных усадьба жила и сугубо мирными заботами. Ранним апрельским утром в окно избы Сотника резко постучали.
– Кого ещё там окаянного в такую рань принесло?! – заворчал на печи дед Кузьма, тараща спросонья глаза.
Сотник накинул длинную верхнюю рубаху и «на трёх ногах» с клюшкой выскочил в сени.
– Велено доложить, господин майор, что рожает княгиня Анна, дежурным офицером приказано вас срочно известить! – затараторил посыльный из курсантов «второчков» школы.
– Ох, ёшкин кот! – пробило на пот Сотника, – За Агафьей с Елизаветой послали?
– Так точно, господин майор, уже прибыли в госпиталь, велели и вас звать! – доложился бойкий мальчишка.
– Ясно! Скажи, сейчас буду! – и Андрей начал споро собираться.
Как не ожидали такого события, но всё же нагрянуло оно как всегда неожиданно. Только вчера вот бодро гуляла княгиня Торопецкая Анна с супругом Давыдом Мстиславовичем у своего терема по дорожкам и сидела на скамеечке. Ничего не предвещало счастливого события, и вот на тебе!
Детки рождаются тогда, когда им Боженька подскажет, так что наше дело их с благодарностью принимать! Вот и ковылял, пыхтя, Сотник в госпиталь. Быстрее, быстрее, глядишь, помощь какая нужна будет!
– Нет, нет, нет, Иванович! – строго встала перед дверью в палату тётка Агафья, – Не мужское это дело бабам роды принимать. Чай не впервой-то нам. Уже сколько сотен малышей через мои руки прошли! Справимся, с Божьей помощью глядишь. Ты, если что, вон отца пока поддержи, – и кивнула на бледного князя, – Места себе не находит, мается всё вон сердешный, а у нас всё ладно там, – и захлопнула перед самым носом Андрея дверь.