Он не один такой умный. Тысячи физиков-теоретиков видели страницу. Сотни просмотрели, не задумываясь, как любопытный исторический артефакт. Десятки внимательно прочитали, но вряд ли заинтересовались. Да, но единицы — один, двое, трое, четверо? — поняли ход мысли Эверетта, идею новой области физической науки: статистической физики многомирия.
Тезье потянулся — он всегда так делал, прежде чем утром постучать в комнату жены. Привык с тех пор, как они с обоюдного согласия начали спать в разных комнатах. Постучал: два легких удара, третий — чуть сильнее. Если Жаклин спит (она часто спит днем), эти звуки ее не разбудят. Если хочет видеть мужа — ответит.
Вчера мы говорили о видах и характеристиках Ада, Жаклин вычитала у фантаста, фамилию которого Тезье не стал запоминать, что Ад — это наш мир, Земля, а там всех ожидает Рай, с первого взгляда похожий на то, что обычно называют Адом.
Он повернулся и вздрогнул.
У двери в кабинет стоял, прислонившись к косяку, мужчина лет пятидесяти, высокий, спортивный, с цепким, ничего не упускающим взглядом, знакомыми усиками и бородкой. Кто? Почему?
Шорох за спиной заставил Тезье обернуться. У двери в спальню Жаклин стояли двое — мужчина и женщина. Эти-то откуда?
Молодые. Красивые. Никого из них здесь быть не могло.
— Послушайте, профессор Тезье, — сказал молодой мужчина, а женщина кивнула, — вы очень не вовремя… катастрофически не вовремя!
— Что? — вскричал Тезье, обретя способность произносить слова, но не умея выразить словами охвативший его ужас. — Что? Как?
— Алан, — красивым гулким голосом произнес мужчина за спиной, и Тезье опять пришлось обернуться, на этот раз — с ощущением узнавания. Конечно. Он знал этого человека. Видел фотографии.
— Эверетт! — Звука собственного голоса Тезье не услышал.
— Алан, — продолжал Эверетт, не глядя на Тезье, будто тот был лишним. Наверно, хотел что-то сказать, а возможно, уже сказал, взглядом, без слов.
Нет, подумал Тезье. Они не разговаривают. Они — одно. Они…
Господи, подумал Тезье, это же…
Да, подсказали ему.
Мультивидуум.
Нет, подсказали ему, Я — более сложная суть.
Верно, подумал Тезье. Мультивидуум — это я. Человек. Я существую во всех альтерверсах, я — в суперпозиции с собой.
А они… Он? Она? Оно?
Метавидуум, вот что. Суперпозиция мультивидуумов.
— Профессор Тезье, вы сместили максимум распределения. На величину квантовой неопределенности. Мелочь, да? Но вам знаком эффект бабочки? Знаком, конечно. Вы использовали в расчетах две теоремы из теории катастроф, иначе не смогли бы так быстро решить задачу.
— Я…
— Вы только вычисляли. Чистое беспримесное удовольствие. Не подумав, что создаете противоречие, способное сместить максимум функции распределения.
Кто из них говорил? Никто. Они стояли и молча смотрели. Эверетт — прислонившись к дверному косяку. Алан смотрел с укоризной, женщина (ее зовут Ализой, подсказали ему) — со сдерживаемым гневом.
— Противоречие?
Это он спросил? Наверно.
— Я, — сказал Я, — передвинул максимум распределения, чтобы наша ветвь — назовем ее нулевой — оказалась в наиболее благоприятном равновесном состоянии. Вы, Тезье, вмешались в процесс релаксации, и все может полететь к чертям!
Тезье ощутил силу, о какой не подозревал. Уверенность, какую прежде не испытывал. Ясность мысли, раньше ему недоступную.
— Послушай, — сказал Тезье. Он обращался к Я, а не к каждому из троих, которые сами по себе ничего не значили. — Послушай, ты не прав. Наверняка, кроме меня, еще несколько — как минимум несколько — физиков сумели сделать те же вычисления, я даже могу назвать фамилии. Они тоже…
— В том и проблема. На самом деле бесконечное число физиков в разных альтерверсах разобрались в опубликованной странице рукописи и поспешили со своими вычислениями. К счастью, бесконечное число физиков не смогли довести вычисления до конца, поскольку плохо поняли идею. К счастью, бесконечное число других физиков в бесконечном числе других альтерверсов не смогли довести вычисления до конца, потому что не обладали нужным талантом и интуицией. Во всяком случае — пока не смогли. С ними нет проблем. Еще один набор бесконечного числа физиков в бесконечном числе альтерверсов провел вычисления неправильно — они тоже изменили максимум распределения, но — другой функции, в группе вселенных, где нет и не могло быть жизни. Но!
Тезье понял мысль Я на середине его долгой речи, продолжавшейся три с четвертью секунды. Поняв, потратил полторы секунды, чтобы обезопасить себя и (как он полагал, не имея к тому достаточных оснований) свой мир, свою классическую реальность, где родился, учился, женился, развелся (Что?!), женился вторично, работал в ЦЕРНе, открыл способ разделения волновых функций в суперпозиции, рассчитал времена релаксаций, получил Нобелевскую премию за 2030 год…
Всего этого не будет, если он…
И что? Будет другое. Другая память, множество памятей множества Тезье во множестве миров. Когда мультивидуум в равновесном состоянии, это не ощущается, но при смещении максимума распределения…
Он поступил в Сорбонну с первого раза в семнадцать лет…
Он не поступил в Сорбонну и отправился учиться в Германию, в университет земли Северный Рейн — Вестфалия…
Он поступил в Сорбонну со второй попытки, удивив на экзамене по физике профессора Ломбарда, доказав, что…
Он… Он…
Кружилась голова, Тезье слышал слова Я и отступал к двери в комнату, где могла (и не могла) находиться (спать, читать книгу, смотреть телевизор) Луиза (Анна-Мария? Жаклин? Терезия?)…
Если он успеет… Ему не нужно вычислять, он интуитивно (бесконечно большим множеством своих интуиций) представлял последствия своих поступков и поступков Я, он опережал Я на доли секунды, но зазор во времени уменьшался, и…
Ну же!
Тезье вспомнил вычисление, знак сложения заменил на противоположный, это заняло тринадцать сотых секунды наблюдательного времени исходной реальности — и оказался в начальном распределении, в коридоре, где не было дверей по обе стороны, где дверь в кухню была, как обычно, распахнута, а у плиты стояла женщина. Жаклин.
Я здесь быть не могло.
— Жаклин! — позвал Тезье, вложив в это слово всю любовь, которую испытывал с первого дня их знакомства и не растратил за двадцать три года, когда Жаклин была с ним, спала с ним, бывала с ним на профессорских вечеринках и в Стокгольме, где король Густав вручил ему диплом Нобелевского лауреата и прицепил на пиджак (немного уколов) медаль, а он стоял перед залом, опустошенный, и видел только Жаклин, невидимкой сидевшую в третьем ряду.
Женщина у плиты обернулась, и Тезье отшатнулся.
Лаура Шерман. Научная журналистка, звонившая в то утро, когда опубликовали страницу эвереттовского вычисления.
И девочка. Она незаметно появилась… откуда… из стены? Чушь. Из двери в квартиру? Чушь вдвойне.
Я оказался быстрее, чем Тезье мог предположить. Метавидуум, по определению, существо более мощного континуума, чем мультивидуум, и Тезье понимал бесполезность собственных усилий.
— Жаклин… — Он продолжал цепляться за смещенную и уже не существовавшую реальность.
— Нужно вернуть! — В мозгу Тезье одновременно прозвучали десять голосов Я — в унисон. И еще много, бесконечно много затихавших далеких голосов Я.
— Вернуть, — повторил Тезье, опустившись на стул, где обычно сидела Жаклин после того, как заканчивала готовить.
Стул сохранил ее тепло.
— Вернуть…
Разве Тезье не хотел того же? Он все отдал бы, чтобы вернуть Жаклин. Вернуть мир, где Жаклин сидела на этом стуле, читала перед сном Лиссера и Фейхтвангера, такие у нее были уникальные предпочтения. Вернуть счастье. Но своим вычислением он сместил максимум распределения на величину кванта действия. Думал, что от такой малости не изменится ничего. Невозможно что-то сделать с распределением в меньшем масштабе, чем квантовая неопределенность!
— Невозможно, — сказал Тезье, обращаясь к Лауре и ее дочери. Женщина и девочка молча смотрели на него. Лаура — спокойно, девочка — со страхом. — Я всего на величину неопределенности… И как обратно? Это ведь неопределенность! Если это еще раз сделать, смещение максимума произойдет в любую сторону, непредсказуемую!
Он никогда не вернет Жаклин. Не вернет свой мир. Всегда будет его помнить, но жить останется здесь.
— Возможно, — сказал Я голосом вошедшего в кухню Алана и повторил голосом вошедшего в кухню Эверетта-старшего, и голосом оставшейся в кабинете Ализы. Многочисленное эхо Я гулко прозвучало в голове Тезье, как гудок уходившего в бесконечность поезда. Затихло вдалеке.
— Как? — неожиданно тонким детским голосом воскликнул Тезье. Мама, подумал он, помоги, мне плохо, я не хочу больше играть с этой игрушкой, она съедает меня, мои мысли, мою душу, мою жизнь…
— Как? — повторил он, чуть успокоившись, потому что родной голос мамы, который он, оказывается, никогда не забывал, хотя и думал, что больше не помнит, медленно проговорил в глубине его памяти: «Ты можешь, сынок, ты все можешь, ты умный, умнее всех…»
Мама так считала. И говорила, когда у него что-то не получалось.
— Я жду.
— Но ведь нет решения!
— Есть.
Он знал, что решение существует. Первым его получил лет тридцать назад Макс Тегмарк, удивительно талантливый, но во многих отношениях безумный физик.
— Квантовое самоубийство, — подтвердил Я-Алан.
— Это невозможно! — вскричал Тезье, вложив в крик весь ужас перед небытием. Лучше любой мир, любая реальность, пусть в ней и нет Жаклин, пусть в ней не будет его Нобеля, пусть… Но будет она сама. Реальность. Жизнь.
По Тегмарку (Тезье с гипотезой в свое время согласился), умерев в одной реальности, продолжаешь жить в другой. Во множестве других. Да, но в этой тебя не будет. В этой — здесь и сейчас — я умру. Что я почувствую, оказавшись в другой реальности? Но я и сейчас в другой! Я помню все. Да? А то, что помню, соответствует ли тому, что происходило на самом деле? Может, сохранилась память третьей реальности? Да, но я жил и в третьей реальности, в четвертой, в две тысячи тридцать седьмой, в сто миллионов…
— Ваш выбор, Тезье? — произнесли девять голосов Я (голос Шеффилда, привыкшего убеждать несговорчивых клиентов, прозвучал приторно, как переслащенный чай, который Тезье любил в детстве, а голос Карпентера вызвал оторопь, потому что показался Тезье голосом Судьбы). — Ваш выбор — и быстрее! Смещение нужно остановить!
— Почему я? Есть и другие…
— Другие ошиблись в вычислениях.
— Вот оно как! Значит, только я…
Самолюбивая мысль. Только он. И что?
Тезье успокоился. Квантовое самоубийство. Ну, знаете ли…
— Вы же понимаете, — сказал он с некоторым пренебрежением к Я, — самоубийство по Тегмарку — квантовый процесс, он должен произойти за квантовое время, а это физически невозможно. Человек умирает, как минимум, несколько минут, это — классическое время. Тегмарк предложил мысленный эксперимент, который не имеет никакого отношения к реальности!
— Имеет, — голос Я-Алана. — Здесь и сейчас годится любой вид смерти мультивидуума, сместившего максимум распределения. Вы это вычислить не успели, да и не собирались, но суть не меняется.
— Я не хочу!
Тезье потянулся — он всегда так делал, прежде чем утром постучать в комнату жены. Привык с тех пор, как они с обоюдного согласия начали спать в разных комнатах. Постучал: два легких удара, третий — чуть сильнее. Если Жаклин спит (она часто спит днем), эти звуки ее не разбудят. Если хочет видеть мужа — ответит.
Вчера мы говорили о видах и характеристиках Ада, Жаклин вычитала у фантаста, фамилию которого Тезье не стал запоминать, что Ад — это наш мир, Земля, а там всех ожидает Рай, с первого взгляда похожий на то, что обычно называют Адом.
Он повернулся и вздрогнул.
У двери в кабинет стоял, прислонившись к косяку, мужчина лет пятидесяти, высокий, спортивный, с цепким, ничего не упускающим взглядом, знакомыми усиками и бородкой. Кто? Почему?
Шорох за спиной заставил Тезье обернуться. У двери в спальню Жаклин стояли двое — мужчина и женщина. Эти-то откуда?
Молодые. Красивые. Никого из них здесь быть не могло.
— Послушайте, профессор Тезье, — сказал молодой мужчина, а женщина кивнула, — вы очень не вовремя… катастрофически не вовремя!
— Что? — вскричал Тезье, обретя способность произносить слова, но не умея выразить словами охвативший его ужас. — Что? Как?
— Алан, — красивым гулким голосом произнес мужчина за спиной, и Тезье опять пришлось обернуться, на этот раз — с ощущением узнавания. Конечно. Он знал этого человека. Видел фотографии.
— Эверетт! — Звука собственного голоса Тезье не услышал.
— Алан, — продолжал Эверетт, не глядя на Тезье, будто тот был лишним. Наверно, хотел что-то сказать, а возможно, уже сказал, взглядом, без слов.
Нет, подумал Тезье. Они не разговаривают. Они — одно. Они…
Господи, подумал Тезье, это же…
Да, подсказали ему.
Мультивидуум.
Нет, подсказали ему, Я — более сложная суть.
Верно, подумал Тезье. Мультивидуум — это я. Человек. Я существую во всех альтерверсах, я — в суперпозиции с собой.
А они… Он? Она? Оно?
Метавидуум, вот что. Суперпозиция мультивидуумов.
— Профессор Тезье, вы сместили максимум распределения. На величину квантовой неопределенности. Мелочь, да? Но вам знаком эффект бабочки? Знаком, конечно. Вы использовали в расчетах две теоремы из теории катастроф, иначе не смогли бы так быстро решить задачу.
— Я…
— Вы только вычисляли. Чистое беспримесное удовольствие. Не подумав, что создаете противоречие, способное сместить максимум функции распределения.
Кто из них говорил? Никто. Они стояли и молча смотрели. Эверетт — прислонившись к дверному косяку. Алан смотрел с укоризной, женщина (ее зовут Ализой, подсказали ему) — со сдерживаемым гневом.
— Противоречие?
Это он спросил? Наверно.
— Я, — сказал Я, — передвинул максимум распределения, чтобы наша ветвь — назовем ее нулевой — оказалась в наиболее благоприятном равновесном состоянии. Вы, Тезье, вмешались в процесс релаксации, и все может полететь к чертям!
Тезье ощутил силу, о какой не подозревал. Уверенность, какую прежде не испытывал. Ясность мысли, раньше ему недоступную.
— Послушай, — сказал Тезье. Он обращался к Я, а не к каждому из троих, которые сами по себе ничего не значили. — Послушай, ты не прав. Наверняка, кроме меня, еще несколько — как минимум несколько — физиков сумели сделать те же вычисления, я даже могу назвать фамилии. Они тоже…
— В том и проблема. На самом деле бесконечное число физиков в разных альтерверсах разобрались в опубликованной странице рукописи и поспешили со своими вычислениями. К счастью, бесконечное число физиков не смогли довести вычисления до конца, поскольку плохо поняли идею. К счастью, бесконечное число других физиков в бесконечном числе других альтерверсов не смогли довести вычисления до конца, потому что не обладали нужным талантом и интуицией. Во всяком случае — пока не смогли. С ними нет проблем. Еще один набор бесконечного числа физиков в бесконечном числе альтерверсов провел вычисления неправильно — они тоже изменили максимум распределения, но — другой функции, в группе вселенных, где нет и не могло быть жизни. Но!
Тезье понял мысль Я на середине его долгой речи, продолжавшейся три с четвертью секунды. Поняв, потратил полторы секунды, чтобы обезопасить себя и (как он полагал, не имея к тому достаточных оснований) свой мир, свою классическую реальность, где родился, учился, женился, развелся (Что?!), женился вторично, работал в ЦЕРНе, открыл способ разделения волновых функций в суперпозиции, рассчитал времена релаксаций, получил Нобелевскую премию за 2030 год…
Всего этого не будет, если он…
И что? Будет другое. Другая память, множество памятей множества Тезье во множестве миров. Когда мультивидуум в равновесном состоянии, это не ощущается, но при смещении максимума распределения…
Он поступил в Сорбонну с первого раза в семнадцать лет…
Он не поступил в Сорбонну и отправился учиться в Германию, в университет земли Северный Рейн — Вестфалия…
Он поступил в Сорбонну со второй попытки, удивив на экзамене по физике профессора Ломбарда, доказав, что…
Он… Он…
Кружилась голова, Тезье слышал слова Я и отступал к двери в комнату, где могла (и не могла) находиться (спать, читать книгу, смотреть телевизор) Луиза (Анна-Мария? Жаклин? Терезия?)…
Если он успеет… Ему не нужно вычислять, он интуитивно (бесконечно большим множеством своих интуиций) представлял последствия своих поступков и поступков Я, он опережал Я на доли секунды, но зазор во времени уменьшался, и…
Ну же!
Тезье вспомнил вычисление, знак сложения заменил на противоположный, это заняло тринадцать сотых секунды наблюдательного времени исходной реальности — и оказался в начальном распределении, в коридоре, где не было дверей по обе стороны, где дверь в кухню была, как обычно, распахнута, а у плиты стояла женщина. Жаклин.
Я здесь быть не могло.
— Жаклин! — позвал Тезье, вложив в это слово всю любовь, которую испытывал с первого дня их знакомства и не растратил за двадцать три года, когда Жаклин была с ним, спала с ним, бывала с ним на профессорских вечеринках и в Стокгольме, где король Густав вручил ему диплом Нобелевского лауреата и прицепил на пиджак (немного уколов) медаль, а он стоял перед залом, опустошенный, и видел только Жаклин, невидимкой сидевшую в третьем ряду.
Женщина у плиты обернулась, и Тезье отшатнулся.
Лаура Шерман. Научная журналистка, звонившая в то утро, когда опубликовали страницу эвереттовского вычисления.
И девочка. Она незаметно появилась… откуда… из стены? Чушь. Из двери в квартиру? Чушь вдвойне.
Я оказался быстрее, чем Тезье мог предположить. Метавидуум, по определению, существо более мощного континуума, чем мультивидуум, и Тезье понимал бесполезность собственных усилий.
— Жаклин… — Он продолжал цепляться за смещенную и уже не существовавшую реальность.
— Нужно вернуть! — В мозгу Тезье одновременно прозвучали десять голосов Я — в унисон. И еще много, бесконечно много затихавших далеких голосов Я.
— Вернуть, — повторил Тезье, опустившись на стул, где обычно сидела Жаклин после того, как заканчивала готовить.
Стул сохранил ее тепло.
— Вернуть…
Разве Тезье не хотел того же? Он все отдал бы, чтобы вернуть Жаклин. Вернуть мир, где Жаклин сидела на этом стуле, читала перед сном Лиссера и Фейхтвангера, такие у нее были уникальные предпочтения. Вернуть счастье. Но своим вычислением он сместил максимум распределения на величину кванта действия. Думал, что от такой малости не изменится ничего. Невозможно что-то сделать с распределением в меньшем масштабе, чем квантовая неопределенность!
— Невозможно, — сказал Тезье, обращаясь к Лауре и ее дочери. Женщина и девочка молча смотрели на него. Лаура — спокойно, девочка — со страхом. — Я всего на величину неопределенности… И как обратно? Это ведь неопределенность! Если это еще раз сделать, смещение максимума произойдет в любую сторону, непредсказуемую!
Он никогда не вернет Жаклин. Не вернет свой мир. Всегда будет его помнить, но жить останется здесь.
— Возможно, — сказал Я голосом вошедшего в кухню Алана и повторил голосом вошедшего в кухню Эверетта-старшего, и голосом оставшейся в кабинете Ализы. Многочисленное эхо Я гулко прозвучало в голове Тезье, как гудок уходившего в бесконечность поезда. Затихло вдалеке.
— Как? — неожиданно тонким детским голосом воскликнул Тезье. Мама, подумал он, помоги, мне плохо, я не хочу больше играть с этой игрушкой, она съедает меня, мои мысли, мою душу, мою жизнь…
— Как? — повторил он, чуть успокоившись, потому что родной голос мамы, который он, оказывается, никогда не забывал, хотя и думал, что больше не помнит, медленно проговорил в глубине его памяти: «Ты можешь, сынок, ты все можешь, ты умный, умнее всех…»
Мама так считала. И говорила, когда у него что-то не получалось.
— Я жду.
— Но ведь нет решения!
— Есть.
Он знал, что решение существует. Первым его получил лет тридцать назад Макс Тегмарк, удивительно талантливый, но во многих отношениях безумный физик.
— Квантовое самоубийство, — подтвердил Я-Алан.
— Это невозможно! — вскричал Тезье, вложив в крик весь ужас перед небытием. Лучше любой мир, любая реальность, пусть в ней и нет Жаклин, пусть в ней не будет его Нобеля, пусть… Но будет она сама. Реальность. Жизнь.
По Тегмарку (Тезье с гипотезой в свое время согласился), умерев в одной реальности, продолжаешь жить в другой. Во множестве других. Да, но в этой тебя не будет. В этой — здесь и сейчас — я умру. Что я почувствую, оказавшись в другой реальности? Но я и сейчас в другой! Я помню все. Да? А то, что помню, соответствует ли тому, что происходило на самом деле? Может, сохранилась память третьей реальности? Да, но я жил и в третьей реальности, в четвертой, в две тысячи тридцать седьмой, в сто миллионов…
— Ваш выбор, Тезье? — произнесли девять голосов Я (голос Шеффилда, привыкшего убеждать несговорчивых клиентов, прозвучал приторно, как переслащенный чай, который Тезье любил в детстве, а голос Карпентера вызвал оторопь, потому что показался Тезье голосом Судьбы). — Ваш выбор — и быстрее! Смещение нужно остановить!
— Почему я? Есть и другие…
— Другие ошиблись в вычислениях.
— Вот оно как! Значит, только я…
Самолюбивая мысль. Только он. И что?
Тезье успокоился. Квантовое самоубийство. Ну, знаете ли…
— Вы же понимаете, — сказал он с некоторым пренебрежением к Я, — самоубийство по Тегмарку — квантовый процесс, он должен произойти за квантовое время, а это физически невозможно. Человек умирает, как минимум, несколько минут, это — классическое время. Тегмарк предложил мысленный эксперимент, который не имеет никакого отношения к реальности!
— Имеет, — голос Я-Алана. — Здесь и сейчас годится любой вид смерти мультивидуума, сместившего максимум распределения. Вы это вычислить не успели, да и не собирались, но суть не меняется.
— Я не хочу!