Кто сообщит? О ком? В какую игру играет с Витой доктор Шолто? Зачем? В Лауре закипало возмущение. Никто не придет, Вита будет нервничать, новый приступ неизбежен!

Дзинькнул телефон в нагрудном кармане доктора Шолто. Не доставая аппарат, она сказала:

— Готова слушать, говорите.

Голосовое включение, телефон Лауры тоже имел такую опцию, но Лаура ее отключила, когда однажды программа не сработала, и очень важный разговор, от которого зависело, будет ли она работать на новом для нее портале, так и не состоялся.

— Доктор, здесь молодой человек по имени Алан Бербидж. Утверждает, что ему назначено. Вы с ним поговорите?

Вита наклонилась вперед, взгляд ее стал умолящим. Губы что-то прошептали. Лаура давно научилась читать по губам, что говорила дочь, но сейчас Вита произносила слова, которые Лаура никогда от нее не слышала и понять не смогла. Название? Имя?

— Он назвал чье-то имя? — спросила доктор Шолто.

— Да. Лиз Эверетт. Но у нас нет такой пациентки.

Вита вскрикнула.

— Пропустите, — сказала доктор Шолто. — Отправьте с ним охрану. Джон свободен? Пусть сопровождает. В семьсот третью.

— Хорошо, доктор.

Может, нужно было поговорить с Бербиджем в коридоре, прежде чем пускать в палату? Почему доктор Шолто уверена, что ничего не случится, а она уверена, иначе не отдала бы распоряжения пропустить Бербиджа. Да, но в сопровождении охранника. Она опытный врач, хорошо знает Виту и ее болезнь, видела, что происходило во время последнего приступа.

Доктор Шолто успокаивающе похлопала Лауру по колену.

— Знаю, о чем вы думаете, — сказала она тихо. — Успокойтесь. Вы знакомы с Бербиджем? Вы о нем рассказывали.

— Да, — кивнула Лаура, следя, как Вита удобнее усаживается на кровати, прислоняет подушку к стене. Взгляд… Лаура давно не видела, чтобы дочь так смотрела. Внимательно-мечтательно-узнавающе.

В дверь постучали. Доктор Шолто посмотрела на дисплей, один из многих на контрольном пульте. За дверью стоял Джон Рестмар, опытный охранник, умевший выйти достойно из любого сложного положения. А где Бербидж?

— Войдите. Сначала Бербидж, следом — вы. И будьте внимательны.

Бербидж остановился на пороге, встретился взглядом с Витой и произнес коротко, будто выстрелил:

— Лиз!

Вита начала сползать с кровати на пол, протянув вперед руки. Лаура подхватила дочь за плечи, помогла встать, доктор Шолто пододвинула больничные тапочки.

— Лиз, ты в порядке?

— Вита, пожалуйста, успокойся!

— Лаура, не мешайте и ничего не говорите, хорошо?

— Папа! Я звала тебя, и ты пришел…

Четыре голоса заговорили одновременно и одновременно замолчали. Охранник заглянул в палату, убедился, что не происходит ничего, требовавшего его вмешательства, и остался в коридоре. Дверь он, однако, закрывать не стал.

— Я в порядке.

— Дочь, надень тапочки, пол холодный.

— Лаура, я просила вас не вмешиваться!

— Ты хорошо выглядишь, Лиз.

Алан остановился посреди комнаты и стал оглядываться, то ли не понимая, как здесь оказался, то ли оценивая ситуацию с едва ли ему самому известной целью. Вита шагнувшая навстречу, замерла, и Лаура, поддерживая дочь за плечи, почувствовала, как девочка вздрогнула, мышцы напряглись и расслабились, ноги подогнулись, и, если бы не доктор Шолто, подоспевшая на помощь, Лауре не удалось бы удержать Виту на ногах. Вдвоем они посадили девочку на кровать, подложили под спину подушку.

Пауза затягивалась. Вита, не отрывая взгляда, смотрела на Алана. Алан протер ладонями глаза, будто что-то мешало ему видеть — выступившие слезы, невидимые миру темные очки, собственные мысли?

— Простите, — сказал он наконец. — Простите меня, Лаура. Пожалуйста. Я… я не хотел.

— Вы… — Голос Лауры звучал глухо, она говорила сквозь зубы, слова будто выдавливались из тюбика и повисали в воздухе. — Назвали… Виту… Лиз… Почему… Вы… уже… называли… это… имя… тогда…

— Да. — Алан смотрел прямо в глаза Лауре, пытаясь сообщить ей взглядом все, что не мог выразить словами. Он вообразил, что у него это хорошо получается, но добился лишь того, что Лаура встала между ним и Витой.

— Да, — повторил Алан. Он не мог отодвинуть Лауру взглядом, он хотел видеть Виту и шагнул в сторону. Сделала движение и Лаура.

— Пожалуйста, Лаура, — умоляюще произнес Алан. — Этого все равно не избежать. Это не зависит от моего желания. Во мне сейчас две личности: я, которого ты знаешь, и Хью Эверетт Третий, которого знает Лиз, его… моя… дочь. Вторая суть Виты. Я… то есть Эверетт должен сказать дочери слова, которые не сказал при ее жизни. Я… я не был черствым человеком, как она думала…

— Папа, — сказала Вита из-за спины Лауры, — я все знаю. Я всегда знала. Я ушла, чтобы встретиться с тобой в другой вселенной.


Лаура обернулась, и это позволило Алану сделать шаг и встретить, наконец, взгляд дочери. Взгляды сцепились так, что Лаура, попытавшаяся опять встать между ними, ощутила жар в груди, слабость в коленках и, чтобы не упасть, опустилась на кровать рядом с доктором Шолто, внимательно наблюдавшей за происходившим.

— Ты мне поможешь? — спросил Алан.

— Да. Я всегда с тобой.

— Только это не другая вселенная, Лиз. Вселенная та же. Кажется, мне удалось решить задачу. Но я не предвидел, каким окажется решение. Это часто случается. Почти всегда. Решение получилось не таким, как я предполагал. И теперь нужно…

— Спасти мир, — сказала Вита, с обожанием глядя на Алана.

— Ну… — смутился тот. — Не так пафосно…

— Спасти мир, — упрямо повторила Вита. — Ты сможешь, папа. Ты сможешь. Ты всегда уходил работать, а я смотрела тебе вслед и ждала, когда ты обернешься. Ты не оборачивался никогда. А я ждала. Иди. Тебе нужно работать. Спасать мир.

— Ну… — Алана коробило это слово. Спасти? Женская эмоция. На самом деле…

Он еще не знал, что сможет сделать на самом деле.

— Ты мне поможешь? — повторил Алан.

— Да, папа.

Вита закрыла глаза, опустила голову на подушку и, казалось, заснула.

— Спасибо, — сказал Алан и вышел.

В палату заглянул охранник, вопросительно посмотрел на доктора Шолто.

— Проследите, — сказала она, — чтобы Бербидж покинул здание клиники. Силу не применяйте. Когда он уйдет, позвоните.

— Хорошо, мэм. — Рестмар исчез в коридоре, дверь закрылась с тихим щелчком.

— Что… — прошептала Лаура. — Что все это…

— Вы сами мне рассказывали об Эверетте, — с легким оттенком осуждения произнесла доктор Шолто. — И о Вите. И о книге Бирна.

— Лиз, — с недоумением сказала Лаура, — покончила с собой много лет назад.

— И после смерти Эверетта прошло полвека.

— Не понимаю.

— Пойдемте в соседнюю комнату, — сказала доктор Шолто. — Вита спит, датчики — посмотрите — показывают норму. Пойдемте, и я скажу, что об этом думаю..

— Вы…. Поняли?

— Немногое, как мне кажется. Но все-таки…

Доктор Шолто обняла Лауру за плечи и повела к двери. Голос охранника из телефона сказал:

— Доктор Бербидж покинул территорию клиники.

— Спасибо, Джон.





* * *


Алан постоял на перекрестке. Сознание постепенно возвращалось в обычный режим. Он все еще «слышал» не свои мысли, отличая их, потому что они тянули за собой чужие воспоминания. Самосознание не существует без памяти. Личность — это, конечно, характер, привычки, умения, но прежде всего, над всем — память. Потеряв память — теряешь себя. Это смерть. Приобретя чужую память, сталкиваешь собственную личность с пришельцем, и неизвестно, кто победит.

Мысль появлялась и обрывалась. Выглядывала и исчезала. Из-за этого внешний мир выглядел объемным фильмом, куда нерадивый (а может, талантливый?) оператор вставлял лишние кадры.

Хотелось закурить. Но прежде, чем Алан успевал достать пачку «Кента», желание скукоживалось, он не курил, не любил, когда курили при нем, вкус сигареты вызывал жжение на языке, хотелось сплюнуть, но кругом были люди.

Хотелось выпить. До одури. Войти в привычное состояние опьянения, когда мысли кристаллизовались, выпадали в видимый уму, логике, разуму осадок, с которым можно работать. Но едва он нащупывал в кармане куртки флягу с бурбоном (когда, кстати, успел ее купить и наполнить?), Алан испытывал приступ тошноты. Он не пил ничего крепче полусладкого вина, да и то по праздникам в хорошей дружеской компании.

Алан перешел улицу на зеленый свет. Остановился на противоположной стороне. Десять метров пешеходной «зебры» стали своеобразной стеной, выросшей между ним и тем, кого Алан ощущал в себе еще минуту назад. Освобождение оказалось не таким уж приятным — будто сдираешь омертвевшую кожу.

«Сейчас ты помнишь все, что нужно, — сказал Алан себе чужим, но знакомым голосом. — Лишнего тебе не надо».

— Лишнего мне не надо, — повторил Алан, не осознав в первую секунду, что говорит вслух. Женщина, проходившая мимо, с беспокойством на него оглянулась и ускорила шаг. Она показалась знакомой — походка, прическа, — но это уж точно была иллюзия. Когда происходит декогеренция[4], — вспомнил он то, чего никогда не знал, — реальности, бывшие в суперпозиции, разделяются, и явственно проявляют себя эффекты частичного взаимопроникновения. Да? Да. Математически ты это опишешь потом. Я это потом опишу, очень интересный эффект, но — частный, не нужно на нем зацикливаться.