– Что может случиться? – спросил Пирамидов, невольно ощущая шепот интуиции.
– У меня нет ответа, – сказал Ванзаров. – Полагаю, нечто очень серьезное, имеющее последствия. Обилие странных событий напоминает блеф карточного шулера, который отводит глаза, чтобы выкинуть туза с десяткой. Когда несколько фактов не связаны между собой, с точки зрения логики надо искать другой пункт их сопряжения.
Полковник не знал, что ответить. Эта мысль посещала и его, но за главным делом, поиском машины страха, казалась малосущественной. К тому же донесения, которые охранка получала от разных агентов, указывали, что серьезных актов господа революционеры не планируют. Так, обычная мелочь: перевозка нелегальных газет и запрещенных книг.
– У вашей логики нет ответа, и у меня не имеется, – сказал Пирамидов. – Будем считать, что его нет вовсе. Нужно найти убийцу Квицинского, а там разберемся… Что намерены предпринять?
– Познакомлюсь с доктором Охчинским, – сказал Ванзаров. – Позвольте вопрос, господин полковник?
Ему и так было позволено слишком много. Чего уж стесняться. Пирамидов только рукой махнул.
– Среди ваших агентов есть некто под кличкой Морфей?
Имена всех агентов полковник наизусть не помнил, но был уверен: такого не имеется. Не хватало, чтобы агенты называли себя именами древнегреческих богов. Не велика честь…
– Прошу простить, у Квицинского был агент в петербургском медиумическом кружке, руководит господин Стано. Могу узнать его агентурную кличку?
Только исключительная ситуация заставила Пирамидова подойти к сейфу, где хранились самые важные документы, и полистать папку с докладными записками своего помощника.
– У Квицинского не было агента в этом кружке, – ответил он, запирая железную дверь. – Во всяком случае, в его докладах такой не фигурирует.
– Фамилию Сташевский упоминал? – не унимался Ванзаров.
– Не припомню. А кто это?
– Близкий знакомый Крашевской…
Полковник был уверен, что все контакты упрямой польки ему известны и давно. Сообщать об этом не следовало.
– Вам откуда известно? – только спросил он.
– Неделю назад случайно видел, как этот господин стремительно покинул квартиру Крашевской по черной лестнице. Правда, одет был, как фабричный…
– Обознались, – обрубил полковник ненужные обсуждения.
Под конец он просил сообщать о любых событиях в любое время суток. Главное: искать убийцу, а не точку применения логики.
Выйдя из охранки, Ванзаров пожалел, что не задал еще один вопрос: «Ничего не забыли сообщить об арестованной Крашевской или ее внезапном прозрении?»
Вопрос был заранее обречен: молчать полковник умел.
63
Угол рек Мойки и Пряжки, 1
Заплатив штраф и отсидев менее полусуток, арестант получил свободу. Пристав отпустил его без лишних уговоров. Поймав извозчика, Ванзаров посадил Почтового рядом с собой и по дороге подробно спрашивал, как выглядит Морфей и о его привычках. Бывший филер описывал не слишком точно: среднего роста, менее сорока лет, говорит тихо и пугающе, как будто колдует. При встречах Почтовому всегда хотелось поскорее отделаться. Платил исправно…
Переехав через Банный мост на Матисов остров, Ванзаров остановил пролетку, и они сошли. Почтовому были даны инструкции: как только появится Морфей, разговор не затягивать, вести себя обычно. Доложить, что попал в участок из-за скандала в трактире, поэтому наблюдения за объектом не вел. Бывший филер обещал исполнить в точности. Ванзаров отпустил его. Невзрачная фигура удалялась, размываясь в сумерках.
Почтовый добрался до Матисова моста, у которого соединялись две речки, и принялся топтаться.
Морфей выбрал толковое место встречи: кругом открытое пространство, сам может наблюдать из окон больницы, оставаясь незамеченным. Ванзаров прикрывался углом дома, за которым начинался пустырь, упиравшийся в забор больницы Св. Николая Чудотворца. Почтовый маячил вдалеке смутной тенью.
Подошло назначенное время. Мимо пробежала женщина с корзинкой, несколько случайных прохожих. К Почтовому никто не подошел.
Ванзаров взглянул на часы: Морфей опаздывал уже на четверть часа. Что-то заподозрил или настолько умен, что заметил, как Почтовый приехал вместе с объектом слежки, что было бы совсем скверно.
Выждав еще пятнадцать минут, Почтовый оглянулся по сторонам и побрел назад. Он проскочил мимо ворот больницы и подошел к Ванзарову:
– Простите, Родион Георгиевич, не будет Морфея, – сказал Почтовый, шмыгая носом. – Что-то пронюхал.
– Пойдете со мной, – сказал Ванзаров, отгибая назад воротник пальто, которым прикрывался от ветра.
Почтовый насторожился.
– Это куда же прикажете?
– В больницу. Будем его опознавать.
– Нет уж, увольте! – плаксиво пробурчал Почтовый. – Вы его допросите и отпустите. А меня потом прирежут… Он страшный человек… Пожалейте, я ведь вам ничего дурного не сделал.
Спорить Ванзаров не собирался. Подхватил филера, потащил за собой. Почтовый стонал, молил о пощаде, но поддавался силе, которой мало кто мог противостоять. Хватка у чиновника сыска была стальная, как сама смерть.
Около ворот Почтовый вдруг резко повернулся и спрятал лицо за спину Ванзарова.
– Вон он! Вон стоит…
У дверей стоял господин среднего роста, с накинутым на плечи пальто. Он безмятежно курил папиросу, пуская дым в ночное небо.
– Это Морфей? – спросил Ванзаров, разглядывая доктора.
– Он это. Он… Точно… Умоляю, Родион Георгиевич… Отпустите…
Поведение Морфея было исключительно мирным, как будто, забыв о назначенной встрече, наслаждался вечерним покоем. Прежде чем отпустить филера, Ванзаров спросил, где тот обитает. Почтовый проживал на Тележной улице в доходном доме, обещался быть по первому зову. И еще просил не держать на него зла: надо же как-то на корку хлеба зарабатывать.
…Папироса доктора догорела. Он подул на тлевший огонек и бросил гильзу подальше в клумбу, сыревшую черной землей. Перед ним, откуда ни возьмись, появился господин и вежливо приподнял шляпу.
– Прошу простить, не подскажете, где могу видеть доктора Охчинского?
Незнакомца смерили оценивающим взглядом.
– Ординатора Охчинского.
– Простите, не знал, – сказал Ванзаров, вежливо склонив голову.
Морфей оказался доктором Охчинским. Редкая удача. В сыске – практически невероятная. Иногда может повезти, не все же время вращать тугие жернова логики. Ванзаров не стал ловить удачу за хвост, то есть крутить доктору руку и вести в сыскную, до которой было не так уж далеко. Сила нужна, когда для разговора не остается шанса.
– Что вам угодно? – спросил доктор, внимательно разглядывая лицо врага, чем демонстрировал отменное спокойствие и выдержку.
– Ванзаров, сыскная полиция. Требуется задать несколько вопросов.
Охчинский плотнее закрылся пальто.
– Раз необходимо, прошу в мой кабинет.
Он был так любезен, что открыл перед Ванзаровым дверь в больницу.
Кабинет доктора располагался на втором этаже. Поднимаясь за ним, Ванзаров подумал, что где-то здесь содержат двух женщин, которых нельзя допросить. Во всяком случае, к мадам Иртемьевой приближаться ему запрещено, а Муртазина еще не вышла из каталепсии. Во всяком случае, у пристава Вильчевского на этот счет известий не было.
Кабинет доктора оказался смотровой комнатой с больничной кушеткой и стеклянным шкафчиком с лекарствами. Стол был переделанной конторкой, у которой спилили кусок ножек, чтобы можно были писать сидя. Гостю были предложены вешалка для пальто и стул.
– Чем могу помочь сыскной полиции?
Охчинский говорил тихим, мягким голосом. Лицо его казалось уставшим и посеревшим, а сам он не походил на злодея, который жаждет свести счеты с чиновником сыска. Психиатры обманчивы.
– Я занимаюсь розыском по убийству господина Квицинского, сотрудника охранного отделения, – сразу начал Ванзаров с главного. – Три дня назад, вечером 28 октября, его утопили в Екатерининском канале. До этого Квицинский договорился с вами о сеансе гипноза над мадемуазель Крашевской, которую содержат в крепости. Сеанс провели вчера, на нем Крашевская сообщила, что в моей квартире спрятано нечто важное.
Доктор выслушал так, будто ему прочитали распоряжение градоначальника из газеты «Санкт-Петербургские ведомости», до которого никому нет дела.
– Это все, что желаете узнать?
– Почти, – ответил Ванзаров. – Мне крайне интересно, по какой причине наняли бывшего филера Почтового следить за мной и как это связано с происходящими событиями, о которых вам наверняка известно. Вы же ученик профессора Тихомирова?
– Понимаю ваш интерес, понимаю, – сказал Охчинский так печально, будто приговаривал себя к каторге. – Конечно, я все расскажу и отвечу на все вопросы… Это так странно, что я сам не до конца понимаю происходящие события… Поверьте мне, ничего не скрою… Только не будете возражать, если заодно перекусим чаем с бутербродами? День сегодня выдался тяжелый…
Кажется, доктор не собирался бежать через окно. Ванзаров не возражал. Охчинский позвонил в колокольчик. В кабинет заглянула пожилая сестра милосердия.
– Клавдия Митрофановна, не затруднит принести нам с господином Ванзаровым чаю с закуской? – попросил он.
Сестра обещала принести с кухни сию минуту, самовар уже готов. И действительно, вернулась с подносом так быстро, как не подают в хорошем трактире. Ванзаров взглянул на тарелку и проглотил голодную слюну. Бутерброды с колбасой, нарезанной щедрыми кусками, казались аппетитными, как в детстве, возбуждая желание впиться в них зубами. От чая пахло травяным сбором, что для больницы естественно. Доктор пригласил угощаться, сам взял чашку и бутерброд, откусил и принялся жевать, чавкая и сопя. Допрос с бутербродами был несколько необычен, но, учитывая место и подозреваемого, можно было считать нормальным. Ванзаров поддался искушению, отхлебнул ароматный настой и принялся за бутерброд.
– Признаться, давно ждал, что придете ко мне с расспросами, – проговорил Охчинский с набитым ртом. – История эта столь странная, что не знаю, как к ней и подступиться. Боюсь, не поверите, если начну рассказывать, как было на самом деле. Честное слово, не поверите, Родион Георгиевич…
– Начните, там видно будет. – Ванзаров бесстыдно наслаждался вкусом бутерброда.
– Конечно, конечно, теперь уже скрывать нечего, – отвечал доктор, отставляя чашку и стряхивая крошки с пальцев. – Так вы, значит, сыщик?
– Служу в сыскной полиции, – ответил Ванзаров, ощущая, как нега наполняет его тело и душу, отчего хочется закрыть глаза и предаться покою. Как он устал…
– Это хорошо… Расследуете убийство Квитнянского?
– Квицинского, – поправил Ванзаров.
– У меня нет ответа, – сказал Ванзаров. – Полагаю, нечто очень серьезное, имеющее последствия. Обилие странных событий напоминает блеф карточного шулера, который отводит глаза, чтобы выкинуть туза с десяткой. Когда несколько фактов не связаны между собой, с точки зрения логики надо искать другой пункт их сопряжения.
Полковник не знал, что ответить. Эта мысль посещала и его, но за главным делом, поиском машины страха, казалась малосущественной. К тому же донесения, которые охранка получала от разных агентов, указывали, что серьезных актов господа революционеры не планируют. Так, обычная мелочь: перевозка нелегальных газет и запрещенных книг.
– У вашей логики нет ответа, и у меня не имеется, – сказал Пирамидов. – Будем считать, что его нет вовсе. Нужно найти убийцу Квицинского, а там разберемся… Что намерены предпринять?
– Познакомлюсь с доктором Охчинским, – сказал Ванзаров. – Позвольте вопрос, господин полковник?
Ему и так было позволено слишком много. Чего уж стесняться. Пирамидов только рукой махнул.
– Среди ваших агентов есть некто под кличкой Морфей?
Имена всех агентов полковник наизусть не помнил, но был уверен: такого не имеется. Не хватало, чтобы агенты называли себя именами древнегреческих богов. Не велика честь…
– Прошу простить, у Квицинского был агент в петербургском медиумическом кружке, руководит господин Стано. Могу узнать его агентурную кличку?
Только исключительная ситуация заставила Пирамидова подойти к сейфу, где хранились самые важные документы, и полистать папку с докладными записками своего помощника.
– У Квицинского не было агента в этом кружке, – ответил он, запирая железную дверь. – Во всяком случае, в его докладах такой не фигурирует.
– Фамилию Сташевский упоминал? – не унимался Ванзаров.
– Не припомню. А кто это?
– Близкий знакомый Крашевской…
Полковник был уверен, что все контакты упрямой польки ему известны и давно. Сообщать об этом не следовало.
– Вам откуда известно? – только спросил он.
– Неделю назад случайно видел, как этот господин стремительно покинул квартиру Крашевской по черной лестнице. Правда, одет был, как фабричный…
– Обознались, – обрубил полковник ненужные обсуждения.
Под конец он просил сообщать о любых событиях в любое время суток. Главное: искать убийцу, а не точку применения логики.
Выйдя из охранки, Ванзаров пожалел, что не задал еще один вопрос: «Ничего не забыли сообщить об арестованной Крашевской или ее внезапном прозрении?»
Вопрос был заранее обречен: молчать полковник умел.
63
Угол рек Мойки и Пряжки, 1
Заплатив штраф и отсидев менее полусуток, арестант получил свободу. Пристав отпустил его без лишних уговоров. Поймав извозчика, Ванзаров посадил Почтового рядом с собой и по дороге подробно спрашивал, как выглядит Морфей и о его привычках. Бывший филер описывал не слишком точно: среднего роста, менее сорока лет, говорит тихо и пугающе, как будто колдует. При встречах Почтовому всегда хотелось поскорее отделаться. Платил исправно…
Переехав через Банный мост на Матисов остров, Ванзаров остановил пролетку, и они сошли. Почтовому были даны инструкции: как только появится Морфей, разговор не затягивать, вести себя обычно. Доложить, что попал в участок из-за скандала в трактире, поэтому наблюдения за объектом не вел. Бывший филер обещал исполнить в точности. Ванзаров отпустил его. Невзрачная фигура удалялась, размываясь в сумерках.
Почтовый добрался до Матисова моста, у которого соединялись две речки, и принялся топтаться.
Морфей выбрал толковое место встречи: кругом открытое пространство, сам может наблюдать из окон больницы, оставаясь незамеченным. Ванзаров прикрывался углом дома, за которым начинался пустырь, упиравшийся в забор больницы Св. Николая Чудотворца. Почтовый маячил вдалеке смутной тенью.
Подошло назначенное время. Мимо пробежала женщина с корзинкой, несколько случайных прохожих. К Почтовому никто не подошел.
Ванзаров взглянул на часы: Морфей опаздывал уже на четверть часа. Что-то заподозрил или настолько умен, что заметил, как Почтовый приехал вместе с объектом слежки, что было бы совсем скверно.
Выждав еще пятнадцать минут, Почтовый оглянулся по сторонам и побрел назад. Он проскочил мимо ворот больницы и подошел к Ванзарову:
– Простите, Родион Георгиевич, не будет Морфея, – сказал Почтовый, шмыгая носом. – Что-то пронюхал.
– Пойдете со мной, – сказал Ванзаров, отгибая назад воротник пальто, которым прикрывался от ветра.
Почтовый насторожился.
– Это куда же прикажете?
– В больницу. Будем его опознавать.
– Нет уж, увольте! – плаксиво пробурчал Почтовый. – Вы его допросите и отпустите. А меня потом прирежут… Он страшный человек… Пожалейте, я ведь вам ничего дурного не сделал.
Спорить Ванзаров не собирался. Подхватил филера, потащил за собой. Почтовый стонал, молил о пощаде, но поддавался силе, которой мало кто мог противостоять. Хватка у чиновника сыска была стальная, как сама смерть.
Около ворот Почтовый вдруг резко повернулся и спрятал лицо за спину Ванзарова.
– Вон он! Вон стоит…
У дверей стоял господин среднего роста, с накинутым на плечи пальто. Он безмятежно курил папиросу, пуская дым в ночное небо.
– Это Морфей? – спросил Ванзаров, разглядывая доктора.
– Он это. Он… Точно… Умоляю, Родион Георгиевич… Отпустите…
Поведение Морфея было исключительно мирным, как будто, забыв о назначенной встрече, наслаждался вечерним покоем. Прежде чем отпустить филера, Ванзаров спросил, где тот обитает. Почтовый проживал на Тележной улице в доходном доме, обещался быть по первому зову. И еще просил не держать на него зла: надо же как-то на корку хлеба зарабатывать.
…Папироса доктора догорела. Он подул на тлевший огонек и бросил гильзу подальше в клумбу, сыревшую черной землей. Перед ним, откуда ни возьмись, появился господин и вежливо приподнял шляпу.
– Прошу простить, не подскажете, где могу видеть доктора Охчинского?
Незнакомца смерили оценивающим взглядом.
– Ординатора Охчинского.
– Простите, не знал, – сказал Ванзаров, вежливо склонив голову.
Морфей оказался доктором Охчинским. Редкая удача. В сыске – практически невероятная. Иногда может повезти, не все же время вращать тугие жернова логики. Ванзаров не стал ловить удачу за хвост, то есть крутить доктору руку и вести в сыскную, до которой было не так уж далеко. Сила нужна, когда для разговора не остается шанса.
– Что вам угодно? – спросил доктор, внимательно разглядывая лицо врага, чем демонстрировал отменное спокойствие и выдержку.
– Ванзаров, сыскная полиция. Требуется задать несколько вопросов.
Охчинский плотнее закрылся пальто.
– Раз необходимо, прошу в мой кабинет.
Он был так любезен, что открыл перед Ванзаровым дверь в больницу.
Кабинет доктора располагался на втором этаже. Поднимаясь за ним, Ванзаров подумал, что где-то здесь содержат двух женщин, которых нельзя допросить. Во всяком случае, к мадам Иртемьевой приближаться ему запрещено, а Муртазина еще не вышла из каталепсии. Во всяком случае, у пристава Вильчевского на этот счет известий не было.
Кабинет доктора оказался смотровой комнатой с больничной кушеткой и стеклянным шкафчиком с лекарствами. Стол был переделанной конторкой, у которой спилили кусок ножек, чтобы можно были писать сидя. Гостю были предложены вешалка для пальто и стул.
– Чем могу помочь сыскной полиции?
Охчинский говорил тихим, мягким голосом. Лицо его казалось уставшим и посеревшим, а сам он не походил на злодея, который жаждет свести счеты с чиновником сыска. Психиатры обманчивы.
– Я занимаюсь розыском по убийству господина Квицинского, сотрудника охранного отделения, – сразу начал Ванзаров с главного. – Три дня назад, вечером 28 октября, его утопили в Екатерининском канале. До этого Квицинский договорился с вами о сеансе гипноза над мадемуазель Крашевской, которую содержат в крепости. Сеанс провели вчера, на нем Крашевская сообщила, что в моей квартире спрятано нечто важное.
Доктор выслушал так, будто ему прочитали распоряжение градоначальника из газеты «Санкт-Петербургские ведомости», до которого никому нет дела.
– Это все, что желаете узнать?
– Почти, – ответил Ванзаров. – Мне крайне интересно, по какой причине наняли бывшего филера Почтового следить за мной и как это связано с происходящими событиями, о которых вам наверняка известно. Вы же ученик профессора Тихомирова?
– Понимаю ваш интерес, понимаю, – сказал Охчинский так печально, будто приговаривал себя к каторге. – Конечно, я все расскажу и отвечу на все вопросы… Это так странно, что я сам не до конца понимаю происходящие события… Поверьте мне, ничего не скрою… Только не будете возражать, если заодно перекусим чаем с бутербродами? День сегодня выдался тяжелый…
Кажется, доктор не собирался бежать через окно. Ванзаров не возражал. Охчинский позвонил в колокольчик. В кабинет заглянула пожилая сестра милосердия.
– Клавдия Митрофановна, не затруднит принести нам с господином Ванзаровым чаю с закуской? – попросил он.
Сестра обещала принести с кухни сию минуту, самовар уже готов. И действительно, вернулась с подносом так быстро, как не подают в хорошем трактире. Ванзаров взглянул на тарелку и проглотил голодную слюну. Бутерброды с колбасой, нарезанной щедрыми кусками, казались аппетитными, как в детстве, возбуждая желание впиться в них зубами. От чая пахло травяным сбором, что для больницы естественно. Доктор пригласил угощаться, сам взял чашку и бутерброд, откусил и принялся жевать, чавкая и сопя. Допрос с бутербродами был несколько необычен, но, учитывая место и подозреваемого, можно было считать нормальным. Ванзаров поддался искушению, отхлебнул ароматный настой и принялся за бутерброд.
– Признаться, давно ждал, что придете ко мне с расспросами, – проговорил Охчинский с набитым ртом. – История эта столь странная, что не знаю, как к ней и подступиться. Боюсь, не поверите, если начну рассказывать, как было на самом деле. Честное слово, не поверите, Родион Георгиевич…
– Начните, там видно будет. – Ванзаров бесстыдно наслаждался вкусом бутерброда.
– Конечно, конечно, теперь уже скрывать нечего, – отвечал доктор, отставляя чашку и стряхивая крошки с пальцев. – Так вы, значит, сыщик?
– Служу в сыскной полиции, – ответил Ванзаров, ощущая, как нега наполняет его тело и душу, отчего хочется закрыть глаза и предаться покою. Как он устал…
– Это хорошо… Расследуете убийство Квитнянского?
– Квицинского, – поправил Ванзаров.