Но этого конечно было мало для требующего пищу и восстанавливающегося от ран организма взрослых мужиков.
У покосившегося забора, с улицы, показалась Агафья, что с утра ходила что-нибудь раздобыть на ужин. Мастеровые с надеждой вглядывались в её лицо. И таяла она, видя чёрные круги под глазами и тоску в глазах поникшей лекарши.
–Заходите в дом ребята, берегите силы, хватит вам на сегодня уже тут толочься. Зря я сегодня сходила. Бояться помогать нам погостные после того как эти нехристи покалечили промысловика Родьку, что с его женой Мироньей помогали нам хоть как то держаться. Даже и не знаю, как нам теперь быть дальше.
Уныние и тоска повисли в землянке.
На ужин была мутная похлёбка из вываренных до кашицы старых рыбьих голов. Да по малой канопке разведённого с кипятком козьего молока.
И уже пораньше, чтобы не тратить силы, все забылись в тяжёлом и мрачном сне.
–Увели, увели! Конец нам! Разбудил с серым рассветом истошный крик Агафьи.
Все вскочили, сполошно хватаясь за топоры и копья.
–Что случилось там, объясни толком!? – закричал Осип.
–Травку из сарая увели ночью и хохлаток утащили, теперь уж точно помирать будем – осела на земляной пол знахарка.
Всё!
–Ну что ребяты, помирать всё равно, однако, придётся!
– Так может пока силы ещё есть, хоть одного из Жердяевой шайки на тот свет с собой заберём?– проговорил Ивор и, шипя сквозь зубы начал подниматься с полатей.
–Дайте ка мне ещё какое копьё или сулицу, хоть опираться будет на что!– и он потянулся, шатаясь да подволакивая ногу к выходу.
Через несколько минут страшные в своём отчаянье мастеровые затащились на обширный постоялый двор. В двери мелькнула, чья то голова и уже через мгновение напротив них стояли хозяин со старшим сыном, да те звероватого вида страхолюдины, что были у него за вышибал и ещё каких то там тёмных дел.
В руках каждого было по секире, хозяин же и вовсе выскочил с мечом «на голо» и уверенно, с презрением смотрел с крыльца на доходяг.
–Что, припёрлись мой двор марать «кабыздохи шелудивые»?! Или напугать своими палками кого хотели? Да я сейчас прикажу, и вас тут же на куски порубят!
–Отдай ворованное Жердей! – твердо глядя хозяину подворья в глаза, отчеканил Ивор.
Он с трудом держался на ногах, но было видно, что несмотря на это, настроен очень решительно.
–Для кого Жердей, а для кого Хозяин! И не вам псы меня в воровстве обвинять! – процедил тот сквозь зубы. За этот навет можно и жизни лишиться!
Во дворе повисла тяжкая пауза и все сжали своё оружие в руках.
–Прокляну тебя и весь род твой. Ни одна баба разродиться не сможет! Сгинете все злыдни! Ты меня знаешь Жердей! – и на подворье с улицы выступила Агафья.
Это были сильные слова, да и Агафью тут все знали. Детишек принимала у рожениц только она. Опять же с хворобой или увечьем каким все к ней шли. А уж про заговоры и обереги от таинственных сил, о том вообще лучше было не говорить и даже не думать вовсе.
Поэтому Жердей прикинул, переступил нехотя с ноги на ногу и выцедил: Я тебя десять раз уже говорил Агафья, выгони вон этих пришлых от себя! Ты же хозяйка в своём доме. И пусть они сдохнут на улице, никто тебе даже слова упрёка не скажет. Чужие они для всех тут!
А козу и курочек мы вернём и покупать всё, да кормится, сможешь как раньше, с голоду у себя там не чахнув. А я тебе ещё и крупицы какой подвезу глядишь.
–Не нужно мне от тебя крупицы Жердей. Моё отдай! А выгнать раненых на смерть последнее дело, никак не можно так, не по христиански это!
И во что же ты превратился Жерик? Я же тебя сама вот этими вот самыми руками принимала у матушки – и она грустно покачала головой.
–Укорять она меня будет!– зарычал хозяин двора.
Помолчал и подумал.
–Хрен с тобой знахарка, забирайте свою скотину и проваливайте с моего двора!
–Всё равно вам уже недолго осталось. Скоро все ноги протяните, как последнее копыто у своей козы догрызёте – и, сплюнув себе под ноги, ушёл в постоялую избу.
По речному зимнику.
Ходко идёт торговый караван Путяты Селяновича по речному зимнику. Более пяти десятков саней в нём. Легко идти такой силой! Одной только охраны в нём, кроме купца и двух приказчиков – полный десяток.
А тут ещё на трёх конях с заводными бывалые ветераны скачут. Не поскупился для боевых товарищей купец. Отменных коней им выбрал!
Вот и гарцуют они в головном дозоре впереди саней. Видно молодость свою вспомнили, да походы свои лихие и битвы со степняками половецкими. Никакая разбойничья ватага такому каравану не страшна! Да и встречные норовили скорее в сторону свернуть, только издали завидев длинную змею санного поезда.
А ещё звон стоял на версты вокруг. То били колокола и колокольчики, на конских хомутах да дугах предупреждая всех вокруг: Идёт сильный купеческий караван, уйди с дороги, оставь худую мысль! На всех сил хватит у купца Первой ивановской сотни, лучше не связывайтесь!
И гасли алчные огоньки в лесных разбойных засидках. Не по зубам такая добыча!
Но всё равно на стороже были охранные, сжимая в руках оружие и зорко оглядывая окрестности. Береженого Бог бережет!
Митяй сидел через пару саней от головных с Путятой. Успел он уже рано повзрослеть и пролить свою кровь, да забрать чужие жизни в бою. Ко всему он теперь относился с полной серьёзностью и не было уже в его глазах той детской безмятежности, что совсем недавно светилась при виде лесных красот или того же северного сияния, что разводило яркими красками небо с северной стороны.
Стооой! Привал!
–Уже небо «пазорями» играет ярко, видать к ясной погоде с морозами.
В круг сани ставьте на этой поляне! – отдал распоряжение купец.
И уже через полчаса весь караван был составлен в круг, а внутри пылали костры с булькающими на них огромными котлами.
Каждый знал работу в отлаженном механизме Путяты. Кому дрова рубить и готовить на ночь. Кому готовить кулеш из баранины с пшеничной крупой. А кто за взвар травяной был в ответе.
С десяток обозных ухаживали за лошадьми, тщательно обтирая и счищая их от пота и снега. Подкладывали сено и оглядывали всем копыта и упряжь. Приказчики с самим купцом осматривали сани и груз. Всё ли правильно уложено, не сбилось ли чего в пути?
Охрану тут никто не донимал и не заставлял заниматься по хозяйству. У них дело очень важное было. Нужно не допустить врага до обоза! Выследить, упредить, коли появится такой на расстоянии и встретить уже оружно, если ближе подойти захочет.
Поэтому пятёрка самых опытных лыжников лесовиков ушла прочесать ближайшие окрестности. Старший же охраны, десятник Филипп распределял дозоры на ночь, да вслушивался в зимнее безмолвие леса. Битый и тёртый был десятский. Много он своих боевых товарищей потерял на длинных снежных дорогах севера, в пыльных степях присурожья, да на пенных, солёных вёрстах водного пути.
Не верил он безмолвию леса. Знал, как неслышно оттуда выползает с наточенными кинжалами смерть. Поэтому и сам не расслаблялся, да и другим не давал.
–Битый волчара! – уважительно кивнул на него всегда ворчливый Варун. Вон аж воздух нюхает, да будто его на вкус пробует. Учись Митяй! Хороший «охранный» купца и дружинному то не всякому уступит. У каждого свои хитрости есть в своём деле!
–То да…крякнул Климент, подтверждая слова друга и помешивая мясное варево в котле.
–Ночь будем делить так: первым в дозоре как обычно Митяй, затем тебе Варун быть. Ну а собачью, сонную вахту, уже мы на сегодня с Филатом возьмём.
Дядька Климент! Ну что я как маленький, в какой раз в «первую» стою! Мне ведь совсем спать не хочется под утро, я это специально уже проверял.
–Ты помолчи щеня! Старших перебивать! – взрыкнулВарун.
–Бывалым себя уже посчитал, чужую кровь взяв?
–Ночами спать перестал, силы не набирая сном? В войнушку уже заигрался!– и зло оскалился.
Митяй вскочил и склонил голову. Такого нагоняя он не ожидал и стоял на вытяжку перед костром с ветераном багровея пунцовым лицом.
–Виноват я дядьки. Прощения прошу. Не с озорства я, себя хотел просто проверить, смогу ли как вы вот так не спать перед рассветом и всё вокруг чуять и – ещё ниже опустил голову.
–Ну ладно-ладно Варун, понял он уже – тихо проговорил дядька Филат – Ну мальчишка ж ещё, себя вспомни мальцом. Жизнь ещё научит…
–Жизнь учит стрелой калёной, да клинком заточенным! То не хуже меня знаете – опять бросил сквозь зубы ворчун.
–Забыли, как вас пороли в детских, когда в дозоре наставника проморгали? Так что лечь на спину целую седьмицу потом не могли, всё пупок давили. Лучше пусть он от меня получит, чем ему литвин глотку от уха до уха вскроет! И резко поднявшись, зашагал к своим лошадям.
–Садись Митяй, не обижайся ты на него, он по своему тебя любит, и сохранить хочет. Как не сумел сохранить обоих своих сыновей в том давнем походе на Сумь. Вот всё себя с тех пор корит ну и другим спуску не даёт. А когда то ведь весёлый был да шибко говорливый.
–Да я понял. Сам во всём виноват. Помалкивал бы, не влетело бы за дело !-и Митяй сел на брёвнышко глядя в пламя костра.
Вот так вот сидячи и глядя в него всю ночь можно просидеть. Так завораживать может только огонь, на который вот так же вот смотрели испокон веков предки.
Вернулись дозорные лыжники. В округе на десять стрелищ всё было спокойно. Кроме звериных, никаких более следов не нашли. Только в одном месте у реки, как будто бы волока шла. Словно следы кто – то скрыть хотел.
Но, то старый след был. С тех пор, дня три уже точно прошло. Ибо всё вокруг последним снегопадом присыпало, а он то снежок уж как раз около того времени как раз и сыпал.
Однако охрана не расслаблялась и службу свою несла как следует.
На седьмой день пути обоз сделал дневку в устье Ямницы и к усадьбы Сотника пошли пятью санями да с одной ветеранской сторожей.
Сердце Мити громко бухало. Вот-вот скоро откроется до боли знакомый поворот, за впадающей в главное русло Дубницей, и он будет дома. С тяяятей!
И уже издалека, глаза увидели одинокую фигуру на обрыве, у ног которой крутился и радостно подпрыгивал Волчок.
Он дома!
Дома.
Ветераны первые подскочили к своему командиру. Осадили коней да обнялись крепко все вчетвером.
–Здорово сотенный!
– Здорова ребята!
Вот и пришли, не отсидишься теперь как медведь в лесной берлоге! – и все дружно рассмеялись. Подскочил Путята, обнялся с другом крепко.
У покосившегося забора, с улицы, показалась Агафья, что с утра ходила что-нибудь раздобыть на ужин. Мастеровые с надеждой вглядывались в её лицо. И таяла она, видя чёрные круги под глазами и тоску в глазах поникшей лекарши.
–Заходите в дом ребята, берегите силы, хватит вам на сегодня уже тут толочься. Зря я сегодня сходила. Бояться помогать нам погостные после того как эти нехристи покалечили промысловика Родьку, что с его женой Мироньей помогали нам хоть как то держаться. Даже и не знаю, как нам теперь быть дальше.
Уныние и тоска повисли в землянке.
На ужин была мутная похлёбка из вываренных до кашицы старых рыбьих голов. Да по малой канопке разведённого с кипятком козьего молока.
И уже пораньше, чтобы не тратить силы, все забылись в тяжёлом и мрачном сне.
–Увели, увели! Конец нам! Разбудил с серым рассветом истошный крик Агафьи.
Все вскочили, сполошно хватаясь за топоры и копья.
–Что случилось там, объясни толком!? – закричал Осип.
–Травку из сарая увели ночью и хохлаток утащили, теперь уж точно помирать будем – осела на земляной пол знахарка.
Всё!
–Ну что ребяты, помирать всё равно, однако, придётся!
– Так может пока силы ещё есть, хоть одного из Жердяевой шайки на тот свет с собой заберём?– проговорил Ивор и, шипя сквозь зубы начал подниматься с полатей.
–Дайте ка мне ещё какое копьё или сулицу, хоть опираться будет на что!– и он потянулся, шатаясь да подволакивая ногу к выходу.
Через несколько минут страшные в своём отчаянье мастеровые затащились на обширный постоялый двор. В двери мелькнула, чья то голова и уже через мгновение напротив них стояли хозяин со старшим сыном, да те звероватого вида страхолюдины, что были у него за вышибал и ещё каких то там тёмных дел.
В руках каждого было по секире, хозяин же и вовсе выскочил с мечом «на голо» и уверенно, с презрением смотрел с крыльца на доходяг.
–Что, припёрлись мой двор марать «кабыздохи шелудивые»?! Или напугать своими палками кого хотели? Да я сейчас прикажу, и вас тут же на куски порубят!
–Отдай ворованное Жердей! – твердо глядя хозяину подворья в глаза, отчеканил Ивор.
Он с трудом держался на ногах, но было видно, что несмотря на это, настроен очень решительно.
–Для кого Жердей, а для кого Хозяин! И не вам псы меня в воровстве обвинять! – процедил тот сквозь зубы. За этот навет можно и жизни лишиться!
Во дворе повисла тяжкая пауза и все сжали своё оружие в руках.
–Прокляну тебя и весь род твой. Ни одна баба разродиться не сможет! Сгинете все злыдни! Ты меня знаешь Жердей! – и на подворье с улицы выступила Агафья.
Это были сильные слова, да и Агафью тут все знали. Детишек принимала у рожениц только она. Опять же с хворобой или увечьем каким все к ней шли. А уж про заговоры и обереги от таинственных сил, о том вообще лучше было не говорить и даже не думать вовсе.
Поэтому Жердей прикинул, переступил нехотя с ноги на ногу и выцедил: Я тебя десять раз уже говорил Агафья, выгони вон этих пришлых от себя! Ты же хозяйка в своём доме. И пусть они сдохнут на улице, никто тебе даже слова упрёка не скажет. Чужие они для всех тут!
А козу и курочек мы вернём и покупать всё, да кормится, сможешь как раньше, с голоду у себя там не чахнув. А я тебе ещё и крупицы какой подвезу глядишь.
–Не нужно мне от тебя крупицы Жердей. Моё отдай! А выгнать раненых на смерть последнее дело, никак не можно так, не по христиански это!
И во что же ты превратился Жерик? Я же тебя сама вот этими вот самыми руками принимала у матушки – и она грустно покачала головой.
–Укорять она меня будет!– зарычал хозяин двора.
Помолчал и подумал.
–Хрен с тобой знахарка, забирайте свою скотину и проваливайте с моего двора!
–Всё равно вам уже недолго осталось. Скоро все ноги протяните, как последнее копыто у своей козы догрызёте – и, сплюнув себе под ноги, ушёл в постоялую избу.
По речному зимнику.
Ходко идёт торговый караван Путяты Селяновича по речному зимнику. Более пяти десятков саней в нём. Легко идти такой силой! Одной только охраны в нём, кроме купца и двух приказчиков – полный десяток.
А тут ещё на трёх конях с заводными бывалые ветераны скачут. Не поскупился для боевых товарищей купец. Отменных коней им выбрал!
Вот и гарцуют они в головном дозоре впереди саней. Видно молодость свою вспомнили, да походы свои лихие и битвы со степняками половецкими. Никакая разбойничья ватага такому каравану не страшна! Да и встречные норовили скорее в сторону свернуть, только издали завидев длинную змею санного поезда.
А ещё звон стоял на версты вокруг. То били колокола и колокольчики, на конских хомутах да дугах предупреждая всех вокруг: Идёт сильный купеческий караван, уйди с дороги, оставь худую мысль! На всех сил хватит у купца Первой ивановской сотни, лучше не связывайтесь!
И гасли алчные огоньки в лесных разбойных засидках. Не по зубам такая добыча!
Но всё равно на стороже были охранные, сжимая в руках оружие и зорко оглядывая окрестности. Береженого Бог бережет!
Митяй сидел через пару саней от головных с Путятой. Успел он уже рано повзрослеть и пролить свою кровь, да забрать чужие жизни в бою. Ко всему он теперь относился с полной серьёзностью и не было уже в его глазах той детской безмятежности, что совсем недавно светилась при виде лесных красот или того же северного сияния, что разводило яркими красками небо с северной стороны.
Стооой! Привал!
–Уже небо «пазорями» играет ярко, видать к ясной погоде с морозами.
В круг сани ставьте на этой поляне! – отдал распоряжение купец.
И уже через полчаса весь караван был составлен в круг, а внутри пылали костры с булькающими на них огромными котлами.
Каждый знал работу в отлаженном механизме Путяты. Кому дрова рубить и готовить на ночь. Кому готовить кулеш из баранины с пшеничной крупой. А кто за взвар травяной был в ответе.
С десяток обозных ухаживали за лошадьми, тщательно обтирая и счищая их от пота и снега. Подкладывали сено и оглядывали всем копыта и упряжь. Приказчики с самим купцом осматривали сани и груз. Всё ли правильно уложено, не сбилось ли чего в пути?
Охрану тут никто не донимал и не заставлял заниматься по хозяйству. У них дело очень важное было. Нужно не допустить врага до обоза! Выследить, упредить, коли появится такой на расстоянии и встретить уже оружно, если ближе подойти захочет.
Поэтому пятёрка самых опытных лыжников лесовиков ушла прочесать ближайшие окрестности. Старший же охраны, десятник Филипп распределял дозоры на ночь, да вслушивался в зимнее безмолвие леса. Битый и тёртый был десятский. Много он своих боевых товарищей потерял на длинных снежных дорогах севера, в пыльных степях присурожья, да на пенных, солёных вёрстах водного пути.
Не верил он безмолвию леса. Знал, как неслышно оттуда выползает с наточенными кинжалами смерть. Поэтому и сам не расслаблялся, да и другим не давал.
–Битый волчара! – уважительно кивнул на него всегда ворчливый Варун. Вон аж воздух нюхает, да будто его на вкус пробует. Учись Митяй! Хороший «охранный» купца и дружинному то не всякому уступит. У каждого свои хитрости есть в своём деле!
–То да…крякнул Климент, подтверждая слова друга и помешивая мясное варево в котле.
–Ночь будем делить так: первым в дозоре как обычно Митяй, затем тебе Варун быть. Ну а собачью, сонную вахту, уже мы на сегодня с Филатом возьмём.
Дядька Климент! Ну что я как маленький, в какой раз в «первую» стою! Мне ведь совсем спать не хочется под утро, я это специально уже проверял.
–Ты помолчи щеня! Старших перебивать! – взрыкнулВарун.
–Бывалым себя уже посчитал, чужую кровь взяв?
–Ночами спать перестал, силы не набирая сном? В войнушку уже заигрался!– и зло оскалился.
Митяй вскочил и склонил голову. Такого нагоняя он не ожидал и стоял на вытяжку перед костром с ветераном багровея пунцовым лицом.
–Виноват я дядьки. Прощения прошу. Не с озорства я, себя хотел просто проверить, смогу ли как вы вот так не спать перед рассветом и всё вокруг чуять и – ещё ниже опустил голову.
–Ну ладно-ладно Варун, понял он уже – тихо проговорил дядька Филат – Ну мальчишка ж ещё, себя вспомни мальцом. Жизнь ещё научит…
–Жизнь учит стрелой калёной, да клинком заточенным! То не хуже меня знаете – опять бросил сквозь зубы ворчун.
–Забыли, как вас пороли в детских, когда в дозоре наставника проморгали? Так что лечь на спину целую седьмицу потом не могли, всё пупок давили. Лучше пусть он от меня получит, чем ему литвин глотку от уха до уха вскроет! И резко поднявшись, зашагал к своим лошадям.
–Садись Митяй, не обижайся ты на него, он по своему тебя любит, и сохранить хочет. Как не сумел сохранить обоих своих сыновей в том давнем походе на Сумь. Вот всё себя с тех пор корит ну и другим спуску не даёт. А когда то ведь весёлый был да шибко говорливый.
–Да я понял. Сам во всём виноват. Помалкивал бы, не влетело бы за дело !-и Митяй сел на брёвнышко глядя в пламя костра.
Вот так вот сидячи и глядя в него всю ночь можно просидеть. Так завораживать может только огонь, на который вот так же вот смотрели испокон веков предки.
Вернулись дозорные лыжники. В округе на десять стрелищ всё было спокойно. Кроме звериных, никаких более следов не нашли. Только в одном месте у реки, как будто бы волока шла. Словно следы кто – то скрыть хотел.
Но, то старый след был. С тех пор, дня три уже точно прошло. Ибо всё вокруг последним снегопадом присыпало, а он то снежок уж как раз около того времени как раз и сыпал.
Однако охрана не расслаблялась и службу свою несла как следует.
На седьмой день пути обоз сделал дневку в устье Ямницы и к усадьбы Сотника пошли пятью санями да с одной ветеранской сторожей.
Сердце Мити громко бухало. Вот-вот скоро откроется до боли знакомый поворот, за впадающей в главное русло Дубницей, и он будет дома. С тяяятей!
И уже издалека, глаза увидели одинокую фигуру на обрыве, у ног которой крутился и радостно подпрыгивал Волчок.
Он дома!
Дома.
Ветераны первые подскочили к своему командиру. Осадили коней да обнялись крепко все вчетвером.
–Здорово сотенный!
– Здорова ребята!
Вот и пришли, не отсидишься теперь как медведь в лесной берлоге! – и все дружно рассмеялись. Подскочил Путята, обнялся с другом крепко.